Госпожа Тома и ея воззрѣнія.
-- Ну, Мари, сказалъ Сентъ-Клеръ,-- для тебя настаютъ золотые дни. Наша практическая, дѣловитая новоанглійская кузина намѣрена снять съ твоихъ плечъ все бремя хозяйственныхъ заботъ и дать тебѣ возможность отдохнуть, помолодѣть и похорошѣть. Церемонію передачи ключей можно бы устроить теперь же.
Это было сказано за завтракомъ, черезъ нѣсколько дней по пріѣздѣ миссъ Офеліи.
-- Я очень рада,-- отвѣчала Марія, томно склонивъ голову на руку.-- Если она возьмется вести хозяйство, я думаю, она скоро узнаетъ, что здѣсь рабыни, это мы -- хозяйки.
-- О, конечно, она узнаетъ и это, и много другихъ полезныхъ истинъ!-- сказалъ Сентъ-Клеръ.
-- Говорятъ, что мы держимъ рабовъ ради собственнаго удобства,-- продолжала Марія,-- ну ужъ, если бы мы заботились только о своихъ удобствахъ, мы давнымъ давно отпустили бы ихъ.
Евангелина устремила на мать свои большіе, серьезные глаза и спросила простодушно:
-- Такъ зачѣмъ же вы ихъ держите, мама?
-- Право, не знаю, должно бы для собственнаго мученья. Мнѣ они положительно отравляютъ жизнь. Я думаю, большая часть моихъ болѣзней вызывается ими, а наши негры, самые худшіе изъ всѣхъ, какіе есть на свѣтѣ.
-- Ахъ, перестань, Мари, ты, должно быть, встала сегодня съ лѣвой ноги,-- сказалъ Сентъ-Клеръ.-- Вѣдь ты сама знаешь, что это невѣрно. У тебя есть Мамми, вѣдь это лучшее существо въ мірѣ. Что бы ты дѣлала безъ нея?
-- Мамми, дѣйствительно, лучше другихъ негритянокъ,-- отвѣтила Марія.-- Но Мамми эгоистка, страшная эгоистка, это ужъ свойство всѣхъ черныхъ.
-- Эгоизмъ громадный порокъ,-- проговорилъ Сентъ-Клеръ серьезно.
-- Да, вотъ взять Мамми,-- сказала Марія:-- съ ея стороны, конечно, страшно эгоистично спать такъ крѣпко по ночамъ: она знаетъ, что мнѣ почти каждый часъ требуются разныя мелкія услуги, когда я чувствую себя плохо, а между тѣмъ ее не добудиться. Я положительно больна сегодня утромъ отъ тѣхъ усилій, какія мнѣ пришлось дѣлать, чтобы будить ее.
-- Но вѣдь, послѣднее время она нѣсколько ночей напролетъ ухаживала за вами мама?-- сказала Ева.
-- А ты почемъ знаешь?-- рѣзко спросила Марія,-- она, навѣрно, жаловалась тебѣ?
-- Нѣтъ, она не жаловалась; она только говорила, что вы плохо спали нѣсколько ночей подъ рядъ.
-- Отчего ты не позволяешь Дженъ или Розѣ замѣнить ее на одну, двѣ ночи, чтобы она могла отдохнуть?
-- Какъ ты можешь предлагать мнѣ подобную вещь?-- возразила Марія.-- Право, Сентъ-Клеръ, ты самъ не знаешь, что говоришь! При моей нервности всякая бездѣлица волнуетъ меня; если непривычный человѣкъ станетъ трогать меня своей рукой, я прямо сойду съ ума. Если бы Мамми была ко мнѣ такъ привязана, какъ бы ей слѣдовало, она несомнѣнно просыпалась бы легче. Я слыхала, что у нѣкоторыхъ людей бываютъ такіе преданные слуги, но сама не испытала этого счастья.-- И Марія вздохнула.
Миссъ Офелія слушала весь этотъ разговоръ съ напряженннымъ вниманіемъ, плотно сжавъ губы: она, повидимому, рѣшила вполнѣ усвоить себѣ положеніе вещей и взаимныя отношенія обитателей этого дома, прежде чѣмъ высказать собственное мнѣніе.
-- У Мамми несомнѣнно есть нѣкоторыя достоинства,-- продолжала Марія,-- она кротка и почтительна, но въ душѣ она эгоистка. Напримѣръ, она до сихъ поръ не перестаетъ ныть и скучать о своемъ мужѣ. Видите ли, когда я вышла замужъ и переѣхала сюда, конечно, взяла ее съ собой, а ея мужа мой отецъ не могъ отпустить. Онъ былъ кузнецъ, и очень нуженъ въ хозяйствѣ; я тогда же думала и говорила, что имъ съ Мамми самое лучшее совсѣмъ разойтись другъ съ другомъ, такъ какъ наврядъ ли имъ когда нибудь придется жить вмѣстѣ. Мнѣ жаль, что я не настояла на этомъ и не выдала Мамми за кого нибудь другого. Но я была глупа, слишкомъ добра и не хотѣла неволить ее. Я тогда же сказала Мамми, чтобы она не надѣялась увидѣться съ нимъ больше чѣмъ одинъ, или два раза въ жизни, такъ какъ я не могу бывать въ имѣніи отца: тамошній воздухъ вредно отзывается на моемъ здоровьѣ; и я совѣтовала ей сойтись съ кѣмъ нибудь. Мамми бываетъ иногда страшно упряма, никто этого такъ не знаетъ, какъ я.
-- Есть у нея дѣти?-- спросила миссъ Офелія.
-- Да, двое.
-- Она, навѣрно, и объ нихъ скучаетъ?
-- Да, вѣроятно, но я никакъ не могла взять сюда такихъ маленькихъ замарашекъ, они были препротивные. Кромѣ того они отнимали бы у нея слишкомъ много времени. Но я увѣрена, что Мамми до сихъ поръ таитъ въ душѣ злобное чувство противъ меня. Она не хотѣла ни за кого выходить замужъ, и я даже думаю, что хотя она знаетъ, какъ она мнѣ нужна, и какое у меня слабое здоровье, но она завтра же ушла бы къ мужу, если бы только смѣла. Право, я такъ увѣрена, они всѣ такіе эгоисты, даже лучшіе изъ нихъ.
-- Какъ непріятно думать -- это,-- сухо сказалъ Сентъ-Клеръ.
Миссъ Офелія бросила на него проницательный взглядъ и замѣтила на щекахъ его краску стыда и сдержаннаго негодованія, а на губахъ саркастическую улыбку.
-- Между тѣмъ, вы не повѣрите, какъ я всегда баловала Мамми!-- продолжала Марія.-- Желала-бы я, чтобы ваши сѣверныя служанки заглянули въ ея платяной шкафъ: у нее тамъ и шелковыя, и кисейныя платья одно даже изъ настоящаго батиста. Я иногда по цѣлымъ часамъ отдѣлывала ей чепчики и наряжала ее, когда она собиралась въ гости. Никакой обиды она отъ меня не видѣла: сѣкли ее во всю ея жизнь не больше одного, двухъ разъ. Она каждый день получаетъ крѣпкій кофе и чай съ бѣлымъ сахаромъ. Это, конечно, очень дурно, но Сентъ-Клеръ хочетъ, чтобы у насъ слуги жили, какъ господа, и они всѣ дѣлаютъ, что хотятъ. Наши слуги страшно избалованы, это фактъ. Мнѣ кажется, мы отчасти виноваты въ томъ, что они эгоисты и ведутъ себя точно избалованныя дѣти; я даже устала повторять это Сентъ-Клеру.
