ГАРРИ И ЕГО ЖЕНА.
Въ нѣсколькихъ миляхъ отъ помѣстья Гордона, на старой и отчасти запущенной плантаціи, стоялъ деревянный домикъ, въ наружности котораго проглядывалъ вкусъ и заботливость домовладѣльца. Домикъ этотъ почти со всѣхъ сторонъ обвитъ былъ вѣнками изъ жолтаго жасмина и гирляндами роскошной ламарковой розы, сливочнаго цвѣта бутоны и цвѣты которой представляли прелестный контрастъ съ темною зеленью гладкихъ и прекрасныхъ листьевъ. Онъ обнесенъ былъ высокимъ заборомъ изъ американскаго остролистника, вѣчно зеленѣющая листва котораго и красныя ягоды придавали этому забору, во всякое время года, привлекательный и живописный видъ. За заборомъ находился садъ. Этотъ маленькій домикъ, такъ рѣзко отличавшійся своей опрятностію отъ обыкновенныхъ южныхъ домиковъ, служилъ жилищемъ молоденькой жены Гарри. Лизетта,-- такъ звали ее,-- была невольницею одной француженки-креолки, которой плантація эта въ недавнее время досталась по наслѣдству. Лизетта была нѣжное, воздушное созданіе, образовавшееся изъ смѣси американской и французской крови; она представляла собою одно изъ тѣхъ причудливыхъ, экзотическихъ сочетаній, которое видимъ въ блескѣ и роскоши тропическихъ цвѣтовъ и насѣкомыхъ. Отъ родителей своихъ она одарена была умомъ быстрымъ и свѣтлымъ, натурою, сохранявшею всегдашнее дѣтство, со всего его свѣжестью относительно жизни въ настоящемъ, со всею безпечностью и безразсудной безстрашностью къ жизни въ будущемъ. Она стоитъ теперь передъ столомъ, на которомъ гладитъ бѣлье, почти за дверями коттеджа, и весело распѣваетъ за своей работой. Ея круглыя, полныя дѣтскія формы превосходно обрисовываются синей, кокетливо сшитой баской, отороченной кружевами и прикрывающей бѣлую полотняную манишку. Голова ея увѣнчана тюрбаномъ, изъ-подъ котораго вырываются мѣстами пряди шелковистыхъ черныхъ волосъ. Въ ея глазахъ, когда она приподнимаетъ ихъ, отражается томность и мечтательность, которыя такъ характеризуютъ смѣшеніе породъ. Ея маленькія, дѣтскія ручки заняты: пухленькими, но гибкими пальчиками она проворно расправляетъ и разглаживаетъ различные предметы женскаго туалета. Она гладитъ, расправляетъ и поетъ съ одинаково старательнымъ вниманіемъ ко всѣмъ этимъ дѣйствіямъ. Отъ времени до времени она бросаетъ работу, и, пробѣжавъ между цвѣточными клумбами къ забору, пристально смотритъ на дворъ, отѣняя рукой свои глазки. Наконецъ вдали показался мужчина, верхомъ на лошади. Лизетта выпорхнула изъ калитки и побѣжала навстрѣчу.
-- Гарри, Гарри! Наконецъ-то ты пріѣхалъ! Какъ я рада!.. А это что за свертокъ? Вѣрно для меня что нибудь?
Гарри приподнялъ свертокъ и началъ разсматривать имя, заставляя Лизетту припрыгивать.
-- Какая ты любопытная, Лизетта! сказалъ онъ весело.
-- Это для меня; я знаю, говорила Лизетта, принимая видъ полусердитый, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, очаровательный.
-- Почему же ты знаешь? Неужели ты думаешь, что на свѣтѣ все къ твоимъ услугамъ, тогда какъ ты самое безпечное созданіе.
-- Я! самое безпечное созданіе! повторила Лизетта, горделиво вздернувъ маленькую головку.-- Вы можете говорить, сэръ, что вамъ угодно! А посмотрите, такъ вы и увидите, что сегодня я выгладила двѣ дюжины рубашекъ -- Но, Гарри! посади и меня: я хочу прокатиться.
Гарри протянулъ руку и носокъ сапога. Въ одинъ мигъ Лизетта сдѣлала прыжокъ и очутилась почти на гривѣ лошади еще мигъ, и свертокъ былъ въ ея рукахъ.
-- О, женское любопытство! воскликнулъ Гарри.
-- Да, любопытство я хочу видѣть, что тутъ завернуто. Ахъ, Боже мой, какой крѣпкій снурокъ! я не могу перервать его!... Но, позвольте, позвольте я прорву небольшую дпрочку Шолковая ткань вижу, вижу! Ага!... ну, что же, вы теперь скажете, что это не для меня? какой ты негодный, Гарри!...
-- А можетъ статься, я привезъ это себѣ на лѣтнее пальто.
-- На лѣтнее пальто? можетъ статься! Только извините, я ужь васъ знаю; вы меня не обманете! Но Гарри, поѣзжайте скорѣй; я не люблю кататься такъ тихо.-- Поѣзжай, Гарри!
Гарри дернулъ уздечку, далъ шпоры, и черезъ минуту счастливая чета неслась на крыльяхъ вѣтра. Она неслась по тропѣ, проложенной между кустарниками молодой сосны, оставляя за собой звуки искренняго и безпечнаго смѣха. Зеленые кусты, скрывавшіе коттеджъ, совершенно потерялись изъ виду. Черезъ нѣсколько минутъ они выѣхали изъ сосноваго кустарника совершенно съ другой стороны и, веселые, смѣющіеся, остановились у калитки. Привязать лошадь, посадить Лизетту на плечи и пробѣжать съ него въ коттеджъ, для Гарри было дѣломъ одной минуты.
