Безполезно сожалѣть о томъ, что сдѣлано и непоправимо, въ противномъ случаѣ можно было бы горько пожалѣть о двухъ или трехъ обстоятельствахъ во всей этой процедурѣ. И въ то же самое время можно указать и на то, что случившееся было какъ разъ обратно тому, чего бы слѣдовало ожидать и что поэтому мы не можемъ винить себя во всѣхъ этихъ событіяхъ. Послѣ безчисленныхъ лѣтъ слѣпаго повиновенія, уваженія къ властямъ и безпрекословной покорности не были ли мы въ правѣ ожидать того же духа? Чего мы не знали и не подозрѣвали -- это всей силы проснувшейся реакціи. Эти возмутившіеся противъ "разумнаго" не только вернулись къ прошлому, но и къ худшимъ традиціямъ прошлаго. Они не только захотѣли вернуть эти прошлыя традиціи, но и обратились въ людей, готовыхъ силой оружія защищать свои новыя убѣжденія. Намъ бы слѣдовало арестовать заговорщиковъ, какъ только они собрались; запереть ихъ въ музеѣ и голодомъ принудить къ повиновенію; намъ бы слѣдовало казнить преступниковъ негласно, короче сказать, намъ слѣдовало поступить какъ разъ обратно тому, какъ мы поступили.
Въ то время какъ происходилъ судъ, новая партія, какъ донесъ Джонъ Лаксъ, собралась въ музеѣ, обсуждая, что дѣлать.
Они знали о томъ, что происходило. Когда Джонъ Лаксъ арестовалъ дѣвчонку Христи, по моему приказу, онъ не скрылъ отъ нея того, что случилось.
-- Архиврачъ арестованъ, сказалъ онъ ей. Онъ всю ночь просидѣлъ подъ замкомъ въ моей комнатѣ надъ портикомъ южнаго входа. Я сторожилъ внизу, ха, ха! еслибъ онъ пытался бѣжать, то мнѣ даны были инструкціи хватить его хорошенько по башкѣ, хотя бы онъ былъ разархиврачъ. Женщина Мильдредъ тоже арестована. Она заперта вмѣстѣ съ нимъ. Они могутъ держать другъ друга за руки и глядѣть другъ другу въ глаза, сколько имъ угодно. А теперь вашъ чередъ, молодая женщина.
-- Мой?
-- Да, душа моя. Маршъ за мной.
-- Вотъ еще; что я сдѣлала, чтобы меня арестовать?
-- Вы это услышите. Маршъ, за мной. Вы моя арестантка. Васъ будутъ судить. Ха, ха!
Онъ чмокалъ губами и качалъ головой въ знакъ удовольствія. Онъ былъ истинный "сынъ народа" и не могъ скрыть своей радости.
-- Вы услышите мнѣніе суда, ха, ха! Васъ будутъ судить и знаете, что васъ ждетъ? Смерть! Смерть всѣмъ троимъ! Я прочиталъ приговоръ на лицѣ суффрагана. О! онъ васъ не пощадитъ!
Дѣвушка выслушала, не говоря ни слова, но щеки ея поблѣднѣли.
-- Ну, маршъ скорѣй,-- прибавилъ Джонъ Лаксъ,-- мы попусту теряемъ время.
Она была одѣта, какъ я уже передавалъ, точно въ маскарадѣ, въ бѣломъ платьѣ стариннаго времени и съ какой-то лентой вокругъ таліи, а волосы были распущены по плечамъ.
Старикъ,-- ея дѣдушка, какъ она его звала,-- сидѣлъ въ креслахъ, глядѣлъ и кашлялъ. Джонъ Лаксъ не обратилъ на него никакого вниманія.
-- Прощайте, дѣдушка,-- сказала она, цѣлуя его.-- Вы меня больше не увидите, потому что они собираются убить меня. Вы найдете свой респираторъ на обычномъ мѣстѣ, но я боюсь, что теперь вамъ придется обходиться безъ всякой помощи. Никто не помогаетъ другъ другу въ этомъ прекрасномъ настоящемъ. Они хотятъ убить меня. Поняли вы? Бѣдный старикъ! Прощайте!
Она еще разъ поцѣловала его и ушла съ Джономъ Лаксомъ черезъ картинную галлерею, черезъ садъ коллегіи и была введена въ "Домъ жизни" черезъ сѣверныя двери.
Когда она ушла, старикъ слабо оглядѣлся кругомъ. Онъ начиналъ понимать, что случилось. Его внучка, его сидѣлка и опора его старости ушла отъ него. Ее хотятъ убить.
Его всегда считали очень глупымъ старикомъ. Стирать пыль со столовъ въ музеѣ -- вотъ все, на что онъ былъ способенъ. Но оживленіе прошлаго подѣйствовало и на него, какъ и на остальныхъ: оно вывело его изъ апатіи и подстрекнуло его пониманіе.
-- Убьютъ!-- закричалъ онъ. Мою внучку хотятъ убить!
