О новомъ хозяинѣ Тома и о разныхъ другихъ предметахъ.
Такъ какъ нити жизни нашего скромнаго героя переплелись теперь съ нитями жизни болѣе высокихъ особъ, то намъ необходимо въ нѣсколькихъ словахъ познакомить съ ними читателя.
Августинъ Сентъ-Клеръ былъ сынъ богатаго плантатора въ Луизіанѣ. Семья ихъ была родомъ изъ Канады. Изъ двухъ братьевъ, весьма сходныхъ по характеру и темпераменту, одинъ завелъ цвѣтущую ферму въ Вермонтѣ, другой сталъ владѣльцемъ роскошной плантаціи въ Луизіанѣ. Мать Августина была гугенотка, француженка, родъ которой поселился въ Луизіанѣ вмѣстѣ съ первыми эмигрантами. Августинъ и еще одинъ мальчикъ были единственными дѣтьми у своихъ родителей. Августинъ унаслѣдовалъ отъ матери очень слабое сложеніе и провелъ большую часть дѣтства у своего дяди въ Вермонтѣ по совѣту врачей находившихъ, что болѣе холодный климатъ укрѣпитъ его организмъ.
Въ дѣтствѣ онъ отличался крайней, болѣзненной чувствительностью, болѣе походилъ на нѣжную дѣвочку, чѣмъ на обыкновеннаго мальчика. Время покрыло эту чувствительность грубой корой равнодушія, и лишь немногіе знали, что она все еще жила въ глубинѣ его сердца. Онъ былъ одаренъ отъ природы богатыми способностями, но умъ его всегда склонялся къ области поэзіи и эстетики; практическая сторона жизни и дѣятельности претила ему, какъ обыкновенно бываетъ при такомъ складѣ ума.
Вскорѣ по окончаніи курса въ коллегіи, онъ былъ охваченъ сильною, всепоглощающею страстью. Его часъ пробилъ -- тотъ часъ, который настаетъ только разъ въ жизни; его звѣзда взошла, та звѣзда, которая такъ часто появляется напрасно на горизонтѣ и вспоминается потомъ лишь какъ греза. И для него она взошла тоже напрасно. Говоря по просту, онъ встрѣтилъ въ одномъ изъ Сѣверныхъ Штатовъ молодую дѣвушку, прекрасную какъ тѣломъ, такъ и душой, они полюбили другъ друга и были помолвлены. Онъ вернулся на югъ, чтобы заняться приготовленіями къ свадьбѣ, когда вдругъ, совершенно неожиданно, ея опекунъ возвратилъ ему его письма къ ней и прибавилъ отъ себя, что прежде чѣмъ онъ ихъ получитъ, она будетъ женой другого. Обезумѣвъ отъ горя, онъ тщетно старался,-- какъ пытались и многіе другіе -- однимъ отчаяннымъ усиліемъ вырвать изъ сердца все прошлое.
Слишкомъ гордый, чтобы умолять или искать объясненій, онъ бросился въ круговоротъ свѣтской жизни и черезъ двѣ недѣли послѣ полученія роковаго письма, былъ объявленъ женихомъ первой красавицы сезона, а вскорѣ затѣмъ и ея мужемъ; у нея было красивое личико, пара блестящихъ черныхъ глазъ и сто тысячъ долларовъ приданаго; понятно, всѣ считали его счастливцемъ.
Новобрачные наслаждались своимъ медовымъ мѣсяцемъ въ кругу блестящаго общества, въ своей великолѣпной виллѣ на берегу озера Поншартренъ, какъ вдругъ ему подали письмо писанное тѣмъ, слишкомъ хорошо знакомымъ, почеркомъ. Онъ въ эту минуту велъ веселый, оживленный разговоръ, комната была полна гостей. Онъ страшно поблѣднѣлъ, увидавъ почеркъ, но сохранилъ спокойный видъ и продолжалъ шутливо перекидываться остротами съ дамой, сидѣвшей противъ него. Нѣсколько минутъ спустя онъ исчезъ изъ гостиной, и одинъ въ своей комнатѣ распечаталъ и прочелъ письмо, которое теперь было болѣе чѣмъ безполезно читать. Письмо было отъ нея и содержало длинный разсказъ о преслѣдованіяхъ, какимъ она подвергалась со стороны семьи опекуна, которая хотѣла выдать ее замужъ за его сына, она говорила, что уже давно не получала отъ него писемъ, что сама писала ему много разъ, пока, наконецъ, не начала мучиться сомнѣніями, что здоровье ея пострадало отъ всѣхъ этихъ непріятностей, и что въ концѣ концовъ ей удалось открыть обманъ, жертвами котораго они оба сдѣлались. Письмо заканчивалось словами надежды и благодарности, увѣреніями въ неизмѣнной любви. Это было роковымъ ударомъ для несчастнаго молодого человѣка. Онъ тотчасъ же отвѣтилъ:
-- Я получилъ ваше письмо слишкомъ поздно. Я повѣрилъ всему, что слышалъ, я былъ въ отчаяніи. Теперь я женатъ, и все кончено. Забыть -- вотъ все, что остается намъ обоимъ.
Такъ кончилась романическая исторія Августина Сентъ-Клера. Но реальная дѣйствительность осталась, дѣйствительность подобная влажной, голой, вязкой тинѣ, которая остается послѣ прилива, когда синія, блестящія волны унесутъ съ собой легкія лодочки и бѣлокрылые корабли, шумъ веселъ и рокотъ волнъ, и лежитъ у берега одна только влажная, грязная, голая тина -- вполнѣ реальная дѣйствительность.
