Послѣ двухдневнаго отдыха Лотти должна была бы, по всѣмъ правиламъ приличія, понравиться. Если она этого не сдѣлала, то только вслѣдствіе извѣстной всему свѣту неблагодарности бѣдняковъ. Сколько бы вы имъ ни помогали, они все не поправляются; больная старуха, которой вы привели доктора и дали лекарство, продолжаетъ низко и неблагодарно хворать, а слонявшійся безъ работы работникъ продолжаетъ не находить работы, и вы начинаете убѣждаться, что или вы должны взять ихъ себѣ на пенсію, или же уйти и оставить вашего паціента въ худшемъ положеніи, нежели вы его нашли.
Но не думаю, чтобы Лотти хотѣла быть неблагодарной; она бы предпочла, я увѣренъ, силу -- слабости и здоровье -- болѣзни; но она провела очень худо ночь съ воскресенья на понедѣльникъ, и когда, утромъ, Валентина заглянула въ комнату, она нашла дѣвушку въ очень нехорошемъ состояніи. Нѣсколькихъ вѣтокъ винограда, двухдневнаго отдыха и настоящаго, не-призрачнаго обѣда оказалось, какъ видите, недостаточно, чтобы поставить ее на ноги. Валентина вспомнила, что говорилъ старикъ нижняго этажа о дамахъ, воображающихъ, что онѣ все могутъ уладить нѣсколькими любезностями. Но даже корзины винограда изъ теплицы, по четыре шиллинга за фунтъ, недостаточно, чтобы исправить зло, причиненное восемью долгими годами лишеній и тяжкаго труда, Валентина съ такимъ же успѣхомъ могла бы постараться помощью коробки пудры вернуть молодость старухѣ нижняго этажа. Любезности имѣютъ свою цѣну, но не могутъ воскрешать изъ мертвыхъ.
Лотти лежала на спинѣ блѣдная и съ закрытыми глазами. Обѣ дѣвушки стояли у ея постели, испуганныя.
-- Ей очень плохо,-- сказала Лиззи.-- Она всю ночь не спала. И это не отъ голода, потому что вчера было воскресенье, и у насъ была говядина на обѣдъ. Поговорите съ ней, если хотите; она не спитъ.
-- Не говорите, Лотти. Мы перенесемъ васъ въ мою комнату. Тамъ спокойнѣе и постель мягче. Мы втроемъ перенесемъ васъ.
Меленда выразительно дернула плечомъ.
-- Меленда, неужели вы такъ горды, что не можете перенести, чтобы вашей пріятельницѣ оказали помощь?
-- Дѣлайте, что хотите!-- отвѣчала Меленда.
И она залилась слезами ревниваго бѣшенства и безсилія.
-- Я отъ васъ ничего не приму. О, Лотти!-- продолжала она, обнявъ пріятельницу:-- я ничего не могу для тебя сдѣлать, милая, а думала, что все могу. Я не могу помочь тебѣ тогда, когда ты всего болѣе нуждаешься въ помощи, и должна предоставить посторонней помогать тебѣ.
Валентина ничего не отвѣтила, и Меленда, переставъ плакать, утѣшилась тѣмъ, что стала распоряжаться, какъ перенести Лотти.
Та комната была несомнѣнно спокойнѣе и прохладнѣе, и постель не была такъ жестка. Послѣ того онѣ послали за докторомъ.
Пришелъ тотъ самый молодой человѣкъ, который разговаривалъ съ Валентиной въ воскресенье вечеромъ. Но сегодня онъ казался грубѣе по виду и по манерамъ.
-- Свалилась-таки!-- сказалъ онъ: -- ну, я давно это предвидѣлъ.
-- Что такое?
-- Она теперь не можетъ больше работать и должна лежать и не двигаться. Слышите ли, дѣвушки, и не говорите мнѣ, что этого нельзя. Ей нуженъ покой и хорошая пища.
-- Покой и хорошая пища!-- горько повторила Меленда.-- О, Боже! ужъ вы бы прямо говорили, что ей нужны устрицы, цыплята и портвейнъ?
-- Хорошая пища?-- повторила Лиззи и взглянула на Валентину.
-- Покой и хорошая пища,-- повторилъ и докторъ:-- и работать ей больше нельзя будетъ до скончанія ея дней; и этого ждать недолго,-- прибавилъ онъ, понижая голосъ.
-- Я доставлю ей и покой, и хорошую пищу,-- сказала Валентина.
Самая горькая обида для бѣднаго человѣка -- это когда ему дадутъ почувствовать, что онъ безсиленъ помочь страданію, которое однѣ деньги могутъ устранить.