Онъ не былъ такъ глупъ, чтобы не понимать, что у нея найдутся защитники, если только онъ успѣетъ во-время извѣстить ихъ. Онъ схватилъ свою трость и поспѣшилъ, какъ только ему позволяли его слабыя ноги, на ближайшее поле, гдѣ онъ зналъ, что матросъ, по имени Джекъ Карера, работалъ въ это время на грядахъ съ горохомъ и бобами.
-- Джекъ Карера!-- кричалъ онъ, дико оглядываясь и махая тростью.-- Джекъ! Они хотятъ убить ее! Джекъ, Джекъ Карера! Гдѣ Джекъ Карера? Пошлите его ко мнѣ кто-нибудь. Они хотятъ убить ее! Они увели мое дитя въ "Домъ жизни" и посадили въ тюрьму! Джекъ! Джекъ! Гдѣ онъ? Гдѣ онъ?
Люди работали на поляхъ. Никто не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на старика. Они видѣли стараго человѣка, безъ шляпы на головѣ, съ развѣвающимися по вѣтру сѣдыми волосами, дико махавшаго тростью и звавшаго Джека, но занимались своимъ дѣломъ. Это до нихъ не касалось. Послушный, вялый, нелюбопытный сталъ народъ.
Случайно, однако, Джекъ оказался по близости и прибѣжалъ на зовъ старика.
-- Что такое? Что случилось?
-- Они арестовали...-- пролепеталъ старикъ,-- архиврача... и... лэди Мильдредъ. Хотятъ судить сегодня въ коллегіи ученыхъ. И теперь увели мою дѣвочку... мою Христи, и ее тоже будутъ судить. Они всѣхъ ихъ разомъ осудятъ и убьютъ.
-- Увидимъ,-- сказалъ Джекъ, съ загорѣвшимся взглядомъ.-- Ступайте въ музей, старикъ, и ждите меня; сидите смирно, если можете, и ждите меня.
Черезъ полчаса онъ собралъ всю компанію мужчинъ и женщинъ, принадлежавшихъ къ ихъ партіи. Ихъ было числомъ около тридцати, и они пришли въ узаконенномъ платьѣ съ работы.
Матросъ коротко сообщилъ имъ, въ чемъ дѣло.
-- Теперь,-- сказалъ онъ,-- прежде чѣмъ приступить къ чему-нибудь, переодѣнемся въ платье девятнадцатаго вѣка. Это поможетъ намъ помнить, что наше будущее въ нашихъ собственныхъ рукахъ, и внушитъ бодрость нашимъ сердцамъ.
Послѣ того онъ сказалъ имъ рѣчь.
Во-первыхъ, онъ напомнилъ имъ, какъ, благодаря одной только этой дѣвочкѣ, память о прошломъ вернулась къ нимъ; во-вторыхъ, просилъ ихъ вспомнить это прошлое во всѣхъ его подробностяхъ и подкрѣпить свое мужество мыслью обо всемъ, что такъ желательно и пріятно. И, наконецъ, пригласилъ ихъ подумать о настоящемъ, которое онъ называлъ ненавистнымъ, подлымъ и другими бранными именами.
-- Мы переживаемъ роковой моментъ въ нашей жизни,-- заключилъ онъ.-- Отъ насъ теперь зависитъ все наше будущее. Или мы выйдемъ изъ этого кризиса свободными мужчинами и женщинами, или же безнадежно потонемъ въ настоящемъ -- скучномъ и вяломъ, безъ мысли, безъ просвѣта. Мало того, если мы не спасемъ самихъ себя, насъ погубитъ коллегія. Неужели вы думаете, что она проститъ намъ? Никогда! Какъ они поступятъ съ архиврачемъ и съ этими двумя лэди, такъ поступятъ и съ нами. Но лучше это. Лучше сто разъ умереть, нежели вернуться къ рабскому состоянію, до котораго мы доведены. Неужели мы откажемся отъ любви, отъ мысли, отъ честолюбія? Ни за что! Поклянитесь вмѣстѣ со мной, что мы ни за что отъ нихъ не откажемся.
Они поклялись.
-- А теперь,-- продолжалъ Джекъ,-- вооружимся.
Онъ отвелъ ихъ въ ту часть музея, гдѣ хранилось старинное оружіе. Благодаря куратору музея и Христи, оно было въ порядкѣ.
-- Вотъ сабли, пики, ружья, но у насъ нѣтъ боевыхъ снарядовъ. А потому возьмемъ ружья со штыками. Вотъ такъ. Каждому человѣку по ружью. А теперь идемъ скорѣе. Судъ собрался. Каждая минута дорога, если мы хотимъ спасти заключенныхъ. Идемъ!
Два плана представлялись имъ на выборъ. Первый -- это броситься въ "Домъ жизни", разбить его двери и вырвать арестантовъ изъ рукъ судей. Второй -- убѣдиться сначала въ томъ, что происходитъ. Первый планъ былъ предпочтенъ, и люди уже приготовились къ аттакѣ, когда раздался торжественный звонъ большаго колокола на домѣ.
