-- А чудесъ пока не видать, Додо, шепнулъ Томъ, когда, четверть часа спустя, джентльмены явились въ гостиную.
-- Не забывай, что вѣдь это не простой медіумъ, Томъ. Я думаю, что его нельзя просить сѣсть и дѣлать фокусы, какъ м-ра Чика.
-- Однако онъ долженъ же чѣмъ-нибудь удивить насъ, настаивалъ Томъ, хотя бы для того, чтобы скрасить тотъ ужасный вздоръ, какой онъ несъ объ абиссинскомъ старцѣ.
Общее настроеніе въ гостиной было дѣйствительно выжидательное. Гости глядѣли другъ на друга и на героя вечера такими глазами, которые явно выражали нетерпѣніе.
-- Еще разъ прошу васъ, простите меня м-ръ Пауль, шепнула ему лэди Августа. Я пригласила всѣхъ этихъ людей поглядѣть на васъ, точно на простаго медіума, которые ежегодно являются къ намъ изъ Америки съ тѣмъ, чтобы поживиться отъ насъ деньгами.
-- Ваши друзья уйдутъ довольными, отвѣчалъ онъ ей, улыбаясь.
И дѣйствительно общество уже начинало скучать, какъ всегда бываетъ, если программа не выполняется. Никакихъ приготовленій для сеанса не дѣлалось. Между тѣмъ если позовутъ людей слушать чревовѣщателя, то они естественно ждутъ отъ него чревовѣщанія; если же фокусника, то пусть онъ показываетъ фокусы; если піаниста, то пусть онъ играетъ; если же насъ пригласятъ придти повидать знаменитаго профессора спиритуализма, то мы ждемъ бесѣды съ другимъ міромъ или по крайней мѣрѣ новыхъ свѣдѣній о томъ, какъ идутъ дѣла въ здѣшнемъ.
-- Прикажете приготовить комнату? спросила леди Августа. Мои люди очень вымуштрованы въ этомъ отношеніи и въ одну минуту приведутъ все въ должный видъ.
-- Ничего не надо. Я совсѣмъ не нуждаюсь въ особенномъ устройствѣ комнаты.
-- Гостиную можно въ одну минуту погрузить во мракъ; стоитъ только унести лампы. Не надо ли поставить экранъ у камина? и не слѣдуетъ ли попросить публику сѣсть?
-- Не надо мрака. О! лэди Августа!.. и глаза его выражали не упрекъ, но состраданіе.-- Мракъ? для духовъ свѣта? "Друзья" мои, увѣряю васъ, не нуждаются во мракѣ.
Лавинія Медлокъ услышала это и повѣсила голову. Всѣ ея манифестаціи производились въ темной комнатѣ. Она не знавала духа, который согласился бы работать для нее при свѣтѣ.
М-ръ Чикъ услышалъ тоже и вспыхнулъ отъ недовѣрія.
Всѣ усѣлись, кто куда, оставя средину комнаты незанятою. Томъ Лангстонъ замѣтилъ съ интересомъ, что м-ръ Эмануэль Чикъ занялъ позицію около фортепіано. Съ этого пункта ему видна была спина демонстратора, и выборъ его. очевидно, доказывалъ недовѣріе и намѣреніе глядѣть въ оба. М-ръ Руджъ и Лавинія Медлокъ тоже замѣтили этотъ маневръ и догадались объ его смыслѣ и многозначительно кивнули другъ другу, какъ бы желая сказать, что вечеръ окончится, чего добраго, свалкой, если вдругъ кто-нибудь зажжетъ вѣроломную спичку и изобличитъ, что самъ медіумъ производитъ музыку небесныхъ сферъ на аккордіонѣ.
Пауль спокойно выступилъ на средину комнаты.
