"Докторъ влюбленъ въ васъ". Это свѣденіе сообщилъ Валентинѣ не кто иной, какъ старый, оборванный джентльменъ нижняго этажа. Такого рода извѣстіе всегда заставляетъ дѣвушку задуматься. Оно дѣлаетъ также интереснымъ въ ея глазахъ то лицо, о которомъ ей это сообщаютъ. Оно становится болѣе достойнымъ уваженія въ ея глазахъ, а сама она дѣлается осторожнѣе и наблюдательнѣе.
Валентина замѣтила, во-первыхъ, что докторъ навѣщалъ больную Лотти съ аккуратностью, доходившей до усердія, но это еще, само по себѣ, не составляло симптома. Но онъ оставался гораздо долѣе, чѣмъ было нужно, и во время визита пользовался всякимъ случаемъ, чтобы поговорить съ ней. Опять-таки и это, само по себѣ, не было симптомомъ, потому что Валентина была единственная молодая барышня, живущая въ околоткѣ доктора,-- въ сущности, единственная барышня, которую онъ встрѣчалъ въ жизни, и къ тому же привлекательная, такъ что мудренаго не было, что ему пріятно было съ ней разговаривать; симпатія еще не есть любовь. Но вотъ она замѣтила перемѣну въ его разговорѣ: онъ сталъ говорить о самомъ себѣ. А это уже, какъ всякій знаетъ -- важный симптомъ; онъ говорилъ ей о своемъ положеніи, о своихъ надеждахъ, о своей прошлой жизни и о своихъ мнѣніяхъ. Будучи заинтересованъ ею, онъ желалъ, какъ это естественно, заинтересовать и ее собою. Это ему удалось, такъ какъ онъ былъ интересный человѣкъ. Мало-по-малу онъ сталъ жаловаться на свою судьбу.
-- Помилуйте,-- возражала она:-- ваша жизнь -- самая прекрасная, самая безкорыстная въ свѣтѣ!
-- Неужели? Гм!-- съ насмѣшкой ухмыльнулся онъ.
-- Прекраснѣйшая и благороднѣйшая,-- настаивала она.-- Вы каждому другъ, вы всюду являетесь, принося съ собой здоровье и облегченіе.
-- Ну, да, руки мои заняты, день-деньской, приготовленіемъ пилюль и капель, такъ что, съ этой стороны, вы, пожалуй, и правы: дѣла у меня много. Еслибы я не бросилъ отцовскую лавку, то долженъ бы былъ стоять съ аршиномъ за прилавкомъ. Дѣлать пилюли или отмѣривать каленкоръ -- разница не особенно велика; но за каленкоръ платятъ деньги.
-- Деньги!-- Дѣвушка, у которой ихъ было такъ много, натурально питала къ нимъ величайшее презрѣніе.-- Деньги! На что такому человѣку, какъ вы, деньги? Что бы вы дѣлали съ ними? деньги не могутъ двигать впередъ науку.
-- Вы думаете, что безъ денегъ легче жить на свѣтѣ?
-- Вы можете быть полезны людямъ и безъ денегъ.
-- Ну, вотъ, опять вы объ этой пользѣ. Полезенъ другимъ! Я бы хотѣлъ быть полезнымъ и для самого себя. Я работаю вдвое больше чернорабочаго, а получаю -- сколько и онъ. И гдѣ же я живу для науки?
-- Ну, какъ же? Вы каждый день должны узнавать что-нибудь новое.
-- О! узнавать дѣйствіе лекарствъ и симптомы болѣзни! Да, конечно, это лучше, чѣмъ стоять за прилавкомъ, съ аршиномъ и ножницами въ рукахъ; но я самъ хотѣлъ бы двигать науку, не свои собственныя знанія, но науку вообще. Я честолюбивъ; но женщины этого не понимаютъ.
-- Нѣтъ, мы иногда это понимаемъ,-- смиренно отвѣчала она.
