Каждый помнитъ то знаменательное утро, когда извѣстіе о большомъ крахѣ привело въ отчаяніе тысячи людей и распахнуло двери рабочаго дома передъ сотнями другихъ; когда плачъ женщинъ и проклятія мужчинъ разносились по вѣтру во всѣ стороны и надъ громаднымъ лондонскимъ Сити стонъ стоялъ, точно туманъ.

Въ это утро Поль сошелъ внизъ позже обыкновеннаго и появился въ столовой съ обычной веселой миной, съ готовой привѣтливой улыбкой для лэди Августы, холоднымъ поклономъ для Сивиллы и горячимъ рукопожатіемъ для Цециліи. Но видъ собравшейся компаніи словно холодной водой окатилъ его.

Ничье лицо, ни даже лэди Августы не отвѣтило улыбкой на привѣтствіе Поля. Всѣ поглядѣли на него и затѣмъ мрачно уставились другъ на друга.

Очевидно нѣчто случилось.

Подъ словомъ "нѣчто" всегда подразумѣется что-нибудь непріятное; и лица, поза, взгляды присутствующихъ подтверждали это. Смущеніе, испугъ, удивленіе, разочарованіе царили въ столовой. Каждый изъ присутствующихъ выражалъ ихъ по-своему, м-ръ Бруденель сидѣлъ выпрямившись; его блѣдныя щенн, испуганные глаза, раскрытыя губы, дрожащія руки невольно взывали къ жалости. Лэди Августа стояла около него, стиснувъ руки и вздыхая; Сивилла, разливавшая чай по обыкновенію, встала съ мѣста и глядѣла... не на отца, но на Тома испуганнымъ и печальнымъ, взоромъ; Цецилія безпомощно протягивала впередъ руки, какъ бы ища опоры; Томъ тоже стоялъ съ газетой въ рукѣ, гдѣ очевидно только-что прочиталъ нѣчто нерадостное.

-- Что-нибудь случилось? спросилъ Поль.

Принимая во вниманіе всю значительность событія не странно ли было, что онъ ничего о немъ не зналъ и что "друзья" не сообщили ему объ этомъ? Поль самъ немедленно почувствовалъ свою ошибку и пожалѣлъ, что не сѣлъ на свое мѣсто молча.

-- О! Поль! произнесла лэди Августа.

Въ голосѣ ея звучалъ упрекъ.

Онъ ничего не подозрѣвалъ, не смотря на полученное имъ свѣдѣніе и совѣтъ, данный м-ру Джемсу Берри, въ настоящую минуту онъ рѣшительно ни о чемъ не подозрѣвалъ.

Томъ отвелъ глаза отъ гостя.

-- Да, нѣчто случилось, сказалъ онъ.

-- Объ этомъ сообщаетъ эта газета? Томъ засмѣялся, но не весело.

-- Неужели же вы такъ-таки ничего не знаете?

-- Мнѣ ничего не говорили.

-- Удивляюсь, что вамъ не сообщили объ этомъ вчера вечеромъ. Удивляюсь, что вамъ не дозволили предсказать это событіе. Было бы очень важно узнать о томъ, что готовилось... хотя бы двѣ недѣли тому назадъ. Знаете ли, Поль, ваши "друзья" очень дурно поступили, не предупредивъ васъ объ этомъ заранѣе.

-- Но я все-таки ничего не знаю.

-- Какой толкъ имѣть "друзей", которые не могутъ предостеречь людей отъ несчастія? продолжалъ Томъ.

-- О! простоналъ м-ръ Бруденель, подумать, что все это время мы занимались пустяками, какой-то тамъ философіей, когда одно слово могло спасти насъ. Я помню, какъ одинъ изъ духовъ Чика предостерегъ одного путешественника, чтобы онъ не отправлялся на кораблѣ, который потомъ потонулъ. Одинъ изъ духовъ Эмануэля Чика сдѣлалъ это! А ваши великіе и могущественные "друзья" не могли ничего для насъ сдѣлать.

-- Поль! торжественно произнесла лэди Августа, насъ постигъ тяжкій и неожиданный ударъ. Ничего не могло быть неожиданнѣе! Ничего тяжелѣе! Это такое тяжкое бѣдствіе, что я не могу удержаться и не спросить, какъ и мой мужъ: зачѣмъ ваши "друзья" допустили это?

