Много грѣховъ отпускается человѣку, который женится, лишь бы можно было понадѣяться на его исправленіе. Гетти готовилась выслушать покаяніе грѣшника и произнести надъ нимъ отпущеніе грѣховъ. Грѣховъ она стыдилась не меньше своего жениха, но простить его ей не стоило ни малѣйшаго труда.
Висая провела Поля къ себѣ въ мастерскую и ушла, оставя въ ней Гетти и Поля вдвоемъ. Само собой разумѣется, что она подготовила Гетти отчасти къ тому, что та должна была услышать, и такимъ образомъ смягчила ударъ.
-- И помните, Гетти, заключила Висая, что какъ бы ни былъ виноватъ Поль, онъ теперь совсѣмъ покончилъ съ прошлымъ. И никакой соблазнъ не заставитъ его больше вернуться на прежнюю дорогу . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Самое тяжелое зрѣлище въ мірѣ -- зрѣлище, покрывающее стыдомъ даже простаго свидѣтеля -- это видѣть человѣка, сознающаго неправильность своего дѣла и чувствующаго весь его стыдъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- О! Поль! будетъ, будетъ, я не могу больше этого вынести,-- вскричала Гетти, обливаясь слезами.-- Я не могу больше этого вынести! О! подумать только, что все не такъ... О! моя бѣдная мама!
-- Я говорилъ только про себя,-- замѣтилъ онъ.
Она лежала на диванѣ, закрывъ лицо руками.
Онъ стоялъ надъ ней, стиснувъ зубы и кулаки, съ мрачными и жесткими глазами. Можно было бы подумать, что онъ ее бранитъ и бьетъ. Но это было не такъ. Онъ бранилъ и билъ самого себя, а каждое его слово било ее, какъ хлыстомъ.
-- Ты должна все выслушать,-- настаивалъ онъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Онъ наконецъ досказалъ.
-- Что же, Гетти, прикажешь мнѣ уѣхать?
Она протянула ему руку.
-- Да, Поль, тебѣ слѣдуетъ уѣхать, но я уѣду вмѣстѣ съ тобой.
-- Я ненавижу себя, Гетти; я готовъ былъ бы убить самого себя, еслибы не ты, да еще не мысль, что даже, убивъ себя, я не изглажу прошлаго.
-- О! какъ это ужасно! какъ это ужасно!-- повторяла дѣвушка. И подумать, что человѣкъ, котораго я полюбила, тоже былъ вовлеченъ въ этотъ обманъ! О, мой бѣдный Поль!
-- Нѣтъ, нѣтъ, Гетти. Мы все оставили за собой, вмѣстѣ со всѣми ухищреніями профессіи. Только люби меня и прости меня.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Въ то время, какъ наши влюбленные сидѣли и объяснялись такимъ образомъ, случилось, что м-ръ Медлокъ, вернувшійся въ домъ жены, узналъ о томъ, что его дочь сидитъ наединѣ съ своимъ женихомъ въ мастерской миссъ Рюисдаль.
Въ обыкновенное время это извѣстіе заставило бы его уважать неприкосновенность святилища, потому что, сказать по правдѣ, онъ боялся своей дочери. Но сегодня онъ чувствовалъ себя храбрецомъ. Быть можетъ, храбрости этой содѣйствовалъ стаканъ горячаго грогу съ лимономъ. Быть можетъ, что другое придавало ему смѣлость.
Гетти, по правдѣ сказать, мало выказывала къ нему привязанности или почтенія. Она знала, чего ему хотѣлось отъ нея -- участія въ его обманѣ -- и какъ же могла она послѣ этого его уважать? И при этомъ наружность у него была неблагородная, такъ же, какъ и манеры, какъ и жизнь, которую онъ велъ. Сопутствовать балаганнымъ выставкамъ; объяснять панорамы; выводить передъ публикой карловъ и великановъ или двухголовыхъ женщинъ -- все это не безнравственно, строго говоря, но не благородно. Когда же вы вздумаете требовать отъ дочери, чтобы она выступила на подмосткахъ въ роли ясновидящей, то сами лишите себя всѣхъ привилегій пятой заповѣди.
Да, м-ръ Гайнесъ Медлокъ составилъ небольшой планъ своей будущей семейной жизни: въ эту программу входила выставка, долженствовавшая затмить всевозможныя спиритуалистическія представленія. Лавиніи предоставлялась роль престарѣлой Сивиллы, облаченной въ пунцовый бархатъ; Гетти -- роль знаменитой ясновидящей; синьоръ Паоло, уже прославившійся отъ береговъ Тихаго и до береговъ Атлантическаго океана, находился въ прямыхъ сношеніяхъ съ духами, которые никогда не лгали; самъ же онъ долженствовалъ быть знаменитымъ краніологомъ, профессоромъ хиромантіи или графологомъ, какъ придется. Программа блистательная. И вотъ самый важный членъ собранія находится въ эту минуту подъ его кровомъ, ухаживаетъ за его родной дочерью и, безъ сомнѣнія, настроенъ добродушно и любезно.
