Дѣвушки вышли изъ богадѣльни, повѣся носъ. Имъ удалось только огорчить старушку и пристыдить самихъ себя.
-- Послѣ матери мы должны повидаться съ сестрой,-- сказала Валентина, приходя въ себя.-- Пойдемъ къ ней сегодня!
-- Я думаю, лучше нѣтъ,-- отвѣчалъ Клодъ.-- Что касается меня, то всякое посѣщеніе Меленды дѣлаетъ меня глубоко несчастнымъ. Лучше отложить до другого дня.
-- Близко она отсюда живетъ, Клодъ?
-- Она живетъ въ двухъ миляхъ отсюда, въ мѣстѣ, называемомъ Гокстонъ. Мы отправимся въ ней въ понедѣльникъ. Не бойтесь.
-- Мы не боимся,-- отвѣчала Віолета, обманывая больше себя, нежели брата.-- Но мнѣ кажется, что мы не справимся съ положеніемъ. Какъ вы думаете: сестра Меленда приметъ насъ ласково?
-- Нѣтъ, не думаю,-- отвѣчалъ Клодъ рѣшительно.-- Сколько я ни видѣлъ Меленду, она всегда бываетъ въ ярости. Вы знаете, что она ужасно, позорно бѣдна.
-- Я думаю, Клодъ,-- сказала Валентина,-- что намъ лучше послѣдовать вашему совѣту и отправиться въ ней въ понедѣльникъ.
Въ Гокстонѣ, въ Иви-Лэнъ, Меленда жила въ домѣ, принадлежавшемъ владѣльцу на феодальныхъ правахъ, и работала цѣлый день. Всѣ дома въ Иви-Лэнъ, или почти всѣ -- потому что тамъ есть еще и трактиръ, и одна или двѣ лавки -- принадлежатъ владѣльцамъ на феодальныхъ правахъ. Это -- жалкія и грязныя лачужки. Двери и окна почернѣли отъ нечистоты. Старожилы не запомнятъ, когда ихъ красили въ послѣдній разъ; окна, съ мелкими переплетами, скупо пропускаютъ свѣтъ въ закоптѣлыя стекла; въ большинствѣ домовъ перила и нѣкоторыя ступеньки узкихъ лѣстницъ сломаны и употреблены на топливо. Штукатурка на потолкахъ давно треснула и обвалилась; улица грязна и не метена. Но дѣвушки, которыя не могутъ платить за квартиру дороже пяти шиллинговъ въ недѣлю, должны довольствоваться иногда худшимъ помѣщеніемъ, чѣмъ на Иви-Лэнъ.
Комната Меленды находилась въ нижнемъ этажѣ. Она была меблирована большой деревянной кроватью, предназначенной для трехъ, но на которой иногда спять въ-шестеромъ, двумя деревянными стульями и круглымъ столомъ; въ ней стоялъ также комодъ и открытый буфетъ, нижняя часть котораго служила ящикомъ для угля. На верхнихъ полкахъ стоялъ чайникъ и нѣсколько тарелокъ и чашекъ, а въ углу -- сковорода и соусникъ.
Два сѣрыхъ ватерпруфа и двѣ шляпы висѣли на гвоздяхъ, вбитыхъ въ дверь. Въ этомъ заключалось все убранство, и трудно было бы омеблировать съ большей простотой комнату, занимаемую тремя дѣвушками.
