ТРУБАДУРЪ.
Около пяти часовъ, Нина и Анна занимались украшеніемъ чайнаго стола на балконѣ. Нина нарвала свѣжихъ листьевъ съ молодаго дуба и съ особеннымъ искусствомъ окаймляла ими снѣжно-бѣлую скатерть, между тѣмъ какъ Анна перекладывала фрукты въ вазахъ, между виноградными листьями.
-- Сегодня Леттисъ будетъ въ отчаяніи, сказала Анна, съ улыбкой взглянувъ на опрятно одѣтую молоденькую мулатку которая стояла у дверей и внимательно слѣдила своими большими, свѣтлыми глазами за каждымъ движеніемъ миссъ Анны. Ей бѣдняжкѣ нечего и дѣлать.
-- Ну, ужь пусть Леттисъ позволитъ мнѣ сегодня выказать мои способности, сказала Нина:-- я одарена удивительнымъ талантомъ, по части домашняго хозяйства. Еслибъ я жила въ старинные вѣка, въ странѣ.... какъ бишь ее.... мнѣ еще объ ней тамъ много говорили.... да, да, въ Аркадіи, я была бы примѣрной хозяйкой. Мнѣ ничто такъ не нравится, какъ плесть вѣнки и подбирать букеты. Во мнѣ есть врожденная наклонность украшать все, что меня окружаетъ. Я люблю украшать столы, вазы, блюда, люблю одѣвать и наряжать хорошенькихъ женщинъ для доказательства словъ моихъ, я, окончивъ уборку стола, сплету вѣнокъ, и положу его на васъ,-- моя милая Анна.
Говоря это, Нина суетилась около стола, симметрично и картинно располагала цвѣты и листья, выбрасывала оторванныя вѣтки; словомъ -- порхала съ мѣста-на мѣсто, какъ птичка.
-- Какая жалость, что мы не живемъ въ Аркадіи! замѣтила Анна.
-- О, да! сказала Нина: -- я помню, у насъ въ домѣ была старая истасканная книжка: "Идилліи Геснера". Будучи еще ребенкомъ, я вычитывала изъ нея множество самыхъ очаровательныхъ исторій о хорошенькихъ пастушкахъ, играющихъ серебряныхъ флейтахъ, и о пастушкахъ, въ голубыхъ покровахъ и съ распущенными волосами. Люди эти питались творогомъ, молокомъ, виноградомъ, земляникой и персиками, не знали ни заботы, ни труда, жили какъ цвѣты и птички, росли, пѣли и хорошѣли. Ахъ, Анна! такая жизнь мнѣ бы никогда не наскучила! Почему этого нѣтъ въ настоящее время?
-- Тысячи сожалѣній и съ моей стороны, сказала Анна:-- но достало ли бы у насъ терпѣнія на постоянную борьбу съ желаніемъ поддержать во всемъ порядокъ и красоту?
-- Это правда, отвѣчала Нина: -- и что еще хуже, красота, при всѣхъ нашихъ усиліяхъ поддержать ее, можетъ измѣниться въ нѣсколько часовъ. Напримѣръ, мы любуемся теперь вотъ этими розами; а завтра или послѣ завтра будемъ называть ихъ дрянью, и въ добавокъ прикажемъ кому нибудь выбросить ихъ изъ комнаты. Только я не въ состояніи принять на себя этой обязанности. Пусть кто-нибудь другой выноситъ увядшіе цвѣты и моетъ вазы, а мнѣ бы только предоставили свободу рѣзать ежедневно свѣжія розы. Если бъ я была членомъ какого нибудь клуба, а бы непремѣнно приняла на себя эту роль. Я бы взялась украшать цвѣтами всѣ комнаты клуба, но вмѣстѣ съ тѣмъ условилась бы положительно -- не очищать комнатъ отъ поблекшихъ листьевъ и цвѣтовъ.