-- Теперь, Лизетта, будь картинкой въ нашемъ домѣ! Я помогалъ другимъ украшать комнаты; но ты милѣе и прелестнѣе всѣхъ тѣхъ картинъ. Ты у меня пѣвчая птичка, созданная, чтобъ питаться однимъ только медомъ!
-- Въ самомъ дѣлѣ? сказала Лизетта. Для такой птички понадобиться много меду. Я желаю только одного, чтобъ меня всегда хвалили, всегда бы ласкали меня, и постоянно бы любили. Мнѣ недостаточно, что ты любишь меня. Я хочу слышать отъ тебя признаніе въ любви каждый день, каждый часъ, каждую минуту; я хочу, чтобъ ты постоянно восхищался мной и хвалилъ все, что я дѣлаю. Я хочу...
-- Особенно, когда у тебя есть расположеніе прорывать дырочки на сверткахъ!
-- Ахъ.... мое шолковое новое платье! сказала Лизетта, вспомнивъ о сверткѣ, вырванномъ изъ рукъ Гарри.
-- Какой это несносный снурокъ! Какъ онъ рѣжетъ мнѣ пальцы! Я разорву, я перекушу его -- Гарри, Гарри, неужели ты не видишь, какъ онъ рѣжетъ мнѣ пальцы! Хоть бы ты пожалѣлъ о мнѣ. Тебѣ бы давно нужно было перерѣзать его.
И рѣзвая Лизетта начала танцовать, разрывая въ тоже время бумагу и крѣпкій снурокь, какъ разгнѣванная птичка.
Гарри подкрался къ ней сзади, сжалъ обѣ маленькія ручки, подрѣзалъ снурокь, и развернулъ кусокъ роскошной шелковой матеріи -- розовой съ зеленоватымъ отливомъ.
-- Нравится ли тебѣ этотъ подарокъ? Его привезла тебѣ миссъ Нина, возвратясь домой на прошлой недѣлѣ.
-- Какъ мило! Какъ очаровательно! Что за прелесть! Какой цвѣтъ! Прелесть, прелесть! Какъ я счастлива! Какъ счастливы мы! Не правда ли, Гарри?
-- Да, отвѣчалъ Гарри съ подавленнымъ вздохомъ, и но лицу его пробѣжала легкая тѣнь.
-- Я встала сегодня въ три часа, нарочно съ тѣмъ, чтобъ перегладить все бѣлье я полагала, что ты пріѣдешь вечеромъ. Ахъ да! ты не знаешь, какой я ужинъ приготовила! Ты увидишь сейчасъ. Я намѣрена тебѣ сдѣлать сюрпризъ. Только, Гарри, не смѣй входить въ ту комнату.
-- Это почему? сказалъ Гарри, вставая съ мѣста и подходя къ двери.
-- Вотъ прекрасно! скажите-ко теперь: кто изъ насъ любопытнее? сказала Лизетта, припрыгивая между Гарри и дверью. Нѣтъ, ты не долженъ входить въ нее, Гарри, по крайней мѣрѣ, теперь. Будь же умницей.
-- Впрочемъ, и то сказать, я не имѣю права на это. Вѣдь это твой домъ, а не мой, сказалъ Гарри.
-- Мистеръ Покорный, какъ вы присмирѣли вдругъ, какимъ вы сдѣлались ягненочкомъ. Пока припадокъ этотъ продолжается, не угодно ли вамъ сходить на ручей и принести свѣжей водицы. Отправляйтесь сейчасъ же, сію минуту! Да смотрите -- не шалить по дорогѣ.
Пока Гарри ходитъ на ручей, мы послѣдуемъ за его женой въ заповѣдную комнату. Это была очень милая комнатка, съ бѣлыми занавѣсками на окнахъ, съ коврами на полу; въ дальнемъ концѣ ея стояла постель, съ пышными гладкими подушками, съ пологомъ, обшитымъ кружевами, постель, которую такъ тщательно убираютъ во всѣхъ южныхъ домикахъ. Дверь скрывала за собою собраніе самыхъ роскошныхъ цвѣтовъ; большіе букеты ламарковскихъ розъ, вѣнки и гирлянды изъ ихъ темно-зеленыхъ листьевъ, тянулись и опускались по стѣнѣ, и въ одномъ мѣстѣ образовали сводъ, сплетенный маленькими ручками маленькой Лизетты.
Противъ двери стоялъ столикъ, накрытый камчатной скатертью безукоризненной бѣлизны, достаточно тонкой для стола какой угодно принцессы и накрываемой у Лизетты только при торжественныхъ случаяхъ. На ней разставлены были тарелки и блюдо, причудливо украшенныя мхомъ и виноградными листьями. Тутъ была земляника и фрукты, кувшинъ сливокъ, творогъ, пирожное, и свѣжее золотистое масло. Разгладивъ скатерть, Лизетта весело посматривала на свой столикъ; то переставляла одно блюдо на мѣсто другаго, то отступала назадъ, и, какъ пчичка, склонивъ головку на бокъ, весело распѣвала; то отрывала кусочекъ мха отъ одного блюда, цвѣточекъ отъ другаго, снова отступала на нѣсколько шаговъ, и снова любовалась эффектомъ.
