Между тѣмъ Софія Ѳоминнінна, всѣми покинутая и забытая, проводила печальные дни въ своихъ покояхъ.. Она не примирилась съ неожиданно, нагрянувшимъ на нее несчастіемъ, а напротивъ искала средствъ бороться съ нимъ.
Исчезновеніе Аграфены давало поводъ ко многимъ догадкамъ. Софія Ѳоминишна понимала, что ее предала именно эта хитрая баба; но не она интересовала ее, а тѣ бояре, въ рукахъ которыхъ она была орудіемъ. А для того, чтобы навѣрное узнать имена бояръ, нужно было найти Аграфену.
Розыскивать к о лоцкую бабу бросилось много тайныхъ приверженцевъ Софій Ѳоминишны, но Аграфена точно въ воду канула!
И вдругъ, однажды, когда уже были прекращены всѣ поиски, сама Аграфена внезапно появилась въ теремѣ великой княгини и съ горкими слезами бросилась передъ ней на колѣни.
-- Свѣтъ, государыня-матушка,-- прости меня, согрѣшила я передъ тобою!-- причитала она,-- но я хочу теперь искупить вину мою... Была я тебѣ до сего времени лукавой рабою; а отнынѣ, коли захочешь, стану я служить тебѣ по всей истинной правдѣ! Прикажи только, и я донесу государю на всѣхъ твоихъ обидчиковъ!
Закипѣло гнѣвомъ сердце Софіи Ѳоминишны при видѣ предательницы; но она отложила месть до другого раза, а теперь отвѣчала спокойно.
-- Прежде всего, разскажи мнѣ о себѣ всю истинную правду, а потомъ... посмотримъ...
-- Обольстили меня бояре на предательство...
-- Какіе бояре?
-- Ряполовскіе да Патрикѣевы, свѣтъ-государыня... Взяли они меня изъ деревни, изъ привольной жизни и приставили къ, уебѣ соглядатаемъ... Охъ, нелегка показалась мнѣ поганая работа! Обѣщали они мнѣ за это много злата, да серебра, а ничего не дали... Про.жила я уже все, что у меня было и снова осталась одна на свѣтѣ, сиротой горемычной... Тебѣ много зла сдѣлала, а себѣ добра не нажила! Но зато теперь... теперь, вѣкъ буду тебѣ предана, коль простишь! А не простишь... все равно, пропадать! Некуда мнѣ теперь Дѣваться.
.Помолчала Софья Ѳоминишна, сдерживая кипѣвшее въ душѣ негодованіе.
-- А кто сейчасъ прислалѣтебя ко мнѣ?-- спросила она, наконецъ.
-- Прислала меня обида моя, матушка-государыня, обида горькая,-- отвѣчала Аграфена,-- за что же бояре меня такъ одурачили? Сами ликуютъ, а я должна, словно тать ночной, скрываться отъ людей... Не хочу я такой жизни! И задумала я покаяться. Свѣтъ-государыня, дозволь мнѣ увидѣть нашего царя-батюшку, ужъ я ему, какъ, на духу, всю правду про бояръ крамольниковъ выложу.
-- Я и сама теперь его никогда не вижу,-- прошептала Софья; но, немного подумавъ, прибавила громко:
-- Ладно, я устрою тебѣ разговоръ съ государемъ.... Мнѣ мои итальянцы помогутъ... Царь съ Аристотелемъ Фіоравенти часто бесѣдуетъ, онъ все ему и разскажетъ... А ты потомъ поклянешься только, что все это правда.
-- И поклянусь, отчего не поклясться?-- воскликнула Аграфена.
Софья поглядѣла на нее, слегка усмѣхнулась и сказала:
-- Ну, ладно! Служи... а ужъ я тебя потомъ отблагодарю по дѣламъ...
Прошло немного времени, и снова взволновалась вся Москва отъ дурныхъ новостей: разгнѣвался князь Иванъ Васильевичъ на любимую невѣстку свою Елену; Молдавскую. на внука Димитрія, да на приближенныхъ бояръ. Невѣстку посадилъ въ заточеніе, а бояръ велѣлъ схватить и жестоко пытать.
Гордый властелинъ не могъ простить имъ того, что они исподтишка строили козни и заставляли его, могучаго царя Руси, исполнять ихъ тайную волю.
Опальныхъ бояръ постигла не одинаковая участь. Ряполовскому отрубили голову [на Москвѣ-рѣкѣ, а Патрикѣевы были помилованы только по настоятельнымъ просьбамъ духовенства; но они скоро постриглись и умерли въ одномъ изъ дальнихъ монастырей.
Пока продолжалось это тяжелое дѣло, Аграфена жила въ полномъ спокойствіи. Ей даже казалось, что именно теперь наступаетъ осуществленіе тѣхъ золотыхъ сновъ, о которыхъ она когда-то мечтала. Софья Ѳоминишна была съ ней ласкова, желая, чтобы она какъ можно лучше показывала въ ея пользу; нѣсколько разъ пришлось ей говорить съ самимъ великимъ государемъ, который внимательно слушалъ ея извѣты на крамольниковъ... Жила Аграфена все это время вольготно, ѣла сладко, спала мягко, но съ окончаніемъ дѣла кончилось и ея раздолье.
Однажды Софія Ѳоминишна позвала ее къ себѣ въ теремъ и сказала:
-- Я обѣщала отблагодарить тебя на дѣламъ твоимъ и отблагодарю...
-- Ужъ я-ли не старалась, матушка-государыня,-- воскликнула обрадованная Аграфена,-- я-ли душу свою за тебя не отдавала!
-- Ладно, ладно, я все помню,-- отвѣчала княгиня, загадочно улыбаясь,-- помню я и вѣрность твою, когда ты за меня душу отдавала; но помню и коварство твое, когда ты хотѣла мою душу отдать крамольнымъ боярамъ.
Глаза гречанки сверкнули такъ грозно изъ подъ драгоцѣнной повязки, что испуганная Аграфена вдругъ отшатнулась отъ нея и упала на колѣни.
Тогда Софія Ѳоминишна встала съ кресла, мрачно нахмуривъ черныя брови.
-- Вонъ отсюда, подлая баба!-- крикнула она громкимъ голосомъ,-- чтобы сегодня же тебя въ Москвѣ не было! Ты смерти достойна за твое сугубое коварство; но, памятуя о твоей послѣдней услугѣ, я тебѣ исхлопотала поминованіе у царя-батюшки.
И была гречанка такъ страшна во гнѣвѣ, что Аграфена опрометью кинулась бѣжать изъ палатъ бѣлокаменныхъ.
А во слѣдъ ей смотрѣли боярыни, да сѣнныя дѣвушки и говорили, злорадно улыбаясь:
-- Видно, коварствомъ не проживешь спокойно на свѣтѣ!
Черезъ день люди, ходившіе по Москвѣ съ дозоромъ, "нашли въ рѣкѣ трупъ Аграфены... Никто никогда не дознался, сама-ли она покончила съ собою отъ отчаянія, что не исполнились наяву ея золотые сны, или же кто нибудь утопилъ ее по тайному приказу Софіи Ѳоминишны.
Да никто и не интересовался судьбой какой-то несчастной крестьянки, потому что въ это время Москва была занята другими, несравненно болѣе важными событіями.