-- И я усталъ!-- отозвался Сентъ-Клеръ, принимаясь за утреннюю газету.
Ева, красавица Ева, стояла тутъ же и слушала мать съ своимъ обычнымъ выраженіемъ глубокой вдумчивости. Она тихонько подошла къ матери сзади и обняла ручками ея шею.
-- Ну, что тебѣ, Ева?
-- Мама, позвольте мнѣ поухаживать за вами одну ночь, только одну? Я знаю, что не разстрою вамъ нервы, и я не буду спать. Я часто не сплю по ночамъ и все думаю...
-- Ахъ, какія глупости, дѣвочка, какія глупости!-- прервала ее Марія,-- что это, право, за странный ребенокъ!
-- Да отчего же, мама? Мнѣ кажется,-- робко прибавила она,-- что Мамми нездорова. Она мнѣ говорила, что у нея послѣднее время постоянно болитъ голова.
-- Ну, да, это обыкновенная манера Мамми! Они всѣ на одинъ ладъ: чуть у нихъ заболитъ голова или палецъ, они уже дѣлаютъ изъ этого цѣлую исторію. Этому никогда нельзя потакать -- никогда! У меня на этотъ счетъ строгія правила,-- сказала она обращаясь къ миссъ Офеліи,-- и вы сами скоро убѣдитесь, что это необходимо. Если вы позволите прислугѣ жаловаться на всякую мелкую непріятность, на всякое маленькое нездоровье, вы съ ними хлопотъ не оберетесь. Я сама никогда ни на что не жалуюсь, никто не знаетъ, какъ я страдаю. Я чувствую, что мой долгъ страдать молча и молчу.
Круглые глаза миссъ Офеліи выразили такое нескрываемое удивленіе при этихъ заключительныхъ словахъ, что Сентъ-Клеръ не выдержалъ и разразился громкимъ смѣхомъ.
-- Сентъ-Клеръ всегда смѣется, когда я сдѣлаю малѣйшій намекъ на свое нездоровье,-- проговорила Марія тономъ несчастной мученицы.-- Надѣюсь, что не настанетъ тотъ день, когда ему придется пожалѣть объ этомъ!-- И Марія приложила къ глазамъ платокъ,
Послѣдовало неловкое молчаніе. Наконецъ Сентъ-Клеръ всталъ, посмотрѣлъ на часы, объявилъ, что ему нужно повидаться съ однимъ знакомымъ и вышелъ. Ева побѣжала за нимъ, миссъ Офелія и Марія остались однѣ за столомъ.
-- Вотъ это всегдашняя манера Сентъ-Клера!-- проговорила Марія, быстрымъ движеніемъ отнимая платокъ отъ глазъ, какъ только преступникъ, для котораго это должно было служить наказаніемъ, скрылся изъ глазъ.
-- Онъ не понимаетъ, онъ не можетъ и не хочетъ понять, какъ я страдаю и страдала всѣ эти годы. Если бы я еще жаловалась, если бы я поднимала шумъ изъ-за всякой своей болѣзни, его можно бы оправдать. Мужчинѣ вполнѣ естественно надоѣдаетъ вѣчно-ноющая жена. Но я молчала, я молча переносила свои страданія, пока, наконецъ, Сентъ-Клеръ вообразилъ, что я могу перенести рѣшительно все.
Миссъ Офелія совершенно не знала, что отвѣчать на эту тираду.
Пока она придумывала, что сказать, Марія вытерла слезы, пригладила свои перышки, какъ голубка послѣ дождя, и завела съ миссъ Офеліей хозяйственный разговоръ о буфетѣ, кладовыхъ, каткѣ, чуланѣ и т. п. предметахъ, такъ какъ по общему соглашенію кузина должна была взять на себя завѣдываніе всѣмъ этимъ. Она давала ей столько предостереженій, указаній и порученій, что женщина не столь практичная и дѣловитая, какъ миссъ Офелія, навѣрно, сбилась бы съ толку и все перепутала.
-- Ну, кажется, теперь я вамъ все объяснила,-- сказала Марія въ заключеніе,-- когда мнѣ опять станетъ худо, вы справитесь и безъ моей помощи; вотъ только относительно Евы,-- за ней надо присматривать.
-- Она кажется, очень добрая дѣвочка,-- проговорила миссъ Офелія,-- я не видала ребенка лучше ея.
-- Ева совсѣмъ особенный ребенокъ, въ ней очень много странностей. Она нисколько не похожа, на меня, нисколько!-- И Марія вздохнула, точно это было очень грустно.
Миссъ Офелія про себя подумала:-- Надѣюсь, не похожа!-- но имѣла благоразуміе не высказать этого громко.
-- У Евы всегда была наклонность оставаться съ прислугой. Для нѣкоторыхъ дѣтей это не дурно. Я сама, когда была маленькая, играла съ негритянками отца и это не сдѣлало мнѣ никакого вреда. Но Ева какъ-то всегда старается поставить себя на равную ногу со всѣми, кто ее окружаетъ. Это въ ней очень странная черта, и я никакъ не могу отучить ее отъ этого. Сентъ-Клеръ, кажется, поощряетъ ее въ этомъ. Вообще, онъ потакаетъ всѣмъ, живущимъ у него въ домѣ, всѣмъ, кромѣ своей жены.
Миссъ Офелія продолжала хранить глубокое молчаніе.
-- А между тѣмъ съ прислугой нельзя обращаться иначе,-- продолжала Марія,-- какъ смирить ее и не давать ей задирать голову. Я съ дѣтства понимала это. Ева въ состояніи избаловать всю дворню. Не знаю, право, что она будетъ дѣлать, когда ей самой придется вести хозяйство. Я стою за то, что надо быть доброй къ прислугѣ, я всегда къ ней добра; но она должна знать свое мѣсто. Ева этого не понимаетъ, ей нельзя никакъ втолковать, что слуги не равны намъ. Вы слышали, какъ она предлагала ухаживать за мной по ночамъ, чтобы Мамми могла спать! Вотъ вамъ образчикъ, какъ она способна поступать во всемъ, если только дать ей волю.
-- Позвольте,-- смѣло выступила миссъ Офелія,-- но вѣдь и вы, конечно, считаете своихъ слугъ людьми и признаете, что имъ надо дать отдохнуть, когда они утомлены?
-- Само собой разумѣется. Я особенно стараюсь доставлять имъ все необходимое,-- все, что не нарушаетъ порядка въ домѣ. Мамми всегда можетъ найти время выспаться, это ей вовсе не трудно. Я никогда не видала такой сони, какъ она; она можетъ спать работая, стоя, сидя, вездѣ и во всякомъ положеніи. Нечего бояться, что Мамми не выспится! Но вѣдь смѣшно же, право, относиться къ прислугѣ какъ къ какимъ-то экзотическимъ цвѣткамъ или китайскимъ вазамъ!-- Марія погрузилась въ обширное мягкое кресло и придвинула къ себѣ изящный флакончикъ съ нюхательною солью.
