Викарнымъ священникомъ св. Агаты -- то была та самая церковь, гдѣ во время утренней службы не бывало ни души -- былъ достопочтенный Рандаль Смитъ.
Этотъ юный джентльменъ постепенно и въ силу естественнаго хода вещей сталъ большимъ пріятелемъ Валентины. Ихъ дружба, правда, была основана на томъ, что, по утвержденію доктора, лежитъ въ основаніи всякой дружбы -- на эгоизмѣ.
Сначала онъ самъ представился ей на улицѣ -- у нихъ не было другой нейтральной почвы для встрѣчъ -- остановившись передъ нею и приподнявъ шляпу.
-- Извините,-- произнесъ онъ.-- Извините: это вы, кажется, пѣли намедни въ Иви-Лэнъ?
-- Очень можетъ быть.
-- Я... Я также узналъ (этому такъ трудно было повѣрить), что вы -- сестра одной изъ тѣхъ дѣвушекъ.
-- Очень можетъ быть.
Это былъ маленькаго роста молодой человѣкъ, не болѣе пяти футовъ съ небольшимъ, съ бритымъ лицомъ, съ блѣдной и незначительной физіономіей. Что касается его вѣры, то онъ принадлежалъ къ небольшой и ограниченной сектѣ ритуалистовъ, и объ этомъ заявляла міру его широкополая шляпа и большіе отложные воротнички у рубашки; во всѣхъ другихъ отношеніяхъ викарный священникъ принадлежалъ къ такому сорту людей, которые никогда не переводились между нами, а въ послѣднее время умножились. Это не умнѣйшій сортъ, не ученѣйшій и способнѣйшій на строго-логическое разсужденіе. Но у этого сорта людей есть одно великое достоинство: они ясно сознали, что существуетъ образъ жизни, возможный для всякаго, кто изберетъ его, и что этотъ образъ жизни будетъ подражаніемъ, хотя бы и далекимъ, Искупителю людей. И дѣйствительно, никакой пустынникъ, никакой монахъ сѣраго, чернаго и бѣлаго ордена не слѣдовалъ примѣру Искупителя, какъ люди этого сорта. Двадцати-трехъ лѣтъ отъ роду, т.-е. такъ рано, какъ только позволяютъ обстоятельства, они безусловно и навѣки отрекаются отъ міра и его прелестей; они отрекаются отъ общества, культуры, образованія, искусства и всякаго рода удовольствій; они съ головой погружаются въ обширное житейское море, гдѣ волны бурны, а вода грязна. Короче сказать, они дѣлаются викарными священниками въ бѣдномъ приходѣ и рабами бѣднаго люда; у нихъ не бываетъ индивидуальной жизни, и они не преслѣдуютъ никакихъ личныхъ цѣлей.
-- Я... я слышалъ ваше пѣніе,-- повторилъ онъ,-- и оно мнѣ очень понравилось. Для необработаннаго голоса...
-- Вы находите?-- серьёзно проговорила Валентина.
Но въ глазахъ ея засвѣтился тотъ огонекъ, для котораго нѣтъ, къ сожалѣнію, болѣе красиваго слова, какъ "лукавый".
-- Но, простите, быть можетъ вы учились пѣть?..
-- Продолжайте, пожалуйста.
-- У меня есть институтъ для рабочихъ мальчиковъ. Я подумалъ, что... можетъ быть, вы согласитесь спѣть для нихъ.
0- Не знаю. Покажите мнѣ вашъ институтъ.
Онъ повелъ ее въ одну изъ улицъ, упирающихся концами въ два перекрестка, и остановился у углового дома.
-- Вотъ тутъ,-- сказалъ онъ.-- Мы здѣсь собираемъ по вечерамъ рабочихъ мальчиковъ, и учимъ, и развлекаемъ ихъ.
Дверь растворялась не въ сѣни или въ корридоръ, а прямо въ большую комнату неправильной формы, заставленную скамьями и однимъ или двумя узкими столами; на одномъ концѣ былъ большой каминъ, а на другомъ -- фортепіано на низкой эстрадѣ. На стѣнахъ виднѣлись полки, вмѣщавшія библіотеку мальчиковъ.
-- Наверху,-- пояснилъ юный клерджименъ, и глаза его блестѣли, когда онъ показывалъ свой любезный институтъ,-- класныя комнаты и рекреаціонная зала, гдѣ мальчики могутъ курить, если хотятъ. На дворѣ у насъ устроена гимнастика. А это наша гостиная и читальня, гдѣ мы иногда пробуемъ пѣть. Къ несчастію, меня не учили ни пѣть, ни играть. Я могу подпѣвать, конечно; что касается аккомпанимента, то я учусь подбирать простые аккорды. Можетъ быть, я могъ бы аккомпанировать и вамъ.
