ГЛАВА I.
-- Ну, какъ я рада видѣть тебя, Цефъ. Я ждала тебя вчера и третьяго дня. Ты убѣжалъ, прежде чѣмъ я успѣла сообщить тебѣ свой адресъ. Почему ты убѣжалъ? И отчего ты мнѣ не сказалъ, чѣмъ занимаешься? Но я знала, что ты все-таки придешь къ мнѣ. Почему ты убѣжалъ?
Мѣсто дѣйствія мастерская Висаи, а посѣтитель никто иной, какъ Поль, или м-ръ Пауль, котораго Висая называетъ Цефомъ. Читатель, конечно, давно уже догадался, что Поль никто иной, какъ Цефонъ Триндлеръ.
-- Садись, Цефъ, и побесѣдуемъ. Хочешь чаю, кофе? Нѣтъ? И такъ судьба все-таки свела насъ. Это моя мастерская. Я жива, здорова и довольна своей долей, какъ видишь. Но я еще довольнѣе, что свидѣлась съ моимъ дорогимъ Цефомъ.
-- Да, ты хорошо устроилась и кажешься вполнѣ счастливой, Висая, отвѣтилъ Цефъ не безъ смущенія, не ускользнувшаго отъ нея.
-- Ну, а ты что подѣлываешь? Какая твоя профессія? вѣдь ты не художникъ? нѣтъ, это невозможно.
Она критически и любопытно оглядѣла его.
-- Ты никогда не могъ нарисовать даже лошадки въ дѣтствѣ.
-- Нѣтъ, Висая, отвѣчалъ Поль съ растерянной улыбкой, я не художникъ.
-- Ну, что же тогда? великій поэтъ? Ты похожъ на поэта, и, сколько я помню, въ былое время портфель у тебя былъ биткомъ набитъ поэмами. Не было юноши поэтичнѣе тебя. Дай припомнить, какой поэтъ прославился въ послѣдніе семь лѣтъ. Вѣдь не Броунингъ же ты и не Суинбёрнъ, не правда ли?
-- Нѣтъ, печально сказалъ Поль, мое поэтическое честолюбіе разсѣялось, какъ дымъ. Поэмы давно брошены въ каминъ.
-- Ну, значитъ, ты актеръ? Я увѣрена, что ты актеръ. Какъ твое театральное имя, Цефъ? Неужели я видѣла тебя на сценѣ и не узнала? Постой... кто изъ молодыхъ актеровъ въ послѣднее время Ты не Чарльзъ Брукфильфъ, а?
-- Нѣтъ, Висая. Я не актеръ.
-- Ну, что же ты такое наконецъ,-- романистъ? Да, ты, вѣроятно, романистъ и знаменитый. Только знаменитый романистъ можетъ носить такую дорогую шубу. Какъ твой псевдонимъ? Ты не Фредерикъ ли Ансти? Не ты ли написалъ "Vice-Versa?" Или же ты Райдеръ Гаггардъ? Можетъ быть, ты написалъ "She"?
-- Нѣтъ, Висая, я не романистъ.
-- Ну если такъ, то ты, вѣрно, ѣздилъ на западъ и нашелъ тамъ серебряный рудникъ; или же получилъ какой-нибудь подрядъ отъ правительства или, быть можетъ, спекулировалъ на акціяхъ желѣзной дороги; а не то женился на дочери англійскаго герцога, и старикъ платитъ по твоимъ счетамъ; наконецъ, не изобрѣлъ ли ты чего-нибудь, какого-нибудь лѣкарства, напримѣръ, и взялъ патентъ. Скорѣе, Цефъ, скажи мнѣ, въ чемъ дѣло. Я умираю отъ нетерпѣнія. Но постой сначала. Твой отецъ и мать здоровы. Ты недавно писалъ имъ?
-- Нѣтъ, коротко отвѣтилъ Поль.
-- Ты не писалъ имъ, съ тѣхъ поръ какъ уѣхалъ изъ дому? Прекрасно; ты долженъ объяснить, почему, сэръ. Такъ, безъ объясненія, это очень дурно васъ рекомендуетъ, сэръ. Тетушка Марта,-- ты помнишь мою тетушку Марту,-- писала мнѣ въ послѣднемъ письмѣ, что дьяконъ Триндлеръ хорошо поживаетъ. Кстати, послѣ того какъ я уѣхала изъ Америки, я не люблю, чтобы меня называли Висая. Итакъ, сэръ, прошу звать меня Китти. Не правда ли, это имя красивѣе? Китти... Китти... оно звучитъ болѣе по-христіански, нежели Висая. Не правда ли?