-- Видите ли,-- продолжала она слабымъ голосомъ, замирающимъ, какъ послѣднее дыханіе аравійскаго жасмина или нѣчто столь-же воздушное,-- видите-ли, кузина Офелія, я рѣдко говорю сама о себѣ, это противно моимъ привычкамъ, это мнѣ непріятно. Да по правдѣ сказать, у меня и силъ на это не хватаетъ. Но есть вещи, въ которыхъ мы съ Сентъ-Клеромъ совершенно расходимся. Сентъ-Клеръ никогда не понималъ, никогда не цѣнилъ меня. Мнѣ кажется, въ этомъ корень всѣхъ моихъ болѣзней; Сентъ-Клеръ не хочетъ оскорблять меня, я увѣрена, но всѣ мужчины отъ природы эгоистичны и невнимательны къ женщинамъ. По крайней мѣрѣ, такое впечатлѣніе я вынесла изъ собственныхъ наблюденій.
Миссъ Офелія, обладала не малой дозой осторожности, отличающей уроженцевъ Новой Англіи, и питала особенное отвращеніе къ вмѣшательству въ семейныя дрязги. Предвидя, что ей грозитъ опасность съ этой стороны, она изобразила на лицѣ своемъ угрюмый нейтралитетъ, она вытянула изъ кармана свое аршинное вязанье -- вѣрное средство противъ искушеній дьявола, который, по мнѣнію доктора Уатса, любитъ смущать людей праздныхъ,-- и принялась энергично вязать, сжавъ губы, съ такимъ выраженіемъ, которое говорило яснѣе словъ: "Вы меня не заставите высказаться; я совершенно не желаю мѣшаться въ ваши дѣла". Сразу видно было, что отъ нея можно ждать столько же сочувствія, какъ отъ каменнаго льва. Но Маріи было все равно. Она нашла человѣка, съ которымъ могла говорить, чувствовала себя обязанной говорить, и этого было съ нея довольно. Она подкрѣпила себя, поднеся флакончикъ къ носу, и продолжала:
-- Видите ли, когда я выходила замужъ за Сентъ-Клера, я принесла въ приданое собственное имущество и слугъ, такъ что по закону я имѣю право распоряжаться ими. У Сентъ-Клера есть свое состояніе и свои невольники, пусть бы онъ дѣлалъ съ ними, что хотѣлъ, я бы ни слова не говорила, но онъ во все мѣшается. У него самыя дикія понятія о многихъ вещахъ, между прочимъ о томъ, какъ надо обращаться съ прислугой. Право, онъ, иногда поступаетъ такъ, будто интересы слугъ для него важнѣе моихъ интересовъ и его собственныхъ. Онъ терпитъ отъ нихъ всевозможныя непріятности и никогда пальцемъ ихъ не тронетъ. Онъ вообще кажется очень добродушнымъ, но иногда бываетъ прямо страшенъ, увѣряю васъ, онъ меня пугаетъ. Напримѣръ, онъ забралъ себѣ въ голову, что у насъ въ домѣ никто не смѣетъ ударить невольника, никто, кромѣ его самого или меня; и онъ такъ строго стоитъ на этомъ, что я не смѣю съ нимъ спорить. Ну и что же изъ этого выходитъ? Сенъ-Клеръ никогда не подыметъ ни на кого руки, хоть на голову ему сядь, а я -- вы понимаете, какъ жестоко требовать отъ меня такихъ усилій! А вѣдь вы знаете, эти негры просто взрослыя дѣти, ничего больше.
-- Я не знаю ничего подобнаго и благодарю Бога, что не знаю!-- отрѣзала миссъ Офелія.
-- Ну, такъ узнаете, если останетесь здѣсь жить и не дешево заплатите за это знаніе. Вы не имѣете понятія, какъ несносны, глупы, безпечны, неразумны и неблагодарны эти негодяи!
Марія всегда удивительно оживлялась, когда рѣчь заходила объ этомъ предметѣ; такъ и теперь она открыла глаза и, повидимому, совсѣмъ забыла свою слабость.
-- Вы не знаете и не можете знать, сколько приходится намъ, хозяйкамъ, терпѣть отъ нихъ ежедневно, ежечасно, всегда и вездѣ. Но жаловаться Сентъ-Клеру совершенно безполезно. Онъ говоритъ самыя странныя нелѣпости, въ родѣ того, что мы сами сдѣлали ихъ такими, и потому должны быть снисходительными. Онъ увѣряетъ, что мы сами виноваты въ ихъ недостаткахъ, и что жестоко наказывать ихъ за нашу собственную вину. Онъ говоритъ, что на ихъ мѣстѣ мы были бы не лучше ихъ! Какъ будто можно дѣлать такія сравненія!
-- А вы не думаете, что Богъ создалъ ихъ изъ одной плоти и крови съ нами?-- спросила миссъ Офелія рѣзко.
-- Нѣтъ, конечно! Какъ можно! Это низшая раса.
-- А вы не думаете, что имъ, какъ и намъ, дарована безсмертная душа?-- спросила миссъ Офелія съ возраставшимъ негодованіемъ.
-- Ну это-то такъ,-- зѣвая отвѣчала Марія,-- въ этомъ никто не сомнѣвается. Но ставить ихъ на одну доску съ нами, сравнивать насъ съ ними, это ужъ, знаете, невозможно! А между тѣмъ, повѣрите-ли, Сентъ-Клеръ говорилъ мнѣ, что разлучать Мамми съ ея мужемъ это все равно, что разлучать меня съ нимъ. Ну можно-ли дѣлать такія сравненія? Развѣ Мамми можетъ имѣть такія же чувства, какъ я. Это совершенно разныя вещи, а Сентъ-Клеръ увѣряетъ, что не видитъ никакой разницы. Ну, развѣ Мамми можетъ любить своихъ маленькихъ замарашекъ такъ, какъ я люблю Еву! Однако же, Сентъ-Клеръ вздумалъ одинъ разъ совершенно серьезно убѣждать меня, что я обязана отпустить Мамми къ ея семьѣ и взять взамѣнъ кого нибудь другого, это я-то, съ моимъ слабымъ здоровьемъ, съ моими болѣзнями! Ну, этого даже я не могла вынести. Я не часто высказываю свои чувства: я взяла себѣ за правило все переносить молча; это горькая участь всѣхъ женъ, и я ей покоряюсь. Но тотъ разъ я не выдержала и вспылила. Съ тѣхъ поръ онъ никогда не заводитъ со мной разговора объ этомъ вопросѣ. Но я понимаю по его взглядамъ, по тѣмъ словечкамъ, которыя у него вырываются, что онъ не перемѣнилъ своего мнѣнія, и это такъ обидно, такъ непріятно!