-- Попробуемъ,-- сказала Валентина.
Его познанія въ музыкѣ были ограничены, а аккорды несложны. Онъ признался, что каждое утро встаетъ въ шесть часовъ, для того, чтобы учиться играть на фортепіано, но до сихъ поръ успѣхи незначительны.
-- Что вы дѣлаете съ вашими мальчиками?-- спросила она.
Оказалось изъ его объясненій, что вечера его вполнѣ посвящены занятіямъ съ мальчиками, которыхъ онъ учитъ, просвѣщаетъ, забавляетъ. Когда онъ говорилъ о нихъ, лицо его прояснялось, и онъ забылъ про манерность рѣчи и обращенія. Это было то дѣло, которое онъ любилъ.
Валентина почувствовала, что стоитъ на порогѣ совсѣмъ новой жизни. Она продолжала разспрашивать его. У него была и другая работа, и пропасть ея, хотя и не такая интересная. Ему хотѣлось бы ничего другого не дѣлать, какъ заниматься съ мальчиками, въ умы которыхъ онъ заронялъ мысли, долженствовавшія привести ихъ туда, куда -- онъ и самъ не зналъ. Но, кромѣ того, онъ долженъ былъ служить каждый день въ церкви, навѣщать больныхъ, помогать бѣднымъ; -- трудиться приходилось не покладая рукъ, и круглую недѣлю безъ отдыха и срока.
-- Трудная ваша жизнь,-- сказала Валентина, удивляясь мужеству тѣхъ, кто рѣшается избрать такую жизнь.
-- Это мое дѣло,-- отвѣчалъ онъ, снова впадая въ неестественный и напыщенный тонъ.
Валентина подумала, что онъ -- одинъ изъ тѣхъ героевъ, которые выигрываютъ заглазно. Такихъ много, и когда они умрутъ, жизнеописанія ихъ, когда ихъ читаешь, кажутся прекрасными.
Она сѣла за фортепіано и, задумавшись объ этомъ человѣкѣ и его жизни, разсѣянно перебирала пальцами клавиши.
Наконецъ, она взглянула на него и сказала:
-- Я буду пѣть для вашихъ мальчиковъ, когда вамъ угодно.
-- Благодарю васъ.
-- Вы хорошо знаете всѣхъ своихъ прихожанъ? вы знаете рабочихъ женщинъ?
-- Я стараюсь узнать ихъ. Я обязанъ знать ихъ всѣхъ. Приходское духовенство опекаетъ ихъ души.
-- Думаете ли вы о нихъ когда-нибудь? Можете ли вы мнѣ сказать, что можно для нихъ сдѣлать?
-- Можно бы, еслибы онѣ ходили въ церковь и подчинились дисциплинѣ.
-- Я не говорю объ ихъ религіи, но о матеріальномъ благосостояніи. Нельзя ли достать для нихъ болѣе легкую и дороже оплачиваемую работу?
-- Не знаю. Въ обязанности приходского священника не входить вопросъ о работѣ.
-- Вы проводите цѣлые дни среди бѣдныхъ рабочихъ женщинъ, и никогда не думали объ этомъ вопросѣ? Не могли же вы не видѣть ихъ бѣдности!
-- Какая была бы польза думать объ этомъ? Я ничего не могу сдѣлать. Я думаю, что нищета всегда была и будетъ: "нищіе всегда будутъ съ вами"!
-- О!-- вскричала Валентина нетерпѣливо:-- никто не дѣлаетъ никакихъ попытокъ имъ помочь. Я спрашивала школьнаго учителя, и доктора, и ученаго и, наконецъ, священника,-- и никто изъ нихъ не могъ ничего мнѣ присовѣтовать. Неужели же никому въ мірѣ нѣтъ дѣла до бѣдныхъ рабочихъ женщинъ?
-- Церковь обо всѣхъ равно печется,-- отвѣчалъ онъ напыщенно и свысока.-- Она простилась съ нимъ и ушла. Значитъ, нельзя было ждать помощи отъ мужчинъ, даже отъ тѣхъ, которые постоянно вращаются въ народѣ и видятъ страданія женщинъ и ихъ терпѣніе?
Но тутъ оракулъ провѣщалъ ей отвѣтъ. Нѣтъ надобности непремѣнно отправляться въ Дельфы: голоса слышатся и въ другихъ мѣстахъ. Голосъ, просвѣтившій Валентину, принадлежалъ старушкѣ. Двѣ ихъ стояло на порогѣ дома; одна держала краюху хлѣба подъ фартукомъ, другая -- ключъ въ рукѣ. Обѣ были чистенькія и почтенныя на видъ старушки.