-- Да; оно гораздо лучше, отвѣтилъ Поль.
И съ прежней улыбкой прибавилъ:
-- Послѣ того какъ я уѣхалъ изъ Америки, я не люблю, чтобы меня называли Цефономъ. Я перемѣнилъ это имя на имя Поль. Не правда ли, оно красивѣе, нежели Цефонъ?
Висая весело засмѣялась
-- Поль? О! гораздо красивѣе! Поль, Поль! ты, конечно, гораздо больше похожъ на Поля, и я думаю, что ты сынъ какого-нибудь итальянскаго нобльмена. Ужь не переодѣтый ли графъ, дьяконъ Триндлеръ? Поль, да мнѣ такъ удобнѣе и пріятнѣе называть тебя. И такъ мы теперь стали Китти и Поль, какъ прежде были Цефъ и Висая. А теперь, Поль, разскажи мнѣ, какъ ты разбогатѣлъ. Здѣсь въ Лондонѣ у тебя есть тёзка... Гетти разсказывала мнѣ про него... Ты не знаешь. Гетти? Этотъ Поль долженъ быть страшный обманщикъ... и шарлатанъ. Но Гетти въ него вѣритъ и... Поль! что случилось?
Выразительное лицо Поля, утратившее свою непроницаемость послѣ того, какъ сила его оставила, вспыхнуло. И тутъ Висая припомнила, какъ описывала ей Гетти великаго мага и волшебника. Молодъ, брюнетъ, красивѣе всѣхъ остальныхъ мужчинъ, съ музыкальнымъ, мягкимъ голосомъ и похожимъ на тотъ абрисъ, которой она видѣла въ ея мастерской.
-- Цефъ! вскричала она вдругъ измѣнившимся голосомъ,-- скорѣе успокой меня... ты и этотъ Поль не одно и то же лицо?
-- Да, Висая, отвѣчалъ онъ, не рѣшаясь поднять на нее глаза. Я тотъ самый Поль и никто другой. Я тотъ человѣкъ, про котораго говорила Гетти.
Дѣвушка въ изумленіи и смущеніи опустилась въ кресло. Нѣкоторое время они оба молчали.
-- О! сказала она, наконецъ,-- возможно ли? Ты ли это, мой Цефъ! О, мой бѣдный мальчикъ, какъ ты упалъ! О! вотъ что значитъ, что ты убѣжалъ отъ меня.
-- Ты называешь это пасть? попытался онъ вернуть себѣ увѣренный тонъ.-- Ну, что жъ, я зналъ, что ты такъ это примешь. Но за предѣлами Новой Англіи никто не называетъ это паденіемъ. Меня уважаютъ, Висая, очень уважаютъ. Я уже считаюсь главой профессіи.
-- Профессіи? какой профессіи?
-- Да, профессіи; и такой, которая, можетъ быть, почетнѣе...
-- Нѣтъ, Цефъ, нѣтъ, оставь эти фразы. Въ старое время ты бы назвалъ это дурной профессіей. Да, говорю тебѣ такъ откровенно, потому кто мы не можемъ притворяться другъ передъ другомъ, хотя бы и затѣмъ, чтобы щадить самолюбіе другъ друга. Теперь я понимаю... о! да! теперь все ясно... почему ты убѣжалъ отъ меня и почему ты совсѣмъ не писалъ ни своей матери, ни мнѣ. Тебѣ было стыдно сообщить намъ о томъ, что ты дѣлаешь. Вотъ почему ты не приходилъ ко мнѣ цѣлыхъ три дня послѣ того, какъ я узнала, что ты живешь въ Лондонѣ. О, Цефъ! это ужасно! Я думала, что ты умеръ! Я никогда не ожидала встрѣтить тебя здѣсь...
Она умолкла.
-- Висая! началъ Поль съ искренними слезами на глазахъ,-- Не говори такъ, ты ничего не знаешь. Выслушай меня сначала. Когда я встрѣтилъ тебя недѣлю тому назадъ, голова моя была полна всякаго рода дѣлами. Я былъ очень удивленъ, встрѣтившись съ тобой.
-- Ты пытался убѣжать отъ меня. Тебѣ стало стыдно, Поль, тебѣ стало стыдно.
-- Нѣтъ, вовсе мнѣ не было стыдно. Когда я вернулся домой, то припоминаю теперь, что подумалъ, что ты могла принять это за бѣгство...
-- Похоже было на то, Поль, очень похоже...