Миссъ Офелія, повидимому, боялась, что не выдержитъ и скажетъ что нибудь лишнее; но ея манера быстро шевелить спицами была краснорѣчивѣе всякихъ словъ. Марія не понимала ее: и продолжала:
-- Вы теперь видите, какимъ домомъ вамъ придется управлять. У насъ въ хозяйствѣ нѣтъ ни малѣйшаго порядка; слугамъ предоставлена полная свобода, они дѣлаютъ, что хотятъ и берутъ все, что вздумаютъ. Я одна только немного сдерживаю ихъ, насколько позволяетъ мое слабое здоровье. У меня припасена плеть, и я иногда пускаю ее въ ходъ; но это всякій разъ страшно утомляетъ меня. Если бы Сентъ-Клеръ согласился наказывать ихъ, какъ другіе...
-- То есть, какъ же?
-- Да отправлялъ бы ихъ въ тюрьму или куда нибудь въ другое мѣсто, гдѣ ихъ сѣкутъ. Безъ этого ничего нельзя сдѣлать. Если бы я не была такимъ несчастнымъ, слабымъ созданіемъ, я, навѣрно, справлялась бы съ ними вдвое энергичнѣе; чѣмъ Сентъ-Клеръ
-- А какъ же справляется Сентъ-Клеръ?-- спросила миссъ Офелія,-- вы говорили, что онъ никогда никого не бьетъ?
-- Мужчины, знаете, лучше насъ умѣютъ приказывать, имъ легче заставить себя слушаться. А потомъ, посмотрите когда нибудь пристально ему въ глаза, у него очень странные глаза, когда онъ говоритъ рѣшительно, въ нихъ точно молнія загорается. Я сама ихъ боюсь, и слуги понимаютъ тогда, что съ нимъ шутить нельзя. Сколько я ни бранись и ни сердись, мнѣ не добиться того, что Сентъ-Клеръ можетъ сдѣлать однимъ своимъ взглядомъ, если захочетъ. О, за Сентъ-Клера можно быть спокойной въ этомъ отношеніи, оттого-то онъ нисколько и не жалѣетъ меня. Но когда вы примитесь за хозяйство, вы убѣдитесь, что иначе какъ строгостью съ ними ничего не сдѣлаешь, они такіе скверные, лживые, лѣнивые...
-- Старая пѣсня,-- перебилъ ее Сентъ-Клеръ, входя въ комнату.-- На томъ свѣтѣ этимъ грѣшникамъ придется страшно отвѣчать, особенно за лѣность. Вы видите, кузина,-- онъ во всю длину растянулся на кушеткѣ противъ Маріи,-- ихъ лѣность прямо непростительна, когда мы съ Мари подаемъ имъ такіе хорошіе примѣры.
-- Перестань, пожалуйста, Сентъ-Клеръ,-- это очень дурно съ твоей стороны.
-- Неужели? А я думалъ, что говорю хорошо, даже замѣчательно хорошо для меня. Я всегда стараюсь поддержать твои замѣчанія, Мари.
-- Ты очень хорошо знаешь, что и не думалъ поддерживать меня, Сентъ-Клеръ.
-- О, значитъ, я ошибся. Благодарю тебя, моя милая, что ты меня поправила.
-- Ты прямо дразнишь меня!-- сказала Марія.
-- Ну, полно, Мари, погода сегодня жаркая, а я только что ссорился съ Дольфомъ и ужасно усталъ. Пожалуйста, будь милой, позволь мнѣ отдохнуть въ сіяніи твоей улыбки.
-- А что такое вышло съ Дольфомъ?-- спросила Марія.-- Безстыдство этого негодяя переходитъ всякія границы, я положительно не выношу его. Мнѣ бы хотѣлось имѣть право по своему раздѣлаться съ нимъ, я бы его смирила,
-- Все что ты говоришь, моя дорогая, отличается какъ всегда проницательностью и здравымъ смысломъ,-- отвѣчалъ Сентъ-Клеръ. Что касается Дольфа, дѣло вотъ въ чемъ: онъ такъ долго старался подражать моимъ изящнымъ манерамъ и всѣмъ моимъ качествамъ, что въ концѣ концовъ сталъ смѣшивать себя со своимъ господиномъ; и я принужденъ былъ разъяснить ему это недоразумѣніе.
-- Какимъ образомъ?-- спросила Марія.
-- Я далъ ему ясно понять, что желаю сохранить часть своего платья исключительно для собственнаго употребленія; я поставилъ ему на видъ, что онъ слишкомъ щедро пользуется моимъ одеколономъ и былъ настолько жестокъ, что приказалъ ему ограничиться одной дюжиной моихъ батистовыхъ платковъ. Послѣднее особенно задѣло Дольфа, и мнѣ пришлось поговорить съ нимъ по-отечески, чтобы убѣдить его.
-- Ахъ Сентъ-Клеръ, когда это ты научишься обращаться какъ слѣдуетъ съ прислугой! Вѣдь это просто отвратительно, до чего ты ихъ балуешь!-- вскричала Марія.
-- Въ сущности, что за особенная бѣда, если бѣдный парень хочетъ походить на своего господина? Разъ я его воспиталъ такъ, что онъ высшимъ благомъ для себя считаетъ о-де-колонъ и носовыя платки, почему же мнѣ и не дать ихъ ему?
-- А почему же вы его такъ воспитали?-- спросила миссъ Офелія довольно рѣзко.
-- Да ужъ слишкомъ это хлопотливое дѣло; лѣность, кузина, лѣность, вотъ что губитъ множество человѣческихъ душъ. Если бы не лѣность, я самъ былъ бы добродѣтеленъ, какъ ангелъ. Я начинаю думать, что лѣность это "корень нравственнаго зла", какъ говорилъ у васъ въ Вермонтѣ старый докторъ Бозеремъ. Это, конечно, страшно непріятно!
-- Я думаю, что на васъ, рабовладѣльцахъ, лежитъ страшная отвѣтственность,-- проговорила миссъ Офелія.-- Я ни за что въ свѣтѣ не взяла бы ее на себя. Вы должны воспитывать своихъ рабовъ, относиться къ нимъ, какъ къ разумнымъ существамъ, какъ къ существамъ съ безсмертною душою, за которыхъ вамъ придется отдать отчетъ передъ судомъ Божіимъ. Вотъ какъ я на это смотрю!-- Негодованіе ея вырвалось наружу тѣмъ горячѣе, что оно съ утра накапливалось въ ея душѣ.
-- Эхъ, полноте, перестаньте, пожалуйста,-- сказалъ Сентъ-Клеръ, быстро вставая,-- вы ничего не знаете о нашей жизни!-- Онъ сѣлъ за фортепьяно и заигралъ какую-то веселую пьесу. Сентъ-Клеръ былъ очень талантливый музыкантъ. У него было блестящее и твердое туше; пальцы его летали по клавишамъ, словно птицы, быстро и отчетливо. Онъ игралъ одну пьесу за другою, какъ человѣкъ, который хочетъ музыкой прогнать свое дурное настроеніе. Наконецъ, онъ отложилъ ноты въ сторону, всталъ и сказалъ весело:
-- Ну, кузина, вы исполнили свой долгъ и прочли намъ хорошую нотацію; я васъ за это въ сущности очень уважаю. Я нисколько не сомнѣваюсь, что вы бросили мнѣ алмазъ самой неподдѣльной истины, но, видите ли, онъ попалъ мнѣ прямо въ лицо и потому я не сразу могъ оцѣнить его.
