VII.

-- М-ръ Пауль!

Сивилла стояла въ раскрытыхъ дверяхъ кабинета. Это было послѣ завтрака. Поль сидѣлъ около огня на покойной кушеткѣ, спеціально заказанной для м-ра Бруденеля, когда тотъ собирался читать книги о сверхъестественныхъ предметахъ. На полу валялся раскрытый романъ, выпавшій у него изъ рукъ. Юный мудрецъ спалъ и былъ похожъ на Эндиміона. Не знаю, пришло ли въ голову Сивиллѣ это сравненіе, но думаю, что даже она -- презрительная и враждебная -- не могла не полюбоваться удивительной красотой этого молодаго человѣка, когда онъ лежалъ опрокинувшись назадъ, съ откинутыми назадъ кудрявыми волосами и закрытыми глазами.

-- М-ръ Пауль! повторила она.

-- Миссъ Бруденель!

Онъ проснулся, вздрогнулъ и вскочилъ на ноги.

-- Вы здѣсь? Я былъ...

-- Пожалуйста не давайте, себѣ труда объяснять, что ваше астральное тѣло было въ Абиссиніи или въ Тибетѣ, м-ръ Пауль.

-- И не буду, отвѣчалъ онъ, вполнѣ проснувшись. Я только хотѣлъ сказать, что каминъ согрѣлъ меня, а атмосфера скуки, распространяемая этой коллекціей стараго хлама, и скучный романъ, который я началъ читать -- все это усыпило меня.

-- Я пришла сюда, по приказанію отца, м-ръ Пауль. Онъ постоянно требуетъ, чтобы я научилась отъ васъ чему-нибудь удивительному. Я полагаю, что вы учите и его, хотя до сихъ поръ ничто еще, повидимому, не установилось въ его умѣ. Удобно ли вамъ, чтобы мы начали занятія сегодня?

-- Все мое время въ вашемъ распоряженіи, отвѣчалъ онъ. Пожалуйста садитесь. Но я могу научить чему-нибудь только тѣхъ, кто этого желаетъ.

-- Развѣ я не объяснила вамъ, что пришла изъ повиновенія къ отцу. Это доказываетъ, надѣюсь, мою готовность.

-- Вовсе нѣтъ. Вы не только не желаете чему-нибудь научиться, но даже враждебно настроены.

Сивилла оказалась непобѣдимой. Всѣ другія, какъ мы знаемъ, были побѣждены. Даже Томъ настолько подчинился вліянію Поля, что болталъ и шутилъ съ нимъ въ то время, какъ увѣрялъ, что наблюдаетъ за нимъ, и давно уже передѣлалъ его имя на англійскій ладъ. Одна Сивилла не скрывала открытой вражды къ домашнему оракулу.

-- Миссъ Бруденель, продолжалъ Поль, я рѣшительно ничему не могу научить васъ. Совершенно безполезно вамъ безпокоиться приходить сюда.

-- Разумѣется, я это знаю. Но чтобы угодить отцу, сдѣлаемъ видъ, что вы меня чему-то учите. Разскажите мнѣ про вашихъ "друзей" и про удивительныя вещи, которыя они дѣлаютъ.

-- Нѣтъ, сказалъ Поль, это невозможно. Я могу объ этомъ говорить только съ тѣми, кто намъ симпатизируетъ. Вы явно смѣетесь надъ нами и не скрываете личной ненависти ко мнѣ. Неужели вы не понимаете, что ваше предложеніе оскорбительно?

-- Я нисколько не желаю оскорблять васъ, м-ръ Пауль. Я пришла сюда изъ повиновенія къ отцу. Заставить же себя симпатизировать вамъ не въ моей власти. Но хотя бы вы и отказывались учить меня, а я все же обѣщала отцу посидѣть около васъ и послушать васъ.

-- Мы можемъ разговаривать о другихъ вещахъ.

-- Нѣтъ такихъ вещей, о которыхъ я бы желала съ вами разговаривать, рѣзко отвѣтила Сивилла.

-- Ну мы можемъ, когда такъ, сидѣть молча.

-- Да, такъ будетъ лучше. Не говорите со мной вовсе.

Поль сѣлъ обратно на кушетку въ то время, какъ Сивилла усѣлась напротивъ, сложивъ руки на колѣняхъ; и нѣкоторое время оба молчали.

До сихъ поръ перевѣсъ въ разговорѣ былъ на сторонѣ Сивиллы, такъ какъ ея противникъ не выказывалъ никакого признака досады и даже напротивъ, казалось, былъ очень доволенъ. А извѣстно, что нѣтъ ничего несноснѣе, какъ сердиться на человѣка, котораго это нисколько не трогаетъ.