-- Надо правду сказать, замѣтила Анна: постоянное стремленіе каждаго предмета къ упадку, къ какому-то внутреннему и внѣшнему разстройству, служитъ для меня загадкой. Поддержать чистоту, уютность и убранство въ домѣ, а тѣмъ болѣе соблюсти всѣ эти условія въ отношеніи къ столу,-- я считаю за верхъ искусства. Но попробуйте приступить къ этому; смотришь, на васъ со всѣхъ сторонъ нападаютъ стаи мухъ, таракановъ, муравьевъ и москитовъ! Съ другой стороны -- какъ будто человѣку уже предназначено дѣлать непріятнымъ, приводить въ безпорядокъ и даже разрушать все, что его окружаетъ.
-- Эта самая мысль мелькнула въ головѣ моей, когда мы были на митингѣ, сказала Нина. Первый день очаровалъ меня. Все было такъ свѣжо, такъ чисто, такъ привлекательно, но къ концу второго дня, гдѣ ни ступишь, вездѣ подъ ногами хруститъ или скорлупа отъ яицъ, или шелуха отъ гороховыхъ стручковъ, или арбузныя корки,-- такъ что непріятно вспомнить объ этомъ.
-- Дѣйствительно, какъ это гадко! сказала Анна.
-- Я принадлежу къ числу тѣхъ созданій, продолжала Нива: -- которыя любитъ порядокъ; но наблюдать за нимъ не въ моемъ характерѣ. Мой первый министръ, тетя Катя, умѣетъ превосходно его поддерживать, и я и въ чемъ не противорѣчу ей; напротивъ, стараюсь ее поощрять, и за то тамъ, гдѣ я не вмѣшиваюсь, всегда отличный порядокъ. Но, Боже мой! мнѣ нужно переродиться, чтобъ полюбить за этотъ порядокъ тетушку Несбитъ! Вы бы посмотрѣли на нее, когда она вынимаетъ изъ комода перчатки или манишку! Сначала поднимется, ровнымъ шагомъ пройдется по комнатѣ, возьметъ ключъ изъ ящика на правой сторонѣ бюро и отопретъ комодъ съ такимъ серьезнымъ видомъ, какъ будто готовится къ жертвоприношенію. Если перчатки скрываются гдѣ нибудь въ глубинѣ комода, она медленно, не торопясь, съ разстановкой, вынетъ одну вещь за другой, возьметъ что ей нужно, снова уложитъ каждую вещь, запретъ колодъ и положитъ на прежнее мѣсто. При этомъ, выраженіе ея лица становится такимъ, какъ будто въ домѣ кто нибудь умираетъ, и ей нужно отправиться за докторомъ! Со мой совсѣмъ иное дѣло! Я подбѣгаю къ комоду, разбросаю всѣ мои вещи, какъ будто надъ ними промчался небольшой ураганъ; ленты, шарфы, цвѣты,-- все это вылетаетъ изъ ящика, одно за другимъ, и производитъ нѣчто въ родѣ радуги. Не отыскавъ въ одну минуту нужную вещь, я готова умереть отъ нетерпѣпія. Но послѣ двухъ-трехъ такихъ нападеній на комодъ, во мнѣ пробуждается раскаяніе; я начинаю собирать разбросанныя вещи, укладывать ихъ и упрекать маленькую негодную Нину, которая постоянно даетъ себѣ обѣщаніе соблюдать на будущее время лучшій порядокъ. Но моя милая Нина, къ сожалѣнію, неисправима: она никогда не держитъ обѣщанія. Скажите, Анна, какимъ образомъ вы умѣете поддерживать порядокъ въ каждой бездѣлицѣ, которая васъ окружаетъ?
-- Это дѣло привычки, моя милая, сказала Анна: привычка, которая составляетъ во мнѣ вторую природу, благодаря заботливости и попеченіямъ моей мама.
-- Мама!... ну да, это такъ! сказала Нина, вздохнувъ. Вы счастливы, Анна;-- я вамъ завидую.... Леттисъ, теперь ты можешь подойти сюда, я кончила свою работу; вынеси весь этотъ соръ. Какъ изъ хаоса образовалась вселенная, такъ и изъ этой смѣси цвѣтовъ и зелени образовался мой чайный столикъ, говорила Нина, собирая въ одну груду оставшіеся безъ употребленія цвѣты и листья. Только жаль, что я много нарѣзала лишняго. Бѣдные цвѣты опустили свои лепестки и смотрятъ на меня съ упрекомъ, какъ будто говоря; "мы вамъ не нужны; зачѣмъ же вы не оставили насъ на нашихъ родныхъ вѣткахъ!"