-- О! какъ онъ изумится! сказала она про себя, и продолжая напѣвать какую-то пѣсенку, начала кружиться и прыгать по комнатѣ. Потомъ вдругъ подлетѣла къ окну, поправила занавѣсъ, и лучи вечерняго солнца упали прямо на столъ.
-- Вотъ теперь такъ! Какъ мило сквозитъ свѣтъ черезъ эти настурціи! Не знаю только, пахнетъ ли здѣсь резедой; я нарвала ее на росѣ; а говорятъ, что такая резеда должна пахнуть цѣлый день. Вотъ и книжный шкапъ Гарри, ахъ, эти негодныя мухи! какъ они любятъ льнуть ко всему. Шш! шш! прочь, прочь! И схвативъ яркій остъ-индскій платокъ, Лизетта совершенно измучилась, преслѣдуя этихъ жужжащихъ насѣкомыхъ, которыя, слетѣвъ съ одного мѣста и сдѣлавъ въ воздухѣ нѣсколько кружковъ, садились на другое, снова готовыя летѣть куда угодно, только не изъ комнаты. Послѣ долгаго преслѣдованія, онѣ расположились наконецъ на самой вершинѣ полога, и принялись расправлять свои крылышки и облизывать ножки. Тутъ Лизетта, увидѣвъ возвращавшагося Гарри, принуждена была оставить гоненіе, и выбѣжать въ другую комнату, желая предупредить открытіе своего чайнаго маленькаго столика. На кухонномъ столѣ появился маленькій, хорошенькій металлическій чайникъ; наполняя его водой, Гарри залилъ глаженье Лизетты; началась новая маленькая сцена, послѣ которой чугунныя плитки исчезли съ очага, и мѣсто ихъ занялъ чайникъ.
-- Скажи по правдѣ, Гарри, встрѣчалъ ли ты гдѣ нибудь, такую умницу жену? Ты только подумай, что я перегладила груду бѣлья! Ты можешь идти и надѣть чистую сорочку! Только не туда! не туда! сказала она, отводя его отъ заповѣдной двери. Туда еще нельзя! Это и здѣсь можно сдѣлать.
И, распѣвая, она побѣжала по садовымъ дорожкамъ; мелодическіе звуки ея голоса далеко раздавались въ воздухѣ, и какъ будто сливались съ ароматомъ цвѣтовъ. Звонкій припѣвъ:
"Не знаю, что принесетъ мнѣ завтрашній день;
Я счастлива теперь, и потому пою!"
долеталъ до дверей маленькаго коттеджа.
-- Бѣдняжка! сказалъ Гарри про себя:-- зачѣмъ мнѣ останавливать ее; зачѣмъ я стану учить ее чему нибудь?
Черезъ нѣсколько минутъ Лизетта воротилась; бѣлый передничекъ ея перекинутъ былъ черезъ руку, и изъ него выглядывали цвѣтки желтаго жасмина, махровой розы и вѣтки голубой лавенды. Весело подбѣливъ къ столу, на которомъ занималась глаженьемъ, она разложила на немъ свои цвѣты; потомъ съ горячимъ, шумнымъ усердіемъ, отличавшимъ всѣ ея занятія, начала сортировать ихъ на два букета, припѣвая при каждомъ подборѣ цвѣтка:
"Придите счастливые дни,
Принесите съ собой веселье и радость."
-- Гарри, ты вѣрно идешь за букетомъ. Сейчасъ, сейчасъ, мой другъ! При немъ ты будешь казаться еще прекраснѣе. Вотъ онъ, не угодно ли:
"Мы усыплемъ цвѣтами нашъ путь
И будемъ пѣть веселыя пѣсни!"
Но вдругъ она замолкла, и, лукаво посмотрѣвъ на Гарри, сказала:
-- А вѣдь ты не знаешь, Гарри, для чего все это дѣлается!
-- Разумѣется, не знаю; да и трудно знать всѣ замыслы, которые гнѣздятся въ головѣ женщины.
-- Слышите, какъ это величественно, высокопарно! Я дѣлаю это для вашего дня рожденія. Вы ужь думаете, что если я не помню, когда какое число, такъ и подавно не помню этого дня; ошиблись, сэръ, очень ошиблись. Чтобъ не забыть его, я отсчитывала каждый день и записывала мѣломъ на моемъ рабочемъ столѣ. Сегодня я съ трехъ часовъ на ногахъ. Но, пора чайникъ кипитъ! и она бросилась къ очагу. Ай! ай! Ахъ, какъ больно! вскрикнула она, поднявъ руку къ верху и махая ею въ воздухѣ.-- Кто же зналъ, что онъ разгорится до такой степени.
-- Мнѣ кажется, женщина, которая сдѣлала привычку къ очагу, должна бы знать объ этомъ, сказалъ Гарри, лаская обожженую ручку.-- Успокойся, мой другъ, я принесу тебѣ чайникъ и приготовлю чай, если только ты позволишь войти въ таинственную комнату.
-- О, нѣтъ, Гарри! Я сама все сдѣлаю. И забывая боль, Лизетта побѣжала къ очагу; черезъ минуту воротилась съ свѣтлымъ чайникомъ въ рукѣ и приготовила чай. Наконецъ таинственная дверь отворилась, и Лизетта устремила свои взоры на Гарри, стараясь узнать, какое впечатлѣніе произведетъ на него это открытіе.
-- Прекрасно! великолѣпно! роскошно! Это изумитъ хоть кого! И откуда ты достала все это? сказалъ Гарри.
-- Все изъ нашего сада, кромѣ персиковъ: мнѣ подарила ихъ старая Мистъ; они прямо изъ Флориды. Ну, что! Прошедшее лѣто ты смѣялся надъ моимъ сюрпризомъ. Желала бы я знать, что ты думаешь о мнѣ теперь?