Натурально, женщина первая прервала молчаніе.

-- Какъ долго будетъ длиться первый урокъ? спросила она, взглядывая на часы.

-- Столько, сколько вамъ угодно.

-- Ну такъ окончимъ его, м-ръ Пауль,-- она перемѣнила голосъ и манеру,-- не обращайте вниманія на меня и на мое недовѣріе, но скажите мнѣ, что вы сдѣлали съ отцомъ?

-- Вы замѣтили въ немъ перемѣну?

-- Эта перемѣна такъ велика, что я хочу, чтобы вы мнѣ сказали, что вы сдѣлали. Я спрашивала его самого, но онъ не можетъ связно ничего разсказать. Онъ сталъ гораздо счастливѣе: впервые въ жизни онъ кажется спокойнымъ и довольнымъ. Что вы съ нимъ сдѣлали?

-- Мы говорили съ нимъ о вещахъ, которыхъ вы не поймете. Для васъ это все вздоръ и притворство. Но намъ это возвышаетъ душу.

Сивилла не тотчасъ отвѣтила. Объясненія этого человѣка всегда сбивали ее съ толку и въ первую минуту смущали, а вслѣдъ затѣмъ сердили.

-- Значитъ, все дѣло ограничивается неопредѣленными разговорами, возвышающими душу? спросила она.

-- Я не говорю этого.

-- Вы явились съ какою-то миссіей. Вы такъ сказали. Вы показали всякаго рода чудесныя вещи, чтобы доказать, что вы настоящее аккредитованное лицо. Вы говорили о бесѣдахъ съ людьми, находящимися вдалекѣ или умершими, о превращеніи молодости и старости, жизни и смерти -- въ простыя слова.

-- Да, говорилъ. И больше того.

-- Но все это до сихъ поръ такъ и остается одними словами. Вы похожи на медіума, который получаетъ извѣстія съ того свѣта, но никому о нихъ не сообщаетъ.

-- Что говорилъ вамъ отецъ?

-- Онъ говоритъ... Сивилла колебалась, потому-что боялась попасть въ просакъ... Онъ говоритъ, что проводитъ утро въ Абиссиніи или въ другомъ отдаленномъ мѣстѣ.

-- Я полагаю, что вы можете вѣрить словамъ отца. И такъ вы видите, что я не ограничиваюсь одной теоріей, какъ вамъ кажется.

-- Я вѣрю словамъ отца, и... все-таки это безсмыслица! Какъ можетъ онъ бывать въ Абиссиніи?

-- Зачѣмъ же онъ въ такомъ случаѣ говоритъ, что тамъ бываетъ?

-- М-ръ Пауль... Сивилла поглядѣла ему въ лицо съ краской на щекахъ... м-ръ Пауль, я думаю, что вы его обманываете.

Поль улыбался серьезно и съ сожалѣніемъ, какъ улыбаются надъ выходками избалованнаго ребенка.

-- Говорить правду -- похвально. Конечно, я безъ того зналъ, что вы это думаете. Пусть. Я обманываю вашего отца. Однако онъ сталъ счастливѣе; менѣе нервенъ и безпокоенъ. Онъ бросилъ старыхъ идоловъ, разбилъ ихъ и не совѣщается больше съ духами.

-- Да, это правда, у насъ больше не будетъ спиритическихъ сеансовъ. Но... м-ръ Пауль, если вы въ самомъ дѣлѣ ничего не ищете для себя лично, будьте довольны своимъ дѣломъ и уѣзжайте. Умоляю васъ, уѣзжайте, пока умъ отца освободился отъ одного суевѣрія.

-- Вы хотѣли бы прибавить: и не впалъ въ другое. Миссъ Бруденель, вы слишкомъ поздно высказали свое желаніе. Мнѣ невозможно повиноваться вамъ. Вещи должны развиваться далѣе -- ничто никогда не останавливается на полдорогѣ. Мы должны пройти весь путь. Но не бойтесь. И вашъ отецъ, и весь вашъ домъ только выиграютъ отъ того, что я не уѣхалъ и даже вы признаете это.

-- Никогда!

-- А пока не могу ли я что-нибудь сдѣлать для васъ другое?

-- Не поддерживайте въ Цециліи надежды на возвращеніе брата.

-- И это тоже невозможно. Ея братъ можетъ каждый день вернуться. Его корабль недалеко отъ порта. Сэръ Персиваль думаетъ, что можетъ совсѣмъ бросить свою семью, но мы должны разъискать его, если самъ онъ не пріѣдетъ сюда. Вы можете ѣхать вмѣстѣ съ ними, если вамъ угодно.

-- О! опять тайны и штуки. Ну если такъ, то перестаньте хоть магнетизировать Гетти.