У молодого доктора было, дѣйствительно, мало причинъ быть довольнымъ жизнью. Практика его была обширнѣе, нежели что было удобно,-- и чѣмъ болѣе она расширялась, тѣмъ бѣднѣе становился онъ, что, по истинѣ, можно считать удивительнымъ результатомъ успѣха. Ему платили шиллингами и полукропами; онъ жилъ въ маленькомъ домикѣ со старухой-служанкой, которы ему плохо прислуживала. Онъ самъ дѣлалъ свои лекарства и рассылалъ ихъ съ мальчишкой, который служилъ ему помощникомъ. Онъ весь день ходилъ по улицамъ, а иногда и всю ночь; обѣдалъ и отдыхалъ гдѣ и какъ попало; ему некогда было читать, а жажда знанія была, дѣйствительно, въ немъ велика. Танталъ, полагаю, былъ молодымъ докторомъ въ бѣдномъ околоткѣ, страстно желавшимъ досуга, чтобы заниматься научными изслѣдованіями. У него не было никакого общества, и единственный его пріятель былъ викарій св. Агаты, мистеръ Рандаль Смитъ, да и съ тѣмъ онъ ссорился, каждый разъ, какъ встрѣчался.
-- Смитъ,-- сказалъ онъ, разъ вечеромъ, когда урвалъ минуту, чтобы выкурить трубку и выпить стаканъ пива (само собою разумѣется, что мистеръ Смитъ не курилъ, и носилъ голубую ленточку "общества трезвости" съ такою же гордостью, какъ еслибы то былъ орденъ "Подвязки"):-- Смитъ, размышляли ли вы когда-нибудь серьёзно о любви?
Блѣдное лицо мистера Рандаля Смита покраснѣло.
-- Мое дѣло,-- гордо произнесъ онъ,-- требуетъ безбрачія.
-- Пожалуйста, не забирайтесь на ходули безъ всякой нужды. Мое дѣло тоже требуетъ безбрачія, потому что моихъ доходовъ едва хватаетъ одному. Но я говорю совсѣмъ не объ этомъ. Почему это человѣкъ не можетъ прожить, не влюбившись? Почему ему непремѣнно надо увлечься женщиной? Она, по всей вѣроятности, ничего не знаетъ и нисколько не интересуется тѣмъ, что его интересуетъ; она, по всей вѣроятности, глупа, и онъ не можетъ быть такъ свободенъ, когда женится, какъ былъ холостымъ.
-- Быть можетъ,-- отвѣчалъ клерджименъ,-- что у нея есть такія качества, которыя его въ ней привлекаютъ.
-- Нельзя же влюбиться только въ хорошенькое личико, или, по крайней мѣрѣ, одинъ только дуракъ влюбляется за это, или же изъ-за тонкой таліи. Я -- анатомъ, и знаю, что значить тонкая талія. Это, можетъ быть, очень красиво, но слишкомъ тонко для того дѣла, для котораго талія предназначается природой, а потому постоянно портится. Не можете же вы влюбиться въ тонкую талію.
-- Нѣтъ,-- мистеръ Рандаль Смитъ немедленно сообразилъ свое преимущество:-- вы влюбляетесь въ душу.
-- Ахъ! это вашъ департаментъ! Я никогда не видалъ души въ анатомическомъ театрѣ и никогда не слыхалъ, чтобы кто ее видѣлъ. Все, что я знаю, это -- что не бываетъ болѣзней, произведенныхъ душою, такъ что она не можетъ составлять часть тѣла.
-- Она и не составляетъ,-- продолжалъ клерджименъ, пользуясь своимъ преимуществомъ:-- потому-то вы въ нее и влюбляетесь.
Докторъ, наконецъ, высказался: это случилось въ началѣ октября, за недѣлю до отъѣзда Валентины.
-- Вы черезъ недѣлю уѣзжаете?-- спросилъ онъ.
-- Да, на нѣкоторое время. Вы будете каждый день, безъ меня, навѣщать Лотти? Неправда ли?
-- Я сдѣлаю все, что могу, для нея и для васъ. Прежде, нежели вы уѣдете -- они сидѣли въ комнатѣ Валентины, но говорили совершенно свободно при Лотти, которая, повидимому, не обращала никакого вниманія на ихъ разговоры:-- прежде нежели вы уѣдете, я хочу, чтобы вы узнали,-- хотя изъ этого ничего не выйдетъ, но просто только, чтобы вы это знали,-- что здѣсь есть два человѣка, которые въ васъ влюблены.
-- О! зачѣмъ вы это мнѣ говорите?-- отвѣчала она, покраснѣвъ.
-- Быть можетъ, это не особенно лестно, потому что люди эти живутъ въ Гокстонѣ, но, тѣмъ не менѣе, это фактъ.
-- Оставьте, докторъ.