-- Я прибылъ сюда съ миссіей, заговорилъ онъ. Пожалуйста не думайте, что я явился сюда въ качествѣ профессіональнаго истолкователя и медіума, черезъ котораго духи станутъ сообщаться съ вами. Мои "друзья" и тѣ, что избраны, такъ свободно и безпрепятственно сообщаются съ душами живыхъ и мертвыхъ и съ духами другихъ міровъ, что слабые и ничтожные звуки, достигающіе вашихъ ушей, для нихъ ничто. Загляните, прошу васъ, въ отчеты о сообщеніяхъ и спросите себя: далеко ли вы ушли съ ними. Моя миссія заключается въ томъ, чтобы преподавать тѣмъ, кто этого достоинъ, древнюю мудрость, древній законъ. Вы видите во мнѣ слугу, посла, который только выполняетъ то, что ему повелѣно. Но такъ какъ необходимо доказать чѣмъ-нибудь, что я тотъ, за кого выдаю себя, что я посолъ, то я просилъ и получилъ нѣкоторую силу. Не думайте, прошу васъ, что въ этой силѣ состоитъ моя миссія. Она только знаменуетъ ее. Такая сила, какая мнѣ дана, доступна не всѣмъ,-- и онъ, быть можетъ, нечаянно взглянулъ при этомъ на Лавинію Медлокъ,-- но нѣкоторымъ изъ тѣхъ, кто находится въ этой комнатѣ; и тутъ глаза его остановились на Гетти Медлокъ, сидѣвшей впереди, около Цециліи.
-- Тотъ, кто хочетъ узнать древній законъ ради того только, чтобы получить эту силу, не далеко уйдетъ по этому пути, доступному лишь чистымъ и не себялюбивымъ душамъ. Слушайте!
Онъ поднялъ обѣ руки и сталъ прислушиваться. Черезъ нѣсколько моментовъ послышалась слабая музыка вдали. Звуки все приближались, но были тѣмъ не менѣе нѣжны и какъ будто носились надъ головой оператора. Потомъ тихо удалились и замерли вдали.
-- Славное начало, шепнулъ Томъ; темная комната и концертино заткнуто за поясъ.
Habitués дома -- тѣ, которые привыкли къ манифестаціямъ, одобрительно качали головой. Это, конечно, было безконечно и скучнѣе того, что до сихъ, поръ производилось въ этомъ родѣ. Но тѣмъ не менѣе они сохраняли критическое отношеніе къ дѣлу, такъ какъ музыка на сеансахъ не диво и не рѣдкость. М-ръ Эмануэль Чикъ фыркнулъ, быть можетъ, потому, что не понималъ, какъ это было сдѣлано; а, быть можетъ, и потому, что считалъ себя обиженнымъ собственными духами, которые никогда не хотѣли порадовать его музыкой, иначе какъ въ темной комнатѣ.
Когда музыка замерла, за ней раздался серебристый звонъ колокольчиковъ, который такъ же, какъ и звуки музыки, все приближался, пока не достигъ того мѣста, гдѣ стоялъ Пауль, и нѣкоторое время звонилъ у него надъ головой, а затѣмъ отдалился и замеръ.
-- Ловко подстроено, Додо, шепнулъ Томъ,-- но старо. Мы и раньше слыхали колокольный звонъ, конечно, въ темной комнатѣ! Удивительно, какъ этотъ плутъ орудуетъ!
-- Но, стой! вотъ уже и чудо!
Пауль внезапно протянулъ обѣ руки, и въ нихъ упало два легкихъ и тонкихъ пакетика изъ серебристой бумаги. Откуда они взялись? Замѣтьте, что комната была полна народа; что всѣ они глядѣли въ оба; что комната была очень ярко освѣщена и, между тѣмъ, всѣ, всѣ до одного человѣка подтвердили бы: пакетики упали въ руки Пауля съ потолка.
Пауль передалъ пакетики лэди Августѣ.
-- Подождите распечатывать, сказалъ онъ.-- Вы сейчасъ будете свидѣтелями дѣйствительно замѣчательнаго проявленія силы, которою обладаютъ мои "друзья". Примите это какъ особенный знакъ ихъ милости.
Послѣ того онъ повернулся и оглядѣлъ все общество, но безъ малѣйшаго признака торжества во взглядѣ.
