Я всегда считалъ замѣчательнѣйшимъ совпаденіемъ обстоятельствъ, что Валентина въ первый же день своего пребыванія среди этого чуждаго народа открыла великую фамильную тайну -- ту тайну, которую лэди Мильдредъ думала, что она извѣстна только ей да ея повѣренному. Еслибы это открытіе было сдѣлано раньше, то великій актъ отреченія могъ бы совсѣмъ не воспослѣдовать; будь оно сдѣлано позже, оно совершено было бы совсѣмъ въ иномъ духѣ. Короче сказать, Валентина въ этотъ день установила свою, до тѣхъ поръ сомнительную, личность. Быть можетъ, такъ же полезно знать навѣрное, кто вы такой, какъ и то, что вы за человѣкъ. "Человѣкъ" отвлеченный, мужескаго или женскаго пола, не можетъ такъ сильно интересоваться собой или придавать особенное значеніе своимъ взглядамъ и мнѣніямъ, какъ тотъ "человѣкъ", которому извѣстна его генеалогія хотя бы лишь настолько, чтобы онъ сознавалъ свою связь съ человѣческимъ родомъ. Вся философія основана на чувствѣ семейственности, равно какъ и индивидуальности. Поэтому Валентина только послѣ этого дня, а никакъ не раньше, получила возможность построить систему философіи для своего собственнаго обихода, еслибы этого пожелала.
-- Я знала, что ты опять придешь ко мнѣ, Полли,-- сказала обрадованная старушка.-- Я знала, что ты придешь, когда миссъ Беатрисѣ надоѣстъ шалить и разыгрывать комедію. Я такъ рада тебя видѣть, Полли. Завари чай и напьемся. Ты, вѣдь, я думаю, умѣешь дѣлать чай. Вотъ выгода имѣть дочь, хотя Меленда никогда не была мнѣ такой дочерью, какъ бы мнѣ хотѣлось.
-- Я рада матушка, быть вамъ полезной,-- сказала Валентина, когда онѣ напились чаю.-- Что прикажете для васъ еще сдѣлать? Я убрала чашки и сняла скатерть со стола. У васъ чудесная герань на окнѣ, я обрѣжу сухіе листья. Или же, не хотите ли, я вамъ что-нибудь почитаю? Я увѣрена, что вамъ пріятно будетъ, если я буду вамъ иногда читать.
-- Нѣтъ, Полли,-- отвѣчала старушка, выпрямляясь съ достоинствомъ:-- пожалуйста, не надо чтенія. Я очень хорошо себя чувствую это лѣто; почти всѣ ревматизмы мои прошли, и я, кажется, ничего такого не совершила, что могло бы навести тебя на мысль о чтеніи. Если я почувствую, что нуждаюсь въ чтеніи, то пошлю за священникомъ, хотя многіе преставляются и такъ, безъ приготовленія. Имъ, вѣроятно, это простится. Нѣтъ, не надо чтенія, моя душа.
-- Я не имѣла въ виду божественное чтеніе,-- поспѣшила объяснить Валентина.-- Но, все равно, поговоримъ лучше, пока я займусь вашими цвѣтами. Разскажите мнѣ про насъ, когда мы были маленькими -- Клодъ, Меленда и я.
Она спросила это совсѣмъ невинно, нисколько не ожидая того, что воспослѣдуетъ.
-- Хорошо, Полли. Ты была толстушкой и вся въ кудряшкахъ, а личико у тебя было такое красивенькое, что на рѣдкость. Не мудрено, что милэди влюбилась въ тебя но первому взгляду. О, дитя мое, мнѣ тяжко, очень тяжко было разставаться съ тобой! Послѣ тебя домъ точно опустѣлъ, потому что Клодъ былъ тихій ребенокъ, а Меленда никогда не была мила и ласкова.
-- Неужели я была ласкова и мила? Ну, такъ я боюсь, что очень перемѣнилась. Какая жалость вырости и перемѣниться въ худшему!
-- И вся головка у тебя была въ кудряхъ.
-- Неужели? а теперь у меня волосы совсѣмъ прямые.
-- А на щекѣ у тебѣ была ямочка.
-- И ямочка тоже ушла, я боюсь. Ушла вмѣстѣ съ кудрями и ласковыми манерами. И куда это все дѣвается?
-- Ямочки никогда не проходятъ, Полли, но только не всегда ихъ видно. У тебя была ямочка на лѣвой щекѣ, и ее было видно, когда ты смѣялась. Да! а ты дѣвочкой постоянно смѣялась.
Тутъ, по неимовѣрной причинѣ, Валентина вздрогнула и покраснѣла.
-- И, кромѣ того, у тебя была маленькая темная родинка, родимое пятнышко, на рукѣ, немного повыше локтя. Ты одна изъ всѣхъ моихъ дѣтей имѣла пятнышко на тѣлѣ. Всѣ вы были прямы какъ тополь и съ чистой бѣлой кожей. И только у тебя одной маленькая родинка на рукѣ.
Валентина ничего не отвѣчала, но поблѣднѣла, какъ смерть, и почувствовала, что у нея кружится голова. Она должна была ухватиться за кресло, потому что стѣны закачались вокругъ нея и полъ тоже заходилъ ходуномъ. Это чрезвычайное явленіе, не замѣченное ни одной газетой, ни даже обитателями богадѣльни Лилли, было вызвано исключительно сочувствіемъ земного шара къ Валентинѣ, которой эти простыя слова старухи открыли тайну ея рожденія, наполнили ее страннымъ волненіемъ и нарушая спокойствіе души. Странно, что лэди Мильдредъ совсѣмъ упустила изъ виду эти мелкія отмѣтки и доказательства. Но матери, какъ и тигрицы, знаютъ всѣ пятнышки на тѣлѣ дѣтей, которыхъ нельзя измѣнить, также какъ и кожу эѳіопа.
-- Родинка у тебя на лѣвой рукѣ, милая Полли. Я хорошо ее помню.
Валентина не отвѣчала.
-- Гдѣ ты, душа моя?
И старуха протянула руки.-- Полли, ты здѣсь?
-- Я здѣсь, матушка,-- отвѣчала она измѣнившимся голосомъ.-- Но отъ жары или отъ чего другого у меня закружилась голова. Подождите минутку. Я сейчасъ вернусь.
Она вышла на дворъ, окружавшій коттеджъ. Послѣ столькихъ лѣтъ сомнѣнія она узнала истину. Ямочка на щекѣ, кудрявые волосы, не слушавшіеся ни щетки, ни гребня, и темная родинка на лѣвой рукѣ, не говоря уже про ласковость манеръ,-- подумала Валентина,-- все это принадлежало не ей, а Віолетѣ. Віолета, значитъ, была Полли, которую зовутъ Марла, а она была Беатриса, и лэди Мильдредъ была ея мать, а Меленда была ей сестрой только по общей праматери Евѣ.
Вотъ въ чемъ заключалось ея открытіе! Она вовсе не была дочерью народа. Мать ея не была бѣдная слѣпая старуха, сидѣвшая передъ ней, и, что всего важнѣе, Клодъ не былъ ея братомъ.