Въ комнатѣ находились три молодыхъ дѣвушки, и всѣ три за работой. Одна сидѣла на кровати, двѣ другія -- на стульяхъ, около стола. Дѣвушка, сидѣвшая на кровати, была худенькое, тщедушное существо, лѣтъ двадцати-трехъ или четырехъ, съ сутуловатыми плечами и узкой грудью; лицо у нея было блѣдное и измученное, а вокругъ рта обозначились глубокія складки; глаза лихорадочно блестѣли и казались больше, чѣмъ были въ дѣйствительности, отъ впалыхъ щекъ. Выраженіе ея лица было терпѣливое, какъ у всѣхъ тѣхъ, кто привыкъ страдать. Темные волосы ея были жидки, зачесаны назадъ и свернуты узломъ на затылкѣ. Она была одѣта къ старое, очень старое платье изъ сѣрой матеріи и башмаки ея были всѣ въ дырахъ, и подошвы, и носки, и верхъ. Но это было неважно, такъ какъ она никогда не выходила изъ дому. Она сидѣла на постели, потому что у нея болѣла спина и она не была ни такъ высока, ни такъ сильна, какъ другія дѣвушки, и должна бола лежать и отдыхать, когда у нея "схватывало въ спинѣ", а это иногда продолжалось по цѣлымъ днямъ и по цѣлымъ ночамъ.
Ее звали Лотти. Она жила здѣсь, хотя ея настоящее мѣсто было бы въ богадѣльнѣ или въ больницѣ,-- частію потому, что у нея не было другого угла, частію потому, что она была дружна съ Мелендой, и частію потому, что Меленда ни за что не отпустила бы ея отъ себя, пока могла работать день и ночь на себя и на нее.
Что касается Меленды, сестры Клода, она сидѣла за столомъ. Ей теперь было двадцать-три года и она была такая же рыжая, какъ и въ дѣтствѣ. Рыжіе волосы имѣютъ своего рода красоту, и я полагаю, что еслибы Меленда держала ихъ въ порядкѣ, то они были бы живописны. Но на что будутъ похожи краснорыжіе волосы, если съ ними обращаются такъ, какъ это въ модѣ у лондонскихъ простыхъ дѣвушекъ, то-есть коротко обрѣжутъ ихъ спереди и начешутъ на лобъ огромной копной, въ родѣ красной подушки, а остальное свернутъ пучкомъ назади? Такая мода можетъ служить текстомъ для проповѣдника и иллюстраціей тиранніи моды, нисколько не украшающей своихъ слѣпыхъ поклонницъ, но лишающей ихъ и той ничтожной красоты, какую могла дать имъ природа.
Воздушные, кудрявые, изящные завитки на лбу у нѣкоторыхъ барынь и барышенъ, безъ сомнѣнія, послужили прототипомъ безобразныхъ начесовъ лондонскихъ рабочихъ дѣвушекъ; но "бахрома" никогда не предназначалась къ тому, чтобы обезображивать лицо и дѣлать его грубымъ; "бахрома" не должна также быть копной, тѣмъ менѣе пригодна она для густыхъ рыжихъ волосъ, которые такъ же мало кудрявятся, какъ и коровій хвостъ. Еслибы Меленда послушалась разумнаго совѣта, то зачесала бы волосы назадъ и открыла бы широкій, четырехъ-угольный и очень бѣлый лобъ, на который всякій посмотрѣлъ бы съ уваженіемъ. И кромѣ того, ея глаза, яркіе и быстрые, какъ пара электрическихъ искръ, были бы виднѣе. Она совсѣмъ не была хороша собой, хотя, подобно многимъ рыжимъ дѣвушкамъ, у нея былъ очень хорошій цвѣтъ лица. Лицо у нея было четырехъ-угольное, носъ короткій и прямой; губы твердо очерчены, подбородокъ широкій. Росту она была ниже средняго, но плечи у нея были широки, а руки велики. Она казалась сильной дѣвушкой. Но она была худа: щеки у нея провалились, а фигурѣ недоставало той полноты, которую даетъ обильная пища. Сестра Полли вѣчно казалась голодной; она казалась также рѣшительной, упрямой и сердитой, когда ее погладятъ противъ шерстки. Послѣднее бывало очень часто, и она очень часто сердилась.