-- Видали ли вы когда-нибудь, какъ кроткіе индусы выкидываютъ свои штуки? Если видали, то во всю остальную жизнь будете утверждать, что невозможное стало возможнымъ; что чудеса, совершенныя на вашихъ глазахъ, не могутъ ни съ чѣмъ сравниться; люди обезглавлены на глазахъ у публики и затѣмъ оказываются съ головой на плечахъ; мальчики истыканы кинжалами и это не причиняетъ имъ ни малѣйшаго вреда; смертоносныя змѣи безнаказанно берутся въ руки; сухія вѣтви расцвѣтаютъ какъ жезлъ Аароновъ. Да что говорить: одинъ великій остъ-индскій повелитель велѣлъ записать въ лѣтописяхъ,-- такъ, чтобы всѣ могли это прочитать,-- что къ нему пришли жонглеры и совершили при немъ и при его дворѣ двадцать восемь различныхъ чудесъ, одно поразительнѣе другаго. Думаете ли вы, что они плутуютъ? Нѣтъ, конечно; и, однако, свидѣтели тоже не лгутъ! Что же на самомъ дѣлѣ происходитъ? Еслибы кто-нибудь могъ отвѣтить на этотъ вопросъ, то онъ могъ бы произвести какъ разъ все то, за что вышеупомянутые жонглеры получили отъ остъ-индскаго императора пятьдесятъ тысячъ рупій задолго до того, какъ эта монета была обезцѣнена.
-- Нѣкоторые изъ васъ, сказалъ Пауль,-- слыхали про восточныхъ людей, обладающихъ силой, нынѣ неизвѣстной на западѣ. Я говорю: нынѣ, потому что существуютъ свидѣтельства, что, въ средніе вѣка и даже позднѣе, бывали люди и на западѣ, обладавшіе до нѣкоторой степени такою же силой. Были монахи, которые могли разговаривать съ духами. Была монахиня, по имени Хильдегарда, которая въ моменты экстаза могла заставить другихъ монахинь дѣлать все то, что она имъ прикажетъ. Были также и другіе спиритуалисты высшаго порядка. Поэтому то, что вы увидите, не ново. Въ свойствѣ всякой силы есть способность разговаривать на извѣстномъ разстояніи: способность моментально переноситься другъ къ другу; узнавать, что говорятъ и думаютъ ваши друзья; узнавать то, что на умѣ у постороннихъ людей и заставить ихъ видѣть то, что хочешь, говорить то, что желаешь и думать, какъ вамъ угодно. Эти способности не прирожденныя, но пріобрѣтаются по мѣрѣ того, какъ уходишь дальше по пути мудрости. Вы знаете, что, по мѣрѣ того, какъ вы поднимаетесь выше, воздухъ становится рѣже и зрѣніе острѣе. Такъ и съ древнимъ закономъ. Или возьмемъ другой примѣръ: если вы выроете канаву въ землѣ, то она естественно наполнится водой. Вы не наливали воды. Она набирается по закону природы. Я не претендую на высшую степень этихъ способностей, но попытаюсь проявить передъ вами низшую ихъ степень.
Онъ опять оглядѣлъ комнату. Всѣ лица были обращены къ нему, всѣ глаза устремлены въ его глаза и нѣкоторымъ казалось, что онъ насквозь видитъ все, что творится въ ихъ душѣ. Но, быть можетъ, это происходило отъ того, что ихъ нервы были возбуждены.
Слѣпая дѣвушка, Цецилія Лангстонъ, сидѣла какъ разъ передъ нимъ. Рядомъ помѣщалась ея компаньонка Гетти Медлокъ. Цецилія сидѣла въ ея обычной, пассивной позѣ, сложивъ руки на колѣняхъ, но щеки ея горѣли, и она была взволнована странной музыкой и колокольчиками, и удивительными рѣчами о сверхъестественныхъ силахъ молодаго человѣка съ мягкимъ и музыкальнымъ голосомъ. Пальцы ея нервно сжимались и разжимались, губы дрожали и были полураскрыты.
-- Гетти, шептала она,-- почему онъ умолкъ? Скажите мнѣ... скажите мнѣ, что онъ дѣлаетъ?
-- Онъ проситъ м-съ Треси Ганли поиграть что-нибудь. Она теперь играетъ.
-- О! какъ ея игра груба и пошла послѣ той музыки. Говорите, Гетти, что еще дальше?
-- О! значитъ правда? неужели же это правда? возможно ли, чтобы это была правда?
Странный вопросъ въ устахъ дочери медіума. Гетти поблѣднѣла и не спускала глазъ съ Пауля.
-- Теперь онъ стоитъ совсѣмъ тихо и медленно обводитъ глазами комнату: онъ глядитъ на Сивиллу и на лэди Августу. Онъ глядитъ... о! онъ глядитъ... на меня.
Она больше ничего не сказала. Глаза мага встрѣтились съ ея глазами, и она встала и пошла по комнатѣ мимо всѣхъ и остановилась передъ нимъ.