-- Что я думаю! Я думаю, что ты удивительное созданіе -- настоящая чародѣйка!
-- Довольно, довольно! сядемъ за столъ: ты тамъ, а я здѣсь; и, открывъ клѣтку, висѣвшую въ букетахъ ламарковскихъ розъ, прибавила: -- маленькая Буттонь тоже будетъ съ нами.
Буттонъ, маленькая канарейка, съ чернымъ хохолкомъ, казалось вполнѣ понимала роль свою въ этой домашней сценѣ: она послушно вспорхнула на протянутый палецъ, и потомъ спокойно сѣла на краю одной изъ тарелокъ и клевала землянику.
-- Теперь, Гарри, разскажи мнѣ все о миссъ Нинѣ, сказала Лизетта. Во-первыхъ, какова она собой?
-- Мила по прежнему и развязна, сказалъ Гарри:-- по прежнему причудлива и своенравна.
-- И она показывала тебѣ всѣ свои наряды?
-- О, да; рѣшительно всѣ.
-- Разскажи же, Гарри, пожалуста, какіе они?
-- Напримѣръ, у нея есть прелестная розовая тюника изъ газа, усыпаннаго блестками; она надѣвается на платье изъ бѣлаго атласа.
-- Съ оборками? спросила Лизетта, съ нетерпѣніемъ.
-- Да, съ оборками.
-- Сколько же ихъ?
-- Право, не помню.
-- Не помнитъ сколько оборокъ?-- Ахъ, Гарри! какъ это глупо!... А какъ ты думаешь, позволитъ ли она пріѣхать мнѣ и взглянуть на ея наряды.
-- Разумѣется, мой другъ; въ этомъ я не сомнѣваюсь; и знаешь ли, твой визитъ избавитъ меня отъ скучныхъ описаній.
-- Когда ты возьмешь меня, Гарри?
-- Быть можетъ, завтра. А теперь, сказалъ онъ:-- такъ-какъ ты сдѣлала сюрпризъ, то позволь же и мнѣ, въ свою очередь, отвѣчать сюрпризомъ. Вѣдь тебѣ не догадаться, какой подарокъ сдѣлала мнѣ миссъ Нина?
-- Конечно, нѣтъ. Что же такое? сказала Лизетта, вставъ съ мѣста: -- скажи, Гарри, говори скорѣе!
-- Терпѣніе, терпѣніе! возразилъ Гарри, медленно шаря въ карманѣ и въ тоже время любуясь ея нетерпѣніемъ и взволнованнымъ видомъ. Но кто можетъ выразить изумленіе и восторгъ, разширившій черные глаза Лизетты, когда Гарри вынулъ изъ кармана золотые часы? Она хлопала въ ладоши, танцовала и, въ порывѣ радости, подвергала столъ неминуемой опасности опрокинуться.
-- Я такъ и думаю, что мы счастливѣйшіе люди въ мірѣ -- ты, Гарри, и я. Все какъ-то дѣлается по нашему желанію -- не правда ли?
Отвѣтъ Гарри не соотвѣтствовалъ той пылкости, той восторженности, которыми проникнутъ быль вопросъ его маленькой жены.
-- Но что съ тобой сдѣлалось, Гарри? Почему ты не радуешься, какъ я радуюсь?-- сказала она, и сѣла къ нему на колѣна. Ты вѣрно усталъ, мой милый; утомился съ своей вѣчной работой. Постой, я что нибудь спою для тебя надобно же тебя развеселить.
Лизетта сняла со стѣны гитару, сѣла подъ сводомъ ламарковскихъ розъ и начала играть.-- Какой это милый инструментъ гитара, сказала она: -- я бы не промѣняла его ни на что въ свѣтѣ. Извольте теперь слушать, Гарри; я спою пѣсенку, собственно для васъ.
И Лизетта запѣла:
"Въ чемъ заключаются радости былаго?
Въ чемъ онъ находитъ свое удовольствіе?
Онъ знатенъ, онъ гордъ, онъ надмененъ
А я играю и пою.
Онъ спитъ цѣлый день, и бодрствуетъ ночь,
Онъ озабоченъ, на сердцѣ у него тяжело;
Онъ хочетъ многаго, но получаетъ мало.
Потому онъ печаленъ и угрюмъ.
Я не завидую бѣлому,
Хотя онъ богатъ и независимъ;
Онъ знатенъ, онъ гордъ, онъ надмененъ
А я играю и пою.
Проработавъ цѣлыя день, я крѣпко сплю ночь.
У меня нѣтъ заботъ, и на сердцѣ моемъ такъ легко.
Не знаю что принесетъ мнѣ завтрашній день,
Я счастлива и потому пою."
Пальчики Лизетты быстро перебѣгали по струнамъ гитары; она пѣла съ такимъ увлеченіемъ, что смотря на нее и слушая звуки ея голоса, отрадно и легко становилось на душѣ. Можно было подумать, что въ тѣло этой женщины вложена была душа птички; потому-то она и пѣла такъ сладко.
-- Довольно, сказала она, положивъ гитару и садясь на колѣна мужа. А знаешь ли, Гарри, вѣдь я подъ именемъ б ѣ лаго въ пѣснѣ понимала тебя. Желала бы я знать, что съ тобою сдѣлалось? Я вижу ясно, когда ты озабоченъ, огорченъ; но не знаю, чѣмъ.