-- Я со своей стороны не вижу никакой пользы отъ такихъ разговоровъ,-- сказала Марія.-- Не знаю, кто дѣлаетъ для прислуги больше насъ; а это нисколько не идетъ имъ на пользу, они становятся все хуже и хуже. Что касается до того, чтобы разговаривать съ ними и все такое, такъ могу сказать, я до усталости и до хрипоты говорила имъ объ ихъ обязанностяхъ и о всемъ прочемъ. Они могутъ ходить въ церковь, когда хотятъ, но такъ какъ они понимаютъ проповѣдь не больше свиней, то имъ никакой нѣтъ пользы отъ этого; хотя они все-таки ходятъ, имъ предоставлено все, что нужно, но, какъ я и раньше говорила, это низшая раса, и всегда такой останется, и противъ этого нельзя ничего сдѣлать. Сколько вы ни старайтесь, вы ихъ не перемѣните. Видите ли, кузина Офелія, я уже пробовала, а вы нѣтъ. Я родилась и выросла среди нихъ, я ихъ знаю.
Миссъ Офелія находила, что высказалась въ достаточной мѣрѣ, и потому молчала. Сентъ-Клеръ насвистывалъ какую-то пѣсню.
-- Сентъ-Клеръ, пожалуйста перестань свистать,-- замѣтила Марія,-- у меня отъ этого хуже болитъ голова.
-- Съ удовольствіемъ, отвѣчалъ Сентъ-Клеръ, не желаешь ли, чтобы я еще что нибудь для тебя сдѣлалъ?
-- Я желала бы, чтобы ты побольше сочувствовалъ моимъ страданіямъ; ты меня нисколько не жалѣешь.
-- Мой милый ангелъ-обличитель! сказалъ Сентъ-Клеръ.
-- Меня раздражаетъ, когда ты со мной говоришь такимъ тономъ.
-- Какъ же прикажешь съ тобой говорить? Скажи только, я готовъ всячески говорить, чтобы угодить тебѣ.
Веселый взрывъ смѣха со двора донесся сквозь шелковыя занавѣси веранды. Сентъ-Клеръ прошелъ туда, приподнялъ занавѣсъ и самъ расхохотался.
-- Что тамъ такое?-- спросила миссъ Офелія, подходя къ периламъ.
Во дворѣ, на маленькой дерновой скамейкѣ сидѣлъ Томъ; въ каждую петличку его куртки было засунута вѣтка жасмина, и Ева, весело смѣясь, надѣла ему на шею гирлянду изъ розъ и потомъ сама, какъ воробушекъ, вспорхнула къ нему на колѣни.
-- Ахъ, Томъ, какой ты смѣшной!
Томъ улыбался сдержанно и благодушно, видимо наслаждаясь игрой не меньше своей маленькой госпожи. Увидѣвъ своего господина, онъ поднялъ на него полуумоляющій полуизвиняющійся взглядъ.
-- Какъ вы можете позволять ей это!-- воскликнула миссъ Офелія.
-- Отчего же не позволять?-- спросилъ Сентъ-Клеръ.
-- Не знаю, но это кажется такъ ужасно!
-- Вы не нашли бы ничего дурного, если бы ребенокъ ласкалъ собаку, даже черную. Но вы чувствуете отвращеніе къ созданію, которое имѣетъ безсмертную душу -- сознайтесь, что это правда, кузина. Я подмѣчалъ это чувство у многихъ изъ вашихъ сѣверянъ. Мы не испытываемъ ничего подобного, хотя, конечно, это не заслуга съ нашей стороны: привычка дѣлаетъ у насъ то, что должна бы дѣлать христіанская религія -- она смягчаетъ личное предубѣжденіе. Вы брезгаете ими, какъ змѣями или жабами, и въ тоже время негодуете, когда ихъ притѣсняютъ. Вы не хотите, чтобы съ ними дурно обращались, но не желаете сами ничего для нихъ дѣлать. Вамъ было бы всего пріятнѣе отослать ихъ въ Африку, чтобы не видѣть ихъ и не чувствовать ихъ запаха, затѣмъ отправить къ нимъ двухъ, трехъ миссіонеровъ, которые бы самоотверженно взяли на себя ихъ нравственное развитіе. Что, развѣ не правда?
-- Пожалуй, отчасти правда,-- задумчиво отвѣчала миссъ Офелія.
-- Что бы дѣлали бѣдные и униженные, если бы не было дѣтей?-- проговорилъ Сентъ-Клеръ, опираясь на перила и слѣдя глазами за Евой, которая убѣгала, увлекая за собой Тома.-- Одни только дѣти настоящіе демократы. Теперь Томъ герой для Евы; его разсказы представляются ей чудесными, его пѣніе методистскихъ гимновъ нравится ей больше оперы, разныя бездѣлушки, которыми наполнены его карманы, для нея дороже алмазовъ и онъ самъ -- самый удивительный Томъ изъ всѣхъ чернокожихъ. Ребенокъ это одна изъ розъ Эдема, которыя Господь бросаетъ на землю нарочно для бѣдныхъ и униженныхъ: имъ рѣдко попадаютъ розы другого рода.
-- Какъ странно, кузенъ,-- замѣтила миссъ Офелія -- послушать васъ, такъ можно подумать, что вы учитель.
-- Учитель?-- удивился Сентъ-Клеръ.
-- Да, учитель религіи.
-- Вотъ уже нисколько; совсѣмъ не такой учитель религіи, какъ бываютъ у васъ въ городахъ; а что всего хуже, я даже и не практикъ въ дѣлѣ религіи.
-- Почему же вы такъ хорошо говорите въ такомъ случаѣ?
-- Говорить очень легко,-- отвѣчалъ Сентъ-Клеръ.-- Кажется, это у Шекспира одно изъ дѣйствующихъ лицъ говоритъ: "мнѣ легче научить двадцать человѣкъ, какъ они должны поступать, чѣмъ быть однимъ изъ этихъ двадцати и слѣдовать своимъ собственнымъ наставленіямъ". Во всякомъ дѣлѣ необходимо раздѣленіе труда. Я призванъ говорить, а вы, кузина, дѣлать.