Въ романахъ у людей обыкновенно разбивается сердце, и они умираютъ, тѣмъ дѣло кончается; очень удобная развязка для автора. Но въ дѣйствительной жизни мы не умираемъ, когда все, что давало свѣтъ нашей жизни, умерло для насъ. У насъ остается еще много хлопотъ и важныхъ дѣлъ: мы ѣдимъ, пьемъ, одѣваемся, гуляемъ, ходимъ въ гости, покупаемъ, продаемъ, разговариваемъ, читаемъ, и все это вмѣстѣ взятое составляетъ то, что обыкновенно называется жить, и все это предстояло продѣлывать Августину. Если бы жена его была женщина въ настоящемъ смыслѣ этого слова, она сумѣла бы, быть можетъ,-- какъ умѣютъ нѣкоторыя женщины,-- связать порванныя нити его жизни и сплести изъ нихъ новую ткань счастья. Но Марія Сентъ-Клеръ не замѣтила даже, что онѣ порваны. Какъ мы говорили раньше, она состояла изъ красиваго лица, великолѣпныхъ глазъ и ста тысячъ долларовъ приданаго. Но ни одно изъ этихъ слагаемыхъ не въ состояніи было излечить страдающую душу.
Когда Августина, блѣднаго, какъ смерть, нашли лежащимъ на софѣ, и онъ объяснилъ свой разстроенный видъ внезапнымъ приступомъ головной боли, она посовѣтовала ему понюхать нашатырнаго спирта; а когда блѣдность и головная боль не проходили по цѣлымъ недѣлямъ, она только замѣтила, что никогда не считала мистера Сентъ-Клеръ болѣзненнымъ, а между тѣмъ онъ положительно подверженъ головнымъ болямъ, и это очень непріятно для нея, такъ какъ онъ отказывается выѣзжать вмѣстѣ съ нею, а ей неудобно часто бывать въ обществѣ одной такъ скоро послѣ свадьбы. Августинъ былъ въ душѣ радъ, что жена его такъ непроницательна. Но когда увлеченія и взаимныя любезности медоваго мѣсяца кончились, онъ замѣтилъ, что красивая, молодая женщина, всю жизнь не видавшая ничего кромѣ ласкъ и угодливости, можетъ быть весьма суровой въ семейной жизни. Марія никогда не обладала большою чувствительностью и способностью любить. Небольшой запасъ нѣжныхъ чувствъ, отпущенный ей природою, тонулъ въ безграничномъ и безсознательномъ эгоизмѣ, эгоизмѣ тѣмъ болѣе безнадежномъ, что съ нимъ соединялась нравственная тупость, полное непризнаніе чьихъ либо интересовъ, кромѣ своихъ собственныхъ. Съ дѣтства она была окружена прислугой, которая все время должна была покорно исполнять малѣйшія ея прихоти; ей никогда не приходило въ голову, чтобы у этой прислуги могли быть какія либо чувства, или права. Она была единственною дочерью отца, который никогда не отказывалъ ей ни въ чемъ, что только можетъ дать человѣкъ. Когда она вступила въ свѣтъ, красавица, образованная, богатая наслѣдница, и всѣ мужчины годившіеся и негодившіеся въ женихи, стали вздыхать у ея ногъ, она не сомнѣвалась, что вполнѣ осчастливила Августина, согласившись отдать ему свою руку. Большая ошибка предполагать, что безсердечная женщина не очень требовательна относительно взаимной любви. Наоборотъ, никто не требуетъ такъ безжалостно любви другихъ, какъ эгоистка; и чѣмъ черствѣе становится она, тѣмъ ревнивѣе и строже требуетъ она любви отъ другихъ. И потому когда Сентъ-Клеръ началъ отставать отъ тѣхъ любезностей и мелкихъ услугъ, которыми первое время окружалъ жену по привычкѣ къ ухаживанію за ней, онъ увидѣлъ, что его султанша вовсе не намѣрена отказаться отъ своего раба; появились слезы, надутыя губки, легкія бури; начались непріятности, упреки, вспышки гнѣва. Сентъ-Клеръ былъ добродушенъ и уступчивъ, онъ попытался откупиться подарками и лестью; а когда у Маріи родилась хорошенькая дочь, въ немъ на время проснулось что-то въ родѣ нѣжности къ ней.
Мать Сентъ-Клера была женщина съ необыкновенно возвышенной и чистой душой, и онъ далъ малюткѣ ея имя, мечтая, что она будетъ живымъ портретомъ бабушки. Жена его замѣтила это съ ревнивымъ чувствомъ и смотрѣла на горячую любовь мужа къ ребенку съ недовѣріемъ и неудовольствіемъ. Ей казалось, что все, что онъ даетъ дѣвочкѣ, отнимается отъ нея. Послѣ рожденія малютки здоровье ея сильно пострадало. Жизнь бездѣятельная, какъ физически, такъ и нравственно, постоянная скука и недовольство, соединенныя съ обычною слабостью, сопровождающую періодъ материнства, въ нѣсколько лѣтъ превратила цвѣтущую красавицу въ желтую, поблекшую, болѣзненную женщину, которая постоянно лечилась отъ разныхъ воображаемыхъ недуговъ и считала себя во всѣхъ отношеніяхъ самымъ обиженнымъ и несчастнымъ существомъ въ свѣтѣ.
Конца не было ея разнообразнымъ болѣзнямъ; но главною изъ нихъ считалась мигрень, которая иногда заставляла ее три дня подъ рядъ не выходить изъ дому. Такъ какъ вслѣдствіе этого все хозяйство было на рукахъ прислуги, то неудивительно, что Сентъ-Клеръ находилъ свою домашнюю жизнь довольно неудобной. Единственная дочь его была слабенькимъ ребенкомъ, и онъ боялся, что по недостатку присмотра и ухода ея здоровье и даже жизнь пострадаютъ отъ безпечности матери. Онъ взялъ ее съ собой прокатиться въ Вермонтъ и уговорилъ свою кузину, миссъ Офелію Сентъ-Клеръ, поѣхать съ нимъ вмѣстѣ къ нему на югъ; и вотъ теперь они возвращались на этомъ пароходѣ, гдѣ мы и познакомили съ ними читателя.