-- Ахъ, Лизетта! мнѣ надобно устроить весьма трудное дѣло. Миссъ Нина госпожа очень милая и добрая, но она не знаетъ счета деньгамъ. Она привезла съ собой множество счетовъ, и я не знаю, откуда достать денегъ. Въ нынѣшнія времена трудно получать хорошіе доходы съ нашихъ владѣній. Земля истощилась, и уже не приноситъ того урожая, какъ въ прежніе годы. Къ тому же люди наши безразсудны какъ дѣти; -- вовсе не цѣнятъ заботь, прилагаемыхъ о нихъ, и чрезвычайно безпечны къ работѣ. Содержать такое хозяйство раззорительно. А ты знаешь, что Гордоны должны быть Гордонами. Счеты, которые миссъ Нина привезла изъ Нью-Йорка, ужасны.
-- Ну, хорошо, Гарри; что же ты намѣренъ дѣлать? сказала Лизетта, ласкаясь и склоняясь къ нему на плечо. Впрочемъ, ты всегда знаешь что тебѣ дѣлать.
-- Да, Лизетта, я долженъ сдѣлать то, что сдѣлалъ уже раза два или три: я долженъ взять деньги, которыя накопилъ, и уплатить ими счеты -- я долженъ истратить всѣ деньги, которыя берегъ на покупку нашей свободы.
-- Что же дѣлать, Гарри!-- не печалься. Богъ дастъ мы опять ихъ накопимъ. Ты, Гарри, можешь пріобрѣсть значительную сумму чрезъ торговые обороты; что же касается до меня, то ты знаешь мое глаженье: -- вѣдь и я не даромъ тружусь. Не скучай же, мой другъ. Богъ дастъ поправимся.
-- Правда, правда, Лизетта; но я тебѣ долженъ сказать, что нашъ миленькій домикъ, нашъ садикъ и все наше, только тогда можно назвать нашимъ, когда мы будемъ свободны. Пустой какой нибудь случай, и все у насъ отнимутъ. Миссъ Нина выходитъ замужъ; за кого? не знаю: по ея словамъ, она дала слово троимъ.
-- Она выходитъ за мужъ? сказала Лизетта, съ горячностью; женское любопытство усиливается при каждомъ новомъ предметѣ, который касается исключительно женщины: -- нѣтъ,-- вѣрно она только имѣетъ жениховъ -- помнишь, и у меня также было много жениховъ.
-- Да, Лизетта,-- совершенно такъ; точно также, какъ и ты, она выйдетъ замужъ и тогда что будетъ съ нами? Отъ ея мужа будетъ зависѣть все счастіе всей нашей жизни. Можетъ случиться, что я не съумѣю угодить ему; не понравлюсь ему. О, Лизетта! я знаю и видѣлъ, сколько непріятностей возникаетъ отъ женидьбы; я надѣялся, что до замужества миссъ Нины у меня накопится достаточно денегъ, чтобы купить себѣ свободу; но... что я буду дѣлать? Я ужь накопилъ почти необходимую сумму и теперь изъ нея долженъ заплатить пять сотъ доллеровъ; а это обстоятельство отдаляетъ срокъ свободы нашей покрайней мѣрѣ года на три. Болѣе всего я безпокоюсь о томъ, что миссъ Нина выйдетъ за мужъ за одного изъ своихъ жениховъ очень скоро.
-- Чтожь тутъ печалиться, Гарри?
-- Я видѣлъ многихъ молоденькихъ дѣвочекъ, и знаю, чего можно ожидать послѣ ихъ брака.
-- Что же она дѣлаетъ теперь? что она говоритъ?-- скажи пожалуста, Гарри.
-- Она вскружила голову одному молодому человѣку, и потомъ говоритъ, что онъ ей не нравится.
-- Тоже самое дѣлала и я, Гарри, не правдали?
-- Между тѣмъ, продолжалъ Гарри: -- изъ словъ ея я вижу, что она думаетъ о немъ совсѣмъ иначе, чѣмъ о другихъ мужчинахъ. Говоря о немъ, миссъ Нина очень мало или вѣрнѣе ничего не знала о томъ, что было у меня на умѣ. Я говорилъ про себя; не ужь ли этотъ человѣкъ будетъ моимъ господиномъ?-- а между тѣмъ этотъ человѣкъ, его зовутъ Клэйтонъ, я увѣренъ, будетъ ея мужемъ.
-- Что же изъ этого слѣдуетъ?-- развѣ онъ не добрый человѣкъ?
-- Миссъ Нина говоритъ, что онъ добръ; но доброта людей опредѣляется не словами, а поступками. Добрые люди иногда позволяютъ себѣ весьма странныя вещи. Этотъ человѣкъ можетъ измѣнить отношенія между мною и миссъ Ниной; какъ мужъ, онъ будетъ имѣть право на это; онъ можетъ отказать мнѣ въ позволеніи выкупить себя, и тогда всѣ мои деньги пропадутъ ни за что.
-- Гарри! вѣроятно, миссъ Нина никогда не согласится на подобную вещь.
-- Лизетта! миссъ Нина смотритъ на вещи съ одной стороны, а мистриссъ Клэйтонъ будетъ смотрѣть на нихъ совершенно съ другой. Я на все это наглядѣлся. Знаешь ли, Лизетта, мы, которые существуемъ взглядами и словами другихъ людей, мы наблюдаемъ и размышляемъ гораздо больше, чѣмъ думаютъ. Чѣмъ болѣе миссъ Нина будетъ любить меня, тѣмъ менѣе я могу нравиться ея мужу, понимаешь ли ты это?