-- Нѣтъ, я долженъ досказать. Одинъ изъ нихъ -- Рандаль Смитъ. Онъ признался въ этомъ прошлой ночью. Онъ говоритъ, что давно уже влюбленъ въ васъ. Конечно, такъ какъ онъ не можетъ смотрѣть на вещи прямо, то увѣряетъ, что полюбилъ васъ изъ благодарности за вашу доброту къ его мальчикамъ, за то, что вы имъ пѣли, и тому подобные пустяки! Но онъ объ этомъ вамъ не скажетъ, потому что онъ обрекъ себя на безбрачіе, въ интересахъ своей церкви. Ха! ха! ха! и потому, что вы не подчиняетесь дисциплинѣ,-- такъ онъ называетъ исповѣдь, церковныя наказанія и тому подобное.!
-- Бѣдный мистеръ Смитъ! Я теперь буду о себѣ лучшаго мнѣнія, потому что еще не встрѣчала болѣе безкорыстнаго человѣка, чѣмъ онъ.
-- Что касается другого человѣка, то, полагаю, вы угадаете, кто онъ.
Она встрѣтилась съ нимъ глазами, безъ всякаго смущенія и краски въ лицѣ.
-- Вы говорите о самомъ себѣ?
-- Да. Я не понимаю, почему это случилось, но это такъ.
-- Вѣроятно, это -- результатъ общаго искаженія и нереальности жизни,-- объяснила Валентина.
-- Нѣтъ, это такъ же реально, какъ невралгія, и такъ же трудно излечимо. Я не знаю, кто вы, но я знаю, что вы. Смитъ не ждетъ отъ васъ никакого отвѣта. Но я желалъ бы знать, что вы мнѣ отвѣтите?
-- Только то, что женщина должна гордиться тѣмъ, что два такихъ человѣка симпатизируютъ ей. Сохраните ли вы мнѣ всегда вашу симпатію?
Она протянула ему руку, но онъ ея не взялъ.
-- Я говорилъ про любовь, а не про симпатію,-- мрачно отвѣчалъ онъ.-- Ну, чтожъ? вы сказали именно то, что я ожидалъ, что вы скажете; но только вы это выразили мягче, нежели я ожидалъ... или заслуживалъ. Хотя я знаю,-- когда мужчина влюбленъ въ женщину, то онъ не можетъ ей этого не сказать, еслибы она даже была принцесса королевскаго дома. Но -- довольно объ этомъ.
Онъ всталъ, подошелъ къ кровати и наклонился надъ Лотти.
-- Вы сегодня чувствуете себя получше? Хорошо спали? Отлично. Не говорите много. Позовите Меленду, и пусть она съ вами разговариваетъ, а сами не разговаривайте. Лежите смирно; скоро вамъ будетъ хорошо, совсѣмъ хорошо.
-- Валентина!-- прошептала Лотти, когда ушелъ докторъ:-- вы уѣзжаете черезъ нѣсколько дней? Я слышала то, что вы говорили.
-- Да, милочка, только на день или на два. Я скоро вернусь. Не бойтесь.
-- Докторъ любитъ васъ. Всѣ васъ любятъ, кромѣ Меленды. А мнѣ скоро будетъ совсѣмъ хорошо. О! я знаю теперь, что онъ этимъ хочетъ сказать! Я теперь понимаю все, гораздо лучше, чѣмъ когда вы пріѣхали. Ахъ, еслибы я еще разъ могла увидѣть Тилли, прежде чѣмъ мнѣ будетъ совсѣмъ хорошо.
-- Лотти, Лотти, мое бѣдное дитя!
-- Не плачьте, Валентина. Быть можетъ, Меленда смягчится... когда мнѣ будетъ совсѣмъ хорошо и я усну, потому что мы были съ ней такими друзьями. А вы были такъ добры ко мнѣ. Вы будете терпѣливы съ Мелендой, не правда ли?
Меленда, отнеся оконченную работу въ магазинъ, обыкновенно возвращалась оттуда съ деньгами и новой работой; если послѣдней было довольно и если ей везло счастье, то она приходила домой не позже двѣнадцати или часа пополудни. Но въ одинъ прекрасный день, въ концѣ сентября мѣсяца, она вернулась только въ семь часовъ вечера, и пришла въ комнату Валентины съ пустыми руками.
-- Они муштровали меня,-- сказала она, съ трудомъ переводя духъ.-- Они весь день муштровали меня.
-- О, Меленда!-- прошептала Лотти.
Сегодня Лотти чувствовала себя дурно и могла говорить только шопотомъ.
-- О, Меленда!