-- Знаю теперь, въ чемъ дѣло, отвѣчалъ Поль, Бруденель и К° обанкрутились.

-- Вы прочитали это въ газетахъ?

-- Нѣтъ, мнѣ только-что это сообщили. Компанія раззорилась. Банкротство полное. Три состоянія: Сивиллы, Цециліи и ваше собственное, Томъ, помѣщенныя въ ея акціяхъ, потеряны безнадежно, такъ какъ акціонеры не получатъ ни копѣйки. Объ этомъ напечатано сегодня въ газетахъ.

-- Да, Поль, вотъ ударъ, постигшій насъ.

-- Вѣдь въ сущности весь вопросъ только въ деньгахъ, сказалъ Поль, съ удивленіемъ. Вы казались такими несчастными.

-- Только въ деньгахъ! повторилъ Томъ. Мы лишились своего имущества, только!

-- Ну что жъ такое? Будемъ завтракать.

Онъ сѣлъ и, не обращая больше вниманія на огорченіе своихъ друзей, оглядѣлъ столъ, выбирая себѣ кушанье. Онъ началъ съ рыбы, вспомнилъ, что ветчина, стоявшая на буфетѣ, очень хороша, и нашелъ, что вареное яйцо и варенье достойно завершатъ трапезу. Онъ по большей части пользовался отличнымъ аппетитомъ, какъ и всѣ вообще двадцатипятилѣтніе молодые люди, и завтракалъ регулярно, пунктуально и усердно.

-- Сначала позавтракаемъ, а затѣмъ обсудимъ это пустое обстоятельство.

Томъ засмѣялся.

-- Пустое, сэръ? Пустое? закричалъ м-ръ Бруденель, яростно взглядывая на него. Позвольте вамъ замѣтить, сэръ, что это вы говорите пустое. Состояніе моей дочери и питомицы погибло, мое доброе имя компрометтировано, а вы называете это пустымъ обстоятельствомъ!

-- Пустымъ, конечно. Эпизодъ, о которомъ не можетъ сокрушаться разумный человѣкъ.

М-ръ Бруденель отдувался, но ни слова не говорилъ. Видъ этого спокойнаго и неразстроеннаго человѣка, вполнѣ владѣвшаго собой, несмотря на то, что его друзья раззорились, и авторитетное повтореніе прилагательнаго "пустой" обуздали его.

-- Въ газетѣ есть краткая передовая статья объ этомъ, сказалъ Томъ. Я прочту ее вслухъ.

"Прекращеніе платежей и банкротство большой торговой компаніи, извѣстной подъ названіемъ компаніи Бруденеля -- по имени ея основателя -- смутили всѣхъ, не только что злополучныхъ акціонеровъ. Если этотъ домъ, повидимому, такой цвѣтущій, такъ неожиданно раззорился, то, кто знаетъ, и другія компаніи не находятся ли также на краю гибели? Несомнѣнно, что фрахтовая торговля шла въ послѣднее время плохо, не столько отъ ослабленія торговли вообще, сколько отъ размноженія кораблей. Но никто не сказалъ бы, кромѣ развѣ тѣхъ, коимъ извѣстны тайны Сити, что Бруденель наканунѣ банкротства. Тайна хорошо была сохранена директорами. Тѣмъ временемъ разные ходятъ слухи. Втихомолку утверждаютъ, будто высокій дивидентъ, который платили акціонерамъ, взимался изъ капитала. Говорятъ, что раззореніе компаніи полное. Собраніе акціонеровъ поспѣшно созвано для обсужденія тѣхъ мѣръ, какія слѣдуетъ принять относительно директоровъ. Фирма компаніи учреждена была покойнымъ м-ромъ Авраамомъ Бруденель, однимъ изъ тѣхъ предпріимчивыхъ, проницательныхъ и ловкихъ купцовъ, которые прославили англійское имя. Ему наслѣдовали сыновья, теперешній сэръ Авраамъ и м-ръ Киръ Бруденель; послѣдній образовалъ компанію, которая до сихъ поръ процвѣтала. Въ теченіе тридцати лѣтъ капиталъ компаніи разросся, и она постоянно платила большой и вѣрный дивидентъ. Акціи повысились, и всего лишь два дня тому назадъ котировались по 327. Такое внезапное и неожиданное банкротство почти безпримѣрно. Мы надѣемся, что произведено будетъ строжайшее слѣдствіе о причинахъ банкротства и будетъ выяснено, почему компанія давала такіе высокіе дивиденты. Жалко подумать о несчастныхъ акціонерахъ, въ числѣ которыхъ много вдовъ и сиротъ, считавшихъ акціи Бруденеля вполнѣ надежными и теперь ввергнутыхъ въ безусловную и безнадежную нищету. Говорятъ, что одинъ изъ братьевъ, м-ръ Киръ Бруденель, имѣлъ большой капиталъ въ акціяхъ, хотя лично и не принималъ участія въ управленіи, послѣ того какъ образовалась компанія".