-- Нѣтъ, Гарри; вѣдь ты же не отталкиваешь отъ себя тѣхъ людей, которые мнѣ нравятся.
-- Дитя, дитя! это совсѣмъ другое дѣло.
-- Въ такомъ случаѣ, Гарри, если ты предвидишь что нибудь дурное, за чѣмъ же тебѣ платить деньги за миссъ Нину?-- Къ тому же она, во-первыхъ, ничего не знаетъ, а во-вторыхъ, и не проситъ объ этомъ. Мнѣ кажется, она даже не приняла бы отъ тебя подобной жертвы, еслибъ знала о ней. Не лучше ли отдать эти деньги ей въ руки, и получить за нихъ отпускную? Почему ты не скажешь ей объ этомъ?
-- Не могу, Лизетта. Я заботился о ней втеченіе всей ея жизни; я старался, чтобъ путь ея жизни былъ по возможности спокоенъ, и теперь я не хочу возмущать ея спокойствія. Да и что еще! я боюсь, что она, узнавъ мое намѣреніе, не окажетъ мнѣ справедливости. Почему знать, Лизетта? Я теперь часто говорю и тебѣ и про себя: бѣдняжка! она не знаетъ цѣны деньгамъ,-- и не знаетъ, какъ я сожалѣю о ней? Но если я объявлю ей мое желаніе, и если она не приметъ участія въ немъ и поступитъ такъ, какъ поступаютъ многія женщины, тогда.... тогда мнѣ нельзя и подумать о моемъ освобожденіи. Не полагаю, что она поступитъ со мной такимъ образомъ; но, не могу рѣшиться на попытку подобнаго рода.
-- Скажи, пожалуста, Гарри, что тебя привязываетъ къ ней?
-- Лизетта! ты знаешь, что мастеръ Томъ былъ страшно дурной мальчикъ, своевольный и капризный, онъ, можно сказать, сократилъ жизнь своего отца; онъ былъ безобразенъ, и во всѣхъ отношеніяхъ представлялъ съ Ниной удивительный контрастъ; самолюбивѣе его, я никого невидѣлъ. Но не смотря на его безобразіе, миссъ Нина любитъ его и теперь; въ ней нѣтъ самолюбія, она только вѣтренна, легкомысленна. Часто она дѣлаетъ для него то, что я дѣлаю для нея; даритъ деньги и свои брильянты, чтобъ только помочь ему вытти изъ стѣсненныхъ обстоятельствъ. И чтоже потомъ?-- все это падаетъ на меня, и ставитъ меня въ еще болѣе затруднительное положеніе. Лизетта! я сообщу тебѣ тайну, но съ условіемъ, чтобъ она осталась между нами. Слушай же: Нина Гордонъ, моя родная сестра!
-- Гарри!
-- Да, Лизетта, ты можешь удивляться сколько тебѣ угодно, сказалъ Гарри, невольно вставая со стула.-- Я старшій сынъ полковника Гордона! Позволь мнѣ высказать это съ-разу; быть можетъ въ другой разъ у меня не будетъ расположенія къ такой откровенности.
-- Гарри, кто тебѣ сказалъ объ этомъ?
-- Онъ сказалъ мнѣ, Лизетта.... онъ самъ.... полковникъ, онъ сказалъ на смертномъ одрѣ, и умолялъ меня беречь миссъ Нину, и я берегъ ее! ни слова не говорилъ я Нинѣ о нашемъ родствѣ; ни за какія сокровища въ мірѣ я не сказалъ бы ей. Это открытіе не только бы охладило ея расположеніе ко мнѣ, но, что всего вѣроятнѣе, вооружило бы ее противъ меня. Я видѣлъ, что многихъ изъ насъ продавали потому только, что они похожи были на отца ихъ владѣльца, на его братьевъ или сестеръ. Я былъ подаренъ ей, а моя сестра и мать отправились въ Миссиссиппи съ теткой миссъ Нины.
-- Первый разъ слышу Гарри, что у тебя была сестра, и вѣрно хорошенькая?
-- Лизетта, она была красавица, граціозна и имѣла истинный геній. Я слышалъ на сценѣ многихъ пѣвицъ, изъ нихъ ни одна не умѣла такъ пѣть, не смотря на все ученье, какъ пѣла сестра моя.
-- Чтоже съ ней сдѣлалось?
-- То, что дѣлается съ подобными женщинами въ нашемъ сословіи! Она была избалована и пріучена къ ласкамъ. Мистриссъ Стюартъ, сестра полковника Гордона, любила ее и заботилась о ней, но при жизни своей не умѣла пристроить ее. Сынъ мистриссъ Стюартъ, послѣ смерти своей матери, обольстилъ ее....
-- И чтоже?..
-- Джорджъ Стгоаргъ прожилъ съ ней три года, какъ вдругъ съ нимъ сдѣлалась оспа. А ты знаешь, какой ужасъ наводитъ эта болѣзнь. Никто изъ его бѣлыхъ знакомцевъ и друзей не рѣшался даже приблизиться къ его плантаціи; негры, по обыкновенію, перепугались до смерти; управитель плантаціи бѣжалъ. Тогда Кора Гордонъ выказала все свое благородство: она одна ухаживала за больнымъ втеченіе его болѣзни; мало того, вліяніемъ своимъ она умѣла поддержать порядокъ на плантаціи; заставила невольниковъ собрать хлопчатую бумагу, такъ что когда управитель воротился, дѣло шло своимъ чередомъ, и противъ всякаго ожиданія, ничто не грозило раззореніемъ плантатору. Молодой человѣкъ не остался въ долгу; немедленно по выздоровленіи онъ оставилъ плантацію, взялъ сестру мою въ Огіо, женился на ней, и остался тамъ.
