РАЗСКАЗЪ МИЛЛИ.
Нина провела вечеръ въ гостиной. Ея братъ, одушевленный мыслію о полученіи наслѣдства, забылъ объ утреннемъ раздорѣ, старался быть любезнымъ, и обходился съ ней съ такимъ вниманіемъ и добродушіемъ, какимъ не оказывалъ ей съ минуты своего пріѣзда въ Канема. Даже Клэйтону сказалъ онъ нѣсколько ловкихъ комплиментовъ, которые съ радушіемъ были приняты послѣднимъ, и послужили къ большему, чѣмъ онъ предполагалъ, развитію въ Нинѣ хорошаго расположенія духа; такъ что, вообще говоря, Нина провела вечеръ необыкновенно пріятно. Возвратившись въ свою комнату, она застала Милли, которая терпѣливо ожидала ее, уложивъ сначала въ постелю свою госпожу.
-- Завтра утромъ, миссъ Нина, я отправляюсь въ путешествіе. Немного остается мнѣ полюбоваться вами, моя милочка.
-- Я не могу слышать, что ты насъ оставляешь, Милли. Мнѣ не нравится тотъ человѣкъ, съ которымъ ты уѣзжаешь.
-- А мнѣ кажется, онъ очень хорошій человѣкъ, сказала Милли: -- безъ всякаго сомнѣнія, онъ пріищетъ для меня хорошее мѣсто. Вѣдь онъ постоянно заботился о дѣлахъ миссъ Лу; такъ ужь вы-то, пожалуйста, обо мнѣ не безпокойтесь! Я вамъ вотъ что скажу, дитя мое; я не пойду туда, гдѣ не могу обрѣсти Господа; и охотно иду туда, гдѣ могу обрѣсти его. Господь -- мой пастырь; о чемъ же мнѣ заботиться?
-- Но, Милли, ты не привыкла жить въ другомъ мѣстѣ, кромѣ нашего семейства, сказала Нина: и я нѣкоторымъ образомъ боюсь за тебя. Если съ тобой будутъ дурно обходиться, приходи назадъ. Ты это сдѣлаешь,-- не правда ли?
-- Ахъ, дитя мое! Я за себя нисколько не боюсь. Когда люди исполняютъ свои обязанности и дѣлаютъ, что только могутъ, съ ними всегда хорошо будутъ обходиться. Я еще не видѣла людей, съ которыми не могла бы ужиться, прибавила Милли съ сознаніемъ своего достоинства. Нѣтъ, дитя мое, не за себя, но за васъ я боюсь. Миссъ Нина! вы еще не знаете, что значитъ жить въ этомъ свѣтѣ, и мнѣ бы хотѣлось познакомить васъ съ лучшимъ другомъ, который бы помогалъ вамъ идти по дорогѣ жизни. Овечка моя, вамъ нуженъ человѣкъ, которому вы моглибы иногда открыть свое сердце, который бы любилъ и защищалъ васъ, который бы постоянно велъ васъ по прямому пути. Заботъ у васъ больше, чѣмъ бы слѣдовало имѣть такому юному созданію; многіе зависятъ отъ васъ и многіе васъ разоряютъ. Дѣло другое, еслибъ жива была ваша мама. Но теперь совсѣмъ не то; много вы передумаете, много перечувствуете, и некому высказать своего сердца. Въ этомъ случаѣ, дитя мое, вы должны обращаться къ Господу. Вѣдь онъ, милосердый, любитъ васъ; любитъ васъ такими, какъ вы есть. Еслибъ вы постигли это, ваше сердце таяло бы отъ умиленія. Когда-то я хотѣла разсказать вамъ исторію моей жизни и, между прочимъ, о томъ, какимъ образомъ я въ первый разъ обрѣла моего Спасителя. О, Боже, Боже! Впрочемъ, это длинная исторія.
Нѣжная чувствительность Нины была затронута горячностью словъ ея стараго друга, а еще болѣе намеками на покойную мать, и потому она отвѣчала съ необычайной живостью:-- Ради Бога! разскажи мнѣ, Милли!-- Съ этими словами, она придвинула небольшую кушетку, опустилась на нее и склонила головку на колѣни своей смиренной Милли.