-- Еще хорошо, что кончили. Не говори этого Лиззи, потому что все это изъ-за нея. Она стала ужасно небрежна въ послѣднее время.
-- Что значить муштровать?-- спросила Валентина Меленду: -- вы страшно блѣдны.
Меленда была мужественная дѣвушка и сильная, но дневной трудъ, каковъ бы онъ ни былъ, очевидно, измучилъ ее. Она тяжело опустилась на стулъ и кинула свою шляпу на полъ. Щеки ея были блѣдны, но глаза красны и сердиты.
-- Я устала, вотъ и все. И вы бы устали на моемъ мѣстѣ. И притомъ, я проголодалась... Нѣтъ, я ничего не возьму изъ вашего буфета. Въ моей комнатѣ есть холодный чай и хлѣбъ съ масломъ.
Валентина принесла ей чай и хлѣбъ съ масломъ. Впервые Меленда принимала отъ нея услугу. Но, принимая пищу изъ рукъ Валентины, она сохраняла свою независимость тѣмъ, что это были ея собственные хлѣбъ и масло.
-- Что такое муштровать?-- опять спросила Валентина.
-- Въ послѣдній разъ, какъ они ее муштровали,-- прошептала Лотти,-- она тотчасъ лишилась чувствъ, какъ пришла домой, и мы съ трудомъ привели ее въ себя. Пожалуйста, милая Меленда, не падай въ обморокъ!
-- Не упаду; мнѣ теперь лучше. Не говорите только Лиззи, что это изъ-за ея работы.
-- Но что значитъ муштровать?-- спросила Валентина въ третій разъ.
-- Я пошла туда,-- продолжала Меленда, съ жадностью жуя хлѣбъ съ масломъ,-- въ половинѣ десятаго утра. Я думала, что приду во-время. И пришла... Приказчикъ, сегодня, былъ тотъ жирный, съ усами... взялъ мою работу и понесъ. Потомъ зоветъ меня и говоритъ: "станьте тутъ,-- говоритъ:-- они сейчасъ вышлютъ вамъ деньги за работу". А самъ ухмыляется, и другія дѣвушки, которыя стояли въ магазинѣ, ожидая очереди, переглянулись между собой и шепчутъ мнѣ: "Ахъ, вы, бѣдняжка! онъ будетъ муштровать васъ". Конечно, я это и сама знала, и такъ оно и было.
-- О!..
-- Муштровали васъ?-- спросила Валентина въ четвертый разъ.
-- Теперь мнѣ лучше,-- продолжала Меленда, оканчивая свой хлѣбъ съ масломъ:-- но когда я возвращалась домой, Лоти, я думала, что упаду!
-- Но что же они съ вами дѣлаютъ?
-- Они ничего не дѣлаютъ. Они только велитъ вамъ стоить и ждать, и держать такъ безъ конца. Если вы уйдете, то они вамъ говоритъ, когда вы вернетесь назадъ, что работа была, но отдана другой дѣвушкѣ. Вы должны дожидаться, и денегъ, и новой работы, столько, сколько имъ вздумается. Иногда они муштруютъ женщину въ продолженіе пяти или шести дней, а у нея дома ребятишки кричать съ голода. Да какое имъ до этого дѣло!
-- О! но это невозможно! неужели они продержали васъ стоя весь день? Вы простояли весь день на ногахъ? И безъ пищи?
-- А вы какъ бы думали?-- сказала Меленда.-- Конечно, и не обѣдала, и чая не пила.
-- Меленда,-- сказала Валентина:-- кто-нибудь долженъ былъ бы за васъ заступиться. О! вѣдь это стыдъ, вѣдь это ужасъ, что такое!
-- Не хочу, чтобы кто-нибудь за меня вступался!-- яростно закричала Меленда:-- говорю вамъ, что не хочу и не хочу! Я всегда была независима и всегда буду.
Этой фразой утѣшала она себя, и хотя это была только фраза, но она производила свое дѣйствіе.
-- Независима!.. О, Меленда, какая же это независимость!
На другое утро, Меленда опять пошла за деньгами и за работой. Опять приказчикъ приказалъ ей стоять и ждать. Ее промуштровали и второй день -- наказаніе, показывающее, какъ велика была ея вина.
Меленда повиновалась съ гнѣвнымъ румянцемъ на щекахъ.
Нѣкоторыя изъ женщинъ, стоящихъ въ магазинѣ, шептали ей, что это безсовѣстно и безбожно. Это все, что могли сдѣлать женщины. "Это безсовѣстно и безбожно",-- шептали онѣ такъ тихо, чтобы конторщики не слыхали. Вся исторія женщины заключается и выражается въ этихъ четырехъ краткихъ словахъ: "это безсовѣстно и безбожно".