-- Почему же онъ не жилъ съ ней на своей плантаціи? спросила Лизетта.
-- Потому что на своей плантаціи онъ не могъ освободить Кору: это противъ законовъ. Недавно я получилъ письмо отъ нея, въ которомъ она пишетъ, что мужъ ея умеръ, завѣщавъ ей и сыну ея все свое имѣніе на Миссиссипи.
-- Значитъ, сестра твоя будетъ богатою женщиной?
-- Да; если только получитъ завѣщанное наслѣдство. Но это еще вопросъ нерѣшенный. Отстранить ее отъ наслѣдства можно найти пятьдесятъ основательныхъ причинъ. Но обратимся къ миссъ Нинѣ. Ты знаешь, сколь живое участіе принимаю я въ ея положеніи. Мнѣ ввѣрено все ея состояніе; мнѣ ввѣрена она сама. Она знаетъ не болѣе ребенка, откуда являются деньги и куда исчезаютъ; никто не можетъ сказать, что я обременилъ долгами ея имѣнье и заботился только о своемъ освобожденіи. Мое единственное желаніе,-- желаніе, которымъ я горжусь, заключается въ томъ, чтобъ сдать его мужу миссъ Нины въ хорошемъ порядкѣ. О, какъ часто желалъ я быть негромъ, подобно дядѣ Нотпу! Тогда, по крайней мѣрѣ, я зналъ бы, что я такое; теперь я ни то, ни другое. Я подхожу довольно близко къ состоянію бѣлаго; могу судить о моемъ положеніи; но воспитаніе, которое я получилъ, дѣлаетъ это положеніе невыносимымъ. Дѣло въ томъ, что если отцы такихъ дѣтей, какъ мы, и чувствуютъ нѣкоторую любовь къ намъ, эта любовь далеко не имѣетъ сходства съ тѣмъ чувствомъ, которое они питаютъ къ своимъ бѣлымъ дѣтямъ. Они стыдятся насъ; они стыдятся выказывать даже и ту полулюбовь, которую питаютъ къ намъ; въ нихъ пробуждается угрызеніе совѣсти и сожалѣніе, которыя они стараются заглушить въ душѣ своей, оказывая намъ ласки и балуя насъ. Они обременяютъ насъ подарками; они любуются, забавляются нами, пока мы находимся въ дѣтскомъ возрастѣ; они забавляются нами, какъ будто мы инструменты, на которыхъ можно играть. Если въ насъ обнаруживается какой нибудь талантъ, природный умъ, мы слышимъ, какъ они говорятъ на сторонѣ: "какая жалость! онъ слишкомъ уменъ для своего положенія!" Намъ сообщаютъ фамильную кровь и фамильную гордость; и къ чему же служитъ все это? Я чувствую, что я Гордонъ. Я знаю, что я похожъ на него и по душѣ и по наружности; и вотъ одна изъ причинъ, почему Томъ Гордонъ постоянно ненавидѣлъ меня: кромѣ того, есть еще одно обстоятельство -- самое тяжелое изъ всѣхъ: имѣть такую сестру, какъ миссъ Нина, знать, что она мнѣ сестра, и никогда не смѣть сказать ей объ этомъ. Шутя и играя со мной, она и не думаетъ, что происходитъ въ то время въ моей душѣ. У меня есть глаза, есть чувства; я не могу сравнить себя съ Томомъ Гордономъ. Я знаю, онъ ровно ничему не научился во всѣхъ школахъ, въ которыя его помѣщали; когда его учили, учили и меня; я быстрѣе его все понималъ и усвоивалъ. А между тѣмъ, онъ пользуется выгоднымъ положеніемъ въ обществѣ, пользуется уваженіемъ. Миссъ Нина часто говоритъ мнѣ, стараясь выставить его въ выгодномъ свѣтѣ: что же дѣлать, Гарри! вѣдь онъ у меня единственный братъ! Каково мнѣ слушать подобныя вещи? Полковникъ Гордонъ предоставилъ мнѣ всѣ выгоды воспитанія, воображая, что мѣсто, которое я занимаю теперь, вполнѣ будетъ соотвѣтствовать моему образованію! Миссъ Нина была его любимицею. Вся его нѣжность была сосредоточена на ней; поведеніе Тома страшило его; и потому онъ оставилъ меня принадлежащимъ къ этому имѣнію, съ условіемъ, что я откуплю себя по замужствѣ миссъ Нины. Миссъ Нина всегда была согласна на это. Мистеръ Джонъ Гордонъ тоже согласился на это; онъ принималъ въ этомъ дѣлѣ участіе; какъ опекунъ, онъ подписалъ условіе, миссъ Нина тоже подписала, что, въ случаѣ ея смерти, я имѣю право выкупить себя за извѣстную сумму; я получилъ отъ него квитанцію въ деньгахъ, которыя выплатилъ ему; и съ этой стороны я не безпокоюсь; остается доплатить небольшую сумму. Ахъ, Лизетта! я не думалъ жениться до тѣхъ поръ, пока не буду свободнымъ человѣкомъ, но ты очаровала меня, я женился, и поступилъ очень дурно.
-- О, фи! прервала Лизетта: -- я не хочу слышать подобныхъ словъ отъ тебя. Какая польза изъ этого? Мы будемъ жить понемножку, и все пойдетъ превосходно; посмотри, если не моя будетъ правда. Я была и всегда буду счастлива.