Вдали уже виднѣются высокія зданія и шпицы Новаго Орлеана, но мы еще успѣемъ представить читателю миссъ Офелію.
Всякій, кто путешествовалъ въ штатахъ Новой Англіи, навѣрно замѣтилъ среди какой нибудь деревушки большой домъ фермы съ чисто выметеннымъ и покрытымъ травой дворомъ, осѣненнымъ густою зеленью сахарныхъ кленовъ; замѣтилъ ту атмосферу порядка и тишины, постоянства и неизмѣннаго покоя, которою дышитъ все въ этой усадьбѣ. Ничто здѣсь не теряется, все на своемъ мѣстѣ, въ заборѣ нѣтъ ни одного сломаннаго колышка, нѣтъ ни комочка грязи на дворѣ съ его клумбами сирени подъ окнами. Внутри дома просторныя, чистыя комнаты, гдѣ, повидимому, ничего не дѣлается и не должно дѣлаться, гдѣ всякой вещи разъ навсегда отведено свое опредѣленное мѣсто и гдѣ всѣ хозяйственныя работы ведутся съ неуклонною точностью старыхъ часовъ, стоящихъ въ углу. Въ такъ называемой "общей" комнатѣ стоитъ почтенный старый книжный шкафъ со стеклянными дверцами, за которыми разставлены въ чинномъ порядкѣ: "Исторія" Раллена, "Потерянный рай" Мильтона, "Путешествіе Пилигрима" Буніана, "Семейная Библія" Скотта и нѣсколько другихъ столь же почтенныхъ книгъ. Въ домѣ нѣтъ прислуги, но лэди въ бѣлоснѣжномъ чепцѣ съ очками на носу, которая послѣ полудня сидитъ и шьетъ вмѣстѣ со своими дочерьми, какъ будто ничего не сдѣлано и не должно быть сдѣлано, эта лэди и ея дѣвочки въ давно забытые утренніе часы "покончили уборку"; и въ остальной день, въ какомъ бы часу вы ни заглянули къ нимъ, никакой уборки вы не увидите. На старомъ полу въ кухнѣ никогда нѣтъ ни пятенъ, ни грязи; столы, стулья всѣ кухонныя принадлежности, повидимому, никогда не мѣняютъ мѣста, не бываютъ въ употребленіи; а между тѣмъ здѣсь приготовляется три иногда четыре раза въ день кушанье для семьи, здѣсь же производится стирка и глаженье бѣлья, здѣсь же много фунтовъ масла и сыру появляются на свѣтъ, какими-то невѣдомыми, таинственными способами.
На такой фермѣ, въ такомъ домѣ, и въ такой семьѣ миссъ Офелія прожила тихо и мирно до сорока пяти лѣтъ, когда двоюродный братъ пригласилъ ее побывать у него въ домѣ, на югѣ. Она была старшая изъ нѣсколькихъ человѣкъ дѣтей, родители до сихъ поръ продолжали причислять ее къ "дѣтямъ" и приглашеніе ее въ Новый Орлеанъ произвело цѣлый переполохъ въ семейномъ кругу. Сѣдой старикъ отецъ досталъ атласъ Морзе изъ книжнаго шкафа и съ точностью опредѣлилъ широту и долготу, на которой находится Новый Орлеанъ; онъ прочелъ путешествіе Флинта по Югу и Западу, чтобы узнать всѣ особенности этой страны. Добрая старушка мать тревожно спрашивала, очень ли развращенный городъ этотъ Орлеанъ и признавалась, что для нея это все равно, что отпустить дочь на Сандничевы острова, къ язычникамъ.
Вскорѣ стало извѣстно въ домѣ священника, и въ домѣ доктора, и въ лавкѣ миссъ Пибоди, что Офелія Сентъ-Клеръ собирается ѣхать въ Орлеанъ со своимъ двоюроднымъ братомъ и, конечно, вся деревня приняла участіе въ обсужденіи этого вопроса. Священникъ, склонявшійся къ аболиціонистскимъ воззрѣніямъ, опасался, какъ бы такой шагъ не поощрилъ южанъ еще крѣпче держаться рабовладѣнія, докторъ, напротивъ, ярый колонизаторъ, находилъ, что миссъ Офеліи слѣдуетъ ѣхать, чтобы доказать жителямъ Орлеана, что мы не относимся къ нимъ враждебно. Онъ вообще держался такого мнѣнія, что южные народы нуждаются въ поощреніи.
Когда, наконецъ, отъѣздъ ея сталъ дѣломъ рѣшеннымъ, всѣ друзья и сосѣди въ теченіе двухъ недѣль поочередно приглашали ее къ себѣ на торжественныя чаепитія, при чемъ всѣ планы и предположенія ея обсуждались и разбирались на всѣ лады. Миссъ Мозели, приглашенная къ Сентъ-Клерамъ въ качествѣ портнихи, съ каждымъ днемъ пріобрѣтала все больше и больше значенія въ обществѣ, благодаря тѣмъ свѣдѣніямъ о гардеробѣ миссъ Офеліи, какія она могла сообщать. Сдѣлалось достовѣрно извѣстно, что сквайръ Синьлеръ (такъ сосѣди передѣлали его фамилію) отсчиталъ пятьдесятъ долларовъ и передалъ ихъ миссъ Офеліи съ тѣмъ, чтобы она сдѣлала себѣ какіе хочетъ костюмы; далѣе, что изъ Бостона ей прислано два новыхъ шелковыхъ платья и двѣ шляпы. Относительно цѣлесообразности такой расточительности мнѣнія расходились; одни находили, что эту роскошь можно позволить себѣ разъ въ жизни, другіе упрямо твердили, что лучше было послать эти деньги миссіонерамъ; но всѣ сходились въ одномъ, что въ ихъ мѣстахъ никогда не бывало такого зонтика, какой прислали миссъ Офеліи изъ Нью-Іорка, и что одно изъ ея шелковыхъ платьевъ сдѣлано изъ такой плотной матеріи, что можетъ стоять само по себѣ, безъ участія своей хозяйки. Ходили тоже довольно достовѣрные слухи о вышитомъ батистовомъ платкѣ и о другомъ платкѣ обшитомъ кружевами, съ вышивкой по угламъ; но этотъ послѣдній слухъ не былъ вполнѣ доказанъ и до сихъ поръ остается спорнымъ.