-- О! дочь моя! дитя мое! закричала Лавинія Медлокъ. Но голосъ звучалъ радостью и удивленіемъ, а не страхомъ. Никогда доселѣ не видѣла она такого выраженія на лицѣ дочери: оно говорило -- мать съ восторгомъ признала это -- о болѣе высшемъ дарѣ, чѣмъ ея собственный -- о чудномъ и удивительномъ дарѣ ясновидѣнія.
-- Сядьте, сказалъ Пауль.
Нѣкоторые утверждали потомъ, что, когда Гетти встала съ мѣста, посреди комнаты не было никакого стула, но это нуждается въ подтвержденіи.
Гетти повиновалась. Затѣмъ, простымъ движеніемъ руки, онъ закрылъ ей глаза. Дѣвушка откинулась на спинку стула, блѣдная, съ сжатыми губами и закрытыми глазами. Руки ея лежали на колѣняхъ и были крѣпко стиснуты. Казалось, что она не спитъ, но чего-то дожидается; чего -- сама не знаетъ.
Пауль наклонился надъ нею и какъ-будто тихо подулъ ей на голову.
-- Мы вдыхаемъ кислородъ тѣлесными легкими, объяснялъ онъ. Духовными же мы вдыхаемъ то, что, за неимѣніемъ другаго названія, можно назвать aura. Моя aura пала на голову этой молодой особы и вошла ей въ душу. Она теперь, какъ вы сейчасъ увидите, будетъ дѣлать только то, что я ей прикажу.
-- Этого бы не слѣдовало позволять, пробормоталъ Томъ.
-- Почему нѣтъ? спросила опытная Сивилла.-- Я видѣла подобное сто разъ, и это не причиняло никакого вреда.
-- Да это ничто иное, какъ чистѣйшій месмеризмъ! громко вскричалъ м-ръ Эмануэль Чикъ.
-- Покорнѣйше прошу, твердо объявилъ м-ръ Киръ Бруденель,-- чтобы не было перерывовъ, послѣ сеанса каждый будетъ воленъ высказать то, что онъ думаетъ, или показать собственную силу въ этого рода манифестаціяхъ.
М-ръ Эмануэль Чикъ покорился, но съ усиліемъ. Пауль, съ своей стороны, не обратилъ никакого вниманія на это восклицаніе.
-- Теперь я попрошу лэди Августу передать мнѣ одну изъ бумажекъ, которыя она держитъ въ рукѣ... какую дастъ. Благодарю васъ. Въ этой бумажкѣ есть рисунокъ. Я приказываю этой молодой особѣ увидѣть и сообщить, какого рода этотъ рисунокъ.
Наступило минутное молчаніе. Гетти Медлокъ не шевелилась и не подавала признака жизни. Пауль отдалъ обратно бумажки лэди Августѣ и сдѣлалъ одинъ пассъ правой рукой. Гетти Медлокъ открыла глаза и оглядѣлась.
-- Гдѣ я? спросила она.
-- Вы въ безопасности... и съ друзьями. Не бойтесь. Вы имѣли видѣніе во снѣ. Можете его разсказать? Помните, что видѣли?
Она колебалась.
-- Говорите, не бойтесь.
-- Я была за городомъ, не знаю гдѣ. Я была счастлива, гораздо счастливѣе, чѣмъ чувствую себя на яву.
Она говорила съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ и какъ бы неохотно.
-- Я могла дѣлать все, что хочу, и идти, куда мнѣ хочется. Я могла получить все, что только пожелаю: картины и музыку, и прекрасный домъ, и сады, и денегъ, сколько угодно. Я была не только богата, но могла писать удивительныя произведенія. Народъ пѣлъ сочиненныя мною пѣсни, и я была могущественна. Меня увѣнчали и признали королевой!
-- Вы помните мѣсто и то, какъ васъ короновали?
-- Да, отлично помню.
-- Лэди Августа, будьте такъ добры передать мнѣ бумажку, которую я только-что держалъ въ рукахъ. Благодарю васъ. Скажите мнѣ, миссъ Медлокъ, узнаете ли вы этотъ рисунокъ?
Гетти взяла бумажку. На ней былъ акварельный рисунокъ, хотя бумажка и была тонка. Дѣвушка взглянула на него и вскрикнула отъ удивленія.
-- О! да это какъ разъ та самая сцена. А это я сама, и меня коронуютъ. О! дайте мнѣ этотъ рисунокъ.