Третья дѣвушка, Лиззи, была такого типа, который нерѣдко попадается въ Лондонѣ и, такъ сказать, принадлежитъ столицѣ. Въ немъ много варіацій и онъ поражаетъ всякаго рода эксцентричностями. Но, говоря вообще, Лиззи принадлежала къ тому классу лондонскихъ дѣвушекъ, которыя состоятъ, такъ сказать, изъ однихъ глазъ. У нихъ, правда, есть и другія черты лица, но ихъ глаза поражаютъ: до того они велики, глубоки, полны всякаго рода мыслей, намѣреній и желаній. Ихъ ротъ тоже бываетъ достоинъ вниманія, потому что невеликъ и съ розовыми полуоткрытыми губками,-- точно душа дѣвушки ждетъ тѣхъ откровеній и умственныхъ даровъ, которыхъ такъ страстно жаждутъ ея глаза. Такую дѣвушку невозможно видѣть безъ того, чтобы не пожелать немедленно перенести ее въ такую сферу, гдѣ она будетъ постоянно въ соприкосновеніи съ возвышенными и благородными вещами.
У Лиззи тоже была бахрома на лбу, но такъ какъ ея волосы были темные, а не рыжіе, такъ какъ они кудрявились, а не были прямы, и такъ какъ у нея былъ нѣкоторый вкусъ и она не начесывала на лобъ густой и плотной подушки, а лишь спускала нѣсколько завитыхъ волосъ, то впечатлѣніе было не непріятное. Ростомъ она была высока, но тонка, и такъ же худа, какъ и Меленда, хотя не имѣла такого голоднаго вида.
Головка у нея была небольшая и черты лица довольно тонкія и изящныя. Мужчины, которые знаютъ больше толка въ этихъ вещахъ, нежели женщины, и умѣютъ различать красоту даже и тогда, когда она ходитъ съ продранными локтями, сказали бы, что въ этой дѣвушкѣ есть всѣ условія для красоты; недостаетъ только ухода.
Въ часъ пополудни онѣ уже работали въ продолженіе шести часовъ, такъ какъ начали съ семи.
Обыкновенно работа у нихъ шла молча, но сегодня Лиззи позволила себѣ небольшой взрывъ революціонныхъ чувствъ. Она была живо укрощена Мелендой, которая, въ заключеніе своей побѣды, высказала нѣсколько замѣчаній, закрѣпившихъ повиновеніе, но оставившихъ недовольство и тлѣющій подъ пепломъ огонь возмущенія.
Когда часы -- гдѣ-то по сосѣдству -- пробили часъ пополудни, Меленда нарушила молчаніе и повелительнымъ тономъ приказала:
-- Лотта, сію минуту ложись!
Лотти молча повиновалась. Она и то сидѣла черезъ-чуръ долго и теперь легла и закрыла глаза. Короткое дыханіе показывало, что она страдаетъ.
Другія дѣвушки бросили нетерпѣливо работу на столъ.
-- Часъ,-- сказала одна.-- Пора бы и обѣдать; что у насъ на обѣдъ?
Она насмѣшливо засмѣялась.
-- А завтра чѣмъ мы будемъ обѣдать?-- а послѣ-завтра?-- а послѣ-послѣ завтра?
-- Не ворчи, Лиза,-- сказала Меленда кротко.-- Не ворчи теперь. У Лотти спина хуже заболитъ отъ твоей воркотни. Дай ей уснуть.
-- Я не сплю,-- отвѣтила Лотти, открывъ глаза.-- Не стѣсняйся мной, Лиза.
Она протянула руку и схватила Лизу за кисть руки.
-- Терпѣніе, моя душа!
-- Терпѣніе,-- охъ ужъ это мнѣ терпѣніе!
-- Съ ней это приключилось послѣ концерта,-- замѣтила Меленда, глядя на подругу, какъ врачъ смотритъ на паціента.
-- Почему это съ концерта?-- спросила Лотти.
-- И къ чему это господа суются къ рабочимъ дѣвушкамъ!
Лиза дерзко засмѣялась.
-- Почему ему не говорить со мной?-- Говорить бѣды нѣтъ! Почему ему не сказать мнѣ правды? Тоже бѣды нѣтъ. Никто другой правды не скажетъ. Клерджименъ,-- говоритъ онъ,-- не скажетъ правды, потому что побоится, что мы бросимъ работать, а окружные инспектора -- отъ страха, что мы забастуемъ. А работа сушитъ,-- говоритъ онъ,-- и плата смѣшная. И это все правда.