Поэтому м-ръ Медлокъ постучалъ въ дверь и кашлянулъ. Кашель, послѣ стука въ дверь, обозначаетъ, какъ дважды два четыре, что пришелъ проситель. Человѣкъ, который собирается чего-нибудь просить: услуги, денегъ взаймы, свиданія или объясненія всегда кашляетъ послѣ того, какъ постучится въ дверь.
Не получая отвѣта, м-ръ Медлокъ повернулъ ручку и отворилъ дверь.
Гетти отняла руку отъ руки жениха и встала съ дивана, на которомъ они сидѣли.
-- Что вамъ угодно? спросила она строго.-- Это комната миссъ Рюисдаль.
-- Я желаю, моя душа, началъ онъ (дѣвушкѣ не слѣдовало бы быть выше ростомъ своего отца!) -- я пришелъ (не годится также ей глядѣть такъ грозно на родителя!) -- мнѣ очень жаль, что я помѣшалъ. Я хотѣлъ только сказать нѣсколько словъ твоему... моему будущему зятю, Гетти, всего лишь нѣсколько словъ.
Онъ опять кашлянулъ въ руку самымъ досаднымъ образомъ. Рѣшительно не было возможности гордиться его внѣшностью.
Гетти обратилась къ Полю.
-- Вотъ мой... отецъ, сказала она, какъ бы запнувшись на мѣстоименіи, въ знакъ того, что не особенно благодарна судьбѣ за такого родителя,-- и онъ собирается нѣчто сообщитъ тебѣ, Поль... Желаетъ сдѣлать тебѣ какое-то предложеніе. Въ сущности, я знаю, въ чемъ дѣло, но тебѣ лучше услышать это отъ него самого.
Никогда не слѣдуетъ осуждать человѣка, не выслушавъ его, но нѣчто неуловимое въ тонѣ этой молодой особы говорило, что сужденіе уже впередъ составлено, и не въ пользу человѣка.
-- Здравствуйте, сэръ.
Поль всталъ и протянулъ руку: удивительно, что, вмѣстѣ съ возвращеніемъ въ міръ явленій, міръ повседневный, къ нему вернулся также замѣтный американскій акцентъ и американскія манеры.
-- Чѣмъ могу служить вамъ, сэръ, или чѣмъ вы можете служить мнѣ?
-- Мы можемъ многимъ служить другъ другу, сэръ. Мы можемъ стать необходимы другъ для друга. И это я постараюсь доказать вамъ въ немногихъ словахъ.
-- Очень хорошо, сэръ. Вы помните, какъ вы посѣтили моего бывшаго учителя, профессора Мельхерса, двѣ недѣли тому назадъ. Вы бесѣдовали съ нимъ и сдѣлали ему одно предложеніе.
-- Да, сдѣлалъ. Совершенно вѣрно. Онъ все знаетъ, Гетти, все. Такъ о немъ всѣ и говорили въ Нью-Іоркѣ. Стоитъ задать ему вопросъ, и у него отвѣтъ уже готовъ и никогда не бываетъ ошибочный.
Гетти тревожно взглянула на Поля, но тотчасъ же успокоилась.
-- Я потому теперь не ошибся, отвѣчалъ спокойно Поль, что сидѣлъ въ сосѣдней комнатѣ, куда дверь была отворена, и слышалъ все, что вы говорили.
Лицо Гетти просіяло.
-- Поэтому мнѣ извѣстно, что вы дѣлали, когда жили въ Соединенныхъ Штатахъ, и что бы вы желали, чтобы я дѣлалъ, когда вы вернетесь туда обратно.
-- И будете дѣлать, сэръ, и будете, отвѣчалъ небольшой человѣчекъ, весь загораясь восторгомъ отъ такого, какъ ему казалось, хорошаго начала.
-- Продолжайте, м-ръ Медлокъ.
-- Вы не представляете себѣ, вы не можете себѣ представить, какой блестящій успѣхъ я вамъ устрою.
-- Объяснитесь, м-ръ Медлокъ.
-- Я полагаю, сэръ, что во время вашихъ послѣднихъ представленій -- я разумѣю салонъ, гдѣ вы принимали сливки нью-іоркской аристократіи -- всѣ деньги шли вашему хозяину.
-- Вы не въ правѣ этого говорить, перебила Гетти.
-- Отчего? Я былъ ассистентомъ и знаю, что почти всѣ деньги отбираются хозяиномъ. Такъ было, когда я былъ ассистентомъ.
-- Продолжайте, сказалъ Поль.
-- Я хочу сказать вотъ что: оставьте старика. Устройте представленія на свой страхъ. Оставьте старика. И пригласите человѣка опытнаго въ этихъ дѣлахъ, который возьметъ на себя всю черную работу.