-- Вотъ ваши пустяки, Поль, сказалъ Томъ въ заключеніе.

-- И все-таки пустяки! настаивалъ Поль безпечно. Будемте лучше завтракать. Люди лишились денегъ. Кто располагалъ ничего не дѣлать всю жизнь -- долженъ теперь работать. Кто думалъ ходить въ шелку, будетъ носить ситецъ. Кто ожидалъ, что умретъ у себя дома, умретъ теперь въ рабочемъ домѣ...

-- Поль, перебила лэди Августа, не будьте такъ возвышенны съ нами. Подумайте... подумайте, что не всѣ мы поднялись до вашего уровня. Будьте терпѣливы съ нами.

Но Поль съ нетерпѣніемъ покачалъ головой.

-- Столько шуму, сказалъ онъ, изъ-за денегъ!

-- Моя компанія! отвѣчалъ м-ръ Бруденель. Имя моего отца... банкротство... раззореніе. Дѣтскія деньги пропали!.. Цецилія, ты нищая, моя душа! Томъ, твой опекунъ вышвырнулъ за окно твой капиталъ, и теперь ты долженъ работать головой и руками.

-- Тѣмъ лучше для Тома! замѣтилъ Поль.

-- Почему они не помогли намъ? спросилъ м-ръ Бруденель. Они должны были намъ помочь. Что они для насъ сдѣлали? Ничего! Что они могутъ для насъ сдѣлать? ничего!

Поль подошелъ къ буфету и взялъ ветчины.

-- Чудесная ветчина, сказалъ онъ. Англійская ветчина рѣшительно всѣхъ лучше, хотя въ Россіи я тоже ѣдалъ отличную ветчину.

Никто не отвѣчалъ. Нѣкоторые подумали, что такое поведеніе бездушно.

-- Когда дѣло касается практическихъ вещей -- ваши "друзья", Поль, не такъ добры, какъ духи бѣднаго старика Чика.

-- Практическихъ вещей! вы называете деньги практической вещью. Но я забылъ, Томъ, что вы ни во что не вѣрите. Для васъ деньги, конечно, очень практическая вещь.

Онъ продолжалъ завтракать какъ ни въ чемъ не бывало. Сивилла налила ему чаю, стиснувъ зубы и вся пунцовая. Цецилія повѣсила носъ. Лэди Августа вздыхала. А Поль ѣлъ себѣ, да пилъ и былъ такъ веселъ, какъ будто-бы ровно ничего не случилось.

Затѣмъ м-ръ Киръ Бруденель на манеръ древнихъ патріарховъ, и совсѣмъ позабывъ про ученіе Исаака Ибнъ-Менелека, точно абиссинскій мудрецъ совсѣмъ и не прибиралъ его къ рукамъ, началъ монологъ или плачъ по разрушенной компаніи. То былъ почти эпическій, разсказъ. Онъ началъ съ описанія обстоятельствъ, заставившихъ его отца покинуть родное село и отправиться въ Лондонъ съ двумя пенсами въ карманѣ. Никто никогда не можетъ въ сущности пробить себѣ дороги въ Лондонѣ, если онъ такъ несчастенъ, что неимѣетъ больше двухъ пенсовъ въ карманѣ. Патріархъ Бруденелей, родоначальникъ Авраамъ, побывалъ въ прикащикахъ, клеркахъ, Богъ его знаетъ чѣмъ онъ только не былъ и въ свое время основалъ великую компанію, носящую его имя. Сначала предпріятіе было не очень обширное, но постепенно все расширялось. Затѣмъ, повѣствовалъ м-ръ Киръ Бруденель, наступило время, когда отцу его пришлось умирать. Онъ умеръ очень неохотно, не потому, чтобы боялся смерти, а потому, что ему было жалко оставить дѣло, пока оно еще не вполнѣ развилось и еще существовали изъ мірѣ берега и порты, въ которыхъ имя Бруденель было неизвѣстно.