-- Нѣтъ, не перестану.

Поль выпрямился и твердо сталъ на ноги.

-- У Гетти такой даръ, что его необходимо развить. Не просите меня, миссъ Бруденель, ни о чемъ, что клонится къ тому, чтобы помѣшать мнѣ учить людей.

-- Вы, значитъ, останетесь здѣсь?

-- Пока лэди Августа не прикажетъ мнѣ уѣхать.

-- Значитъ, вы останетесь здѣсь навсегда?

-- Можетъ быть. Не знаю.

Сивилла оглядѣла комнату, наполненную дорогой отцовской коллекціей.

-- О! сказала она, когда избавимся мы отъ этой ненавистной атмосферы тайны? Еслибы вы знали, прибавила она, указывая на полки, какъ я ненавижу всю эту страшную чепуху, собранную здѣсь.

-- Вы правы, отвѣчалъ Пауль, трудно найти лучшую коллекцію почтеннаго вздора, чѣмъ коллекція вашего отца.

-- И однако вы поощряете его своей Книгой Соломоновой Премудрости и росказнями про Менелека и Исаака Фелаха. Какъ можете вы говорить такой вздоръ?

-- Для васъ это вздоръ? Очень жаль. Въ тотъ день, когда вы перестанете считать это вздоромъ, вы будете намъ симпатизировать. Но этотъ день никогда не настанетъ.

-- Никогда.

-- Что до насъ касается, то мы вѣримъ, что обладаемъ значеніемъ и силой, и это служитъ намъ утѣшеніемъ.

-- Я не могу этому повѣрить. Нѣтъ, м-ръ Пауль, вы или легковѣрнѣйшій человѣкъ, или...

-- Договаривайте.

-- Нѣтъ, лучше не договаривать. Что касается меня, то я убѣждена, что ничего не выйдетъ изъ стремленія приподнять завѣсу съ невѣдомаго. Не будетъ новаго откровенія. Бездна между живыми и мертвыми можетъ быть сравнена только одною смертью. Никакіе голоса не донесутся до насъ съ того свѣта. Пока мы сами не умремъ, мы ничего не узнаемъ больше того, что уже намъ извѣстно.

-- Это ваша вѣра. Оставьте намъ нашу. Я не стану пытаться обратить васъ какими-нибудь аргументами. Я предоставляю эту заботу... наукѣ.

Сивилла покраснѣла. Но глаза его, казалось, говорили другое.

-- Наукѣ? переспросила она.

-- Ваша вѣра есть вѣра въ науку. Она постоянно открываетъ удивительныя вещи, но не хочетъ дозволить намъ открыть что-либо. Наука ведеть бесѣду за тысячи верстъ, посредствомъ небольшой проволоки. Мы дѣлаемъ то же, только безъ проволоки.

-- Вы такъ говорите.

-- А вы мнѣ не вѣрите. Очень хорошо. Вы думаете, что ничто не измѣнитъ вашего отношенія?

-- Ничто.

-- Ничто не разсѣетъ вашего враждебнаго чувства ко мнѣ?

-- Ничто, кромѣ вашего отъѣзда.

-- Миссъ Бруденель, порою, когда мнѣ извѣстны всѣ обстоятельства дѣла, я позволяю себѣ предсказывать. Позвольте мнѣ быть пророкомъ и относительно васъ.

-- Сдѣлайте милость.

-- Придетъ время -- и очень скоро -- когда ваша враждебность вполнѣ разсѣется благодарностью и дружбою.

-- О!

-- Да, благодарностью, навѣрное. Потому что мое имя будетъ для васъ связано съ устраненіемъ нѣкоторыхъ извѣстныхъ вамъ препятствій.

-- Что вы хотите сказать? Сивилла снова покраснѣла.

-- И предупрежденіемъ нѣкоторыхъ грядущихъ бѣдъ, о которыхъ вы пока ничего не знаете.

-- Такое пророчество ничего не означаетъ.

-- Увидите. Вы даже и тогда не увѣруете. Ну, а теперь, миссъ Бруденель, нашъ первый урокъ оконченъ. Если я ничему васъ не научилъ, зато рискнулъ сдѣлать небольшое предсказаніе, которое прошу васъ вспомнить, когда наступитъ время. Вы тогда должны будете сознаться, что мнѣ извѣстно было, когда я изрекалъ это предсказаніе, и то, что есть, и то, что должно случиться.

Когда Сивилла ушла, Поль усѣлся къ огню и читалъ романъ до пяти часовъ. Послѣ того пошелъ пить чай и болтать съ женщинами, какъ онъ это любилъ, тепло, свободно и не безъ лести для его слушательницъ.

Какъ мало намъ нужно, чтобы быть счастливыми!