-- Не безпокойтесь,-- сказала Анна: Леттисъ успокоитъ вашу совѣсть. По цвѣточной части она одарена удивительнымъ талантомъ;--изъ этого сора, какъ вы его назвали, она составитъ превосходные букеты.
При этихъ словахъ на щекахъ Леттисъ, сквозь смуглую кожу, показался яркій румянецъ. Она нагнулась, собрала въ передникъ лишніе цвѣты и удалилась.
-- Это что значитъ? сказала Анна, увидѣвъ Дульцимира, который въ необыкновенно вычурномъ нарядѣ поднимался на балконъ, съ письмомъ на подносѣ. Скажете, какъ это утонченно! Золотообрѣзная бумажка, пропитанная миррой и амброй, продолжала она, срывая печать. Представьте себѣ! "Трубадуры Рощи Маньолій покорнѣйше просятъ мистера и миссъ Клэйтонъ и миссъ Гордонъ осчастливить своемъ присутствіемъ оперное представленіе, которое будетъ дано сегодня вечеромъ въ восемь часовъ вечера, въ рощѣ Маньолій". Превосходно! Это навѣрное сочинялъ и писалъ кто нибудь изъ моихъ учениковъ. Скажи, Дульцимеръ, что мы съ удовольствіемъ принимаемъ приглашеніе:
-- Гдѣ онъ выучилъ такія фразы? спросила Нина, когда Дульцимеръ удалился.
-- Какъ гдѣ? отвѣчала Анна: вѣдь я вамъ говорила, что онъ былъ главнымъ фаворитомъ нашего предшественника, который куда бы ни ѣхалъ, всегда бралъ его съ собой, какъ нѣкоторые господа берутъ любимую обезьяну. Разумѣется, во время путешествій онъ перебывалъ въ фойе многихъ театровъ. Я вамъ говорила, что онъ что нибудь придумаетъ.
-- Да это просто очаровательное существо! сказала Нина.
-- Въ вашихъ глазахъ, быть можетъ; но для насъ, это самый скучный человѣкъ. Безтолковъ, какъ попугай. Если онъ и способенъ на что нибудь, такъ это на однѣ только глупости.
-- А можетъ быть, сказала Нина: его способности имѣютъ сходство съ сѣменами кипрскаго винограда, которыя я посадила мѣсяца три тому назадъ и которыя только теперь пустили отростки.
-- Эдуардъ надѣется, что рано или поздно, но способности обнаружатся въ немъ. Вѣра Эдварда въ человѣческую натуру безпредѣльна. Я считаю это за одну изъ его слабостей; но съ другой стороны не теряю надежды, что въ Дульцимерѣ со временемъ пробудятся дарованія, съ помощію которыхъ онъ по крайней мѣрѣ будетъ въ состояніи отличать ложь отъ истины и свои собственныя вещи отъ чужихъ. Надо вамъ сказать, что въ настоящее время онъ безсовѣстнѣйшій мародеръ на всей плантаціи. Онъ до такой степени усвоилъ привычку прикрывать острыми шутками множество своихъ проказъ, что трудно даже разсердиться на него и сдѣлать ему строгій выговоръ. Но чу! это стукъ лошадиныхъ копытъ! Кто-то въѣзжаетъ въ аллею!
Нина и Анна стали вслушиваться въ отдаленные звуки.
-- Кто-то ѣдетъ, дѣйствительно... даже не одинъ! замѣтила Нина.
Спустя нѣсколько минутъ, въ аллѣе показался Клэйтонъ, сопровождаемый другимъ всадникомъ, въ которомъ, по его приближеніи, Анна и Нина узнали Франка Росселя. Но вдругъ раздался звукъ скрипокъ и гитаръ и, къ удивленію Анны, изъ глубины рощи, въ праздничныхъ нарядахъ выступила группа слугъ и дѣтей, предводимыхъ Дульцимеромъ и его товарищами, которые пѣли и играли.
-- Ну, что; я не правду говорили? сказала Анна. Представленія Дульцимера начинаются.