Сцена у смертнаго одра была по истинѣ трогательна. Зачѣмъ, перемѣнивъ тонъ, точно менестрель, который знаетъ, какъ тронуть сердца слушателей, м-ръ Киръ Бруденель продолжалъ разсказывать, какъ онъ и его братъ продолжали дѣло, какъ рѣшили превратить фирму въ компанію и сдѣлали это, и какъ ихъ акціи пошли въ ходъ и какъ они ихъ продали съ большой преміей и купили землю, въ тѣ дни, когда земля еще приносила доходъ, и какъ его братъ получилъ титулъ баронета и какъ самъ онъ посвятилъ жизнь спиритуалистической наукѣ и философіи и какъ онъ, къ несчастію, помѣстилъ, будучи опекуномъ и душеприкащикомъ, все состояніе своихъ питомцевъ и своей дочери въ акціи компаніи.

-- А теперь, заключилъ онъ, я сдѣлалъ ихъ нищими, потому что компанія обанкрутилась. Предпріятіе моего отца раззорено; наше имя стало притчей во языцѣхъ; тысячи неповинныхъ людей будутъ вѣчно проклинать насъ. Я душеприкащикъ и опекунъ, раззорившій своихъ питомцевъ. Ты, Томъ, долженъ будешь работать изъ-за куска хлѣба. Ты, Цецилія, не имѣешь больше ни гроша денегъ. Ты, Сивилла, лишилась: всего, что тебѣ оставила мать. Дѣти, я постараюсь сдѣлать для васъ, что могу, но позоръ, нанесенный нашей фамиліи! О! этого мы никогда не изгладимъ! никогда!

Въ то время какъ онъ такъ жаловался и стоналъ, жена склонилась надъ нимъ. Поль, у котораго были глаза на затылкѣ и уши повсемѣстно, замѣтилъ, что Томъ держитъ руку Сивиллы подъ столомъ, и услышалъ шепотъ:

-- Сивилла, ты подождешь -- пока я справлюсь? ты знаешь, какое это имѣетъ значеніе для насъ? Какая преграда выросла теперь между нами? Ты подождешь, пока я трудомъ верну то, что мы потеряли?

И она отвѣчала:

-- Еслибъ мнѣ пришлось ждать сто лѣтъ, я буду ждать... Томъ.

Наблюдатель сдѣлалъ видъ, какъ будто онъ ничего не видѣлъ и не слышалъ. Но вотъ, когда м-ръ Киръ Бруденель умолкъ не столько отъ того, что вполнѣ излилъ свое горе, сколько отъ того, что усталъ, Поль спокойно сказалъ:

-- Нѣтъ, м-ръ Бруденель, позоръ не можетъ коснуться человѣка за чужую вину. Я вижу однако, что сегодня утромъ было бы безполезно мнѣ приходить къ вамъ въ кабинетъ для занятій. Вашъ умъ, кажется, совсѣмъ заполоненъ самымъ обыкновеннымъ изъ людскихъ несчастій. Исаакъ-Ибнъ-Менелекъ не пожелаетъ бесѣдовать съ вами въ вашемъ настоящемъ настроеніи.