-----
Внѣшнія условія жизни Тома въ этотъ періодъ времени были таковы, что, какъ сказали бы многіе, ему рѣшительно не на что было пожаловаться. Маленькая Ева такъ привязалась къ нему -- это была инстинктивная благодарность любящаго сердечка,-- что упросила отца приставить Тома спеціально къ ней, поручить ему сопровождать ее на всѣхъ прогулкахъ и пѣшкомъ, и верхомъ. Томъ получилъ приказаніе бросать всякую работу, являться по первому зову къ миссъ Евѣ и дѣлать все, что она велитъ,-- приказаніе это,-- какъ легко поймутъ наши читатели, были далеко не непріятно ему. Онъ былъ всогда хорошо одѣтъ, въ этомъ отношеніи Сентъ-Клеръ былъ очень требователенъ, и самъ не жалѣлъ денегъ на одежду прислугѣ. Его служба при конюшнѣ была не болѣе, какъ почетная должность, и состояла только въ ежедневнымъ осмотрѣ лошадей и въ указаніяхъ, какія онъ давалъ своему помощнику. Марія Сентъ-Клеръ объявила, что не переноситъ запаха конюшни и что, такъ какъ Томъ бываетъ иногда въ комнатахъ, то ему нельзя поручать никакой черной работы; ея нервная система совершенно неприспособлена къ испытаніямъ такого рода: ей достаточно почувствовать непріятный запахъ, и драма ея жизни оборвется, и всѣ ея земныя страданія сразу окончатся. Поэтому Томъ, въ своемъ отлично вычищенномъ простенькомъ сюртучкѣ, касторовой шляпѣ, блестящихъ сапогахъ, безукоризненныхъ манжетахъ и воротникѣ, съ своимъ серьезнымъ, добродушнымъ, чернымъ лицомъ имѣлъ такой почтенный видъ, что, живи онъ въ другіе вѣка, онъ могъ бы сдѣлаться епископомъ Карѳагенскимъ.
Кромѣ того, онъ жилъ въ очень красивомъ домѣ, условіе къ которому люди этой впечатлительной расы никогда не остаются равнодушными. Онъ съ тихою радостью наслаждался птицами, цвѣтами, фонтанами, благоуханіемъ, свѣтомъ и красотою двора, шелковыми занавѣсями, картинами, люстрами, статуэтками и позолотой гостиныхъ, казавшихся ему чѣмъ-то въ родѣ дворца Аладина.
Если когда нибудь жители Африки окажутся просвѣщенной, умственно развитой расой,-- а это должно случиться когда нибудь.-- Африка должна когда нибудь съ свою очередь сыграть свою роль въ великой драмѣ человѣческаго развитія -- жизнь проснется въ ней съ такой роскошью и такимъ блескомъ, о какой и не мечтаютъ болѣе сѣверные народы. Въ этой далекой, таинственной странѣ золота и драгоцѣнныхъ камней, пряностей, широколиственныхъ пальмъ, чудныхъ цвѣтовъ и удивительнаго плодородія возникнутъ новыя формы искусства, новый стиль красоты, и негритянская раса, не презираемая, не угнетаемая болѣе, проявитъ себя какими нибудь новыми, чудными формами жизни. Это несомнѣнно случится, благодаря ихъ кротости, ихъ сердечному смиренію, ихъ привычки возлагать все свое упованіе на высшую Силу и Премудрость, ихъ дѣтски-простодушной привязчивости и незлобивости. Во всемъ этомъ они создалутъ высшую форму истинно христіанской жизни и, быть можетъ, Господь Богъ, наказующій кого любитъ, ввергнулъ бѣдную Африку въ горнило испытаній, чтобы дать ей высшее и благороднѣйшее мѣсто въ томъ царствѣ, которое онъ возднигнетъ, когда падутъ всѣ другія царства, ибо первые будутъ послѣдними, а послѣдніе первыми.
Думала ли обо всемъ этомъ Марія Сентъ-Клеръ, когда она, въ одно воскресное утро, стояла на верандѣ въ изящномъ, нарядномъ костюмѣ и застегивала браслетъ съ брильянтами на своей тоненькой ручкѣ? Можетъ быть, и думала, а если не именно объ этомъ, то о чемъ нибудь подобномъ. Марія вообще стояла за добродѣтель, а теперь она отправлялась во всеоружіи -- въ брильянтахъ, шелкѣ и кружевахъ,-- въ модную церковь и считала себя очень благочестивой. Марія поставила себѣ за правило быть благочестивой по воскресеньямъ. Она стояла такая стройная, изящная, воздушная и граціозная во всѣхъ своихъ движеніяхъ, а кружевной шарфъ окружалъ ее точно облакомъ. Она была прелестна, и чувствовала себя очень изящной и очень доброй. Рядомъ съ ней стояла миссъ Офелія -- полная противоположность ей. Не то чтобы ея шелковое платье или шаль были менѣе красивы, ея носовой платокъ менѣе тонокъ; но во всей ея фигурѣ чувствовалась деревянность, угловатость и прямолинейность, между тѣмъ какъ грація проникала все существо ея сосѣдки; грація, но не благодать Божія, это вѣдь не все равно {Непереводимая игра словъ: по англійски grace значитъ и грація и благодать.}.
-- Гдѣ Ева?-- спросила Марія.
-- Она остановилась на лѣстницѣ, что-то говоритъ съ Мамми.
Что такое говорила Ева Мамми на лѣстницѣ? Послушаемъ, читатель, хотя Марія и не слышитъ этого.
-- Милая Мамми, у тебя, должно быть, страшно болитъ голова?
-- Благослови васъ Богъ, миссъ Ева, у меня послѣднее время постоянно болитъ голова. Не безпокойтесь объ этомъ.
-- Я очень рада, что тебѣ можно пройтись по воздуху; и вотъ, еще,-- дѣвочка обняла ее обѣими ручками -- возьми, Мамми, мой флакончикъ съ нюхательною солью.
-- Какъ! вашъ хорошенькій золотой флакончикъ съ брильянтами! Нѣтъ, миссъ, этого нельзя.
-- Да почему же? Тебѣ онъ нуженъ, а мнѣ нисколько. Мама всегда нюхаетъ соли, когда у нея болитъ голова, это тебѣ поможетъ. Нѣтъ, пожалуста, возьми, сдѣлай мнѣ удовольствіе!
-- Дорогая моя, какъ она говоритъ-то!-- сказала Мамми,-- когда Ева сунувъ ей флакончикъ и поцѣловавъ ее, побѣжала догонять мать.
-- Зачѣмъ ты остановилась?
-- Я дала Мамми мой флакончикъ, чтобы она взяла его съ собой въ церковь.
-- Ева!-- вскричала Марія, нетерпѣливо топнувъ ногой,-- ты дала свой золотой флакончикъ Мамми! Да когда же ты, наконецъ, выучишься приличіямъ? Иди сейчасъ же и возьми его назадъ!
Ева печально опустила голову и медленно повернулась, чтобы исполнить приказаніе матери.
-- Оставь ее, Мари, замѣтилъ Сентъ-Клеръ пусть она дѣлаетъ, какъ хочетъ.
-- Но подумай, Сентъ-Клеръ, какъ же она будетъ жить въ свѣтѣ?
-- Право не знаю, отвѣчалъ Сентъ-Клеръ, но на небѣ ей будетъ лучше, чѣмъ намъ съ тобой.
-- О, папа, не говорите такъ,-- попросила Ева, тихонько дотрагиваясь до его локтя,-- это огорчаетъ маму.
-- Ну что же, кузенъ, готовы вы ѣхать съ нами?-- спросила Офелія.
-- Я не ѣду, благодарю васъ.
-- Мнѣ бы очень хотѣлось, чтобы Сентъ-Клеръ ходилъ въ церковь,-- замѣтила Марія,-- но у него нѣтъ ни крошки религіознаго чувства. Это просто неприлично.