Музыка и напѣвъ отличалось той невыразимой странностью, которая характеризуетъ музыку негровъ. Въ мѣрныхъ и пронзительныхъ звукахъ ея выражался шумный восторгъ. Содержаніе аріи было весьма просто. До слуха Анны и Нины долетали слѣдующія слова:
"Наконецъ господинъ нашъ ѣдетъ домой!
"Статный конь его бодро несетъ впередъ.
Чтобъ придать пѣснѣ болѣе выразительности, вся группа мѣрно хлопала въ ладоши и переходила въ хоръ!
"Пойте дѣти, пойте! встрѣчайте господина!
"Крикнемте ура! порадуемъ его!
Го! го! го! ура! ура! ура"!
Клэйтонъ отвѣчалъ на этотъ привѣтъ, ласково кланяясь на всѣ стороны. Толпа выстроилась въ два ряда по окраинамъ аллеи, и Клэйтонъ съ товарищемъ подъѣхалъ къ балкону.
-- Клянусь честью, сказалъ Россель: я не приготовился къ такому торжеству. Это чисто президентскій пріемъ.
У балкона человѣкъ двѣнадцать подхватили лошадь Клэйтона, и при этомъ порывѣ усердія порядокъ процессіи совершенно нарушился. Послѣ множества распросовъ и освѣдомлній, со всѣхъ сторонъ, втеченіе нѣсколькихъ минутъ, толпа спокойно разсѣялась, предоставивъ господину своему возможность предаться своимъ собственнымъ удовольствіямъ.
-- Это очень похоже на торжественный въѣздъ, сказала Нина.
-- Дульцинеръ истощаетъ всѣ свои способности при подобныхъ случаяхъ, замѣтила Анна. Теперь недѣли на двѣ или на три онъ ни къ чему не будетъ способенъ.
-- Слѣдовательно надо пользоваться пока онъ въ экстазѣ, сказалъ Россель. Но что значитъ такое хладнокровное выраженіе радости съ вашей стороны, миссъ Анна. Это чрезвычайно какъ отзывается идилліей. Не попали ли мы въ волшебный замокъ?
-- Весьма можетъ быть, отвѣчалъ Клэйтонъ: -- но все же не мѣшаетъ намъ очистить пыль съ нашего платья.
-- Да, да, сказала Анна: -- тетушка ожидаетъ, чтобъ показать вамъ комнату. Идите, и потомъ явитесь сюда, какъ можно очаровательнѣе.
Спустя нѣсколько времени, джентльмены воротились въ свѣжихъ, бѣлыхъ какъ снѣгъ сорочкахъ, и приступили къ чайному столу съ необычайной живостью.
-- Теперь, сказала Нина, взглянувъ на часы, когда кончила ея чай: -- я должна объявить всему обществу, что мы приглашены сегодня въ оперу.
-- Да, сказала Анна: -- въ Рощѣ Маньолій будетъ устроенъ сегодня театръ, и труппа трубадуровъ дастъ первое представленіе.
Въ этотъ моментъ всѣ были изумлены появленіемъ у балкона Дульцимера съ тремя его черными товарищами. Изъ нихъ каждый имѣлъ въ петличкѣ бѣлый бантъ и въ рукѣ бѣлый жезлъ, украшенный атласными лентами. Молча и попарно они расположились но обѣ стороны крыльца.
-- Что это значитъ, Дульцимеръ? спросилъ Клэйтонъ.
Дульцимеръ сдѣлалъ почтительный поклонъ и объявилъ, что они присланы быть провожатыми джетльменовъ и лэди до мѣста представленія.
-- Ахъ, Боже мой! воскликнула Анна: мы еще не приготовились.
-- Какая жалость, что я не взялась собой оперной шляпки, сказала Нина. Ворочемъ ничего,-- прибавила она, схвативъ вѣтку центифолій: вотъ это замѣнитъ ее.
Нина обвила вѣткой голову, и туалетъ ея кончился.
-- Удивительно, какъ это скоро дѣлается, сказалъ Франкъ Россель,-- любуясь вѣнкомъ изъ полуразвернувшихся бутоновъ и махровыхъ розъ.