На третій день, она опять пошла, и ей опять было приказано стоять и ждать. Она повиновалась и покорно приготовилась къ трехъ-дневной пыткѣ.
Быть можетъ, даже и на этомъ дѣло не докончилось бы, еслибы въ дѣло не вмѣшалось постороннее лицо. Валентина была такимъ лицомъ. Когда она увидѣла, что Меленда и на третій день не вернулась въ полдень, она объявила, что долѣе этого терпѣть нельзя.
Было около часа по-полудни. Меленда стояла одинокая, въ углу комнаты, поодаль отъ народа, входившаго и выходившаго изъ магазина. Теперь она уже ничего не ждала, кромѣ того, чтобы поскорѣе наступило семь часовъ. Ждать ей приходилось еще шесть часовъ, и она потихоньку переминалась съ ноги на ногу, чтобы облегчить боль, испытываемую ею въ ногахъ. Когда она увидѣла входившую Валентину, то перемѣнилась въ лицѣ, и ей стало стыдно. "Въ самомъ дѣлѣ,-- подумала она,-- какъ я независима! есть чѣмъ гордиться!" Валентина оглядѣлась кругомъ, и увидѣла Меленду въ углу и затѣмъ обратилась къ человѣку за прилавкомъ. То былъ какъ разъ тотъ самый жирный приказчикъ, о которомъ говорила Меленда.
-- Скажите, пожалуйста,-- спросила Валентина:-- это по вашему приказу здѣсь пытаютъ дѣвушекъ?
-- Я не понимаю, что вы хотите сказать,-- отвѣчалъ онъ.
-- Это по вашему приказу муштруютъ дѣвушекъ, какъ вы это называете.
-- Нѣтъ, не по моему. Приказы приходятъ сверху.
-- Укажите мнѣ, пожалуйста, гдѣ я могу найти главнаго представителя этой фирмы?
-- О, полноте!-- засмѣялся клеркъ.-- Что вы это выдумай? Неужели вы воображаете, что онъ станетъ безпокоиться изъ-за какой-то работницы?
-- Проведите меня, пожалуйста, къ нему.
-- Ну, нѣтъ, извините. Это будетъ стоить дороже, чѣмъ мое мѣсто.
-- Ну, такъ скажите мнѣ его имя.
-- О! это съ удовольствіемъ. Вы можете прочитать его имя на мѣдной доскѣ, прибитой на двери.
Онъ смутно видѣлъ сквозь туманъ обыденной рутины, отъ которой можетъ поглупѣть и болѣе умный человѣкъ, что съ нимъ разговариваетъ не простая дѣвушка, а дѣвица, и что дѣло, пожалуй, не обойдется безъ исторіи.
Исторія и поднялась, только не очень большая, потому что, въ самомъ дѣлѣ, нельзя же ожидать, чтобы старшій представитель такой крупной фирмы особенно обезпокоился изъ-за какой то ничтожной работницы. Черезъ десять минутъ Валентина появилась въ сопровожденіи престарѣлаго джентльмена добродушнаго вида.
-- Поглядите сами,-- сказала она съ негодованіемъ:-- вы не можете отклонять отвѣтственности за отвратительныя жестокости, совершаемыя отъ вашего имени.
-- Жестокости! что вы говорите, моя дорогая лэди? Жестокости -- въ моемъ домѣ? Это нелѣпо! посмотримъ, что за жестокости такія.
Объ вэгдянулъ на ея карточку: "Миссъ Валентина Эльдриджъ".
-- Я дочь лэди Мильдредъ Эльдриджъ,-- сказала она, инстинктивно затрогивая слабую струну.-- А теперь, сэръ, сдѣлайте одолженіе, скажите, съ вашего ли согласія или по вашему приказу заставляютъ вотъ эту дѣвушку стоять здѣсь цѣлыхъ три дня сряду, съ половины десятаго утра до семи часовъ вечера -- приблизительно около десяти часовъ въ сутки -- не позволяя ей ни уйти, ни сѣсть въ продолженіе этого времени? Стоять весь день не ѣвши, съ девяти часовъ до семи! Что бы вы сказали, если бы такъ поступили съ вашей родной дочерью?
-- Но, въ самомъ дѣлѣ, это нѣсколько...