-- На другой день мнѣ помѣшали придти къ тебѣ. И вотъ наконецъ, когда я выбралъ время придти, ты вмѣсто того, чтобы выказать мнѣ симпатію, осуждаешь меня, даже не выслушавъ. А ты одна только въ цѣломъ свѣтѣ можешь посовѣтовать и помочь мнѣ. Висая, ради нашей прежней дружбы, дай мнѣ все пересказать тебѣ. Послѣ того презирай и прогони меня, если хочешь...
-- О! Цефъ! развѣ я могу презирать тебя и развѣ я могу прогнать тебя, что бы ты ни сдѣлалъ! Но подумать только, что изъ всѣхъ мужчинъ въ мірѣ именно ты избралъ себѣ такую профессію! Цефъ! Неужели ты забылъ то время, когда былъ такъ честенъ и правдивъ! О! какъ бы ты презиралъ себя за такую жизнь въ тѣ дни!..
-- Висая! ради Бога, выслушай меня...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Нѣтъ! вскричала Висая послѣ того, какъ Поль цѣлыхъ полчаса упражнялся въ краснорѣчіи.-- Нѣтъ, Поль! безполезно говорить со мной въ этомъ духѣ. Ты извращаешь истину, стараешься утаить ее.
-- Что же ты хочешь, чтобы я тебѣ сказалъ?
-- Ты скрываешь пропасть вещей. Я уже знаю, что ты дѣлалъ въ Лондонѣ отъ Гетти и отъ ея матери, которая меня время отъ времени навѣшаетъ. Я знаю, что ты сталъ медіумомъ, магнетизеромъ, прорицателемъ, оракуломъ и Богъ-вѣсть чѣмъ еще. Я хочу знать болѣе того. Я хочу знать, зачѣмъ ты все это дѣлаешь?
Поль не отвѣчалъ. Онъ думалъ о томъ, какъ ему выпутаться теперь, когда его такъ рѣзко перервали. Онъ приготовилъ было чудесный разсказъ, которымъ думалъ убѣдить старинную пріятельницу. Въ этомъ разсказѣ онъ выступалъ человѣкомъ, одареннымъ таинственной силой, которою онъ пользуется только ради благотворительныхъ цѣлей. Онъ такъ краснорѣчиво началъ, и вотъ вдругъ Висая опрокинула все его зданіе. У этихъ дѣвушекъ нѣтъ никакого воображенія.
-- Я совѣтую тебѣ, Поль, бросить все это дѣло, купить себѣ молотокъ и разбивать камни на мостовой, если ты не можешь ничего лучше придумать.
-- Хорошо, хорошо, Висая. Да я и не могу не бросить своего дѣла! О, Висая, ты другъ моего дѣтства! Выслушай мое горе: я утратилъ свою силу.
-- Что ты хочешь сказать?
-- Я хочу сказать, что я утратилъ ту силу, благодаря которой могъ дѣйствовать до сихъ поръ. Я не могу болѣе заниматься своей профессіей. Не могу больше читать чужихъ мыслей, повелѣвать чужой волей. Я лишился своей силы.
-- Почему же это?
-- Все зависитъ отъ магнетической силы, а она-то именно и покинула меня.
-- Но почему же?
-- Потому что... какъ мнѣ объяснить тебѣ это? Каждый, видишь ли, можетъ магнетизировать, если только найдетъ подходящаго субъекта. Но полное распоряженіе таинственной магнетической силой... Висая, честное слово, я не говорю вздора!.. полное распоряженіе магнетической силой можетъ быть развито лишь при терпѣливомъ трудѣ и непрерывномъ упражненіи. А это возможно лишь тогда, когда человѣкъ вполнѣ обуздалъ свои страсти и чувства. Человѣкъ, одаренный этой силой, не долженъ никогда сердиться, не долженъ любить, ненавидѣть или бояться. Онъ долженъ всегда владѣть собой. Висая, повторилъ онъ съ убѣдительной серьезностью, повѣрь же, что я не обманываю тебя; повѣрь, что дѣйствительно есть сила, которою я владѣлъ и управлялъ. Она давала мнѣ удивительную власть надъ всѣми, кого я могъ покорить. Я допускаю, что есть люди, которыхъ я не могъ покорить. Но въ домѣ этого англичанина, начиная съ лэди Августы и м-ра Кира Бруденеля и кончая послѣднимъ поваренкомъ, за исключеніемъ только двоихъ людей, всѣ были рабами, послушными моей волѣ, готовыми каждую минуту исполнить все, что я имъ прикажу. Я лѣчилъ ихъ болѣзни; я узнавалъ ихъ желанія; я открывалъ ихъ тайны; я былъ болѣе нежели ихъ духовникомъ, потому что они исповѣдывались мнѣ безсознательно, а потому рѣшительно ничего не скрывали отъ меня.