-- Ужь такъ и быть, извольте, моя милочка, сказала Милли, глядя своими черными большими глазами на какой-то неподвижный предметъ, и говоря протяжно, голосомъ, который обнаруживалъ мечтательность и задумчивость.-- Жизнь человѣческая въ этомъ мірѣ -- вещь чрезвычайно странная. Моя мать... но прежде всего надобно сказать, что ее вывезли изъ Африки, отца -- тоже. Сколько прекраснаго и дивнаго говорила она мнѣ объ этой странѣ! Тамъ, напримѣръ, рѣки бѣгутъ не по песку, какъ здѣсь,-- а по золоту, и растутъ такія громадныя деревья, съ такими чудными прелестными цвѣтами, какихъ здѣсь вы никогда не видали. Оттуда-то и привезли мою мать и отца; привезли ихъ въ Чарльстонъ, и тамъ мистеръ Кэмпбель -- отецъ вашей мама, купилъ ихъ прямо съ корабля. У отца моего и матери было пятеро дѣтей; ихъ тоже продали, куда?-- они никогда не знали. Вышедъ на берегъ, они не умѣли сказать слова по-англійски. Часто говорила мнѣ мать, какъ больно было ей потерять дѣтей своихъ и не умѣть высказать свое горе. Будучи еще ребенкомъ, я помню, часто она, съ окончаніемъ дневныхъ работъ, выходила изъ дому, садилась на крыльцо, глядѣла на звѣзды и вздыхала. Я была тогда маленькая шалунья; подходила къ ней, прыгала и говорила: "мамми, о чемъ ты вздыхаешь? что съ тобой сдѣлалось? что за горе у тебя?" -- У меня, дочь моя, довольно горя, говорила она. Я вспоминаю о моихъ бѣдныхъ дѣтяхъ. Я люблю смотрѣть на звѣзды, потому что дѣти мои тоже смотрятъ на нихъ. Мнѣ кажется, мы теперь какъ будто въ одной комнатѣ;-- а между тѣмъ я не знаю, гдѣ они. Не знаютъ и они, гдѣ я. Вотъ и тебя, дочь моя, возьмутъ отъ меня и продадутъ. Почему знать, что ожидаетъ тебя впереди? Помни, мой другъ, если приключится тебѣ какое нибудь горе, какъ это бываетъ со мной, проси Бога, чтобы Онъ помогъ тебѣ.-- "Ктоже этотъ Богъ, мамми?" -- однажды спросила я. "Невидимое существо дочь моя, Которое создало всѣ эти звѣзды." Разумѣется, мнѣ хотѣлось бы узнать побольше о Немъ, но на всѣ мои распросы мамми отвѣчала мнѣ только одно:-- "Онъ можетъ сдѣлать все, что Ему угодно; и если ты находишься въ какомъ бы то ни было затруднительномъ положеніи, Онъ можетъ помочь тебѣ." Въ то время я не много обращала вниманія на ея слова, продолжала прыгать, вовсе не думая, что мнѣ когда нибудь придется просить Его помощи. Но она такъ часто повторяла мнѣ объ этомъ, что слова ея не могли не вкорениться въ моей памяти: "Дочь моя, наступитъ и для тебя тяжелое время: тогда проси Бога, и Онъ поможетъ тебѣ!"
-- Слова моей матери сбылись. Правда, меня не продали, но насъ разлучили, потому что мистеръ Кэмпбель вздумалъ переѣхать въ Орлеанъ, и мы распростились. Отца и мать увезли въ Орлеанъ, а меня въ Виргинію. Тамъ я росла вмѣстѣ съ барышнями -- съ вашей мама, съ миссъ Гарритъ, съ миссъ Лу и другими, и жизнь моя протекала весело. Всѣ онѣ любили Милли. Ни одна изъ нихъ не умѣла ни бѣгать, ни прыгать, ни кататься на лошадяхъ, ни управлять лодкой, какъ умѣла Милли. Милли бывала и тамъ, и тутъ! что бы ни задумали молодыя барышни, Милли все исполняла. Между ними, однакожь, была большая разница. Миссъ Лу была красавица и имѣла многихъ поклонниковъ; потомъ ваша мама,-- ее всѣ любили; и потомъ миссъ Гарритъ,-- праздная жизнь ей не нравилась: всегда что-нибудь да дѣлала; и она любила меня за то, что я ни на шагъ отъ нея не отлучалась. Да, миссъ Нина, тогда для меня было самое счастливое время; но когда мнѣ исполнилось пятнадцать лѣтъ, во мнѣ пробудилось какое-то странное и тяжелое чувство. Не знаю почему, но, вмѣстѣ съ лѣтами, я начинала чувствовать, что меня оковываютъ какія-то невидимыя цѣпи. Помню, однажды, ваша мама вошла въ комнату и, увидѣвъ, что я смотрю изъ окна, спросила меня: "Милли, я замѣчаю, ты о чемъ-то скучаешь?" -- О томъ, сказала я, что для меня кончились счастливые дни.-- "Почему? спросила она: развѣ тебя перестали любить? развѣ ты не имѣешь всего, чего ты хочешь?" -- Ваша правда, отвѣчала я:-- но вѣдь я невольница: вотъ и вся причина моей грусти. Милая Нина! ваша мама, была такая же женщина, какъ вы. Я помню ея взглядъ въ ту минуту. Мнѣ было досадно на себя; казалось, что я огорчила ее своими словами. "Милли, сказала она: не удивляюсь твоей грусти: на твоемъ мѣстѣ, я бы чувствовала тоже самое." Ваша мама сказала объ этомъ миссъ Лу и миссъ Гарритъ, но онѣ засмѣялись и замѣтили, что еще не всякая дѣвочка можетъ быть такъ хорошо пристроена, какъ Милли.