-- Ахъ, Анна, сказала Нина:-- я и забыла про вашъ вѣнокъ. Садитесь скорѣе: я сдѣлаю въ одну минуту; дайте повернуть немного вотъ этотъ листокъ и расправить этотъ бутонъ, прекрасно! Можете открыть шествіе.
Сцена для вечерняго спектакля была устроена на открытомъ пространствѣ въ рощѣ маньолій, позади господскаго дома. Лампы, развѣшанныя по деревьямъ, разливали слабый свѣтъ въ густой глянцовитой листвѣ. Въ концѣ поляны изъ цвѣтовъ и вѣтвей зелени устроенъ былъ небольшой павильонъ, въ который общество наше вступило съ величайшимъ торжествомъ. Между двумя высокими маньоліями висѣла занавѣсь, за которой, въ минуту появленія гостей, хоръ стройныхъ голосовъ, запѣлъ одушевленную арію, выражавшую привѣтствіе. Лишь только гости заняли мѣста, какъ занавѣсь поднялась, и тотъ же хоръ, состоявшій болѣе чѣмъ изъ тридцати лучшихъ пѣвцовъ, мужчинъ и женщинъ, одѣтыхъ въ праздничныя платья, выступилъ впередъ. Вмѣстѣ съ пѣніемъ и подъ тактъ напѣва они шли по сценѣ и несли въ рукахъ букеты, которые бросали къ ногамъ гостей. Вѣнокъ изъ померанцовыхъ цвѣтовъ, нарочно назначаемый для Нины, упалъ къ ней прямо на колѣна.
-- Эти люди не дремлютъ. Они угадываютъ событіе, которое должно совершиться въ непродолжительномъ времени, сказалъ Россель.
Окончивъ шествіе, негры сѣли вокругъ сцены, за предѣлами которой изъ-за густой зелени высовывались кудрявыя черныя головы безчисленнаго множества слугъ и остальныхъ негровъ съ плантаціи.
-- Посмотрите, сказалъ Россель, указывая на черныя лица: какой контрастъ представляютъ эти черные даже съ тусклымъ освѣщеніемъ сцены! А взгляните на дѣтей, какъ милы они, и какъ опрятно одѣты!
При этихъ словахъ, на сцену выступилъ рядъ дѣтей, принадлежавшихъ къ школѣ миссъ Анны. Они шли въ томъ же порядкѣ, какъ и первая группа, пѣли школьныя пѣсни и бросали цвѣты къ ногамъ почетныхъ гостей. Исполнивъ эту церемонію, они сѣли на скамейки впереди первой группы. На сцену выступили Дульцимеръ и четверо его товарищей.
-- Вниманіе! сказала Анна: -- Дульцимеръ начинаетъ свою роль. Замѣтьте, онъ трубадуръ.
Дульцимеръ, дѣйствительно, речитативомъ началъ изъяснять какое-то событіе. Послѣ нѣсколькихъ строфъ речитатива, квартетъ сдѣлалъ припѣвъ, и ихъ голоса были поистинѣ великолѣпны.
-- Они начинаютъ что-то чрезвычайно печально, сказала Нина.
-- Имѣйте терпѣніе, душа моя, возразила Анна; Теперь идетъ рѣчь о прежнемъ господинѣ. Еще минута и тонъ перемѣнится.
И въ самомъ дѣлѣ, Дульцимеръ, какъ будто угадавъ слова миссъ Анны, незамѣтно перешелъ къ описанію вступленія новаго господина.
-- Не угодно-ли теперь послушать исчисленіе добродѣтелей Эдуарда? сказала Анна.
Дульцимеръ продолжалъ речитативъ. Черезъ каждыя четыре строфы, слова его повторялъ квартетъ и потомъ весь хоръ, хлопая при этомъ руками и стуча ногами съ величайшимъ одушевленіемъ.
-- Теперь, Анна, дошла очередь и до насъ, сказала Нина, когда Дульцимеръ въ самыхъ высокомѣрныхъ выраженіяхъ началъ распространяться о красотѣ миссъ Анны.
-- Подождите, сказалъ Клэйтонъ:-- каталогъ вашихъ добродѣтелей будетъ значительно длиннѣе.