Тутъ м-ръ Киръ Бруденель вскочилъ съ кресла и закричалъ съ негодованіемъ:

-- Исаакъ-Ибнъ-Менелекъ! чему такому научилъ онъ меня? Ничему. Меньше чѣмъ духи Чика. Развѣ онъ мнѣ помогъ? Нисколько. Что онъ можетъ для меня сдѣлать? Ничего. Не говорите мнѣ больше про Исаака-Ибнъ-Менелека. Прочь этого абиссинскаго обманщика. Духи-стукальщики и древніе философы -- всѣ обманщики. Никто изъ нихъ не можетъ ни въ чемъ помочь. Отдайте мнѣ назадъ капиталъ моей дочери, вы, съ вашимъ шарлатанствомъ и насмѣшками надъ пустымъ обстоятельствомъ! Отдайте мнѣ его назадъ или никогда больше не говорите со мной! Если вы не можете намъ помочь, то избавьте насъ отъ вашего общества! Оставьте насъ... вы и вся ваша орда. Уѣзжайте и оставьте насъ съ нашимъ горемъ!

Онъ бросился вонъ изъ комнаты. Они услышали, какъ онъ побѣжалъ въ кабинетъ и растерянно поглядѣли сначала другъ на друга, а затѣмъ на Поля.

-- Я возьму немного мармеладу, сказалъ Поль.

Глаза Сивиллы, казалось, готовы были испепелить его, въ то время какъ она выходила вслѣдъ за отцомъ.

-- Эта нечувствительность дѣлаетъ вамъ величайшую честь, сказалъ Томъ. Я никакъ не могу вполнѣ подражать вамъ. Пожелалъ бы, чтобы у васъ было, скажемъ, милліона два, и я бы могъ уподобиться вамъ и оставаться вполнѣ безучастнымъ къ вашей потерѣ.

-- Спросите самого себя, Томъ, что вы потеряли, отвѣчалъ Поль. Вы лѣниво вопрошали науку, теперь вы будете преслѣдовать ее. Законъ жизни таковъ, что человѣкъ долженъ развиваться подъ гнетомъ необходимости. Вы станете великимъ профессоромъ, вмѣсто того чтобы быть любителемъ. Вамъ бы слѣдовало радоваться.

-- Каждый человѣкъ, который работаетъ изъ-за денегъ -- рабъ, отвѣчалъ Томъ. Я стану рабомъ.

-- Это только потому, что люди такъ глупы, что не составляютъ ассоціацій. Когда они этому научатся, то перестанутъ быть рабами.

-- Мудрый философъ! Тѣмъ не менѣе, я отправлюсь теперь къ фамильному стряпчему и посмотрю, нельзя ли спасти хоть части имущества. И вмѣсто того, чтобы радоваться, я посмотрю, нельзя ли этихъ директоровъ протянуть къ суду, и если можно, то я это сдѣлаю.

-- Я ничего противъ этого не имѣю; это будетъ законнымъ упражненіемъ для вашего ума.

-- А теперь когда мы остались только втроемъ -- продолжалъ Поль, вставая изъ-за стола, за которымъ щеголялъ такой замѣчательной черствостью -- мы можемъ побесѣдовать. Мы понимаемъ другъ друга. Прежде всего, лэди Августа, скажите мнѣ, что вы думаете?

Она колебалась.

-- Прекрасно слушать и говорить про добровольную бѣдность и отреченіе отъ земныхъ благъ, сказала она наконецъ. Ваши "друзья", стоящіе выше богатства, поучительны, какъ примѣръ. Но когда раззореніе приходитъ такъ неожиданно, какъ къ намъ, то... откровенно говоря, Поль, я не такъ преуспѣла -- да и никто изъ насъ -- въ философіи, чтобы перенести терпѣливо такой ударъ.

-- Другъ мой, сказалъ Поль, это не ударъ. Повѣрьте мнѣ. Только то было бы ударомъ, что могло бы васъ лишить той мудрости, какой вы уже научились, или помѣшать развиваться далѣе. Еслибы, напримѣръ, вы лишились всего и вынуждены были бы работать изъ-за куска хлѣба, это былъ бы ударъ, потому что это унизило бы вашу личность, не подготовленную къ такому труду. Но вѣдь этого, сколько я понялъ, нечего опасаться.

-- Нѣтъ. У мужа есть имѣніе, и Сивилла его наслѣдница. Она лишилась только состоянія своей матери: десяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ! Всѣхъ тяжелѣе испытаніе для Цециліи, потому что она лишилась всего. Вчера еще у бѣдной дѣвочки было богатое приданое, а сегодня у нея ничего нѣтъ. Вчера она была независима, а сегодня находится въ полной зависимости.