-- Цѣлыхъ три дня!..-- Валентина была въ такомъ негодованіи, что наговорила болѣе, чѣмъ слѣдуетъ.-- Понимаете ли вы, что значить стоять десять часовъ сряду на мѣстѣ? Понимаете ли вы, каково пробыть не ѣвши цѣлый день? Извѣстно ли вамъ, что все это время ей не выдавали заработанныхъ денегъ? Вы, полагаю, имѣете право давать ей нищенскую плату и надрывать ее тяжкимъ трудомъ, но имѣете ли вы право пытать ее?
-- Одну минуту, миссъ Эльдриджъ,
Онъ позвалъ приказчика и вышелъ съ нимъ изъ магазина.
-- Мнѣ говорятъ,-- сказалъ онъ, возвращаясь,-- что этой дѣвушкѣ вовсе не приказывали стоять, а только подождать; что никто ей не мѣшалъ сѣсть или идти домой обѣдать, еслибы она захотѣла; работы же не выдавали ей три дня въ видѣ слабаго, очень слабаго наказанія за преступную небрежность. Надѣюсь, что при такихъ обстоятельствахъ вы возьмете назадъ ваши рѣзкія выраженія.
Онъ говорилъ съ большимъ достоинствомъ, но щеки его были красны.
-- Не возьму. Все это -- пустыя отговорки! Неправда, что дѣвушка могла сѣсть или уйти; ее намѣренно пытали. У васъ въ обычаѣ пытать бѣдныхъ, беззащитныхъ женщинъ, которыя на васъ работаютъ.
-- Во всякомъ случаѣ, этого больше не случится съ этой дѣвушкой. Мы выдадимъ ей заработанныя ею деньги, и пусть она идетъ на всѣ четыре стороны. Мы вычеркнемъ ея имя изъ нашихъ списковъ. Такъ какъ дисциплину называютъ жестокостью, а доброту пыткой, то лучше будетъ, если вы, миссъ Эльдриджъ, помѣстите вашу протеже куда-нибудь на другое мѣсто. Я, къ сожалѣнію, больше не могу быть ей полезенъ.
Трудно себѣ представить, какъ величественно онъ высказалъ все это; затѣмъ снялъ шляпу и ушелъ. Его уже и слѣдъ простылъ, когда Валентина нашла ему отвѣтъ, но далеко не такой величественный.
-- Ну, вотъ, вы теперь и безъ работы,-- сказалъ приказчикъ.
-- Подумать, сколько шума изъ-за пустяковъ!
-- Надѣюсь, что вы поставите стулъ для той дѣвушки, которую, въ слѣдующій разъ, вздумаете муштровать?-- спросила Валентина.
-- Что же, миссъ,-- сказалъ онъ, припоминая слова своего принципала: -- я велѣлъ ей ждать, но не приказывалъ стоять! Развѣ моя вина, что тутъ нѣтъ стула?
-- Насъ всегда заставляютъ стоять,-- замѣтила Меленда:-- ну, да не бѣда, найду другое мѣсто.
Онѣ ушли; Валентина чувствовала себя, однако, виноватой. Она пришла въ ярость при человѣкѣ, извѣстномъ всему Лондону, своей благотворительностью. Она напугала его, и, должно быть, онъ чувствовалъ себя не совсѣмъ ловко, не смотря на свой величественный видъ, потому что вечеромъ, за большимъ обѣдомъ, много толковалъ о женской заработной платѣ. И онъ, и собесѣдники его, разумѣется, соглашались, что эта плата регулируется, во-первыхъ, положеніемъ рабочаго рынка и, во-вторыхъ, производительными силами. Всѣ болѣе или менѣе соглашались въ томъ, что желательно увеличить заработную плату женщинъ и дѣвушекъ, не нарушая законовъ политической экономіи. Онъ не разсказалъ исторіи про муштровку, потому что въ ней были не совсѣмъ пріятныя для него стороны. У него не выходило изъ головы блѣдное лицо и дрожащія руки дѣвушки, которую онъ муштровалъ. Оттого онъ и чувствовалъ себя не совсѣмъ ловко; кромѣ того, онъ боялся, чтобы исторія не проникла въ газеты.
-- По вашей милости, я осталась безъ работы, Валентина,-- сказала Меленда, но безъ досады:-- не бѣда; вы ему славно намылили голову. Ему это не понравилось, хотя онъ и храбрился. Теперь уже вѣрно мѣсяцъ или два не будутъ муштровать дѣвушекъ.