-- Ужь извините, этого ни въ какомъ случаѣ я не позволю, оказала Нина.
-- Пожалуйста, не говорите такъ утвердительно, возразила Анна. Дульцимеръ пристально глядитъ на васъ съ самаго начала.
Анна говорила правду. Съ окончаніемъ припѣва Дульцимеръ принялъ на себя многозначительный видъ.
-- Взгляните на его выраженіе, сказала Анна. Начинается! Теперь, Нина, будьте внимательны!
Съ лукавымъ выраженіемъ, вырывавшимся изъ угла потупленныхъ глазъ, Дульцимеръ запѣлъ:
"Нашъ господинъ часто уѣзжаетъ.... но куда? знаете ли вы?
"Онъ уѣзжаетъ отсюда за розой Сѣверной Каролины".
-- Вотъ это славно! сказалъ Франкъ Россель. Посмотрите, какъ всѣ оскалили зубы! Можетъ ли сравниться съ бѣлизной этихъ зубовъ самая лучшая слоновая кость! Замѣчаете ли вы, съ какой энергіей они приступаютъ къ припѣву?
И дѣйствительно, хоръ пѣлъ съ особеннымъ одушевленіемъ:
"О роза Сѣверной Каролины!
Дай Богъ счастья нашему господину
Съ розой Сѣверной Каролины!"
Хоръ нѣсколько разъ повторяетъ эти слова съ энтузіазмомъ, усиливаемымъ хлопаньемъ въ ладоши, стукотнею ногъ и громкимъ смѣхомъ.
-- Не слѣдуетъ ли розѣ Сѣверной Каролины привстать? сказалъ Россель.
-- Ахъ, замолчите! возразила Анна: Дульцммеръ еще не кончилъ.
Принявъ новую позу, Дульцимеръ обротился къ одному изъ товарищей въ квартетѣ:
"Я вижу, двѣ звѣзды восходятъ надъ нашимъ горизонтовъ!"
-- Нѣтъ, мой другъ, отвѣчалъ пѣвецъ, къ которому обращались эти слова: ты ошибаешься! Ты видишь блескъ ея прекрасныхъ глазъ!
-- Превосходно, отлично!-- сказалъ Россель.
Дульцимеръ продолжалъ:-- вижу двѣ розы, роскошно цвѣтущія на одной куртинѣ.
-- Нѣтъ, мой другъ; ты ошибаешься: это румянецъ ея миленькихъ щокъ!
-- И эти точки становятся еще румянѣе, сказала Анна, коснувшись вѣеромъ плеча Нины. Дульцимеръ, какъ видно, намѣренъ сосредоточить на васъ всю силу своего вдохновенія.
Дульцимеръ продолжалъ:-- я вижу, какъ вьется виноградъ на той куртинѣ.
-- Нѣтъ, мой другъ, ты ошибаешься; это вьются локоны ея роскошныхъ волосъ.
-- Она гуляетъ по балкону, началъ квартетъ: -- улыбается, смѣется и играетъ, какъ солнечный свѣтъ на гладкомъ полу. Ея маленькія ножки стучатъ, какъ дождь по цвѣтамъ; ея смѣхъ раздается какъ журчанье каскада въ тишинѣ лѣтняго вечера!
-- Э! э! да Дульцимеру вѣрно помогаютъ музы, сказалъ Клэйтонъ, посмотрѣвъ на Анну.
-- Тс! слушайте хоръ,-- замѣтила Анна.
-- О роза Сѣверной Каролины! укрась сады нашего господина и доставь ему счастіе на всю его жизнь!
Этотъ припѣвъ повторялся разъ десять. Между гостями раздался громкій смѣхъ. Актеры поклонились и оставили сцѣну.
Бѣлая простыня, замѣнившая занавѣсъ, опустилась.
-- Признайся, Анна, вѣдь это дѣло не одного Дульцинера? сказалъ Клэйтонъ.
-- Да, ему помогла въ этомъ Леттисъ, которая отъ природы одарена поэтическимъ дарованіемъ. Стоитъ только поощрить ее, и талантъ ея разовьется до удивительныхъ размѣровъ.
