III.

М-ръ Киръ Бруденель, занимавшійся съ своимъ новымъ инструкторомъ въ кабинетѣ, очень измѣнился въ одну короткую недѣлю и совсѣмъ больше не походилъ на того м-ра Кира Бруденеля, который съ гордостью показывалъ м-ру Паулю свою драгоцѣнную коллекцію книгъ по спиритической магіи, колдовству, астрологіи и алхиміи.

Въ настоящую минуту онъ сидѣлъ у стола, возлѣ груды нераспечатанныхъ писемъ.

На лицѣ его читалось нѣкоторое смущеніе, но вообще онъ удивительно какъ перемѣнился. Вся напыщенность исчезла, это сразу бросалось въ глаза. Взглядъ его не былъ больше раздражителенъ и подозрителенъ; онъ выражалъ скорѣе покорность.

Глава спиритизма вполнѣ покорился.

Не онъ велъ, а его вели.

Онъ пересталъ быть авторитетомъ и сталъ ученикомъ.

Молодой человѣкъ, стоявшій передъ нимъ, былъ его учителемъ.

-- Итакъ, говорилъ Поль, это все еще смущаетъ васъ? Однако мы, кажется, вчера обстоятельно обсудили это.

-- Все это такъ таинственно. Каждый день, съ вашей помощью, я уношусь вдаль и поучаюсь. Каждый день, когда я возвращаюсь назадъ, я испытываю необыкновенную радость и благодарность. Не могу описать вамъ чувство счастія, испытываемаго мною въ ту минуту.

-- Я знаю это чувство.

-- И затѣмъ, какъ только я хочу припомнить то, чему меня научили, это испаряется изъ моей головы, и я не могу ничего припомнить. Право же это предосадно и преобидно.

-- Можетъ быть, это дѣлается намѣренно. Вы развиваетесь, сами того не вѣдая въ тѣ часы, когда находитесь не съ учителемъ. Въ вашемъ мозгу совершается процессъ безсознательнаго преуспѣянія. Мало-по-малу, помимо вашего сознанія, то, что вы узнаете, укоренится въ вашемъ мозгу и современемъ дастъ плодъ.

М-ръ Бруденель съ сомнѣніемъ покачалъ головой.

-- Я этого не понимаю.

-- Современемъ вы сразу все припомните и поймете. Все придетъ своимъ чередомъ, предоставьте это учителю.

М-ръ Бруденель съ сомнѣніемъ покачалъ головой.

-- Я этого не понимаю, повторилъ онъ. Конечно, не мнѣ критиковать методу, которой они держатся. Я ожидалъ, когда обученіе началось, что оно будетъ идти медленно, такъ какъ я по природѣ не очень сообразителенъ. Но я настойчивъ. Когда я былъ мальчикомъ, всѣ говорили, что я настойчивъ. И все-таки ничего не могу запомнить.

-- Надо терпѣніе.

-- Я уже не молодъ, а время не ждетъ.

-- М-ръ Бруденель, Поль всталъ и внушительно погрозилъ пальцевъ. Все это происходитъ отъ нежеланія разстаться съ старыми идеями. Время? молодость? Какой смыслъ имѣетъ это все для насъ? Что-за дѣло -- мѣсяцы пройдутъ или годы, пока вы будете пріобрѣтать основы знанія? Развѣ вы предполагаете, что учитель Исаакъ не знаетъ того, что происходитъ? Развѣ вы думаете, что онъ допустилъ бы это, еслибы не одобрялъ? Помните, что вы находитесь въ новыхъ рукахъ, и вамъ преподаютъ новыя идеи. А между тѣмъ вашъ умъ еще не освободился отъ старыхъ.

-- Можетъ быть, и такъ.

-- Можетъ быть? пылко повторилъ Поль. Не можетъ быть, а навѣрное.

-- Вы всегда оживляете во мнѣ надежду, мой юный другъ.

-- Да для чего же я сюда и пріѣхалъ, какъ не за тѣмъ, чтобы дать вамъ надежду такъ же, какъ и мудрость. Терпѣніе, терпѣніе. Все будетъ современемъ вамъ доступно: истина, которая есть сила; знаніе, которое вы употребите для блага вашихъ ближнихъ. Вы будете исцѣлять и предохранять отъ болѣзней. Вы будете удлиннять жизнь. Вы будете разрѣшать затрудненія общественной жизни. Да что говорить, я принадлежу къ созерцательной школѣ, а часто думаю, что, можетъ быть, ваша доля самая счастливая.