-- Вы разумѣете, конечно, самого себя?
-- Да, я разумѣю самого себя. Лучшаго человѣка я не могъ бы и указать. Я знаю почти каждый городъ въ Америкѣ, если вы рѣшите путешествовать, и знаю, какъ свои пять пальцевъ, Нью-Іоркъ или Филадельфію, если вы признаете за лучшее тамъ поселиться. Вы вѣдь, кажется, собираетесь жениться на моей дочери, сэръ?
-- Да, собираюсь, если ваша дочь согласится.
-- Она должна согласиться съ радостью и гордостью. Я бы согласился, еслибы былъ моей дочерью.
-- Еслибы вы были ею, я бы не просилъ васъ выйдти за меня за-мужъ, отвѣтилъ Поль.
-- Хорошо, сэръ, хорошо. Я не стану настаивать на своихъ отцовскихъ правахъ. Я слишкомъ долго былъ въ разлукѣ съ дочерью, чтобы претендовать на эти права. Я хорошо это знаю. Но я спрашиваю васъ, сэръ, спрашиваю васъ, какъ разсудительнаго человѣка, вотъ вы, No 1, альфа и омега профессіи, умнѣйшій и самый прославленный представитель ея,-- все это я допускаю. И породниться съ вами для насъ большая честь.
Поль съ печальной усмѣшкой взглянулъ на Гетти.
-- Но возьмемъ другую сторону. Что будетъ съ талантомъ, если его никто не сумѣетъ обставить сценическимъ и дѣловымъ образомъ? Онъ заглохнетъ, пропадетъ, растратится даромъ. Вотъ почему я пришелъ. Агентомъ синьора Паоло будетъ его тесть, человѣкъ опытный, испытанный и усердный. Что такое талантъ, предоставленный самому себѣ? Онъ вскорѣ износится, истратится... И вотъ почему должна выступить на сцену ваша теща. Взгляните, какъ идетъ дѣло въ циркѣ. Въ промежуткахъ между дѣйствительно замѣчательными штуками бѣгаютъ клоуны (всякій можетъ бѣгать), перепрыгиваютъ сквозь обручи молодыя дѣвицы (каждый можетъ прыгать черезъ обручъ), а публика все равно довольна. Лавинія въ бѣломъ парикѣ и пунцовомъ бархатѣ дастъ одинъ изъ своихъ знаменитыхъ сеансовъ, въ то время какъ вы будете отдыхать. Увѣряю васъ, сэръ, что въ бѣломъ парикѣ, очень пышномъ и красивомъ, въ пунцовомъ бархатѣ и съ тяжелой золотой цѣпочкой, ваша теща ослѣпитъ. Право же такъ. Въ сущности, новыхъ пріемовъ вѣдь немного, но вашъ агентъ всегда сумѣетъ придать новую форму старымъ. А затѣмъ выступитъ Гетти. Вы убѣдились, сэръ, что въ моей дочери есть матеріалъ для первоклассной ясновидящей. Въ вашихъ рукахъ она разовьется и станетъ первой ясновидящей въ мірѣ. Хорошая ясновидящая -- рѣдкость. Я ни одной не знаю, которую можно было бы смѣло вызвать передъ публикой. Но Гетти! Взгляните на нее, сэръ. Взгляните на ея лицо и фигуру. Поглядите въ ея глаза...
-- Поль!
-- М-ръ Медлокъ, вы достаточно высказались, сказалъ Поль. Всякіе дальнѣйшіе толки объ этомъ были бы лишними, такъ какъ мы уже рѣшили, какъ намъ дѣйствовать. Ничто въ мірѣ не заставитъ вашу дочь играть предлагаемую вами роль... ничто въ мірѣ. Это рѣшено и подписано, и ничто въ мірѣ не заставитъ также и меня продолжать эту профессію...
-- Вы оставляете профессію? Вы, великій синьоръ Паоло, оставляете профессію? По почему же... вы, можетъ быть, уже составили себѣ состояніе?
-- Нѣтъ, не составилъ.
-- Ну, такъ почему же?
-- Потому что это... я бросилъ. Вотъ почему. Я не думаю, чтобы вы поняли мои резоны.
-- Оставляете профессію! и не составили еще состоянія! Если такъ, сэръ, то пусть меня повѣсятъ, если я позволю вамъ жениться на моей дочери.
Гетти засмѣялась. Нехорошо смѣяться надъ роднымъ отцомъ, но она засмѣялась.
-- Я думаю, что безполезно объ этомъ толковать, сказалъ Поль спокойно. Ваша дочь совершеннолѣтняя. Оставьте насъ, м-ръ Медлокъ.
-- Гетти, сказалъ онъ, когда ушелъ ея отецъ, поцѣлуй меня. И уѣдемъ отсюда поскорѣе; поскорѣе начнемъ новую жизнь.