"Миссъ Гарритъ вышла замужъ первая. Ей поправился мистеръ Чарльзъ Блэръ; и когда она вышла за него, ей больше ничего не оставалось, какъ только взять меня съ собою. Я любила миссъ Гарритъ; но для меня было бы пріятнѣе, еслибъ въ то время вышла замужъ ваша мама. Я все разсчитывала, что принадлежу не миссъ Гарритъ, а вашей мама, и, какъ кажется, ваша мама хотѣла, чтобъ я принадлежала ей. Но тогда она была такая тихенькая, между тѣмъ какъ для миссъ Гарритъ не было такой вещи, которой бы она не выпросила. Она была изъ числа тѣхъ созданій, которыя, если захотятъ чего нибудь, то, такъ или иначе, непремѣнно добьются того. У нее всегда бывало больше нарядовъ, больше денегъ, и вообще всякихъ вещей, чѣмъ у другихъ, потому что она никогда не дремала, и думала только о себѣ. Плантація мистера Блэра находилась въ другомъ концѣ Виргиніи, и я переѣхала туда вмѣстѣ съ миссъ Гарритъ. Но ее нельзя было назвать счастливой, ни подъ какимъ видомъ нельзя, потому что мистеръ Блэръ принадлежалъ къ большому свѣту. Ахъ, миссъ Нина! если я говорю, что выборъ вашъ хорошъ, и если совѣтую вамъ выдти за этого человѣка, то собственно по боязни за участь молоденькихъ дѣвицъ, которыя выходятъ замужъ за людеф изъ большаго свѣта. Пріятная наружность, любезность, изящныя манеры ихъ, нсрѣдкогубятъ неопытныхъ дѣвочекъ. Помню, когда онъ ухаживалъ за ней, то, казалось, лучше такого мужа ей и желать нельзя было. Онъ называлъ ее своимъ ангеломъ, обѣщалъ оставить всѣ дурныя привычки и вести порядочную жизнь. Она вышла за него... и всѣ обѣщанія превратились въ прахъ. Не прошло мѣсяца, какъ мистеръ Блэръ предался своимъ прежнимъ порокамъ, веселился и пьянствовалъ... или самъ въ гостяхъ, или у него гости... деньги текли какъ вода.