Щеки м-ра Бруденеля покраснѣли, а глаза засверкали.

-- Еслибы я могъ всегда этому вѣрить. Но бываютъ минуты, Поль, сознаюсь въ этомъ, когда я страстно желаю манифестаціи, болѣе полной, чѣмъ даже тѣ, что я получаю!

-- Ненасытный! чего же вамъ еще надо?

Поль улыбался нѣжно и успокоительно.

-- Будутъ, будутъ и еще манифестаціи, и скоро. Что касается меня, то я никогда не прибѣгаю къ силѣ въ томъ смыслѣ, какъ вамъ хочется, потому что для меня достаточно одного знанія, вы же хотите еще и власти. Такъ бываетъ и въ наукѣ, гдѣ одни люди всю жизнь занимаются чистой математикой, ради самаго знанія, а другіе на каждомъ шагу дѣлаютъ практическое примѣненіе изъ тѣхъ открытій, какія сдѣлали. Я -- чистый математикъ; вы, м-ръ Бруденель,-- практическій дѣятель въ наукѣ. Ну, теперь, молчаніе; пора. Слушайте. Когда вы услышите голосъ учителя, то внимательно глядите мнѣ въ глаза! отдѣлите ваши мысли отъ всего земнаго! не говорите, не шевелитесь!

Онъ поднялъ руку и взглянулъ вверхъ, какъ человѣкъ, ожидающій сигнала.

-- Учитель! закричалъ онъ, Исаакъ-Ибнъ-Менелекъ.

И вотъ какъ бы издалека, но внятно и отчетливо донесся отвѣтъ:

-- Дѣти мои, я готовъ.

-- Онъ ждетъ. Ну теперь готово. О! не шевелитесь; не говорите, не думайте. Еще минута, и быстрѣе мысли, быстрѣе электричества вы перенесетесь въ Абиссинію.

Говоря это, онъ наклонился и поглядѣлъ въ глаза ученика своими черными, блестящими, повелительными глазами.

Не прошло и минуты, какъ у м-ра Бруденеля голова склонилась на грудь, лицо стало неподвижно, зрачки расширились, и весь онъ оцѣпенѣлъ. Поль выпрямился и глубоко вздохнулъ; послѣ того раскрылъ вѣки Бруденелю и поглядѣлъ въ стеклянные глаза, какъ дѣлаетъ операторъ, который даетъ нюхать хлороформъ паціенту и желаетъ удостовѣриться, произвелъ ли хлороформъ надлежащее дѣйствіе.

-- Вы теперь, другъ мой, прошепталъ онъ, находитесь на пути въ Абиссинію. Исаакъ-Ибнъ-Менелекъ многое сообщитъ вамъ сегодня. Побудьте съ нимъ нѣкоторое время.

Поль простоялъ нѣсколько секундъ, глядя на м-ра Бруденеля. Не всякій можетъ въ одинъ моментъ перенести пріятеля въ Абиссинію, и тотъ, кто сдѣлаетъ это, могъ бы возгордиться. Но Поль, очевидно, не возгордился. Улыбка сошла съ его лица, и оно стало очень серьезно и приняло дѣловое выраженіе. Дѣйствія же Поля оказались удивительно странными. Во-первыхъ, онъ пошелъ къ дверямъ кабинета и заперъ ихъ, хотя никто въ домѣ не осмѣливался побезпокоить м-ра Бруденеля, когда онъ находился въ своемъ кабинетѣ. Послѣ того онъ задернулъ тяжелыя драпри на двери, такъ что никто не могъ бы ничего увидѣть въ замочную скважину, хотя никогда горничная въ домѣ не осмѣлилась бы поглядѣть въ нее.

Послѣ того Поль взялъ охабку писемъ, пришедшихъ серодня утромъ, распечаталъ ихъ всѣ, прочиталъ и положилъ въ корзинку, куда м-ръ Бруденель клалъ письма, на которыя слѣдовало отвѣчать. Очевидно, въ письмахъ не оказалось никакихъ полезныхъ свѣдѣній.