Миссъ Офелія теперь вся передъ вами въ новомъ дорожномъ костюмѣ изъ темнаго полотна, высокая, широкоплечая, угловатая. Лицо у нея худощавое, и съ нѣсколько рѣзкими чертами, губы сжаты, какъ у человѣка, который привыкъ составлять себѣ опредѣленное мнѣніе обо всемъ; живые, темные глаза ея смотрятъ во всѣ стороны особымъ, испытующимъ, внимательнымъ взглядомъ, какъ будто ищутъ, не нужно ли что нибудь сдѣлать.
Всѣ ея движенія рѣзки, рѣшительны, энергичны, она не любитъ много говорить, но всѣ ея слова обыкновенно сказаны кстати и попадаютъ прямо въ цѣль.
По своимъ привычкамъ она живое олицетвореніе порядка, точности и аккуратности. Она пунктуальна, какъ хронометръ и неуклонна, какъ желѣзнодорожный локомотивъ; она самымъ рѣшительнымъ образомъ презираетъ и ненавидитъ все противоположное ея характеру.
Самый большой грѣхъ въ ея глазахъ, самое великое зло опредѣляется однимъ очень употребительнымъ въ ея словарѣ словомъ: "легкомысліе". Когда она особенно выразительно произносила слово "легкомысленъ", это могло считаться окончательнымъ приговоромъ и выраженіемъ ея крайняго презрѣнія; этимъ словомъ она называла всѣ дѣйствія, которыя не имѣли прямого и неизбѣжнаго отношенія къ достиженію намѣченной въ данное время цѣли. Люди, которые ничего не дѣлали или сами не знали точно, что намѣрены дѣлать, или выбирали не прямой путь для достиженія своей цѣли, были предметомъ ея безусловнаго презрѣнія; презрѣніе, которое она выражала не столько словами, сколько суровымъ молчаніемъ, какъ будто она считала ниже своего достоинства говорить о подобныхъ вещахъ.
Что касается умственнаго развитія, то можно сказать, что у нея былъ ясный, строгій, дѣятельный умъ, она много читала по исторіи, была знакома со старыми англійскими классиками и въ извѣстныхъ, узкихъ предѣлахъ разсуждала очень здраво. Ея религіозныя воззрѣнія были вполнѣ установлены, вылиты въ самыя положительныя, опредѣленныя формы и отложены въ сторону, какъ мотки бумаги въ ея рабочей карзинѣ. Ихъ было ровно столько, сколько нужно и прибавлять къ нимъ было нечего.
Таковы же были ея воззрѣнія относительно разныхъ вопросовъ практической жизни,-- какъ-то всѣхъ отраслей хозяйства и политическихъ отношеній ея родной деревушки. Но въ основѣ всѣхъ ея взглядовъ, глубже, выше и ниже ихъ, лежалъ главный принципъ ея жизни -- добросовѣстность. Нигдѣ совѣсть такъ не господствуетъ и не преобладаетъ, какъ у женщинъ Новой Англіи. Это гранитное образованіе залегшее глубоко и проникающее даже до вершины самыхъ высокихъ горъ.
Миссъ Офелія была въ полномъ смыслѣ рабомъ долга. Докажите ей, что "стезя долга", какъ она обыкновенно выражалась, идетъ въ данномъ направленіи, и ни огонь, ни вода не заставятъ ее измѣнить этому направленію.
Она пойдетъ прямо въ колодецъ или подъ жерло заряженной пушки, если будетъ увѣрена, что сюда ведетъ ее "стезя". Ея идеалъ праведной жизни былъ такъ высокъ, такъ всеобъемлющъ, касался такихъ мелочей, такъ мало считался съ человѣческою слабостью, что, хотя она дѣлала геройскія усилія достичь его, ей это никакъ не удавалось и она постоянно мучилась, чувствуя свое несовершенство. Это придавало строгій, отчасти мрачный характеръ ея религіозности.
Но какъ могла миссъ Офелія ужиться съ Августиномъ Сентъ-Клеромъ, веселымъ, безпечнымъ, неаккуратнымъ, скептичнымъ человѣкомъ, беззастѣнчиво и безпечно попиравшимъ всѣ ея завѣтныя убѣжденія и привычки?
Сказать по правдѣ, миссъ Офелія любила его. Когда онъ былъ ребенкомъ, ей поручено были учить его катехизису, чинить его платье, вычесывать ему волосы и вообще присматривать за нимъ, а такъ какъ въ сердцѣ ея былъ теплый уголокъ, то Августинъ присвоилъ его себѣ цѣликомъ. Послѣ этого ему не трудно было убѣдить ее, что "стезя долга" вела ее по направленію къ Новому Орлеану, что она должна ѣхать съ нимъ, чтобы заботиться объ Евѣ и спасти его домъ отъ гибели и раззоренія, грозившихъ ему вслѣдствіе частыхъ болѣзней жены. Ей стало сердечно жаль дома, о которомъ никто не заботится, она полюбила прелестную дѣвочку,-- какъ ее любили всѣ, кто ее зналъ -- и хотя она смотрѣла на Августина почти какъ на язычника, но она вѣдь любила и его; она смѣялась его шуткамъ и относилась до невѣроятности снисходительно къ его недостаткамъ. Впрочемъ, при личномъ знакомствѣ съ миссъ Офеліей читатель самъ узнаетъ тѣ или другія черты ея характера.