-- Я знаю,-- отвѣчалъ Сентъ-Клеръ.-- Вы, барыни, кажется, ходите въ церковь, чтобы учиться, какъ жить въ свѣтѣ, и ваше благочестіе прикрываетъ наше неприличное поведеніе. Если бы я захотѣлъ идти въ церковь, то пошелъ бы въ ту, въ какую ходитъ Мамми. Тамъ по крайней мѣрѣ не заснешь.
-- Какъ! къ этимъ крикливымъ методистамъ? Какой ужасъ!-- вскричала Марія.
-- Это все-таки лучше, чѣмъ мертвая зыбь вашихъ приличныхъ церквей, Мари. Ходить туда выше силъ человѣческихъ. Развѣ ты хочешь идти, Ева? Останься-ка лучше дома, будемъ вмѣстѣ играть.
-- Благодарю, папа, но мнѣ лучше хочется ѣхать въ церковь.
-- Да вѣдь тамъ же страшно скучно?
-- Да, немножко скучно, отвѣчала Ева, и спать хочется, но я стараюсь не засыпать.
-- Такъ зачѣмъ же ты ѣдешь?
-- Видите ли, папа,-- шепнула ему дѣвочка,-- тетя говоритъ, что Богъ хочетъ, чтобы мы бывали въ церкви; а вѣдь онъ намъ все далъ, вы сами знаете; отчего же намъ не сдѣлать такой бездѣлицы, если ему этого хочется. Вѣдь это же и не особенно скучно.
-- Ахъ ты, моя милая, добренькая дѣвочка!-- вскричалъ Сентъ-Клеръ, цѣлуя ее,-- поѣзжай, моя умница и помолись за меня.
-- Конечно, я всегда молюсь за васъ,-- отвѣчала малютка, и вскочила въ карету вслѣдъ за матерью. Сентъ-Клеръ стоялъ на подъѣздѣ и посылалъ ей воздушные поцѣлуи, пока карета не скрылась изъ глазъ. Крупныя слезы стояли въ глазахъ его.
-- О Евангелина! какъ идетъ къ тебѣ это имя,-- думалъ онъ.-- Богъ послалъ тебя мнѣ, какъ живое евангеліе!
Такъ онъ чувствовалъ въ теченіе одной минуты; затѣмъ онъ закурилъ сигару, принялся читать "Пикаюня" и забылъ о своемъ маленькомъ евангеліи. Не такъ ли поступаютъ и многіе другіе?
-- Видишь ли, Евангелина,-- говорила въ это время мать,-- надобно всегда быть доброй къ прислугѣ, но не слѣдуетъ относиться къ ней такъ, какъ мы относимся къ своимъ роднымъ, или къ людямъ одинаковаго съ нами званія. Если бы Мамми заболѣла, вѣдь ты не положила бы ее въ свою постельку?
-- Мнѣ бы очень хотѣлось положить, мама,-- сказала Ева,-- тогда мнѣ было бы удобнѣе ухаживать за ней и потомъ,-- знаете, у меня постелька лучше, чѣмъ у нея.
Марія пришла въ отчаянье отъ того отсутствія нравственнаго чутья, какое обнаружилось въ этомъ отвѣтѣ.
-- Что мнѣ сдѣлать, чтобы эта дѣвочка поняла меня?-- спросила она.
-- Ничего!-- многозначительно отвѣчала миссъ Офелія.
Ева смутилась и опечалилась на минуту, но, къ счастью, у дѣтей впечатлѣнія быстро мѣняются, и вскорѣ она уже весело смѣялась, выглядывая изъ окна быстро катившейся кареты.
-- Ну-съ, барыни,-- спросилъ Сентъ-Клеръ, когда они удобно усѣлись за обѣденный столъ,-- чѣмъ же васъ угостили сегодня въ церкви?
-- О, докторъ Г. сказалъ великолѣпную проповѣдь! вскричала Марія.-- Такую проповѣдь тебѣ непремѣнно слѣдовало бы послушать: онъ высказалъ въ ней всѣ мои мнѣнія.
-- Это было, вѣроятно, весьма поучительно,-- замѣтилъ Сентъ-Клеръ,-- тема обширная.
-- Ну, я хотѣла сказать мои взгляды на общество и тому подобное, сказала Марія.-- Онъ взялъ такой текстъ: "Все, сотворенное Имъ, хорошо во благовременіи" и доказывалъ, что всѣ дѣленія и различія въ обществѣ установлены Богомъ, что все устроено красиво и стройно, одни поставлены наверху, другіе внизу, одни рождены управлять, другіе служить и тому подобное онъ очень хорошо примѣнялъ все это къ разнымъ смѣшнымъ толкамъ о вредѣ невольничества, онъ ясно доказалъ, что Библія на нашей сторонѣ и очень убѣдительно отстаивалъ всѣ наши учрежденія.-- мнѣ очень жаль, что ты его не слышалъ!
-- О, мнѣ этого совсѣмъ не нужно,-- отвѣчалъ Сентъ-Клеръ. Я во всякое время могу почерпнуть изъ "Пикаюня" всѣ необходимыя для меня свѣдѣнія, и при этомъ еще курить сигару, а въ церкви этого нельзя, какъ ты сама знаешь.
-- А сами вы не раздѣляете этихъ взглядовъ?-- спросила миссъ Офелія.
-- Кто, я? Знаете, я такая безбожная собака, что всѣ религіозныя разсужденія о подобныхъ вопросахъ нисколько меня не трогаютъ. Если бы мнѣ пришлось защищать рабство, я бы прямо и открыто сказалъ: "Мы стоимъ за рабство: у насъ есть рабы и мы не отпустимъ ихъ, мы ихъ держимъ ради собственнаго удобства и собственной выгоды". Коротко и ясно. Въ сущности то же говорятъ и всѣ эти благочестивые проповѣдники. Но мои слова понятны всякому и вездѣ.
-- Какъ ты непочтительно относишься къ церкви, Августинъ!-- замѣтила Марія.-- Это просто возмутительно!
-- Возмутительно! Да вѣдь это сущая правда! Этимъ проповѣдникамъ слѣдовало бы зайти еще немножко подальше въ своихъ религіозныхъ изъясненіяхъ и доказывать, что когда человѣкъ выпьетъ лишній стаканчикъ, или просидитъ ночь за картами и тому подобное, это все очень красиво во благовременіи и установлено самимъ Богомъ. Намъ, молодымъ людямъ, было бы очень пріятно слышать, что всѣ такіе проступки похвальны и угодны Богу.
-- А какъ же вы сами считаете рабство, справедливымъ или несправедливымъ?
-- Э, нѣтъ, кузина,-- засмѣялся Сентъ-Клеръ отъ меня вы не дождетесь своей ужасной новоанглійской прямолинейности. Я знаю, что если я вамъ отвѣчу на этотъ вопросъ, вы мнѣ зададите еще полдюжины одинъ труднѣе другого, а я вовсе не желаю открывать вамъ свои позиціи. Я очень люблю бросать камни въ чужіе огороды, но не намѣренъ заводить свой, чтобы другіе бросали въ него.