-- Это, кажется, такая власть, какой нельзя дозволить благороднѣйшему изъ людей.
-- И, однако, я обладалъ этой властью. Она была моя, и я ее утратилъ.
-- Тѣмъ лучше для міра. Какъ ты ее утратилъ?
-- Безусловно. Даже Цецилія, самая впечатлительная, совсѣмъ теперь не слушается. Она все еще вѣритъ... ничто, я думаю, не сокрушитъ ея вѣры въ меня... но я не могу повелѣвать ею.
-- Я начинаю питать надежду, что ты не совсѣмъ пропалъ, Поль, сказала жестокосердая Висая.-- Ты не можешь больше проявлять это страшное волшебство. Тѣмъ лучше. Но ты мнѣ не сказалъ, какимъ образомъ ты утратилъ свою силу. Ты разсердился?
-- Хуже этого, Висая. Со мной случилась роковая вещь. Я влюбился.
Висая весело разсмѣялась.
-- О, Цефъ! еслибы ты только зналъ, какое у тебя смѣшное лицо! Ты влюбился, бѣдненькій! И очень ты влюбленъ?
-- Очень. Я ни о чемъ другомъ не могу думать.
-- И вотъ отъ чего ты утратилъ свою силу. Мой бѣдный мальчикъ, какъ мнѣ тебя жаль! Представить только, что такой чудный даръ утраченъ изъ-за ничтожной дѣвчонки! Но какъ ее зовутъ, Поль? Какъ ты съ нею познакомился? Она англичанка?
-- Она живетъ въ этомъ домѣ и ее зовутъ Гетти Медлокъ.
Китти вскочила съ мѣста и захлопала въ ладоши.
-- Гетти, сама Гетти! О! это чудесно. Помилуй, Поль, я никого не знаю, кто бы такъ ненавидѣлъ спиритизмъ, какъ Гетти.
-- Я это знаю.
-- А она знаетъ, кто ты ее любишь?
-- Да.
-- А сама... сама она отвѣчаетъ тебѣ взаимностью, Поль?
-- Да. О, Висая, она самая милая и самая красивая дѣвушка въ мірѣ. Я безумно влюбленъ въ нее. О! ты ее знаешь и, слѣдовательно, понимаешь, что я не могъ не полюбить ее.
-- Да, я понимаю тебя, мой милый Цефъ. Она красивая дѣвушка и при этомъ кротка и добра. Да... ты хорошо сдѣлалъ, что полюбилъ ее.
-- Не знаю, что скажетъ мой партнеръ, когда я объявлю ему, что долженъ оставить фирму. Что я буду дѣлать?
-- Не знаю. Гетти вѣдь согласится и подождать, не правда ли?
-- Я ничего ей объ этомъ не говорилъ. Она безусловно мнѣ довѣряетъ.
-- Что ей извѣстно о тебѣ?
-- Ничего; или почти что ничего. Я не могъ сказать ей всего. Довольно съ меня и того, что я тебѣ сказалъ. Я заслужилъ твое презрѣніе, Висая. Я не могъ бы перенести ея презрѣніе.
-- Нѣтъ, не презрѣніе, милый Цефъ.
Она протянула ему руку.
-- Мнѣ грустно за тебя. Передъ тобой всталъ великій соблазнъ. Не только твоя даровитость послужила тутъ камнемъ преткновенія, но и нужда. Мнѣ очень грустно за тебя. Но я не презираю тебя. И если Гетти любитъ тебя такъ, какъ слѣдуетъ, то она тоже пожалѣетъ и проститъ тебя, но никакъ не будетъ презирать, если ты все ей разскажешь.
-- Я не могу ей разсказать всего.
-- Ты долженъ это сдѣлать. Цефъ. Если она впослѣдствіи сама узнаетъ правду, то разлюбитъ тебя. Ты долженъ все самъ ей разсказать, Поль. Ты долженъ. Нѣтъ для тебя другаго выхода изъ твоего затруднительнаго положенія. И мало того, Цефъ:-- ты долженъ разсказать всѣмъ этимъ лицамъ всю правду.
-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, Висая. Я не могу. Гетти еще скажу, можетъ быть. Но лэди Августѣ? Цециліи? Ни за что!
-- Ты долженъ все разсказать имъ, Цефъ и даже м-ру Киру Бруденелю, прежде чѣмъ пойдешь къ алтарю и какъ честный человѣкъ станешь возлѣ своей невѣсты.