Глаза Меленды засверкали, точно она собиралась разразиться какимъ-нибудь бѣшенымъ восклицаніемъ или поступкомъ; но она сдержала себя въ присутствіи доктора, хотя усиліе, очевидно, стоило ей большихъ трудовъ, такъ что слезы навернулись у нея на глазахъ.
-- Пойдемъ, Лиззи; надо работать,-- сказала она.
-- Теперь мы останемся съ тобой вдвоемъ,-- продолжала она:-- Лотти больше не вернется. Она будетъ кормить ее виноградомъ, и говядиной, и какао, такъ что той не захочется назадъ. Она уже подарила ей новое платье и чулки. Она хочетъ, чтобы Лотти насъ возненавидѣла. Можетъ быть, и ты скоро уйдешь отъ меня, Лиззи? Чтожъ, прекрасно! Я одна останусь. Если тебѣ хочется меня бросить, то бросай. Можетъ быть, она будетъ тебя постоянно кормить обѣдами и завтраками, если ты будешь такъ глупа, что примешь ихъ.
-- Не говори пустяковъ, Меленда. Лотти насъ не бросила. Почему ты не можешь быть вѣжлива съ сестрой? Почему она не должна помогать Лотти? Я очень рада, что она сюда пріѣхала. Слышишь?-- очень рада!
Въ другое время Меленда обуздала бы этотъ духъ неповиновенія, но сегодня она была слишкомъ разстроена, чтобы воевать, и смолчала.
Дни слѣдовали за днями, но Лотти не вставала съ постели. Иногда Меленда сидѣла около нея съ работой въ рукахъ, кроткая съ Лотти, но съ сердцемъ полнымъ ненависти въ Валентинѣ. Иногда Лиззи смѣняла ее. Но большею частью Валентина читала, пѣла ей, разговаривала съ ней и ухаживала за ней. Бываютъ женщины, одно присутствіе которыхъ успокоиваеть больного, отъ прикосновенія которыхъ затихаетъ боль, которыя родятся сидѣлками. Валентина была изъ ихъ числа.
-- Все еще не вытащили карманнаго евангелія на свѣтъ божій?-- спрашивалъ опять докторъ.
Онъ стоялъ у кровати и глядѣлъ на свою паціентку. Онъ снялъ шляпу -- церемонія, которой не придерживался вообще во время своихъ визитовъ,-- руки его были засунуты въ карманы, и онъ глядѣлъ такъ, какъ будто хотѣлъ выразить, что презираетъ пошлыя детали свѣтскаго обращенія.
-- Такъ карманное евангеліе еще не появилось на сценѣ?
-- Нѣтъ... Почему вы это спрашиваете?
-- Потому... потому, что лѣтомъ жарко, а здѣсь шумно, и вы исполняете дѣло больничной сидѣлки; а, судя по виду, казалось бы, вамъ слѣдовало обитать гдѣ-нибудь на морскомъ берегу или въ загородномъ домѣ, среди деревьевъ. Короче сказать: къ чему вы все это дѣлаете?
-- Зачѣмъ вы спрашиваете о мотивахъ? Вы сами говорили намедни, что существуетъ одинъ только мотивъ всѣхъ людскихъ поступковъ -- чистѣйшій эгоизмъ.
-- Это правда. Его называютъ религіей, патріотизмомъ, добротой, милосердіемъ -- какъ угодно. Но все это не что иное, какъ чувство самосохраненія.
-- И для бѣднаго человѣчества такъ-таки и невозможенъ безкорыстный поступокъ?
-- Бываютъ иллюзіи. Женщины дѣлаютъ чудеса для мужчинъ -- изъ любви, какъ онѣ это называютъ. Мужчины называютъ любовью, когда покорятъ женщину и обратятъ ее въ свою рабу. Почему женщинамъ нравится быть рабами -- этого я не знаю. Итакъ, все въ мірѣ -- иллюзія. Все, исключая того, что вы можете видѣть глазами, да и это часто тоже иллюзія. Когда жизнь пройдетъ, что такое прошлое, какъ не иллюзія? Мы родимся, живемъ и страдаемъ, и затѣмъ умираемъ, и насъ забываютъ. Такова исторія Иви-Лэнъ, гдѣ живетъ восемьсотъ душъ и бываетъ каждую недѣлю два рожденія и одни похороны. Но васъ я не понимаю. Если когда-нибудь сюда пріѣзжаетъ барыня, то она поглядитъ на насъ, и кажется разочарованной оттого, что мы все еще имѣемъ образъ и подобіе человѣческіе; затѣмъ подастъ два-три мѣдныхъ гроша и уѣзжаетъ съ сознаніемъ, что сумма нищеты значительно понизилась отъ ея посѣщенія. Она видѣла страданія, которыя причинили ей боль; она облегчила свою боль, и это доставило ей удовольствіе. Но вы... вы отдаете себя самое. Ну,-- перемѣнилъ онъ круто разговоръ: -- какого вы мнѣнія о рабочихъ дѣвушкахъ? Вы уже имѣли случай изучить трехъ. Такихъ, какъ онѣ -- тысячи.