-- Вотъ онъ всегда такъ говоритъ,-- вмѣшалась Марія; -- отъ него никогда нельзя добиться настоящаго отвѣта. Я думаю, все это оттого, что онъ не признаетъ религію.
-- Религія!-- вскричалъ Сентъ-Клеръ такимъ тономъ, что обѣ дамы взглянули на него.-- Религія! развѣ то, что вамъ говорятъ въ вашей церкви, религія? Развѣ то, что можетъ склоняться и повертываться, подниматься и опускаться въ угоду каждому измѣненію въ эгоистичномъ, суетномъ обществѣ, развѣ это религія? Развѣ религія можетъ быть менѣе великодушна, менѣе справедлива, менѣе милосердна къ людямъ, чѣмъ даже моя собственная грѣховная, суетная, испорченная природа? Нѣтъ, для меня религія это нѣчто стоящее выше меня, а не на одномъ уровнѣ со мной.
-- Вы, значитъ, не думаете, что Библія оправдываетъ рабство?-- спросила миссъ Офелія.
-- Библія была любимая книга моей матери,-- отвѣчалъ Сентъ-Клеръ.-- Ею она жила, съ нею умерла, и мнѣ было бы очень грустно, если бы въ ней оказалось что нибудь подобное, такъ же грустно, какъ если бы кто нибудь желая убѣдить меня, что все это похвально, доказалъ мнѣ, что моя мать пила водку, жевала табакъ и ругалась. Это нисколько не оправдало бы меня въ собственныхъ глазахъ, а только уничтожило бы мое уваженіе къ ней; между тѣмъ это большое утѣшеніе, когда у человѣка есть кто нибудь на свѣтѣ, кого онъ можетъ уважать. Короче говоря,-- онъ снова вернулся къ прежнему веселому тону,-- я хочу одного только, чтобы различныя вещи лежали въ разныхъ ящикахъ. Все общество и въ Европѣ, и въ Америкѣ построено на такихъ началахъ, къ которымъ невозможно примѣнять идеальную мѣрку нравственности. Каждый понимаетъ, что люди и не стремятся къ абсолютной справедливости, что имъ достаточно поступать не хуже другихъ. Когда человѣкъ мужественно заявляетъ, что рабство для насъ необходимо, что мы превратимся въ нищихъ, если откажемся отъ него, и потому намѣрены навсегда сохранить его,-- это сильная, ясная, опредѣленная рѣчь, рѣчь правдивая и, какъ таковая, заслуживающая уваженія. И судя по тому, какъ вообще поступаетъ большинство, можно быть увѣреннымъ, что она поддержитъ насъ въ нашемъ стремленіи. Но когда онъ скорчитъ постную физіономію и начнетъ гнусавымъ голосомъ приводить тексты изъ священнаго писанія, мнѣ всегда представляется, что онъ ровно ничего не стоитъ.
-- Ты очень недобрый,-- замѣтила Марія.
-- Хорошо, сказалъ Сентъ-Клеръ, представьте себѣ, что по какой нибудь причинѣ цѣна на хлопокъ сильно пала и никогда не поднимется, а невольники потеряли всякую цѣнность на рынкѣ. Развѣ вы не думаете, что у насъ тотчасъ явится новое толкованіе Св. Писанія"? Какой потокъ свѣта сразу озаритъ всю церковь, какъ сдѣлается всѣмъ ясно, что и Библія, и разумъ не одобряютъ, а порицаютъ рабство.
-- Во всякомъ случаѣ,-- проговорила Марія,-- укладываясь на кушеткѣ, я благодарю Бога, что родилась въ странѣ, гдѣ существуетъ рабство, и я думаю, что рабство совершенно справедливое учрежденіе, я прямо чувствую, что оно должно быть справедливо. Во всякомъ случаѣ я не могла бы жить безъ него.
-- А ты что объ этомъ думаешь, кисанька?-- спросилъ отецъ у Евы, которая вошла въ эту минуту съ цвѣткомъ въ рукѣ.
-- О чемъ, папа?
-- Да вотъ, что тебѣ больше нравится: жить такъ, какъ они живутъ у дяди въ Вермонтѣ, или имѣть полный домъ прислуги, какъ у насъ?
-- Ахъ, конечно, у насъ лучше,-- отвѣчала Ева.
-- Почему такъ?-- спросилъ Сентъ-Клеръ, гладя ее по головкѣ.
-- Потому что больше есть людей, кого любить, папа,-- отвѣчала дѣвочка серьезно.
-- Какъ это похоже на Еву!-- вскричала Марія,-- всегда она скажетъ что нибудь странное!.
-- Развѣ это странно, папа?-- шопотомъ спросила Ева, вскарабкавшись на колѣни отца.
-- По понятіямъ свѣта, да, кисанька,-- отвѣчалъ Сентъ-Клеръ,-- А гдѣ же была моя дѣвочка, пока мы обѣдали?
-- Я была въ комнатѣ Тома, слушала, какъ онъ поетъ, и тетка Дина дала мнѣ обѣдать.
-- Слушала, какъ Томъ поетъ? Что же хорошо онъ поетъ?
-- Ахъ да! онъ поетъ такія чудныя пѣсни о новомъ Іерусалимѣ, о свѣтлыхъ ангелахъ и о землѣ Ханаанской.
-- Воображаю! и это лучше оперы, не правда ли?
-- Да, и онъ научитъ меня пѣть ихъ.
-- Уроки пѣнія? Однако! вы быстро подвигаетесь впередъ!
-- Да, онъ мнѣ поетъ, а я ему читаю Библію, и онъ мнѣ объясняетъ, чего я не понимаю.
-- Честное слово,-- расхохоталась Марія,-- смѣшнѣе этого ничего не выдумаешь!
-- А я готовъ дать честное слово, что Томъ очень хорошо объясняетъ Св. Писаніе,-- сказалъ Сентъ-Клеръ.-- Томъ вполнѣ проникнутъ религіознымъ чувствомъ. Сегодня рано утромъ мнѣ понадобилась лошадь, я подошелъ къ его каморкѣ надъ конюшней и подслушалъ, какъ онъ тамъ молится одинъ, громкимъ голосомъ. По правдѣ сказать, я давно не испыталъ такого пріятнаго чувства, какъ слушая эту молитву. За меня онъ молился съ истинно апостольскимъ усердіемъ.
-- Можетъ быть, онъ замѣтилъ, что ты слушаешь. Эти штуки я знаю.
-- Если такъ, то онъ не очень вѣжливъ. Онъ весьма свободно высказывалъ Господу Богу свое мнѣніе обо мнѣ. Томъ, повидимому, находитъ, что мнѣ во многихъ отношеніяхъ слѣдуетъ исправиться, онъ усердно молилъ Бога обратить меня на путь истинный.
-- Надѣюсь, вы примите это къ свѣдѣнію?-- сказала миссъ Офелія.
-- Мнѣ кажется, вы раздѣляете мнѣніе Тома?-- замѣтилъ Сентъ-Клеръ.-- Ну что же, можетъ быть, я и въ самомъ дѣлѣ исправлюсь, какъ ты думаешь, Ева?