-- Я не вижу причины, замѣтилъ Поль задумчиво, зачѣмъ было моимъ "друзьямъ" обращать вниманіе на этотъ инцидентъ... Я никогда не видѣлъ, чтобы они вмѣшивались въ денежные дѣла. Для нихъ, какъ и для всѣхъ разумныхъ людей, общественное положеніе, требующее денегъ -- безуміе, и тѣ, кто страдаетъ отъ такого положенія, то есть люди, которымъ приходится работать, чтобы другіе получали деньги, и тѣ, которые приходятъ въ отчаяніе отъ того, что потеряли деньги, должны были бы соединить усилія, чтобы измѣнить свое общественное положеніе. Въ то же самое время такъ велико участіе къ нашему семейству, которое, какъ я думаю, предназначено стать центромъ, откуда свѣтъ будетъ расходиться по всему свѣту, что я не могу, право, не могу вѣрить, чтобы "друзья" мои не знали объ этомъ событіи и не могу также повѣрить, чтобы оно было такой катастрофой. Я скорѣе думаю, что оно допущено для вашего поученія и пользы.

-- Еслибы мужъ могъ такъ думать! сказала лэди Августа. Еслибы вы могли намъ это доказать!

Что особенно нравилось дамамъ въ Полѣ, это то, что онъ такъ легко переходилъ отъ веселаго и развязнаго тона, котораго держался, какъ свѣтскій человѣкъ, къ строгой серьезной бесѣдѣ, которую велъ en petit comité. Ж енщины любятъ, чтобы мужчины были солидными и серьезными.

-- Что касается Тома, продолжалъ онъ, то можно ли желать лучшаго для умнаго человѣка, чтобы онъ развернулъ возможно полнѣе всѣ свои силы и способности? Просмотрите исторію всѣхъ великихъ людей: всѣ они были бѣдные большинство вышло изъ низшихъ классовъ общества, когда люди молоды, тутъ-то имъ и надо пріобрѣсти привычку къ труду. Томъ, какъ я говорилъ ему, не будетъ болѣе лѣниво изслѣдовать природу. Онъ будетъ ее преслѣдовать. Онъ не будетъ смотрѣть, какъ другіе возлѣ него работаютъ съ заступомъ въ рукахъ. Онъ самъ возьметъ въ руки заступъ. Что касается Сивиллы...

Онъ умолкъ.

-- Что касается Сивиллы? повторила лэди Августа.

-- Я не знаю сердца Сивиллы. Это для меня закрытая книга. Въ вашемъ сердцѣ, лэди Августа, я легко читаю, и въ вашемъ также, Цецилія.

Странно! эти слова возбудили легкую зависть въ обѣихъ названныхъ дамахъ. Неужели каждая изъ нихъ хотѣла, чтобы онъ читалъ только въ ея сердцѣ?

-- Я не вижу, въ какомъ отношеніи пострадаетъ Сивилла отъ потери денегъ. А теперь поговоримъ о васъ, Цецилія.

-- Да. Скажите мнѣ, Поль, какъ могу я примириться съ потерей моего состоянія. Я такъ безпомощна въ своей слѣпотѣ, что всегда считала за счастіе, что могу найти людей, которые бы ухаживали за мной. Скажите мнѣ... научите меня, Поль, какъ мнѣ смириться передъ несчастіемъ.

-- Попытаемся, Цецилія. Подумайте, вы располагали всю жизнь провести, какъ вамъ вздумается: вы думали быть независимой отъ другихъ; вы готовились платить людямъ за то, чтобы они развлекали васъ, ухаживали за вами. Теперь все это перемѣнилось. Теперь вы будете вполнѣ зависѣть отъ услугъ, оказываемыхъ во имя любви. Васъ не отдадутъ на руки постороннихъ людей; вы будете среди тѣхъ, кто любитъ васъ и никогда не потерпитъ, чтобы вы въ чемъ-нибудь нуждались. Самая ваша зависимость сдѣлаетъ васъ дороже въ ихъ глазахъ, ихъ постоянныя заботы докажутъ вамъ, какъ истинна, глубока и безкорыстна ихъ любовь...