-- Что такое?-- закричали женщины, содрогаясь.
Колоколъ продолжалъ звонить черезъ каждыя четверть часа. То былъ похоронный звонъ, возвѣщавшій, что трое человѣкъ должны умереть.
Послѣ того двери южнаго портика растворились, и изъ нихъ вышелъ одинъ изъ педелей.
-- Что это значитъ?-- спрашивали его.
Педель прошелъ черезъ садъ и принялся звонить въ колоколъ у общественной столовой, призывавшій обыкновенно къ ужину.
Народъ немедленно сталъ стекаться съ полей и изъ мастерскихъ, повинуясь призыву. Они сходились медленно, безъ всякаго оживленія, не проявляя ни малѣйшаго интереса къ происходившему. Безъ сомнѣнія, коллегія хочетъ приказать что-нибудь, не все ли равно что именно.
-- Сбѣгайте кто-нибудь,-- закричалъ Джекъ,-- хоть вы, Гильда,-- обратился онъ къ одной изъ дѣвушекъ и узнайте, въ чемъ дѣло. О! если мы опоздали... они за это поплатятся, да! они жестоко поплатятся. Смѣлѣе, товарищи! Насъ всѣхъ пятнадцать человѣкъ, хорошо вооруженныхъ и храбрыхъ. Мы справимся съ толпой этихъ трусливыхъ барановъ. Бѣгите, Гильда, бѣгите!
Гильда протиснулась сквозь толпу.
-- Что такое?-- спросила она педеля,-- что случилось?
-- Сейчасъ услышите,-- отвѣчалъ онъ.-- Самое страшное, что только можетъ случиться... вещь, которой не бывало съ тѣхъ поръ... но вы сейчасъ услышите.
Онъ подождалъ немного, пока весь народъ не собрался. И затѣмъ, вставъ на садовую скамейку, прокричалъ:
-- Слушайте! слушайте! слушайте! По приказу ученой коллегіи, слушайте! Узнайте всѣ, что за свои преступленія и измѣны архиврачъ лишенъ своего высокаго званія. Узнайте, что онъ приговоренъ къ смерти.
Тутъ произошло легкое движеніе, въ родѣ дрожи, которая пробѣгаетъ по деревьямъ въ лѣсу въ тихій осенній день при первомъ дуновеніи вѣтра.
-- Онъ присужденъ къ смерти. И будетъ казненъ безъ промедленія на виду у всего народа.
Тутъ всѣ содрогнулись.
-- Вмѣстѣ съ нимъ осуждены, какъ сообщницы въ его винѣ, двѣ женщины: одну, по старой кличкѣ, зовутъ Мильдредъ Карера, а другую -- дѣвочка Христи. Слушайте! слушайте! слушайте! Воспрещается каждому сходить съ мѣста во время исполненія казни или вмѣшиваться въ нее. Слушайте! слушайте! Да здравствуетъ ученая коллегія!
Тутъ онъ сошелъ со скамейки и ушелъ назадъ въ домъ. А Гильда побѣжала съ этими вѣстями обратно въ музей.
-- Прекрасно!-- сказалъ Джекъ,-- лучше и желать нельзя. Въ домѣ, кто ихъ знаетъ, какую электрическую чертовщину могли они приготовить. Здѣсь же, на открытомъ мѣстѣ, мы можемъ помѣриться съ ними. Пока ничего не остается какъ ждать, чтобы вывели арестантовъ, а затѣмъ... затѣмъ... помните, кто мы. Джефри, на васъ старинный вашъ мундиръ. Пусть старый полковой духъ снова воодушевитъ васъ, А теперь повторимъ пока ружейные пріемы и сомкнемся въ каре. Эге! да мы непобѣдимы.
Ну, не правду ли я сказалъ, говоря, что величайшей ошибкой нашей было то, что мы не заперли въ музеѣ заговорщиковъ прежде, нежели приступить къ казни?
Большой колоколъ гудѣлъ; народъ смирно стоялъ на своихъ мѣстахъ, вполнѣ безстрастный и спокойный на видъ, пока плотники на-скоро сооружали эшафотъ шести футъ вышины.
Да. Я сознаюсь. Вся эта процедура была ошибкой: народъ опустился ниже, чѣмъ я даже надѣялся; за исключеніемъ той дрожи, которая естественно охватила его при словѣ смерть, онъ не подавалъ признака волненія. Еслибы я догадался тогда пойти взглянуть на нихъ, то, можетъ быть, отмѣнилъ бы приказъ о публичности казни. Наши не нуждались въ урокѣ. Прошлое, еслибы вернуть его, принесло бы съ собой такую борьбу за существованіе и такія страданія, что не пожелали бы его возврата. Лучше теперешнее неизмѣнное, однообразное, спокойное существованіе. А впрочемъ, кто знаетъ. Какъ говорилъ мой собратъ-ученый, память -- вещь неистребимая.