-- Я уже тебѣ это говорила,-- замѣтила Меленда,-- да и Самъ тоже.
-- И есть много способовъ улучшить жизнь. Нѣкоторыя дѣвушки поступаютъ въ театръ, если онѣ хороши собой... А съ другихъ живописцы рисуютъ картины. Онъ говоритъ, что я довольно для этого хороша, и знаетъ такихъ господъ, которые охотно срисовали бы мои глаза.
-- Лиза, онъ тебя обманываетъ,-- сказала Меленда.-- Срисовали бы твои глаза! Какъ бы не такъ! Онъ тебя принимаетъ за дуру.
-- И онъ говоритъ, что глупо такъ жить, какъ я живу. Онъ говоритъ, что мы никогда не заработаемъ больше денегъ и некогда не достанемъ полегче работы. Подумай, Лотти: мы состаримся и умремъ, и никогда-то у насъ не будетъ хорошенькихъ платьевъ и никогда-то мы до-сыта не наѣдимся, и...
Тутъ она умолкла, потому что задохлась.
-- Этому когда-нибудь да будетъ конецъ,-- замѣтила Лотти.
-- О, конецъ!-- презрительно повторила Лиззи.
Въ семнадцать лѣтъ смерть и могила кажутся такими далекими!
-- Это не всегда такъ будетъ,-- сказала Меленда,-- потому что Самъ говоритъ, что скоро у насъ не будетъ больше богатыхъ людей. Мы все подѣлимъ между собой и послѣ того у насъ всегда будетъ всего вдоволь, потому что все будетъ наше, а господъ больше не будетъ.
-- Ты глупа, Меленда,-- замѣтила Лиззи,-- что вѣришь такимъ пустякамъ. И кромѣ того, еслибы даже это была и правда, что мы, дѣвушки, отъ того выиграли бы? Мужчины все бы забрали себѣ и пропили въ кабакѣ.
-- Это тебѣ твой господинъ такъ сказалъ?
-- Все равно, кто бы ни сказалъ.
-- Лиза,-- заговорила Лотти,-- ты опять съ нимъ видѣлась? О! обѣщай мнѣ, что не будешь больше разговаривать съ нимъ. О! вотъ что происходитъ отъ этихъ народныхъ концертовъ!
Но Лиззи покачала головой, схватила шляпу и убѣжала, а Лотти глубоко вздохнула и опять легла.
-- Что это за господинъ, Меленда?-- спросила она.-- Не позволяй ей разговаривать съ господами. Видѣла она его опять? Ты знаешь, какъ его зовутъ?
-- Не знаю. Мы были въ концертѣ. Тамъ была молодая барышня въ черномъ шелковомъ платьѣ и она пѣла; и другая была въ розовомъ шелковомъ платьѣ и тоже пѣла. И еще кто-то читалъ стихи; и господинъ какой-то игралъ на фортепіано, а другой -- на скрипкѣ. Я тебѣ все это уже разсказывала. Когда мы выходили, я потеряла Лизу въ толпѣ; а когда она вернулась домой, то вся дрожала и плакала, пока ты спала, и говорила, что лучше бы ей умереть и лежать въ могилѣ, и сказала мнѣ, что гуляла съ однимъ господиномъ и онъ говорилъ съ ней о работѣ и заработкахъ, и работа ей опротивѣла.
Лотти вздохнула, но ничего не отвѣчала.
Въ буфетѣ стоялъ холодный чай и была коврига хлѣба и какое-то желтое вещество, которое величали масломъ. Меленда отрѣзала два толстыхъ ломтя и налила чаю въ чашки.
-- Счастье, что у насъ былъ кусочекъ мяса въ воскресенье,-- сказала она.-- Кушай свой обѣдъ, милая Лотти.
