Послѣ опалы боярской, царь Иванъ снова сблизился съ Софіей Ѳоминишной и сыномъ Василіемъ. Когда'же вскорѣ Елена Молдавская умерла въ заточеніи, онъ началъ пренебрегать своимъ внукомъ Димитріемъ и даже не велѣлъ поминать его въ ектеніи какъ великаго князя; а спустя нѣкоторое время онъ отнялъ этотъ титулъ отъ Димитрія и отдалъ его Василію.
-- Мое царство, кому хочу, тому и жалую!-- говорилъ Иванъ Васильевичъ, и никто не возражалъ ему.
Въ это же время опять начались нелады между Москвою и Тверью.
Во время семейныхъ неурядицъ, Иванъ Васильевичъ точно позабылъ, что рядомъ находится княжество, которое еще сохранило своего князя и тѣнь былой самостоятельности. Теперь, когда все успокоилось, онъ вспомнилъ о Твери и рѣшилъ разъ навсегда покончить съ нею.
-- Завоюю Тверь и тоже тебѣ ее пожалую,-- говорилъ Иванъ Васильевичъ сыну своему Василію, который теперь сталъ его любимцемъ,-- Димитрія же всего лишу!
Но видя на лицахъ нѣкоторыхъ бояръ выраженіе состраданія къ невинно гонимому юношѣ, царь грозно хмурилъ брови и говорилъ:-- Развѣ не воленъ я въ своихъ дѣтяхъ и въ своемъ внукѣ? Который сынъ больше отцу служитъ и норовитъ, того отецъ больше и жалуетъ... а на крамольниковъ вставшихъ между мною и супругой моей, я наложилъ грозную опалу. Я покажу имъ, что я государь въ государствахъ своихъ!
Узнали въ Твери, что Иванъ снова протягиваетъ къ нимъ свою, могучую руку, и поняли, что пришелъ послѣдній часъ ихъ свободѣ. Помощи ждать было не откуда. Литва только пообѣщала, да ничего не дала, а на другія княжества и надѣяться нечего: Москва всѣхъ, сильнѣе!
Стали тверскіе бояре, одинъ за другимъ, передаваться Ивану Васильевичу, такъ какъ и въ тверской, землѣ москвичи обижали тѣхъ, кто оставался вѣренъ князю Михаилу. Судиться тверичанамъ было негдѣ, потому что московскихъ людей въ Москвѣ всегда оправдывали, а тверскихъ -- засуживали.
При такихъ тяжелыхъ обстоятельствахъ, князь тверской Михаилъ снова послалъ слезницу {Умоляющее посланіе.} къ Казиміру литовскому; но подосланные московскіе люди перехватили на дорогѣ посла съ письмомъ и отослали его къ Ивану.
Скоро изъ Москвы въ Тверь пришли грозныя рѣчи. Испуганный Михаилъ послалъ своего владыку бить челомъ Ивану Васильевичу; но послѣдній не принялъ челобитья. Тогда въ Москву поѣхалъ другъ Михаила, князь Холмскій, но царь и его не пустилъ къ себѣ на глаза, а сталъ собирать войско. Скоро царь выступилъ изъ Москвы на Тверь съ большимъ войскомъ и съ пушками, которыми завѣдывалъ итальянскій мастеръ Аристотель, ибо русскіе люди тогда еще плохо умѣли обращаться съ огнестрѣльнымъ оружіемъ.
Обступило Тверь Московское войско, зажгло посады, зажигало деревянные дома разрывными снарядами, бомбами увѣчило сотни людей на улицахъ...
Испугался князь Михаилъ и убѣжалъ тайно въ Литву, его старуха мать осталась одна стеречь родовое гнѣздо свое... Гремятъ пушки, разрываются на улицахъ бомбы, стонутъ раненые люди, горятъ дома вокругъ палатъ княжескихъ,-- а старая княгиня цѣлый день занята однимъ дѣломъ: собираетъ она въ подклѣтяхъ самое драгоцѣнное добро свое, за много лѣтъ собранное здѣсь ея предками.
Поспѣшно укладываетъ она въ сундуки золотые кресты, цѣпи, сосуды, пояса, усыпанные драгоцѣнными камнями, соболи, шелковыя матеріи... Все это спѣшитъ, упрятать поскорѣе старушка, чтобы успѣть до полнаго Московскаго разгрома отправить въ Литву къ Михаилу. Знаетъ княгиня, что скоро только одни эти, спасенныя ею драгоцѣнности останутся ихъ единственнымъ имуществомъ.
А въ это время тверскіе бояре, узнавъ о бѣгствѣ Михаила, пришли къ Ивану Васильевичу во главѣ съ Холмскимъ, и били царю челомъ, умоляя его принять ихъ къ себѣ на службу. Скоро вся Тверь, покинутая защитниками своими, также присягнула Ивану Васильевичу, и въ ту самую ночь, когда старая княгиня намѣревалась отправить въ Литву подводы съ драгоцѣнностями, московское войско очутилось уже на улицахъ покореннаго города.
Иванъ Васильевичъ переночевалъ въ хоромахъ тверскихъ князей и на слѣдующій день пришелъ провѣдать старую княгиню.
-- Я слышалъ,-- сказалъ онъ, поздоровавшись съ нею,-- что у тверскихъ князей большая казна. Ты, говорили мнѣ, припрятала все, и хочешь отослать къ сыну; но отнынѣ все ваше принадлежитъ мнѣ но праву.
-- Ничего у насъ нѣтъ больше, а что было, увезъ съ собою въ Литву мой несчастный Михаилъ,-- отвѣчала княгиня, опасаясь поднять глаза на гостя, въ которыхъ онъ могъ прочесть страхъ и ненависть.
Лучше отдай по добру,-- сказалъ Иванъ,-- потому что мы все равно обыщемъ всѣ ваши подвалы.
-- Пытай меня, коли хочешь!-- воскликнула княгиня съ горькимъ смѣхомъ,-- помучай старуху, авось тогда вывѣдаешь у нея, гдѣ скрыта богатая казна.
Иванъ Васильевичъ не настаивалъ больше, и княгиня думала, что она побѣдила: сундуки съ драгоцѣнностями были хорошо спрятаны.
Но измѣна гнѣздилась даже въ теремѣ разоренныхъ князей тверскихъ. Нѣсколько сѣнныхъ дѣвушекъ княгини подстерегли царя въ темномъ коридорѣ и донесли ему, гдѣ спрятано добро тверскихъ князей.
Дѣйствительно, въ указанномъ мѣстѣ московскіе бояре нашли много сундуковъ, наполненыхь золотомъ, _ жемчугомъ, драгоцѣнными лалами, {Цвѣтные камни.} большими алмазами, соболями и толстыми шелковыми тканями.
Иванъ Васильевичъ заточилъ старую княгиню въ Переяславль за то, что она хотѣла скрыть отъ него эти сокровища. Черезъ нѣсколько лѣтъ она тамъ и скончалась.
Не очень пожаловалъ царь и тверскихъ измѣнниковъ. Одного изъ нихъ, князя Холмскаго, онъ даже сослалъ въ Вологду, сказавъ ему при этомъ:
-- Не хорошо вѣрить тому, кто Богу лжетъ. Ты, князь, цѣловалъ крестъ своему князю Михаилу, а потомъ, въ бѣдѣ, отступился отъ него... Я такихъ людей боюсь.
Князь Михаилъ до смерти оставался на чужбинѣ, и Тверь уже навѣки перешла въ родъ князей московскихъ.