-- Я могу думать только объ этихъ трехъ и о томъ, какъ помочь имъ.
Онъ отвѣтилъ на это, но не прямо. Взялъ руку Лотти и обнажилъ ее до локтя.
-- Видите: сильная кость и хорошей длины. Природа предназначала эту руку высокой, сильной женщинѣ. И плечи хорошаго размѣра также. Природа рѣшительно хотѣла сдѣлать изъ нея хорошій образчикъ женской силы. Поглядите на ея лобъ: онъ широкъ и низокъ -- умный лобъ; а ротъ -- видите, какъ тонки и, вмѣстѣ съ тѣмъ, рѣзки его очертанія; этотъ ротъ предназначался благородной женщинѣ, съ сильными иллюзіями насчетъ мужа и дѣтей. И, однако, мы видимъ, что этотъ великолѣпный экземпляръ загубленъ.
Бѣдная Лотти!
-- Мы постоянно губимъ и портимъ прекрасныя модели. Эта улица полна людскими развалинами. Вы видѣли двоихъ изъ нихъ въ нижнемъ этажѣ -- м-ра Лэна, писца и старуху. Что это значитъ?
-- Можете вы мнѣ сказать, что это значитъ?
-- Природа говоритъ человѣку: "изучи мои тайны, или я убью тебя; я никого не жалѣю, и убью тебя, если ты не проникнешь въ мои тайны". Хорошо: нѣкоторые изъ насъ, немногіе счастливцы, постоянно изучаютъ эти тайны и спасаютъ людей отъ когтей природы. Но человѣкъ сказалъ своему брату: "если ты недостаточно силенъ, чтобы обороняться отъ меня, то я сдѣлаю тебя своимъ рабомъ; ты будешь работать на меня на тѣхъ условіяхъ, какъ я захочу". Я не знаю, кто болѣе жестокъ: человѣкъ или природа. Вотъ вы видите...-- онъ дотронулся до щеки Лотти.
Дѣвушка не понимала ни одного слова изъ того, что онъ говорилъ; но онъ былъ докторъ, и еслибы онъ сталъ рѣзать ей руку, то она и не помыслила бы сопротивляться.
-- Вотъ передъ нами образчикъ того, что человѣкъ, не встрѣчая сопротивленія, сотворилъ по своей злой волѣ, утверждая, что повинуется законамъ политической экономіи. Онъ обратилъ эту дѣвушку въ машину, чтобы она работала больше, чѣмъ слѣдуетъ, за меньшую плату, чѣмъ слѣдуетъ, и питалась такъ, какъ женщинѣ недостаточно питаться. Природа на самый худой конецъ поступила бы съ ней не хуже, чѣмъ человѣкъ.
-- Что же намъ дѣлать?
Онъ сѣлъ и мрачно взглянулъ ей въ лицо.
-- Я не знаю. Еслибы я зналъ, и всѣ бы знали. Есть только два способа помочь рабочимъ женщинамъ, и одинъ изъ нихъ, по крайней мѣрѣ, невозможенъ: это -- чтобы женщины высшихъ классовъ образовали лигу покровительства своимъ рабочими сестрамъ.
-- Почему это невозможно?
-- Потому, что имъ нѣтъ дѣла до рабочихъ сестеръ. Вы интересуетесь ими только потому, что жили между ними и узнали, какъ онѣ страдаютъ. Но какое вообще дѣло барынямъ до рабочихъ дѣвушекъ? Сознайтесь,-- вѣдь никакого?
Валентина не хотѣла сознаться.
-- Ну, хорошо. Можетъ быть и другой способъ. Это -- самимъ рабочимъ помочь образовать лигу или братство труда -- мужчинамъ и женщинамъ вмѣстѣ -- и контролировать трудъ и заработную плату. Я не вижу, почему бы такая лига не могла образоваться. Если мужчины могутъ образовать лиги по отдѣльнымъ отраслямъ труда, то, казалось бы, они могли образовать одну общую лигу по всѣмъ отраслямъ труда.
-- Почему же они ея не образуютъ?