-- Дитя мое, прошептала лэди Августа, обнимая Цецилію.-- Вы узнаете разницу между тѣмъ, что дается за деньги и что дается даромъ. Вы не будете требовать, чтобы васъ занимали съ утра до ночи. Вашъ характеръ сформируется: вы станете тѣмъ, чѣмъ вамъ предназначено быть. Вы научитесь размышлять и разовьетесь. Когда вы перейдете изъ здѣшней жизни въ будущую, ваши глаза откроются для болѣе высокой жизни, среди болѣе высокихъ духовъ.

-- О, Поль!

Сердце дѣвушки забилось, и глаза наполнились слезами. Сказанныя слова, казалось бы, не могли произвести такого сильнаго впечатлѣнія, но музыкальный, мягкій голосъ и удивительная магнетическая сила оратора дѣйствовали.

-- А теперь разберемъ, въ какомъ положеніи находится м-ръ Бруденель, продолжалъ Поль голосомъ, менѣе симпатическимъ, менѣе нѣжнымъ.

-- Будьте терпѣливы съ нимъ, Поль, напомнила лэди Августа.

-- Я буду очень терпѣливъ. Сознаюсь, однако, что сильно разочарованъ. Вы знаете, что я занимался съ нимъ въ продолженіи нѣсколькихъ недѣль, и притомъ ежедневно.

-- Да, мы знаемъ. Онъ намъ все разсказывалъ.

-- Самое странное обстоятельство во всемъ этомъ, это то, что, возвращаясь изъ Абиссиніи, онъ забываетъ все, чему его научили. Сознаюсь, что я объяснилъ себѣ это тѣмъ, что умъ его затемненъ предразсудками. Древній законъ недоступенъ уму, затемненному предразсудками.

-- Ну, что жъ далѣе, Поль?

-- Вы видѣли страшное проявленіе этихъ предразсудковъ. Я готовъ допустить всякія смягчающія обстоятельства, но все же такіе закоренѣлые предразсудки могутъ хоть кого привести въ отчаяніе.

-- Будьте терпѣливы съ нимъ, Поль. Вы должны понять, что онъ чувствуетъ. Онъ оплакиваетъ не свои деньги. Онъ былъ опекуномъ троихъ молодыхъ людей и сталъ невинной причиной, что они лишились всего своего имущества. Развѣ это ничего не значитъ. И притомъ компанію эту учредилъ онъ самъ, и то, что она рухнула, не можетъ не огорчать моего мужа.

-- Возможно, сказалъ Поль, что "друзья" мои допустили это, чтобы показать, какъ мало преуспѣлъ онъ въ мудрости. И однако... о!.. Поль вдрогнулъ... Я вижу! да я вижу теперь все... совсѣмъ ясно...

Онъ поднялъ руки и закинулъ ихъ надъ головой, а лицо его озарилось восторженнымъ взглядомъ человѣка, передъ которымъ проносится чудное видѣніе.

-- Да, мой учитель!.. да, мои друзья... я вижу... вижу...

-- Поль!

Онъ опустилъ руки, наклонилъ голову и оглядѣлся, какъ человѣкъ, только-что проснувшійся и не совсѣмъ пришедшій въ себя.

-- Поль! что случилось? что вы видѣли?

-- Лэди Августа, торжественно началъ онъ, вѣрите ли вы въ то, что я честенъ и правдивъ?. Всегда ли, всегда вы въ это вѣрите?

-- О, Поль!

Она закрыла лицо руками.

-- Сознаюсь, что бываютъ времена, когда меня осаждаютъ страшныя сомнѣнія, вотъ, напримѣръ, когда съ часъ тому назадъ надъ нами разразился этотъ жестокій ударъ. Простите меня; очень нехорошо и очень мучительно сомнѣваться въ васъ. Если вы говорите неправду, то гдѣ же, послѣ этого, правда?

-- Милая лэди Августа, поглядите мнѣ въ глаза, возьмите мои обѣ руки въ свои и скажите мнѣ: вы все еще сомнѣваетесь во мнѣ?

Никогда еще глаза не глядѣли болѣе чистымъ, прямымъ, откровеннымъ взглядомъ.

-- Нѣтъ, отвѣчала она полушепотомъ, нѣтъ, я не могу въ васъ сомнѣваться, Поль.