-- Мнѣ теперь лучше,-- сказала Лотти, закусивъ.-- Если я полежу еще полчаса, то опять буду въ состояніи работать; куда ушла Лиза?
-- Лягъ и засни,-- приказала Меленда:-- что касается Лизы, то она, вѣрно, сейчасъ вернется. Она пошла прогуляться.
Лотти послушалась и закрыла глаза.
Меленда уже опять принялась за работу. Черезъ нѣсколько минутъ она увидѣла, что Лотти заснула. Ее можно было принять за мертвую, до того она была неподвижна и такими желтыми и прозрачными казались ея щеки. Меленда заботливо потянула одѣяло -- увы! оно было очень старо и оборвано, и нуждалось въ стиркѣ -- на руки и на грудь своей пріятельницы и покрыла ватерпруфомъ ей ноги.
Тѣмъ временемъ по Сенъ-Джонской улицѣ шли рядомъ какой-то господинъ и рабочая дѣвушка.
-- Вы подумайте о томъ, что я вамъ говорилъ,-- спросилъ онъ.-- Жестокое дѣло, когда такая хорошенькая дѣвушка, какъ вы, должна работать, какъ невольница. Хорошенькія дѣвушки совсѣмъ не должны работать. Онѣ должны быть разодѣты, какъ куколки, показываться на сценѣ, и всѣ будутъ имъ хлопать за ихъ красоту.
-- Я не могу оставить Лотти и Меленду,-- отвѣчала дѣвушка.
-- Приходите опять сегодня вечеромъ. Обѣщаете?
-- Не знаю. Постараюсь. Но это безполезно. Я не могу оставить Меленду и Лотти.
Черезъ полчаса или около того вернулась Лиззи, спокойная и укрощенная, съ румянцемъ на щекахъ и блескомъ въ глазахъ.
-- Я пообѣдала,-- отвѣчала она,-- когда Меленда указала ей на чайникъ.-- Я съѣла яйцо въ смятку и выпила чашку кофе. Меня угостила... одна подруга.
Меленда проницательно взглянула на нее, но ничего не сказала. Дѣвушки снова принялись за работу и уже все время молчали.
Послѣ четырехъ часовъ, въ узкомъ нижнемъ корридорѣ, дѣвушки услышали шаги и голоса, въ которыхъ не признали голоса своихъ сосѣдей. Одинъ изъ голосовъ сказалъ: -- Подождите внизу, Клодъ, мы лучше однѣ пойдемъ на верхъ.
И затѣмъ дверь отворилась и показались двѣ молодыхъ лэди. Такихъ красивыхъ и нарядныхъ дѣвушки рѣдко видали, и у Лиззи сердце упало при взглядѣ на ихъ платья и шляпки. Окружную инспектрису бѣдныхъ онѣ знали, потому что она иногда заглядывала къ нимъ и всякій разъ сражалась съ Мелендой. Но она далеко не бывала такъ хорошо одѣта. Также онѣ видали разъ или два какихъ-то лэди, приходившихъ въ ихъ улицу, любопытно заглядывавшихъ въ дома и получавшихъ рѣзкіе отвѣты на свои вопросы. Но онѣ не были красивы.
-- Не здѣсь ли живетъ дѣвушка по имени Меленда?-- спросила одна изъ нихъ.
Лотти проснулась и, вздрогнувъ, усѣлась на постели. Лиззи вытаращила глаза и уронила работу и наперстокъ, который подкатился подъ буфетъ, и потокъ пришлось потерять цѣлыхъ полчаса, разыскивая его. Меленда, подозрѣвая, что это посѣщеніе дѣлается въ интересахъ церковной службы, только взглянула и кивнула головой.
Тогда обѣ лэди подошли къ ней и, взявъ ее за руку, мягко сказали:
-- Меленда, мы -- ваша сестра Полли.
Увы! надо же было, чтобы изо всѣхъ дней Полли выбрала какъ разъ сегодняшній для своего возвращенія послѣ девятнадцатилѣтняго отсутствія.