-- Вы получите его, когда всѣ посмотрятъ. Позвольте мнѣ показать его всѣмъ присутствующимъ.
Не было никакого сомнѣнія, что дѣвушкѣ привидѣлась ея собственная коронація. Сонъ былъ какъ разъ такой, какой могъ легко присниться дѣвушкѣ бѣдной, молодой, не особенно умной,-- сонъ о несбыточномъ. Да, вотъ блѣдный рисунокъ самой Гетти съ большими глазами, ее очень легко было узнать въ великолѣпномъ царскомъ одѣяніи, и кругомъ народъ привѣтствовалъ ее.
И рисунокъ былъ хорошъ.
М-ръ Киръ Бруденель поднесъ бумажку къ свѣту.
-- Водяное клеймо обозначаетъ Петербургъ, сказалъ онъ.
-- Должно быть, рисунокъ тамъ сдѣланъ, безпечно отвѣчалъ Пауль. Гдѣ-нибудь же его да нарисовали. Лэди Августа, я исполнилъ, что обѣщалъ. Позвольте мнѣ произвести еще одинъ опытъ. Могу я попросить миссъ Цецилію Лангстонъ занять мѣсто миссъ Медлокъ?
-- О! закричалъ Томъ, останьте въ покоѣ мою кузину!
-- Никакого вреда, ни малѣйшаго вреда не будетъ сдѣлано миссъ Лангстонъ, сказалъ Пауль. Даю вамъ слово -- нѣтъ, не джентльмена, но вѣстника моихъ "друзей".
-- Для меня это плохая гарантія, пробормоталъ Томъ, и довольный своимъ отвѣтомъ, показавшимся немного рѣзкимъ, не стадъ болѣе противиться.
Но слѣпая дѣвушка поднялась съ кресла по первому же приглашенію и безъ всякой помощи прямо подошла къ тому мѣсту, гдѣ стоялъ стулъ. Она сѣла на него какъ бы не имѣя ни охоты, ни силы сопротивляться.
-- Сильнѣйшее желаніе слѣпыхъ, это видѣть, сказалъ Пауль. Возвращаю вамъ на нѣсколько минутъ зрѣніе, Цецилія Лангстонъ. Скажите мнѣ, что вы видите?
-- Я вижу, отвѣчала она, но страннымъ голосомъ, не двигая ни руками, ни головой, и съ закрытыми глазами. Я вижу: Комната полна народа. Вы стоите передо мной. У васъ черные волосы и черные глаза; въ петлицѣ фрака у васъ бѣлый цвѣтокъ. Вы глядите на меня. Да. Я сейчасъ огляжу комнату -- хотя онъ словами ей не приказывалъ -- я вижу и другихъ, но не такъ хорошо, какъ васъ. У нихъ лица какія-то темныя. Отчего это? Я вижу Сивиллу и Гетти, и Тома, и многихъ другихъ; но они не такъ ясно и отчетливо представляются мнѣ, какъ вы. И теперь всѣ снова скрылись, и опять наступилъ мракъ.
-- Я не могу возвращать зрѣніе на всегда, сказалъ онъ. Быть можетъ, придетъ время, когда это и многое другое, считающееся теперь невозможнымъ, будетъ въ нашей власти.
-- О! я видѣла комнату. Я видѣла всѣхъ васъ. О! это удивительно, удивительно! сказала слѣпая дѣвушка, протягивая безпомощныя руки.
Сивилла подошла къ ней, взяла ее за руки и отвела на прежнее мѣсто.
-- Тебя увѣрили въ этомъ, милочка, сказала она. Ты съ нами... съ друзьями. Въ сущности, ничего не случилось... ничего особенно важнаго.
-- Ничего особенно важнаго, внушительно повторилъ Пауль.
Присутствующіе ждали, что теперь воспослѣдуетъ.
-- Такъ какъ сеансъ оконченъ, сказалъ м-ръ Эмануэль Чикъ, или по крайней мѣрѣ мнѣ кажется, что оконченъ, то я думаю, что могу поздравить нашего юнаго друга съ успѣхомъ въ месмерическомъ искусствѣ. Развитіе месмерической силы весьма замѣчательно, да! весьма. До сихъ поръ однако мы ничего не видѣли кромѣ того, что совершается путемъ чистѣйшаго месмеризма. Между тѣмъ я понялъ такъ, что мы приглашены сюда за тѣмъ, чтобы получить сообщенія отъ духовъ. Въ здѣшнемъ домѣ мы привыкли свободно разговаривать съ духами. Намъ же предложили месмерическій сеансъ. Вотъ все, что я хотѣлъ сказать. Очень хорошій месмерическій сеансъ, но это не значитъ бесѣдовать съ духами.