Разговоръ былъ прерванъ громкимъ гиканьемъ и топотомъ конскихъ копытъ.
-- Что это значитъ? сказалъ Гарри, бросаясь къ окну,-- Готовъ держать пари, что это несется негодный Томтитъ, и, на моей лошади. Зачѣмъ онъ явился сюда? Ахъ, Боже мой! лошадь разобьетъ его. Стой, Томтитъ, стой! закричалъ Гарри, выбѣжавъ изъ домика.
Но Томтитъ только гикнулъ и исчезъ въ чащѣ сосноваго кустарника.
-- Желалъ бы я знать, зачѣмъ его послали сюда, сказалъ Гарри, прохаживаясь взадъ и впередъ въ замѣтномъ волненіи.
-- Томтитъ проѣдетъ мимо лѣса и вѣроятно сейчасъ же воротится, сказала Лизетта: -- не безпокойся, Гарри. А не правда ли, что этотъ Томтитъ премиленькій плутишка?
-- Тебя, Лизетта, мнѣ кажется, ни что не безпокоитъ, сказалъ Гарри почти сердито;
-- Ахъ, нѣтъ! возразила Лизетта:-- меня, напримѣръ, безпокоитъ тонъ, которымъ ты заговорилъ! Пожалуста, Гарри, будь невеселѣе! Да и что тебѣ такъ хочется, чтобъ я безпокоилась?
-- Я и самъ не знаю, малютка моя! сказалъ Гарри, нѣжно погладивъ ее по головѣ.
-- А вотъ и шалунъ нашъ! я знала, что онъ воротится! сказала Лизетта.-- Онъ хотѣлъ прокатиться немного подальше.... и весело выбѣжавъ изъ дому, она подхватила поводья въ то самое время, когда Томтитъ подъѣхалъ къ калиткѣ. Въ одинъ мигъ онъ былъ уже въ садикѣ, и нарвалъ цвѣтовъ полныя руки.
-- Послушай, негодный шалунъ, что же ты не говоришь, за чѣмъ тебя прислали сюда? спросилъ Гарри, схвативъ его и потрепавъ по плечу.
-- Ахъ, масса Гарри! я тоже хочу персиковъ, какъ и другіе, сказалъ мальчикъ, глядя въ окно на накрытый столъ.
-- Ему надобно дать и персиковъ и цвѣтовъ, сказала Лизетта:-- но съ условіемъ, если будетъ хорошимъ мальчикомъ и не станетъ топтать мои куртины.
Томтитъ съ жадностью схватилъ поданный персикъ. Онъ сѣлъ на то мѣсто, на которомъ стоялъ, бросилъ на землю цвѣты и началъ ѣсть персикѣ съ такимъ наслажденіемъ, какъ будто все его бытіе сосредоточилось въ этомъ. Движеніе вызвало яркій румянецъ на его смуглыя шоки, и онъ, съ его длинными, повиснувшими кудрями и длинными рѣсницами, казался прекраснымъ.
-- Посмотри, какой милашка, сказала Лизетта, дотронувшись до локтя мужа. Я бы желала, чтобъ онъ былъ моимъ.
-- И ты бы не знала, какъ съ нимъ справиться, сказалъ Гарри недовольнымъ тономъ, между тѣмъ какъ Лизетта стояла подлѣ него и очищала прекрасную вѣтку клубники, чтобы дать ее Томтиту, когда онъ кончитъ персикъ.
-- Смазливенькое личико всѣхъ васъ сводить съума.
-- Не по этой ли причинѣ и я вышла за васъ замужъ? сказала Лизетта лукаво.-- Я знаю, онъ у меня былъ бы добрымъ мальчикомъ, еслибъ я стала беречь и ласкать его.... не правда ли, Томъ?
-- Лучше этого ничего и быть не можетъ, отвѣчалъ Томъ, открывая ротъ, чтобы поймать имъ вѣтку клубники.
-- Однако, сказалъ Гарри: -- я долженъ же наконецъ узнать, зачѣмъ онъ пріѣхалъ сюда? Томъ, говори сейчасъ, не имѣешь ли ты порученія ко мнѣ.
-- Ахъ, да, масса, сказалъ Томъ, становясь на ноги и почесывая свою кудрявую голову.-- Меня послала миссъ Нина. Она приказала вамъ сѣсть на эту самую лошадь и мчаться къ ней молніей. Она получила письма отъ своихъ жениховъ и теперь не знаетъ, что дѣлать; бѣгаетъ и бѣсится такъ, что ужасъ! Кажется, она попала въ ловушку: боится, что женихи ея сойдутся вмѣстѣ у ней въ домѣ.
-- Тебя послали съ порученіемъ и ты до сихъ поръ не говорилъ мнѣ ни слова! сказалъ Гарри, дѣлая движеніе, чтобъ схватить Томтита за ухо, но мальчикъ ускользнулъ изъ рукъ его и исчезъ въ садовыхъ кустахъ.
Когда Гарри садился на лошадь, Томтитъ показался на кровлѣ маленькаго коттеджа; онъ кривлялся, прыгалъ и распѣвалъ во весь голосъ:
"Поѣхалъ въ Старую Виргинію
И тамъ купилъ мулатку за гинею."
-- Подожди, я тебѣ дамъ! сказалъ Гарри, грозя рѣзвому Тому.
-- Не надо, не надо! вскричала Лизетта.-- Слѣзь долой, Томтитъ, и приходи сюда; я сдѣлаю изъ тебя хорошенькаго мальчика.