Вонъ она сидитъ въ своей каютѣ, окруженная массой большихъ и малыхъ мѣшковъ, ящиковъ, корзинъ; каждый изъ нихъ имѣетъ свое особое назначеніе, она ихъ связываетъ, перевязываетъ, укладываетъ и запираетъ, сохраняя на лицѣ полную серьезность.
-- Ну, Ева, пересчитала ли ты свои вещи? Навѣрно, нѣтъ, дѣти никогда не считаютъ. Смотри, вотъ пестрый мѣшокъ и голубая картонка съ твоей шляпой -- это два, потомъ индѣйскій резиновый мѣшокъ -- три, мой рабочій ящикъ -- четыре, моя картонка съ шляпой -- пять, картонка съ воротничками -- шесть, кожаный чемоданчикъ -- семь. Гдѣ твой зонтикъ? Дай мнѣ его, я его заверну въ бумагу и свяжу вмѣстѣ съ моимъ зонтикомъ. Вотъ такъ будетъ хорошо.
-- Да зачѣмъ же, тетя, вѣдь мы ѣдемъ домой.
-- Для порядка, дѣточка; надо всегда заботиться о своихъ вещахъ, если хочешь чтобы у тебя что нибудь было. А наперстокъ свой, ты убрала, Ева?
-- Право, не помню, тетя.
-- Ну, ничего, я сейчасъ осмотрю твой рабочій ящикъ, наперстокъ, воскъ, двѣ катушки, ножницы, ножикъ, штопальная игла. Все въ порядкѣ, положи его сюда. Что ты дѣлала, когда ѣздила одна съ отцомъ? Навѣрно теряла всѣ свои вещи?
-- Да, тетя, я много теряла. А когда мы гдѣ нибудь останавливались, папа покупалъ мнѣ новое.
-- Господи, дѣточка, что за порядки!
-- Это очень удобные порядки, тетя, отвѣтили Ева.
-- Это ужасно легкомысленно, проговорила тетка.
-- Тетя, что же мы будемъ дѣлать? вскричала Ева, этотъ чемоданъ такъ набитъ, что не запирается.
-- Онъ долженъ запереться,-- сказала тетка тономъ главнокомандующаго. Онъ потискала вещи и прижала крышку, но около замка все еще оставалось небольшое отверстіе.
-- Становись сюда, Ева!-- храбро скомандовала миссъ Офелія;-- что было сдѣлано разъ, можетъ быть сдѣлано и другой. Этотъ чемоданъ долженъ быть закрытъ и запертъ на ключъ, тутъ и говорить нечего.
Чемоданъ, вѣроятно запуганный такимъ рѣшительнымъ заявленіемъ, поддался. Засовъ вошелъ въ дырку, миссъ Офелія повернула ключъ и съ торжествующимъ видомъ опустила его въ карманъ.
-- Ну, теперь мы готовы. Гдѣ же твой папа? Пора бы доставать багажъ. Выгляни-ка, Ева, не увидишь ли ты гдѣ нибудь папу.
-- Да, вижу, онъ тамъ, около мужской каюты, ѣстъ апельсинъ.
-- Онъ вѣрно не знаетъ, что мы сейчасъ подходимъ. Сбѣгай-ка, скажи ему.
-- Папа никогда не торопится,-- отвѣчала Ева.-- Да мы еще и не подъѣхали къ пристани. Тетя, подойдите къ периламъ. Посмотрите, вонъ нашъ домъ, вотъ наша улица!
Пароходъ, тяжело пыхтя, словно громадное усталое чудовище, началъ пробираться среди множества судовъ, стоявшихъ на якорѣ. Ева радостно указывала теткѣ крыши, шпицы и разныя выдающіяся зданія своего родного города.
-- Да, да, милочка, это все очень красиво,-- говорила миссъ Офелія.-- Но, Господи! пароходъ уже остановился! Гдѣ же твой папа?
Поднялась общая суматоха, обычная въ такихъ случаяхъ: носильщики сновали во всѣ стороны, мужчины таскали чемоданы, сакъ-вояжи, ящики, женщины тревожно сзывали дѣтей, всѣ толпились поближе къ сходнямъ.
Миссъ Офелія съ рѣшительнымъ видомъ усѣлась на свой чемоданъ и, разложивъ все свое имущество въ боевомъ порядкѣ, приготовилась защищать его до послѣдней капли крови.
-- Не снести ли вамъ чемоданъ, ма-амъ?-- Взять вашъ багажъ, ма-амъ?-- Позвольте получить вашъ багажъ, миссисъ!-- Вынести ваши вещи, миссисъ?-- сыпалось на нее со всѣхъ сторонъ. Она сидѣла съ мрачною рѣшимостью, прямая, какъ штопальная игла, воткнутая въ столъ, держала въ рукахъ связку зонтиковъ и отвѣчала на всѣ предложенія съ суровою непреклонностью, способною смутить даже носильщика.-- Не понимаю,-- повторяла она, обращаясь къ Евѣ,-- о чемъ думаетъ твой папа. Вѣдь не могъ же онъ вывалиться за бортъ, но что нибудь случилось съ нимъ!-- И вотъ въ ту минуту, когда она уже начинала приходить въ отчаяніе, онъ подошелъ къ ней съ своей обычной безпечной манерой и, подавая Евѣ четвертушку апельсина, спросилъ:
-- Ну-съ, Вермонтская кузина, надѣюсь вы готовы?
-- Я готова и жду уже цѣлый часъ,-- отвѣчала миссъ Офелія.-- Я начала серьезно безпокоиться о васъ.
-- А я оказался умнымъ человѣкомъ. Видите, карета готова, толпа разошлась, и мы можемъ прилично сойти на берегъ, не тискаясь и не толкаясь.