Въ это время Дульцимеръ съ своими товарищами подошелъ съ подносами къ павильону и предложилъ гостямъ лимонадъ, пирожное и фрукты!
-- Да этого не увидишь ни въ какомъ театрѣ, сказалъ Россель.
-- Дѣйствительно, отвѣчалъ Клэйтонъ: -- африканское племя далеко превосходитъ другія племена въ наклонности, которая составляетъ средину между чувствомъ и здравымъ разсудкомъ, а именно наклонности къ изящному. Эта наклонность можетъ проявляться только въ натурѣ, обладающей обиліемъ чувствъ, обиліемъ, которымъ обладаютъ негры. Если просвѣщеніе коснется ихъ мощной рукой своей, они превзойдутъ многихъ въ музыкѣ, танцахъ и декламаціи.
-- И я, съ своей стороны, сказала Анна: -- часто замѣчала,-- въ моихъ ученикахъ, ту готовность, съ которой они принимаются за музыку и англійскій языкъ. Негры иногда смѣются надъ неправильнымъ произношеніемъ словъ, тогда какъ сами произносятъ ихъ ужаснымъ образомъ; послѣднее обстоятельство происходятъ, вѣроятно, оттого, что они стараются придать словамъ болѣе выразительности, какъ это бываетъ сь дѣтьми, одаренными острыми способностями.
-- Между ними есть такіе голоса, которымъ можно позавидовать, замѣтилъ Россель.
-- Ваша правда, сказала Анна; у насъ на плантаціи есть двѣ дѣвушки, у которыхъ такой богатый контральтъ, какой, мнѣ кажется, только и можно найти между неграми, а отнюдь не между бѣлыми.
-- Эѳіопское племя, подобію алоэ, принадлежитъ къ разряду медленныхъ растеній, сказалъ Клэйтонъ: но я надѣюсь, что современемъ они дадутъ цвѣтъ: и этотъ цвѣтъ, надо полагать, будетъ великолѣпный.
-- Все это прекрасно; только подобныя ожиданія и предположенія свойственны однимъ поэтамъ, сказалъ Россель.
Послѣ оперы начался балетъ, и продолжался съ необыкновеннымъ одушевленіемъ и безъ малѣйшаго нарушенія приличія.
-- Религіозные люди, продолжалъ Клэйтонъ истощали, и думаю, всю свою энергію, чтобъ внушать неграмъ отвращеніе къ танцамъ и пѣнію. А я съ своей стороны, стараюсь развить въ нихъ эту наклонность. Я вовсе не вижу необходимости обращать ихъ въ англо-саксовъ:-- Это, по моему, тоже самое, что виноградную лозу обратить въ грушевое дерево.
-- Вотъ что значитъ быть успѣшнымъ защитникомъ невольничьихъ правъ, сказалъ Россель: -- у него во всякое время готовы отличныя сравненія.
-- Успѣхи мои подлежатъ еще сомнѣнію, возразилъ Клейтонъ, Полагаю, ты слышалъ что мое дѣло взято на апелляцію,-- и потому выигрышъ мой нельзя назвать вѣрнымъ.
-- О нѣтъ! воскликнула Нина, онъ долженъ быть вѣрнымъ! Я убѣждена, что ни одинъ человѣкъ съ здравымъ разсудкомъ и благородной душой не рѣшилъ бы этого дѣла иначе. Къ тому же вашъ отецъ считается опытнымъ судьей, и пользуется громадной извѣстностью.
-- Это-то обстоятельство и принудитъ его бытъ какъ можно осторожнѣе, чтобъ не склониться на мою сторону, сказалъ Клэйтонъ.
Въ это время балетъ кончился. Слуги разошлась въ порядкѣ, и гости возвратились на балконъ, испещренный фантастическими пятнами луннаго свѣта, прорывавшагося сквозъ листву виноградника. Воздухъ наполненъ былъ тѣмъ тонкимъ, сладкимъ благоуханіемъ, которое разливаютъ втеченіе ночи роскошные тропическіе цвѣты и растенія.