Связка ключей м-ра Бруденеля лежала на столѣ около писемъ. Поль взялъ ихъ и отперъ несгораемый шкафъ, стоявшій около стѣны въ дальнемъ углу. Тамъ лежали всякія бумаги, документы и тому подобное. Поль вынулъ всѣ бумаги, положилъ на столъ и не спѣша просмотрѣлъ ихъ. Это заняло полчаса времени, въ продолженіе котораго безсознательно лежавшій въ креслахъ человѣкъ бровью не повелъ.

-- Здѣсь нѣтъ, сказалъ Поль, ни одной бумаженки, которая бы помогла узнать, въ чемъ дѣло. И однако я вполнѣ убѣжденъ, на основаніи того, что говорила Лавинія, что старикъ разумѣлъ Бруденель и К°, судостроительную компанію. Это, должно бытъ, та самая компанія.

Онъ подумалъ немного.

-- Мнѣ очень противно прибѣгать къ этому, продолжалъ онъ, да дѣлать нечего. Будь другое средство... но вѣдь это ему не повредитъ... а знаніе есть сила. Ну, дружище.

Онъ сдѣлалъ жестъ рукой, и м-ръ Бруденель пошевелился и полуоткрылъ глаза.

-- Нѣтъ, нѣтъ еще, не совсѣмъ. Вы можете вернуться изъ Абиссиніи, но должны еще поработать, прежде чѣмъ проснуться. Поверните кресло къ столу.

М-ръ Бруденель сидѣлъ въ одномъ изъ тѣхъ креселъ, которыя поворачиваются на винтѣ во всѣ стороны.

-- Вотъ такъ; берите ваше перо. Ну, а теперь бумагу. Пишите подъ мою диктовку, но своимъ почеркомъ.

М-ръ Бруденель, по-прежнему съ закрытыми глазами, повиновался,-- то есть взялъ нѣсколько листковъ бумаги и подъ диктовку Поля написалъ нѣсколько коротенькихъ записочекъ обычнымъ почеркомъ и по обыкновенію подписался подъ ними. Поль прочиталъ записки и положилъ ихъ въ корзинку.

-- Прекрасно, сказалъ онъ, вы никогда не узнаете, какъ были написаны эти записки. Теперь отвѣчайте на нѣсколько вопросовъ.

Спящій человѣкъ сидѣлъ, выпрямившись на креслѣ, съ закрытыми глазами и блѣднымъ лицомъ. Въ немъ не было никакихъ признаковъ жизни или вниманія, и ничто не показывало, чтобы онъ слышалъ то, что ему говорили.

-- Скажите мнѣ, сказалъ Поль, какъ велико личное состояніе вашей дочери?

-- У Сивиллы десять тысячъ фунтовъ, отвѣтилъ м-ръ Бруденель.

Человѣкъ, непривычный къ такимъ вещамъ, содрогнулся бы отъ ужаса. Голосъ его былъ слабъ и, казалось, долеталъ издалека. Онъ говорилъ, оставаясь при этомъ совсѣмъ неподвижнымъ и только открывалъ и закрывалъ ротъ; когда онъ кончилъ, губы сомкнулись, точно шлепнулись одна о другую. Такая сцена производила впечатлѣніе святотатства, надруганія надъ мертвымъ тѣломъ.

Отвѣтъ былъ данъ и вѣрный, но видно было, что воля въ плѣну и мозгъ въ безсознательномъ состояніи.

-- Вы единственный ея опекунъ?

-- Да.

-- Какъ помѣщенъ ея капиталъ?

-- Въ акціяхъ фирмы Бруденель и К°.

-- И вы также единственный опекунъ обоихъ Лангстоновъ, Тома и его кузины Цециліи?

-- Да.

-- Какъ велико ихъ состояніе?

-- У Тома пятнадцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ. У Цециліи двѣнадцать. Если кузенъ Тома, сэръ Персиваль, окажется умершимъ, то онъ наслѣдуетъ его титулъ и состояніе. Томъ получитъ свое состояніе въ собственное распоряженіе, когда ему минетъ двадцать пять лѣтъ. Цецилія, когда ей исполнится двадцать одинъ годъ. Ихъ дни рожденія совпадаютъ. Поэтому, оба вступятъ во владѣніе своимъ имуществомъ двадцать третьяго апрѣля.

-- А сегодня у насъ тридцатое марта. Какъ помѣщены ихъ деньги?

-- Они всѣ помѣщены въ акціяхъ фирмы Бруденель и К°.