-- Вотъ,-- обратился онъ къ носильщику, стоящему за нимъ,-- возьмите эти вещи.
-- Я пойду посмотрю, какъ онъ ихъ уложитъ,-- сказала миссъ Офелія.
-- Полно, кузина, не надо!-- остановилъ ее Сентъ-Клеръ.
-- Во всякомъ случаѣ я возьму вотъ это, и это,-- отвѣчала миссъ Офелія,-- забирая въ руки три картонки и небольшой сакъвояжъ.
-- Дорогая миссъ Вермонтъ, это совершенно невозможно. Вы должны хоть немного считаться съ нашими южными порядками и не таскать тяжестей. Васъ примутъ за горничную. Отдайте всѣ эти вещи носильщику, онъ донесетъ ихъ осторожно, какъ свѣжія яйца.
Миссъ Офелія съ отчаяніемъ смотрѣла, какъ кузенъ отбиралъ отъ нея всѣ ея сокровища, и успокоилась только тогда, когда нашла ихъ въ каретѣ цѣлыми и невредимыми.
-- Гдѣ Томъ?-- спросила Ева.
-- На козлахъ, кисанька. Я хочу поднести Тома мамѣ въ подарокъ какъ умилостивительную жертву вмѣсто того пьяницы кучера, который опрокинулъ карету.
-- О, Томъ будетъ отличнымъ кучеромъ, я знаю,-- вскричала Ева,-- и онъ никогда не будетъ пьянымъ.
Карета остановилась передъ старымъ домомъ страннаго стиля полуфранцузскаго, полуиспанскаго, такіе дома попадаются иногда въ Новомъ Орлеанѣ. Онъ былъ построенъ на мавританскій манеръ, въ видѣ квадрата, внутри котораго находился дворъ, съ крытыми воротами, куда карета и въѣхала. Этотъ дворъ имѣлъ очень живописный видъ. Широкія галлереи окружали его со всѣхъ четырехъ сторонъ; мавританскія арки, стройныя колонны и арабески, украшавшія ихъ, уносили воображеніе къ далекимъ временамъ господства восточнаго романтизма въ Испаніи. Въ серединѣ двора серебристая струя фонтана поднималась высоко и падала въ мраморный бассейнъ, окаймленный душистыми фіалками. Прозрачная, какъ хрусталь, вода бассейна оживлялась массою золотыхъ и серебряныхъ рыбокъ, которыя сверкали на солнцѣ, какъ живые драгоцѣнные камни. Кругомъ фонтана шла дорожка, выложенная мозаикой изъ камешковъ, составлявшихъ затѣйливые узоры. Дорожка въ свою очередь была окружена полосой дерна мягкаго, какъ зеленый бархатъ, а за ней шла дорога для экипажей. Два большія апельсинныя дерева въ полномъ цвѣту распространяли пріятную тѣнь. На дерновомъ кругу стоялъ цѣлый рядъ мраморныхъ вазъ съ лѣпными арабесками и въ нихъ цвѣли чудныя тропическія растенія. Высокія гранатовыя деревья съ блестящими листьями и огненно-красными цвѣтами, темнолистные аравійскіе жасмины съ серебристыми цвѣтками -- звѣздочками, гераніи, роскошные розовые кусты, сгибавшіеся подъ массою своихъ цвѣтовъ, золотистые жасмины, вербена съ лимоннымъ запахомъ -- всѣ краски и запахи сливались въ одно чудное цѣлое. Тамъ и сямъ выглядывалъ старый алоэ со своими странными толстыми листьями, точно старый колдунъ, съ высоты своего величія смотрѣвшій на недолговѣчную красоту и благоуханіе, окружавшія его.
Галлереи, шедшія вдоль стѣнъ, были украшены фестонами изъ какой-то мавританской матеріи; занавѣсы можно было по желанію спускать въ защиту отъ солнечныхъ лучей. Въ общемъ дворъ имѣлъ роскошный и романтическій видъ.
Когда карета въѣхала въ него, Ева затрепетала отъ восторга и готова была, точно птичка, вылетѣть изъ клѣтки.
-- Ну, развѣ это не красота, не прелесть, мой милый, дорогой домъ,-- обратилась она къ миссъ Офеліи.-- Правда, вѣдь красиво?
-- Да, это красивый домъ,-- сказала миссъ Офелія, выходя изъ кареты,-- хотя мнѣ онъ представляется какимъ-то старымъ и языческимъ.
Томъ соскочилъ съ козелъ и осматривался съ тихимъ удовольствіемъ. Негры, не надо забывать, произведеніе самой роскошной и великолѣпной природы въ мірѣ, они носятъ глубоко въ сердцѣ страсть ко всему яркому, пышному, фантастическому. Эта страсть въ соединеніи съ грубымъ неразвитымъ вкусомъ часто навлекаетъ на нихъ насмѣшки болѣе холодной и сдержанной бѣлой расы.
Сентъ-Клеръ, поэтъ въ душѣ, улыбнулся на замѣчаніе миссъ Офеліи и обратился къ Тому, который глядѣлъ во всѣ стороны, при чемъ черное лице его положительно сіяло отъ восторга.
-- Что, Томъ, голубчикъ, тебѣ это, кажется, нравится?-- спросилъ онъ.
-- Да, масса, лучше и быть не можетъ!
Между тѣмъ вещи были вынуты, извозчикъ получилъ плату, и цѣлая толпа мужчинъ, женщинъ и дѣтей всѣхъ возрастовъ бѣжала по верхнимъ и нижнимъ галлереямъ встрѣтить пріѣхавшаго господина. Впереди всѣхъ спѣшилъ молодой мулатъ, очевидно важная особа, одѣтый по самой послѣдней модѣ и размахивавшій раздушеннымъ батистовымъ носовымъ платкомъ.
Онъ всѣми силами старался прогнать всю толпу слугъ на другой конецъ веранды.