И онъ тряхнулъ головой и фыркнулъ.
-- Не мнѣ приличествуетъ обсуждать вещи, только-что здѣсь происходившія, съ достоинствомъ отвѣчалъ Пауль. Быть можетъ, месмерической силой можно объяснить всѣ явленія, которыхъ вы были свидѣтелями. Если такъ, то я ничего не стану возражать. Что касается бесѣдованія съ духами, то мы ежечасно и ежедневно бесѣдуемъ съ тѣми, кого мнѣ дозволено называть своими "друзьями". То мудрые духи человѣчества, живые и мертвые, витающіе вокругъ насъ, вездѣ и всюду. Они бесѣдуютъ со мной безъ всякихъ стуковъ и тресковъ. Они больше сообщаютъ мнѣ въ четверть часа, чѣмъ вы здѣсь въ Англіи узнали черезъ стуки въ продолженіе сорока лѣтъ. Они уже дважды бесѣдовали со мной. Они и еще заговорятъ, если вы пожелаете. Не пожелаетъ ли кто между вами получить вѣсть утѣшенія или надежды? Но не шутите съ моими "друзьями"; вы можете за это дорого поплатиться. Пусть никто не высказывается иначе, какъ если дѣйствительно глубоко и серьезно желаетъ какой-нибудь вѣсти.
Всѣ сидѣли и молчали. Наконецъ, Цецилія Дангстонъ заговорила:
-- Скажите мнѣ что-нибудь о моемъ братѣ.
-- О вашемъ братѣ? Кто такой вашъ братъ? О! не говорите. Да, теперь знаю, знаю. Онъ уѣхалъ пять лѣтъ тому назадъ и съ тѣхъ поръ ни разу не писалъ, и вы боитесь, что онъ умеръ. Да... понимаю.
Онъ говорилъ быстро и безсвязно, точно повторяя то, что ему шептали на ухо.
-- Понимаю. Онъ ушелъ въ море. Его зовутъ Персиваль,-- сэръ Персиваль Лангстонъ. Онъ баронетъ. Онъ не умеръ, онъ живъ и здоровъ.
-- О! Цецилія зарыдала.
-- Неужели это правда? неужели вы знаете?
-- Я ничего не знаю, отвѣчалъ Пауль. Мнѣ это сейчасъ только-что сказали.
-- Неужели это правда?
-- Мои "друзья" всегда говорятъ правду. Но вы сами увидите. Сядьте и поднимите глаза на меня. Думайте, что вы меня видите.
И онъ дунулъ ей на голову.
-- Лэди Августа, сказалъ онъ, у васъ есть еще пакетикъ. Я-то дивился, зачѣмъ этотъ второй пакетъ присланъ. Пожалуйста, дайте его мнѣ.
Онъ взялъ его въ руки.
-- Скажите мнѣ, что вы видите? Она отвѣчала такъ же, какъ и Гетти, какъ будто противъ воли.
-- Я вижу корабль, плывущій ночью по бурному морю, подъ мрачнымъ небомъ. Это парусное судно. Палуба мокрая, и волны перекатываются черезъ нее. И у руля стоитъ мой братъ. Онъ одѣтъ въ высокіе сапоги и въ ватерпруфъ. По одеждѣ, онъ простой матросъ и правитъ кораблемъ. Онъ совсѣмъ обо мнѣ не думаетъ; умъ его поглощенъ религіей; онъ не видитъ меня, какъ я его вижу. О! я вижу его лицо и знаю, что это мой братъ, но сама не могу сказать, почему.-- Персиваль, закричала она, протягивая руки, Персиваль, поговори со мной, погляди на меня.
Нѣкоторыя изъ дамъ заплакали, а Сивилла опять подошла къ ней на помощь.
-- Вы достаточно мучили ее... сказала она. Обманщикъ вы или честный человѣкъ, я не знаю, но вы достаточно мучили ее.
-- Вашъ братъ вернется, сказалъ Пауль. Спите спокойно сегодня ночью. Неужели увѣрить ее, что братъ ея живъ и здоровъ,-- значитъ мучить?