-- Потому, что масса, которую бы слѣдовало на это подвинуть, такъ колоссально велика, что потребовался бы не одинъ пророкъ, проповѣдующій одно и то-же евангеліе, но десять тысячъ пророковъ. Но любопытно мнѣ было бы видѣть, что бы изъ этого вышло?
-- Что бы вышло?
-- Да; намъ всегда слѣдуетъ принимать въ соображеніе людскую алчность и людской эгоивмъ. Какъ бы то ни было, такая лига, еслибы осуществилась, то...
Онъ сѣлъ, засунувъ руки въ карманы и глядя на Валентину, но какъ будто ея не видя.
-- Я часто думаю: что бы вышло изъ такой лиги? По всей вѣроятности, въ результатѣ явилась бы невообразимая тираннія. Все должно было бы служить общему благу. Хотя я думаю, что лига попыталась бы быть справедливой -- въ человѣкѣ есть природный инстинктъ, отвращающій его отъ несправедливости -- но такая лига была бы самымъ могущественнымъ орудіемъ, какое когда-либо существовало; она бы контролировала правительство и издала бы -- это несомнѣнно -- всякаго рода законы, ограничивающіе свободу. Я полагаю, что мужчинамъ не позволяли бы жениться раньше тридцати, а женщинамъ -- раньше двадцати-пяти лѣтъ. Что касается людей съ землей и капиталомъ, обществъ и компаній, владѣющихъ имуществомъ, то полагаю, что лига между ними не была бы популярна. Одну вещь такая лига сдѣлала бы непремѣнно и немедленно по своемъ образованіи.
-- Что такое?
-- Она бы настояла, чтобы эта дѣвушка и всѣ ей подобныя работали вполовину меньше и получали вдвое больше.
-- Ну, я не вижу разницы между вашей лигой и соціализмомъ Сама,-- сказала Валентина.
-- Я не имѣю удовольствія знать м-ра Сама, но между нами та разница, что моя лига должна образоваться самимъ народомъ для народа, а соціалисты хотятъ навязать свои задачи народу.
-- Почему бы и нѣтъ, если онѣ хороши?
-- Потому, молодая барышня, что вы не можете исправить народъ никакими задачами, указами или законами. Онъ долженъ самъ исправиться. Вы не имѣете понятія объ его упрямствѣ. Онъ не хочетъ ни чтобы имъ руководили, ни поправляли его, ни указывали ему, куда идти. Онъ хочетъ только идти по доброй волѣ. А по нѣкоторымъ путямъ и никогда не пойдетъ.
-- Я бы желала, чтобы братство или лига уже образовались,-- сказала Валентина.
-- Но ваши друзья и вы лишились бы, можетъ быть, своего имущества и денегъ!
-- Зато мы освободили бы Меленду.
-- Да, для нея было бы это очень хорошо, да не думаю, впрочемъ, чтобы было худо и для васъ. Что до меня касается, то у меня нѣтъ денегъ, и я заработываю ихъ столько, сколько какой-нибудь слесарь или механикъ, а потому тоже не могу ничего потерять.
Онъ всталъ и застегнулъ пальто.
-- Ну, Лотти, лежите смирно. Я иногда думаю,-- обратился онъ снова въ Валентинѣ,-- что, пожалуй, доживу до того, что увижу лигу труда.
-----
-- Меленда велѣла сказать, что пришелъ Самъ,-- сказала Лиззи, просовывая голову въ дверь:-- если вы хотите его видѣть, то идите скорѣй. Меленда злится, и они непремѣнно сцѣпятся.
Самъ Монументъ время отъ времени вспоминалъ, что у него есть сестра, и приходилъ навѣстить ее. Это случалось не часто; съ тѣхъ поръ, какъ онъ сдѣлалъ карьеру, онъ не очень гордился бѣдными родственниками. Тѣ немногіе изъ насъ, которые вышли въ люди, поймутъ Сама. Кромѣ того, ему стыдно было даже подумать о Мелендѣ, а ея нищета и лохмотья заставляли его кипѣть и волноваться сильнѣе Сциллы и Харибды, сильнѣе Мальстрома и Ніагарскаго водопада. Кромѣ того, существуетъ правило, котораго слѣдовало бы придерживаться каждому, навѣщая бѣдныхъ родственниковъ, а именно: навѣщать ихъ не иначе, какъ въ теплую, но пасмурную погоду. Когда тепло, люди бываютъ добрѣе, а когда пасмурно, то лохмотья и бѣдность не такъ бросаются въ глаза.