-- Назадъ! прочь! мнѣ стыдно за васъ,-- говорилъ онъ важно,-- неужели вы хотите врываться въ семейную жизнь господина въ первый же часъ по возвращеніи его?
Эта изящная рѣчь, произнесенная важнымъ тономъ, сконфузила негровъ и они остановились на почтительномъ разстояніи; только двое сильныхъ носильщиковъ выступили впередъ и принялись таскать вещи. Благодаря распорядительности мистера Адольфа, когда Сентъ-Клеръ повернулся, расплатившись съ извозчикомъ, около него никого не было, кромѣ самого мистера Адольфа, въ шелковомъ жилетѣ, съ золотою цѣпочкой и въ бѣлыхъ панталонахъ; онъ раскланивался необыкновенно граціозно и изящно.
-- А, Адольфъ, это ты?-- сказалъ его господинъ, протягивая ему руку,-- какъ поживаешь, голубчикъ?-- Адольфъ выступилъ впередъ и произнесъ подходящую случаю рѣчь, которую онъ готовилъ цѣлыхъ двѣ недѣли.
-- Хорошо, хорошо,-- проговорилъ Сентъ-Клеръ, проходя мимо него съ своей обычной небрежной усмѣшкой.-- Очень хорошая рѣчь, Адольфъ. А теперь посмотри, чтобы хорошенько убрали вещи. Я выйду къ людямъ сію минуту.-- Съ этими словами онъ провелъ миссъ Офелію въ большую гостиную, выходившую на веранду.
Между тѣмъ Ева порхнула черезъ сѣни и гостиную въ маленькій будуаръ тоже выходившій на веранду.
Высокая, черноглазая дама приподнялась съ кушетки, на которой она полулежала.
-- Мама!-- вскричала Ева въ восторгѣ бросаясь къ ней на шею и цѣлуя ее безчисленное множество разъ.
-- Довольно, довольно, осторожнѣе, дитя, а то у меня опять разболится голова,-- проговорила мать, также цѣлуя ее.
Вошелъ Сентъ-Клеръ. Онъ поцѣловалъ жену, какъ полагается вполнѣ приличному супругу и затѣмъ представилъ ей свою кузину. Марія подняла на нее свои большіе глаза съ нѣкоторымъ любопытствомъ и приняла ее съ томною любезностью. Въ эту минуту толпа слугъ появилась у входныхъ дверей и впереди всѣхъ стояла мулатка среднихъ лѣтъ, очень почтенной наружности, вся дрожа отъ ожиданія и радости.
-- О, вотъ и Мамми!-- вскричала Ева и полетѣла на другой конецъ комнаты. Она бросилась въ объятія мулатки и нѣсколько разъ поцѣловала ее.
Эта женщина не сказала, что у нея можетъ заболѣть голова, напротивъ, она прижимала къ себѣ дѣвочку, смѣялась, плакала, точно сумасшедшая. Освободившись изъ ея объятій, Ева перебѣгала отъ одной служанки къ другой, пожимала имъ руки, цѣловала ихъ, такъ что миссъ Офелію чуть не стошнило, какъ она разсказывала впослѣдствіи.
-- Ну, однако,-- замѣтила миссъ Офелія,-- вы, южане, можете дѣлать то, чего бы я никакъ не могла.
-- А именно чтоже такое?-- полюбопытствовалъ Сентъ-Клеръ.
-- Я стараюсь бы ть доброй ко всѣмъ, мнѣ было бы непріятно кого нибудь обидѣть; но цѣловать...
-- Негровъ,-- досказалъ Сентъ-Клеръ,-- это выше вашихъ силъ, не правда-ли?
-- Да, конечно. Какъ это она можетъ?
Сентъ-Клеръ засмѣялся и вышелъ въ корридоръ.
-- Эй, сюда! Всѣ, кто пришелъ: Мамми, Джими, Поли, Сюкей -- рады, небось, что господинъ пріѣхалъ?-- и онъ пожималъ всѣмъ имъ руки.-- Смотрите за ребятами,-- прибавилъ онъ, споткнувшись объ одного черненькаго мальчика, который ползалъ на четверенькахъ.-- Если я кого нибудь задавлю, пусть онъ заявитъ.
Негры смѣялись и желали счастья хозяину, а онъ раздавалъ имъ мелкія деньги.
-- Ну, теперь уходите, будьте умниками и умницами,-- сказалъ онъ, и вся компанія, черная и получерная, вышла черезъ широкую дверь на веранду въ сопровожденіи Евы, тащившей большой мѣшокъ, который она въ продолженіе обратнаго пути наполнила яблоками, орѣхами, леденцами, лентами, кружевами и всевозможными игрушками.
Сентъ-Клеръ повернулся, чтобы войти обратно въ комнату и увидѣлъ Тома въ смущеніи переступавшаго съ одной ноги на другую, между тѣмъ какъ Адольфъ, небрежно прислонясь къ баллюстрадѣ, разсматривалъ его въ лорнетъ съ такимъ видомъ, который сдѣлалъ бы честь любому дэнди.
-- Фу, ты щенокъ!-- вскричалъ Сентъ-Клеръ выбивая у него изъ рукъ лорнетъ;-- такъ ты обращаешься со своими товарищами? Мнѣ кажется, Дольфъ,-- прибавилъ онъ дотронувшись пальцемъ до изящнаго шелковаго жилета, въ которомъ щеголялъ Адольфъ,-- мнѣ кажется, что это мой жилетъ.
-- О, масса, жилетъ весь залитый виномъ! Такой важный джентльменъ, какъ масса, не можетъ носить подобнаго жилета Я такъ понялъ, что вы сами подарили мнѣ его, онъ годится только для бѣднаго негра, какъ я.
И Адольфъ наклонилъ голову и граціозно провелъ рукой по своимъ напомаженнымъ волосамъ.