Она отвела глаза и опустилась въ кресло. На нее такъ же, какъ и на дѣвушекъ, его вліяніе было такъ сильно, что могло уподобиться газу, которымъ человѣкъ надышится до потери сознанія. Кромѣ того онъ былъ ея пророкъ, и она любила его, какъ сына, которымъ гордится мать. И наконецъ она была ученицей Поля. Она относилась къ нему почти какъ Хадиджа къ другому славному пророку.

-- Поль, сказала она, приподнимая голову, вы заставили меня сознаться въ минутной слабости,-- простите меня.

-- Милая лэди Августа, прощать нечего. Но если вы будете продолжать сомнѣваться во мнѣ, то мы станемъ чужіе другъ другу. Развѣ я могу пробыть хотя одинъ часъ въ вашемъ домѣ, если лишусь вашей дружбы?

-- Нѣтъ, Поль, нѣтъ, этого никогда не случится.

Онъ пожалъ ей руку.

-- Когда въ васъ проснется сомнѣніе, сказалъ онъ, то спросите себя: какая мнѣ выгода оставаться здѣсь? Если все, что я говорю, неправда, то зачѣмъ я тутъ нахожусь? Сивилла меня не любитъ. Томъ въ меня не вѣритъ. Мои занятія съ м-ромъ Бруденелемъ тяжелѣе, нежели вы думаете. А въ чемъ же моя награда? не знаю, если я лишусь вашей дружбы и довѣрія.

-- Я не вижу Поля глазами, сказала Цецилія, но я слышу его голосъ -- это единственный голосъ, отъ котораго душа моя наполняется счастіемъ, единственный, какой я слышала въ жизни. Такой голосъ не можетъ быть лживымъ.

-- Странныя вещи происходили въ этомъ домѣ, продолжалъ Поль, и еще болѣе странныя должны произойти. А пока вернемся къ обстоятельству, которое я называю пустымъ...

-- Нѣтъ.

Лэди Августа выдала себя; обстоятельство это отнюдь не было пустымъ въ ея глазахъ.

-- Въ это дѣло "друзья" мои вмѣшаются. Я могу обѣщать самыя удивительныя вещи, но которыя вы увидите и должны будете повѣрить.

-- Да, да, мы вѣримъ.

-- Я думаю, что эти вещи будутъ сдѣланы ради васъ, а не ради м-ра Бруденеля. Не спрашивайте меня ни о чемъ, но вѣрьте, прибавилъ онъ торжественно, и поступайте только такъ, какъ вамъ будетъ сказано.

-- Да, да, вы можете положиться на насъ, Поль. Скажите намъ только, что мы должны дѣлать.

Онъ молчалъ, какъ бы размышляя о томъ, какое бы трудное дѣло возложить на нихъ. Онѣ ждали. Чего? Всего, что имъ ни прикажутъ. Женщинамъ въ такомъ настроеніи уже пріятно самое ожиданіе чего-то необыкновеннаго, что отъ нихъ потребуется.

-- Лэди Августа, сказалъ наконецъ Поль, подите и скажите своему мужу, чтобы онъ тотчасъ же послалъ за... своей банковой книгой.

Лицо ея выразило разочарованіе.

-- Какъ! только-то, Поль?

-- Только. Развѣ этого не довольно. Вамъ предлагаютъ легкое дѣло. Но онъ разсердится и будетъ бранить меня и моихъ... вашихъ "друзей". Передайте ему отъ меня и отъ имени Исаака-Ибнъ-Менелека, чтобы онъ послалъ немедленно за своей банковой книгой.

Дѣйствительно, послѣ всѣхъ этихъ предисловій, дѣло оказывалось какъ бы пустымъ. Но лэди Августа повиновалась.

-- Цецилія, сказалъ Поль, кладя свою мягкую руку на ея руку, Цецилія!

Голосъ его былъ мягокъ и музыкаленъ. Она обратила къ нему свои незрячіе глаза.

-- Цецилія, что бы ни случилось, будьте увѣрены, что васъ не коснется ничто злое.

-- Поль, отвѣчала она, вы всѣмъ намъ оказываете помощь и приносите утѣшеніе. О! какъ мы могли прожить всѣ эти годы безъ васъ!