-- Ну, а что касается вашихъ собственныхъ денегъ, у васъ тоже они въ акціяхъ?

-- Нѣтъ. Я ихъ продалъ и купилъ земли.

-- А состояніе лэди Августы?

-- Въ рукахъ ея стряпчихъ.

-- Бруденель и К° были очень значительной фирмой, неправда ли?

-- О, да, очень значительной.

-- Вы вполнѣ ей довѣряли?

-- Да.

-- Загляните въ его контору. Чѣмъ онъ занятъ?

-- Съ нимъ предсѣдатель компаніи. Книги раскрыты на столѣ. Они разговариваютъ.

-- Скажите мнѣ, что они говорятъ?

-- Секретарь говоритъ:-- я не вижу возможности, чтобы мы протянули еще мѣсяцъ. Крахъ наступитъ раньше, гораздо раньше.

Тутъ разсказчикъ перемѣнилъ тонъ и заговорилъ тономъ предсѣдателя, и по его волненію можно было догадаться о страшной душевной тревогѣ предсѣдателя.

"-- Не протянемъ еще мѣсяца? Какое ужасное положеніе! А акціи въ цѣнѣ. Нѣтъ никакихъ признаковъ тревоги.

"-- Тревога можетъ подняться каждую минуту. Вамъ слѣдуетъ подумать о положеніи директоровъ, когда наступитъ крахъ. Если вы заблаговременно не объявите истины, то васъ всѣхъ отдадутъ подъ сюркупъ. Что касается меня, то вѣдь я лицо подчиненное.

"-- И все-таки... и все-таки... ради Бога помогите скрыть положеніе такъ долго, какъ только можно. Пока есть жизнь, есть надежда".

-- Довольно, сказалъ Поль.

Онъ помолчалъ нѣсколько минутъ.

-- Дѣло гораздо серьезнѣе, чѣмъ я думалъ, сказалъ онъ. Приходится спасать не одного только Джемса Берри. Я сдѣлаю такое великое дѣло, а какомъ и не мечталъ. Скажите мнѣ, обратился онъ къ безжизненному Киру Бруденелю, скажите мнѣ, гдѣ хранятся ваши росписки?

-- Въ банкѣ.

-- О! желалъ бы я знать, нужны ли онѣ. Чортъ побери! Человѣку слѣдуетъ быть всевѣдущимъ. Желалъ бы я знать, какъ долго длится такая операція и какъ она дѣлается.

-- Скажите мнѣ, снова обратился онъ къ м-ру Бруденелю, кто ваши маклера?

-- У меня ихъ нѣтъ. Банкъ сдѣлаетъ для меня всякую операцію, какую я пожелаю.

-- О! когда такъ, повернитесь опять къ столу и напишите одно или два письма вашимъ обычнымъ почеркомъ.

Онъ продиктовалъ два или три письма. Потомъ взялъ чековую книжку изъ несгораемаго шкапа и заставилъ своего паціента подписать три пустыхъ чека.

-- Хорошо, это готово. Желалъ бы я знать, удастся ли довести дѣло до конца? Хотя что же бы могло этому помѣшать?

-- Еще одинъ вопросъ, сказалъ онъ. Извѣстно ли вамъ что-нибудь о Джемсѣ Берри?

-- У моего отца служилъ нѣкій Джемсъ Берри, который затѣмъ поступилъ на службу компаніи и былъ однимъ изъ бухгалтеровъ.

-- Есть у Джемса Берри акціи компаніи?

-- Да. Онъ всѣ свои сбереженія помѣстилъ въ акціяхъ.

-- Гмъ! Значитъ мои предположенія были вѣрны, и Бруденель и Комп. наканунѣ банкротства. Пятнадцать тысячъ Тома, двѣнадцать тысячъ Цециліи и десять тысячъ Сивиллы, а у старика всего одно только имѣніе, которое, нельзя продать. Плохо будетъ Тому, Цециліи и Сивиллѣ. Съ другой стороны, если штука удастся, то это будетъ чудесно! Лавинія, вы мнѣ отлично удружили своимъ сообщеніемъ и я вамъ за это отплачу, хотя пока не вижу, какъ бы это сдѣлать... А теперь, продолжалъ онъ, кладя въ карманъ чэки и письма,-- или я ошибаюсь, или я произведу такой эффектъ, какого еще не достигалъ ни одинъ медіумъ, ясновидящій или чернокнижникъ. Поль, другъ мой, если эта штука разгласится заграницей, то ты станешь превыше облака ходячаго. А пока...