-- Ахъ, да, такъ-то!-- небрежно отвѣтилъ Сентъ-Клеръ.
-- Ну, вотъ, что я тебѣ скажу: я сейчасъ покажу Тома его госпожѣ, и затѣмъ ты сведешь его въ кухню. И, пожалуйста, не вздумай задирать передъ нимъ носъ. Онъ стоитъ двухъ такихъ щенковъ, какъ ты.
-- Масса постоянно шутитъ,-- отвѣчалъ Адольфъ, смѣясь.-- Я очень радъ, что масса въ такомъ веселомъ расположеніи духа.
-- Пойдемъ, Томъ,-- кивнулъ Сентъ-Клеръ.
Томъ вошелъ въ комнату. Онъ съ изумленіемъ смотрѣлъ на бархатные ковры, на никогда не виданныя имъ громадныя зеркала, на картины, статуи и занавѣсы. Онъ, подобно царицѣ Савскій передъ Соломономъ, "смутился духомъ" и не рѣшался даже сдѣлать шага.
-- Посмотри, Мари, сказалъ Сентъ-Клеръ женѣ,-- я купилъ тебѣ, наконецъ, порядочнаго кучера. Онъ такъ же трезвъ, какъ черенъ и, если хочешь, будетъ возить тебя похороннымъ шагомъ. Открой глаза, взгляни на него. Теперь ты не можешь говорить, что я о тебѣ не думаю, когда уѣзжаю изъ дома.
Марія открыла глаза и устремила ихъ на Тома, не вставая съ мѣста.
-- Я увѣрена, что онъ пьяница,-- сказала она.
-- Нѣтъ, мнѣ за него ручались, какъ за благочестиваго и трезваго человѣка.
-- Будемъ надѣяться, что онъ окажется порядочнымъ,-- отвѣчала лэди,-- хотя я этого не ожидаю.
-- Дольфъ, приказалъ Сентъ-Клеръ,-- сведи Тома внизъ, и помни, что я тебѣ говорилъ,-- прибавилъ онъ.
Адольфъ граціозно пошелъ впередъ, Томъ послѣдовала, за нимъ, тяжело шагая.
-- Настоящій бегемотъ!-- замѣтила Марія.
-- Ну полно, Мари,-- сказалъ Сентъ-Клеръ, садясь на стулъ подлѣ ея кушетки,-- будь добра, скажи мнѣ хоть одно ласковое словечко.
-- Ты проѣздилъ лишнихъ двѣ недѣли,-- отвѣчала она, надувъ губки.
-- Да вѣдь я же писалъ тебѣ, что меня задержало.
-- Такое коротенькое, холодное письмо!
-- Ахъ, Господи! почта уходила, я успѣлъ написать только такъ, это все же лучше, чѣмъ ничего.
-- Вѣчно одно и то-же,-- замѣтила лэди,-- всегда случается что нибудь, что задерживаетъ тебя въ дорогѣ и мѣшаетъ тебѣ писать длинныя письма.
-- Посмотри-ка сюда,-- сказалъ онъ, вынимая изъ кармана изящный бархатный футляръ и открывая его,-- вотъ подарокъ, который я тебѣ привезъ изъ Нью-Іорка. Это былъ прелестно сдѣланный дагеротипъ, изображавшій Еву и ея отца, сидѣвшихъ рядомъ рука объ руку.
Марія посмотрѣла на него съ недовольнымъ видомъ.
-- Для чего это ты снялся въ такой неловкой позѣ?-- сказала она.
-- Ну, поза это дѣло вкуса. А какъ ты находишь, похожими?
-- Если ты ни во что ставишь мое мнѣніе въ одномъ отношеніи, оно тебѣ не интересно и въ другомъ,-- отвѣчала лэди и закрыла футляръ.
-- Противная женщина!-- воскликнулъ про себя Сентъ-Клеръ, но громко онъ продолжалъ настаивать:-- полно, Мари, не глупи, скажи, находишь ты сходство?
-- Очень неделикатно съ твоей стороны -- Сентъ-Клэръ, сказала лэди,-- заставлять меня говорить и разсматривать разныя вещи. Я цѣлый день лежала съ мигренью, а съ тѣхъ поръ, какъ ты пріѣхалъ, здѣсь такой шумъ, что я чуть жива.
-- Вы подвержены головнымъ болямъ, ма'амъ?-- спросила Офелія, вдругъ поднимаясь изъ широкаго кресла, въ которомъ она молча сидѣла, разсматривая обстановку комнаты и высчитывая въ умѣ, сколько она можетъ стоить.
-- Да, она меня совершенно измучила,-- отвѣчала Марія.
-- Отъ головной боли очень помогаетъ чай изъ ягодъ можжевельника,-- сказала миссъ Офелія. По крайней мѣрѣ, Августинъ, жена декана Авраами Перри говорила это, а она отлично умѣла ходить за больными.
-- Я велю собрать и принести вамъ первыя ягоды можжевельника, которыя созрѣютъ въ нашемъ саду около озера, сказалъ Сентъ-Клеръ серьезно и позвонилъ въ колокольчикъ;-- а теперь, кузина, вы, вѣроятно, хотите пройти въ свою комнату и отдохнуть немного послѣ дороги. Дольфъ,-- обратился онъ къ во шедшему на звонокъ мулату,-- позови сюда Мамми.-- Вошла пожилая мулатка, которую такъ горячо ласкала Ева; она была одѣта прилично, а на головѣ ея возвышался желтый съ краснымъ тюрбанъ, который привезла ей Ева, и который дѣвочка сама повязала ей.-- Мамми, сказалъ Сентъ-Клеръ, я отдаю эту барышню на твое попеченіе; она устала, ей надо отдохнуть. Сведи ее въ ея комнату и постарайся, какъ можно удобнѣе устроить ее.-- И миссъ Офелія вышла вслѣдъ за Мамми.