Когда Валентина проходила мимо нихъ, одна говорила другой:
-- Нѣтъ, милая, безполезно отъ нихъ чего-нибудь ждать; если вы хотите, чтобы дѣло было сдѣлано, то дѣлайте его сами.
Эти слова Валентина набожно приняла какъ оракулъ или голосъ свыше.
Проходя дальше по улицѣ, послѣ того, какъ услышала оракулъ, Валентина встрѣтила человѣка, котораго всего менѣе ожидала встрѣтить въ Говстонѣ.
-- Какъ? это вы, м-ръ Конейрсъ!
И дѣйствительно, то былъ самъ великій Конейрсъ, повидимому, сконфузившійся отъ этой встрѣчи.
-- Да, это я. Но какъ вы сюда попали, миссъ Валентина?
-- Я гощу у друзей.
-- Да, помню. Ваша сестра говорила мнѣ объ этомъ. Я думалъ, однако, что вы отправились въ Уайтчепелъ. Всѣ теперь ѣздятъ въ Уайтчепелъ. А я слоняюсь по Лондону, въ поискахъ за новой моделью для моей картины. Всѣ лица мнѣ пріѣлись; хочется найти необыкновенное.
-- Чтожъ? нашли?
-- Самъ еще не знаю.
Она оставила его и пошла своей дорогой.
"Она гоститъ у друзей", подумалъ м-ръ Конейрсъ, задумчиво глядя ей вслѣдъ. "Я радъ, что не повстрѣчался ей пять минутъ тому назадъ вмѣстѣ съ волоокой дѣвушкой. Это могло бы ее скандализировать. Она гоститъ у друзей... своихъ родственниковъ. Віолета говорила мнѣ объ этомъ и о томъ, что Клодъ ее опекаетъ. Возможно ли, чтобы лэди Мильдредъ отпустила родную дочь жить въ такомъ мѣстѣ, подъ опекой Клода? Лэди Мильдредъ можетъ быть либеральна въ своемъ родѣ, но должна же она дорожить репутаціей дочери. О! никакого сомнѣнія болѣе быть не можетъ!"
Довольная улыбка появилась у него на губахъ. Онъ думалъ о Беатрисѣ Эльдриджъ и о самомъ себѣ, и о блаженной жизни безъ труда и заботъ, посвященной однимъ наслажденіямъ. "На мой взглядъ,-- подумалъ онъ, Валентина красивѣе Віолеты,-- но когда у той мѣшокъ съ деньгами, то какое же можетъ быть сравненіе!"
Тѣмъ временемъ волоокая дѣвушка, которая была не кто иная, какъ Лиззи, медленно шла домой, раздумывая о томъ, что ей говорилось въ десятый разъ, такъ какъ человѣкъ этотъ никакъ не хотѣлъ отъ нея отстать. Соблазнъ промѣнять тяжкій трудъ на привольную жизнь сталъ почти непреодолимымъ. Чѣмъ болѣе она видѣла Валентину, тѣмъ сильнѣе ей хотѣлось жить какъ она. Недовольство, которое Самъ желалъ вселить во всѣхъ женщинъ, охватило ее, но произвело совсѣмъ не тотъ результатъ, какъ онъ думалъ. Лиззи не чувствовала желанія образовать стачку съ другими дѣвушками. Она желала, напротивъ того, убѣгать отъ нихъ и никогда ихъ болѣе не видѣть.
Вечеромъ Валентина пѣла мальчикамъ. Ихъ было около двадцати или тридцати вмѣстѣ съ Рандалемъ Смитомъ. Она сначала играла на фортепіано, а затѣмъ спѣла съ полдюжины пѣсенъ, и мальчики слушали съ восторгомъ и разинутымъ ртомъ.
Кончивъ пѣть, она обратилась къ нимъ съ небольшой рѣчью.
-- Мальчики!-- сказала она:-- скоро вы будете мужчинами, способными постоять за самихъ себя. Подумайте тогда о вашихъ сестрахъ, о дѣвушкахъ, которымъ некому помочь. Вы будете работать ограниченное число часовъ и получать хорошую плату; онѣ работаютъ весь день и получаютъ гроши. Ваше дѣло -- помочь имъ; я не знаю, какъ это сдѣлать, но вы сами должны найти къ тому способъ. Между ними будутъ и ваши невѣсты. Неужели вы допустите, чтобы любимыя вами дѣвушки были въ такомъ пренебреженіи и обидѣ? Подумайте о нихъ. Я буду иногда приходить и пѣть вамъ, если хотите. Но каждый разъ буду напоминать вамъ о вашихъ обязанностяхъ по отношенію къ своимъ сестрамъ -- рабочимъ дѣвушкамъ.