-- Замѣчали ли вы, сказала Нина: -- какъ упоителенъ бываетъ вечеромъ запахъ жимолости! Я влюблена въ него,-- влюблена вообще во всякое благоуханіе! Я принимаю ихъ за невидимыхъ духовъ, которые носятся въ воздухѣ.
-- Въ этомъ есть нѣкоторое основаніе, сказалъ Клэйтонъ. Лордъ Бэконъ говоритъ, что и "дыханіе цвѣтовъ является и изчезаетъ въ воздухѣ, какъ звуки отдаленной музыки".
-- Неужели это слово лорда Бэкона? спросила Нина съ изумленіемъ, которое выражалось въ ея голосѣ.
-- Да; а почему же бы нѣтъ? сказалъ Клэйтонъ.
-- Потому что я считала его за одного изъ тѣхъ старыхъ философовъ, отъ которыхъ постоянно вѣетъ гнилью, и которые никогда не думаютъ о чемъ нибудь пріятномъ.
-- Ошибаетесь, миссъ Нина, сказалъ Клэйтонъ:-- завтра позвольте мнѣ прочитать вамъ трактатъ его о садахъ, и вы убѣдитесь, что эти затхлые, старые философы нерѣдко разсуждаютъ о предметахъ весьма очаровательныхъ.
-- Вѣдь это лордъ Бэконъ писалъ свои лучшія сочиненія въ то время, когда въ сосѣдней комнатѣ играла музыка, сказала Анна.
-- Въ самомъ дѣлѣ?-- возразила Нина. Какъ это мило! Я бы съ удовольствіемъ послушала его сочиненія.
-- Есть умы, замѣтилъ Клэйтонъ, которые способны обнять всю вселенную. Люди одаренные такимъ умомъ, могутъ говорить такъ же увлекательно о кольцѣ на дамской ручкѣ, какъ и о движеніи планетъ. Отъ нихъ ничто не ускользаетъ.
-- Вотъ классъ людей, изъ среды которыхъ вамъ, Анна, слѣдовало бы выбрать себѣ обожателя, сказала Нина, смѣясь. Вы ничѣмъ тутъ не рискуете. Если бъ я вздумала сдѣлать подобную попытку, то я бы не вынесла ея тяжести. Такой громадный запасъ мудрости увлекъ бы меня подъ уровень моря. Я бы разсталась съ своей удочкой, еслибъ на мою приманку подвернулась такая страшная рыба.
-- Въ наше время вамъ нечего страшиться, сказалъ Клэйтонъ. Природа посылаетъ намъ такихъ людей по одному въ одно или два столѣтія. Эти люди прокладываютъ путь въ какую нибудь сторону цѣлому міру. Это каменоломщики, отламывающіе глыбы мрамора, которыя обработываютъ потомъ многія поколѣнія.
-- Ужь извините, сказала Нина: я бы не хотѣла быть женой каменоломщика. Мнѣ бы пришлось тогда постоянно находиться въ опасности быть задавленной.
-- Но если бы, этотъ каменоломщикъ сдѣлался вашимъ рабомъ? сказалъ Россель; если бъ онъ поставилъ къ ногамъ вашимъ свѣточъ своего генія?
-- Да, дѣло другое, если бъ я могла поработить его! Но все же я постоянно бы боялась, что онъ охладѣетъ ко мнѣ. Такой человѣкъ весьма скоро поставилъ бы меня на полку, между прочитанными книгами. Я видѣла великихъ людей,-- разумѣется великихъ для нашего времени: они не столько заботятся о жонахъ, сколько о журналахъ и газетахъ.
-- О, не безпокойтесь, сказала Анна: эта особенность принадлежитъ всѣмъ мужьямъ безъ исключенія. Газета есть постоянный соперникъ американской лэди. Мужчинѣ, чтобъ оторваться отъ нея, нужно быть пламеннымъ любовникомъ, и при томъ еще прежде, чѣмъ овладѣетъ своимъ призомъ.
-- Вы жестоко судите о насъ, миссъ Анна, сказалъ Россель.
-- Напротивъ, она говоритъ только правду. Мужчины вообще составляютъ худшую половину человѣческаго рода, сказала Нина. Если я выйду замужъ, то не иначе какъ съ условіемъ, что мужъ мой не будетъ читать газетъ.