Онъ сѣлъ и размышлялъ съ четверть часа. Возлѣ него сидѣлъ человѣкъ, походившій больше на мертвое тѣло, до того онъ былъ блѣденъ, неподвиженъ и безгласенъ.

-- Стоитъ ли трудиться? размышлялъ Поль; -- мѣсяцъ или около того -- слава и успѣхъ; всѣ люди будутъ кричать и дивиться, и всѣ ученые разсердятся и забранятся; и тысячи перьевъ заскрипятъ на всѣ лады, и спириты восторжествуютъ, наконецъ. А затѣмъ они потребуютъ новыхъ и новыхъ чудесъ, а ихъ больше не будетъ, потому что не могу же я надѣяться на новыя совпаденія обстоятельствъ, и чудотворцу придется скрыться безслѣдно. Онъ долженъ будетъ растаять какъ привидѣніе въ сказкѣ. Что жъ, я знаю мѣсто, гдѣ я могу схорониться отъ всѣхъ навѣки. Скучновато будетъ послѣ всего, что я видѣлъ и испыталъ. Но еще хуже было бы совсѣмъ не выходить изъ неизвѣстности и всю жизнь прожить съ темными и дюжинными людьми въ темной и безвѣстной долѣ и быть схороненнымъ, наконецъ, на кладбищѣ, не испытавъ ни славы, ни обаянія успѣха. Все же у меня будетъ утѣшеніемъ то, что я достигъ того и другаго. У Чаттертона, продолжалъ онъ, расхаживая взадъ и впередъ по комнатѣ,-- было свое дарованіе и онъ воспользовался имъ. Никто нынче не ставитъ ему въ упрекъ то, что онъ пустилъ его въ ходъ. У меня свой талантъ. Нѣтъ человѣка въ мірѣ, который бы могъ дѣлать то, что я дѣлаю. Ни одного. Они всѣ могутъ магнетизировать, но они не могутъ заставить паціента видѣть то, что происходитъ вдали, обличать давнишнія и отъ всѣхъ сокрытыя тайны, слышать разговоры и передавать ихъ и думать такъ, какъ я хочу, чтобы онъ думалъ. Я пользуюсь своимъ даромъ, и такъ же, какъ онъ: Чаттертонъ, хочу славы, а не денегъ. Никто никогда не скажетъ, что я гонялся за деньгами. Я пришелъ сюда съ чистыми руками и уйду такъ же. Деньги? Развѣ деньгами можно уплатить за ту услугу, которую я окажу здѣшнему дому. Ну, а теперь займемся м-ромъ Джемсомъ Берри.

Онъ присѣлъ къ столу и написалъ слѣдующую коротенькую записку:

"Дорогая м-съ Медлокъ!

Я думалъ о затрудненіяхъ вашего знакомаго и могу ему помочь. Скажите ему, чтобы онъ, не теряя времени, продалъ бумаги -- но въ большой тайнѣ. Пусть онъ никому не говоритъ, что сдѣлалъ. Такъ какъ вы не сказали мнѣ названія компаніи, то я не могу вамъ больше ничего посовѣтовать. Но скажите ему, чтобы онъ продалъ и немедленно.

Искренно преданный Пауль".

-- Вотъ, сказалъ онъ, первый шагъ въ исторіи моего великаго чуда.

Она оглядѣлся. Столъ былъ покрытъ бумагами, которыя онъ вынулъ изъ несгораемаго шкафа. Онъ тщательно уложилъ ихъ на мѣсто.

Когда все оказалось въ порядкѣ, онъ нагнулся надъ готовой м-ра Бруденеля, какъ это дѣлалъ съ молодыми дѣвушками.

-- Вы были въ Абиссиніи, сказалъ онъ. Вы разговаривали съ престарѣлымъ философомъ, подъ пальмой у фонтана; по обѣ стороны высились громадныя горы и кругомъ ни признака человѣческаго жилья; небо было безоблачно, а солнце жгло. Съ вами никого не было кромѣ философа. И онъ разговаривалъ съ вами, а сердце у васъ билось и глаза горѣли, потому что онъ говорилъ о вещахъ, которыя наполняли васъ ужасомъ и удивленіемъ, и радостью. И онъ обѣщалъ, что и вы тоже современемъ -- Проснитесь!