Самъ пришелъ въ Иви-Лэнъ великолѣпнымъ лѣтнимъ вечеромъ. и въ лучахъ заходящаго солнца все красивое и опрятное казалось еще прекраснѣе, а некрасивое и грязное выступало, еще рельефнѣе.
Когда Валентина отворила дверь, Самъ стоялъ спиной въ камину въ воинственной позѣ. Меленда сидѣла у стола, но не шила, и сверкающіе глаза ея показывали, что она только ждетъ минуты, чтобы завязать сраженіе.
-- Ого!-- проговорилъ Самъ съ какимъ-то ироническимъ присвистомъ, завидя входящую Валентину:-- вы здѣсь Клодъ говорилъ мнѣ объ этомъ. Надѣюсь, что вы довольны тѣмъ, что здѣсь нашли. Вамъ нравится здѣсь? Вамъ нравится, какъ живетъ ваша сестра? Хорошее мѣсто, не правда-ли? и работа прекрасная, здоровая, хорошо оплачиваемая, не правда-ли? Вашимъ богатымъ друзьямъ есть чѣмъ гордиться. Къ чему вы пріѣхали сюда?-- продолжалъ онъ.-- Зачѣмъ вы оставили вашихъ друзей и пріѣхали сюда? Здѣшній народъ -- вашъ врагъ: рабочій народъ -- естественный врагъ тунеядцевъ, я вамъ уже это говорилъ. Я вамъ говорилъ, когда видѣлъ васъ въ первый разъ, чтобы вы выбирали одно изъ двухъ. Если вы бросите своихъ богатыхъ друзей,-- скажите слово, и я найду вамъ работу.
-- Самъ,-- отвѣчала Валентина:-- вы человѣкъ, ученый и имѣли возможность изучить рабочій вопросъ въ вашемъ положеніи,-- въ вашемъ исключительномъ и высокомъ положеніи, Самъ,-- а потому, вмѣсто того, чтобы иронизировать, подайте намъ совѣтъ, что намъ дѣлать?
Онъ не сѣлъ, но взялъ стулъ изъ ея рукъ, поставилъ его передъ собой, положилъ руки на его спинку, такъ что устроилъ себѣ нѣчто въ родѣ каѳедры.
-- Ему нечего намъ сказать,-- вмѣшалась Меленда,-- кромѣ того, что это срамъ, и что мы должны составить стачку и забастовать.
-- Виновата вся система,-- началъ Самъ.-- Я готовъ подать вамъ хорошій совѣтъ, если только вы готовы его послушаться. Виновата во всемъ гнилая система конкурренціи. Вы должны отмѣнить ее. Что касается того, чтобы вамъ, дѣвушкамъ, составлять стачки и забастовки, то этого вамъ не сдѣлать. Я вамъ предлагалъ это когда-то, но теперь вижу, что женщины до этого не доросли. Для организаціи стачки требуется здравый смыслъ, а у васъ его нѣтъ, и нѣтъ необходимой для того храбрости.
-- Но мы не можемъ измѣнить систему,-- замѣтила Валентина:-- по крайней мѣрѣ, безъ большихъ хлопотъ и въ непродолжительномъ времени,-- поспѣшила она прибавить.-- А пока я бы желала, чтобы вы придумали что-нибудь для Меленды и Лиззи, въ ожиданіи, когда вы измѣните всю систему.
-- Кому нужна его помощь?-- спросила Меленда.-- Говорю вамъ, что онъ умѣетъ только говорить, что это -- стыдъ и срамъ. Вотъ и все, чего отъ него добьешься.
-- Я не могу помочь имъ,-- отвѣчалъ Самъ,-- и никто но можетъ. Повторяю вамъ, что виновата система.
-- Измѣнить систему мы не можемъ ни сегодня, ни завтра, а что дѣлать пока Мелендѣ и Лиззи?
-- Мы будемъ работать,-- отвѣтила Лиззи.
-- Что сдѣлаете вы пока для вашей сестры, Самъ?-- настаивала Валентина.
-- Меленда можетъ... она можетъ... жить со мной,-- договорилъ онъ съ геройской рѣшимостью.-- Если только обѣщается вести себя прилично,-- добавилъ онъ.
-- Ну, такъ какъ я не обѣщаюсь, то, значитъ, и не могу жить съ тобой,-- отрѣзала Меленда.-- Я ни съ кѣмъ не буду жить, не буду вести себя прилично и буду дѣлать то, что мнѣ угодно.
-- Прощайте, Самъ!-- холодно сказала Валентина.-- Я просила у васъ совѣта, а вы предлагаете новую систему. Идите своей дорогой и ораторствуйте противъ системы, а мы будемъ спасать ея жертвы.