Онъ раскрылъ пакетикъ и показалъ Сивиллѣ рисунокъ, заключавшійся въ немъ.
Рисунокъ былъ таковъ, какъ его описала Цецилія. На немъ былъ изображенъ корабль, и у руля его человѣкъ: въ окружающемъ мракѣ трудно было ясно различить очертанія корабля.
-- Кто этотъ человѣкъ? спросилъ Пауль у Сивиллы.
-- Сэръ Персиваль Лангстонъ, отвѣчала она.
Пауль передалъ рисунокъ лэди Августѣ, и онъ сталъ ходить по рукамъ.
И тутъ присутствующими овладѣлъ трепетъ. Они находились въ присутствіи человѣка, доказавшаго, что ему дана власть проникать истину. Даже Томъ Лангстонъ пересталъ ухмыляться, хотя и не сдался.
Пауль опять сталъ посреди комнаты и обратился къ присутствующимъ, безмолвнымъ и устрашеннымъ. Онъ говорилъ медленно, торжественно и съ большимъ достоинствомъ.
-- Я сдѣлалъ то, что мнѣ было приказано въ этотъ вечеръ. Вы видѣли образчикъ силы, которою владѣютъ мои "друзья"... Живые или мертвые. Это не какой-нибудь низшій духъ съ того свѣта, который можетъ оказаться -- какъ вы часто сами могли въ этомъ убѣдиться -- недостойнымъ довѣрія, насмѣшливымъ и даже задорнымъ -- Лавинія Медлокъ громко простонала и опустила голову какъ одна изъ жертвъ довѣрчивости къ недостойнымъ:-- это человѣкъ -- живъ онъ или мертвъ, облеченъ плотію или нѣтъ -- это не важно -- мудрый и доброжелательный, который пріобрѣлъ силу, о которой вы даже и не мечтали, и онъ говорилъ съ вами сегодня вечеромъ. Да, есть много существъ, которыхъ я называю своими "друзьями", но дѣятельность ихъ однородная. Проявленіе было... поученіе не замедлитъ... для тѣхъ, кто его достоинъ.
И послѣ того онъ смѣшался съ толпой и превратился въ обыкновеннаго гостя. Сеансъ, если только можно было его назвать сеансомъ, когда ни одного стука не было слышно, окончился. Но окончился такъ, что сообщилъ торжественность вечеру.
Изъ міра невѣдомаго получена была манифестація, какой еще не бывало. Слѣпые прозрѣвали; отсутствующіе становились видимыми; слѣпая сестра узнала брата, котораго никогда до тѣхъ поръ не видала; она попросила вѣсти о немъ и получила отвѣтъ такимъ таинственнымъ и необыкновеннымъ образомъ.
Не могу не упомянуть объ одномъ заключительномъ инцидентѣ въ исторіи этого вечера.
Оба рисунка исчезли.
Они ходили по рукамъ и вдругъ исчезли. Быть можетъ, кто-нибудь укралъ ихъ и теперь хранитъ какъ драгоцѣнный образчикъ искусства духовъ; быть можетъ, ихъ взяли назадъ тѣ, которые ихъ прислали. Не смотря на всѣ розыски, ихъ съ тѣхъ поръ такъ и не видѣли.
М-ръ Эмануэль Чикъ подошелъ торопливыми шагами къ Паулю и протянулъ ему руку съ дѣланнымъ чувствомъ.
-- М-ръ Пауль, поздравляю васъ. Забудьте, что я говорилъ про месмеризмъ. Я призналъ въ васъ брата съ самой первой минуты. Мы сотрудники и можемъ многому научить другъ друга.
Бѣдный старый профессоръ казался необыкновенно вульгарнымъ и жалкимъ рядомъ съ этимъ красивымъ молодымъ человѣкомъ. Носъ у него былъ красенъ; щеки одутловаты; онъ пилъ больше вина за обѣдомъ, чѣмъ слѣдуетъ, и языкъ его плохо ворочался.
-- Извините меня, отвѣтилъ холодно Пауль, какъ будто не замѣчая протянутой руки,-- я думаю, что вы ничему не можете научить меня. Увѣряю васъ, что мы и не братья, и не сотрудники.
Эмануэль Чикъ отошелъ обиженный и раздосадованный. Съ тѣхъ поръ онъ такъ и не оправился отъ этого публичнаго отреченія.