М-ръ Бруденель раскрылъ глаза и оглядѣлся. Вдругъ онъ сообразилъ, гдѣ находится и, схвативъ Поля за обѣ руки, горячо ихъ пожалъ.

-- О, мой другъ! мой другъ! закричалъ онъ, я слишкомъ скоро вернулся назадъ. Я былъ... я былъ... на седьмомъ небѣ отъ счастія и блаженства...

Рѣдко можно видѣть старика, радующагося громко и открыто, какъ юноша. Юности свойственно такъ радоваться. Въ юности отъ многихъ причинъ щеки горятъ, пульсъ бьется сильнѣе, сердце прыгаетъ, духъ занимается, а глаза сверкаютъ счастіемъ и туманятся слезой. Боже мой! я разъ видѣлъ молодаго человѣка въ такомъ состояніи только потому, что молодая дѣвушка позволила ему поцѣловать себя. Но я никогда не видѣлъ, чтобы старикъ проявлялъ такіе знаки радости и веселья.

-- Поль! кричалъ онъ къ экстазѣ, я еще никогда, никогда не проводилъ такого блаженнаго утра.

-- Разскажите мнѣ о немъ.

-- Я былъ принятъ учителемъ въ пустынѣ, около фонтана... тамъ росла пальма... кругомъ высились горы. Онъ обѣщалъ мнѣ, что я тоже скоро...

Тутъ онъ умолкъ.

-- Вы тоже скоро?

-- Вѣчно одна и та же исторія, вскричалъ м-ръ Бруденель, и вся радость исчезла съ его лица. Когда я возвращаюсь, то забываю все, что мнѣ было сказано.

-- А это потому, что, какъ я говорилъ вамъ, вашъ умъ еще не свободенъ отъ прежняго хлама. Вы еще не отбросили старыхъ предразсудковъ и традицій. Другъ мой, вы провели два часа въ Абиссиніи...

Онъ поглядѣлъ на часы.

-- Вы все это время сидѣли въ этомъ креслѣ на видъ точно мертвый. А теперь припомните. Вы пришли сюда послѣ завтрака; прочитали письма; кажется, отвѣтили на нѣкоторыя, а затѣмъ приняли меня.

-- Послѣднее я помню; позабылъ про письма.

Поль подалъ ему корзинку.

Да, въ ней лежали письма, написанныя его рукой.

-- Затѣмъ вы отдѣлились мысленно отъ окружающаго и были перенесены въ Абиссинію. Я отправился туда съ вами, стоялъ все время около васъ, невидимый, и вернулся вмѣстѣ съ вами. Я бы могъ повторить весь разговоръ, но не имѣю права. Это не дозволено. Но терпѣніе. Еще нѣсколько дней, и вы будете вполнѣ посвящены. Ахъ! кстати! вѣдь послѣ завтра день, когда вы можете показать вашимъ друзьямъ индійскую газету.

М-ръ Бруденель покраснѣлъ и сконфузился.

-- Поль... я долженъ сознаться... Что вы обо мнѣ подумаете?

-- Нѣтъ нужды сознаваться. Вы раскрыли ящикъ, поддаваясь любопытству и нарушили свое слово. Что вы нашли?

-- Ничего.

-- Вотъ видите, что значитъ обманывать своихъ друзей.

-- Я заслужилъ наказаніе.

-- Да, вы его заслужили. Быть можетъ, за это учитель и наказываетъ васъ безпамятствомъ. Но онъ неумолимъ. Пригласите знакомыхъ, все-равно какъ еслибы вы и не заглядывали въ ящикъ. Кстати, вы увѣрены... вы вполнѣ увѣрены, что никто, кромѣ васъ, не ходитъ въ шкафъ.

И глаза Поля съ строгой зоркостью устремились ему въ лицо.

-- Кто же можетъ въ него ходить, кромѣ меня? Рѣшительно никто.

-- Ну, въ такомъ случаѣ, пригласите вашихъ друзей, и вы насладитесь такимъ тріумфомъ, какого еще не достигалъ ни одинъ. Это знакъ благоволенія свыше, и вѣрьте мнѣ, другъ мой -- и Поль горячо пожалъ ему руку -- что это не послѣдній, о! далеко не послѣдній!