"Это произвело большую перемѣну въ миссъ Гарритъ. Она перестала смѣяться, сдѣлалась холодною и сердитою, и уже больше не была такъ ласкова ко мнѣ, какъ прежде. Она приревновала меня къ мужу; но напрасно! Даже пальцомъ до него я не дотронулась. Впрочемъ, я неудивлялась ея недовѣрчивости: мистеръ Блэръ былъ человѣкъ безхарактерный, безнравственный. Моя жизнь сдѣлалась для меня источникомъ огорченій, но все еще была довольно сносна. У миссъ Гарритъ было уже трое дѣтей, когда мужа ея разбила лошадь. Онъ быль слишкомъ пьянъ, чтобъ держаться на ней. Я думала: ну, слава Богу! теперь-то мнѣ будетъ полегче. Ничуть не бывало!... Послѣ его смерти, миссъ Гарритъ сдѣлалась, повидимому, спокойнѣе и добрѣе: старалась устроить себя, собирая въ одно цѣлое обломки и крохи, оставленныя ей и ея дѣтямъ. У нея былъ дядя, мужчина пожилыхъ лѣтъ; онъ приводилъ въ извѣстность ея долго. Однажды онъ сидѣлъ въ кабинетѣ, а я почему-то,-- и сама не знаю,-- занялась рукодѣльемъ въ сосѣдней комнатѣ; но они такъ прилежно занимались счетами, что на меня не обратили и вниманія. Чтобъ уплатить эти долги, надобно было, повидимому, продать и плантацію, и людей -- всѣхъ, кромѣ очень немногихъ, которые должны были отправиться съ ней,-- и снова начать жизнь болѣе скромную. И вотъ я слышу, говоритъ онъ ей:-- и пока растутъ ваши дѣти, вы можете жить, не дѣлая лишнихъ расходовъ, сберегайте, что можно сберечь, увеличивайте ваши сбереженія, извлекайте выгоды изъ своей собственности. Цѣна на негровъ возвышается съ каждымъ днемъ. Съ тѣхъ поръ, какъ округъ Миссури вошелъ въ число штатовъ, негры стали вдвое дороже, и потому вы можете продавать ихъ за хорошую сумму. Напримѣръ, вотъ эта молоденькая негритянка Милли!-- при этихъ словахъ, само собою разумѣется, я навострила уши: -- вы рѣдко встрѣтите -- продолжалъ онъ: такую славную, такую породистую дѣвушку!-- Представьте, какъ будто рѣчь у нихъ шла о коровѣ!-- Пріискали ли вы для нея мужа?
"Нѣтъ,-- отвѣчала миссъ Гарритъ: -- мало того, я замѣчаю, что Милли любитъ только пококетничать съ молодыми людьми, вовсе не думая о замужствѣ."
"-- На это должно обратить строгое вниманіе, потому что изъ однихъ ея дѣтей можетъ вамъ составиться порядочное имѣнье. Я знавалъ женщинъ, которыя имѣли по двадцати дѣтей; а вы замѣтьте, что каждый изъ дѣтей вашей Милли будетъ стоить не меньше восьми сотъ долларовъ. Вѣдь это капиталъ въ своемъ родѣ! Если они выдутъ въ мать, то будутъ служить для васъ все равно, что наличныя деньги. Въ случаѣ пужды, вы можете послать ихъ на рынокъ и продать; и, повѣрьте, на это потребуется гораздо меньше времени, чѣмъ на размѣнъ банковаго билета.
"Ахъ, миссъ Нина, эти слова, какъ свинецъ падали мнѣ на душу, особенно въ то время. Я познакомилась тогда съ однимъ молодымъ человѣкомъ, и въ тотъ самый день намѣрена была переговорить объ этомъ съ миссъ Гарритъ; но послѣ такихъ словъ, я оставила работу, и сказала про себя: не выду же я за мужъ въ этомъ мірѣ. Я проплакала весь день, и вечеромъ разсказала все Полю,-- молодому человѣку, о которомъ я вамъ говорила. Поль старался успокоить меня. Онъ говорилъ, что напрасно я горюю, что этого, вѣроятно, не случится; что миссъ обдумаетъ это и не рѣшится на подобный поступокъ. Во всякомъ случаѣ, мы любили другъ друга, и почему же бы намъ не воспользоваться тѣмъ счастіемъ, наслаждаться которымъ имѣютъ право другіе? Я пошла къ миссъ Гарритъ, и разсказала ей все, что было на душѣ. Я привыкла высказывать миссъ Гарритъ всѣ свои чувства, и на этотъ разъ не хотѣла отклониться отъ своей привычки. Миссъ Гарритъ смѣялась, и совѣтовала мнѣ не плакать, потому что пока еще я ничѣмъ не обижена. Дѣла такимъ образомъ шли недѣли двѣ или три, и наконецъ Поль убѣдилъ меня. Мы съиграли свадьбу. Когда родился у насъ первый ребенокъ, Поль восхищался имъ и удивлялся моему унынію. Поль, сказала я: этотъ ребенокъ не нашъ; когда нибудь его отнимутъ отъ насъ и продадутъ!-- "Что же дѣлать, Милли, сказалъ онъ:-- если онъ не нашъ, то пусть онъ будетъ божьимъ ребенкомъ. Поль, миссъ Нина, былъ христіанинъ. Ахъ, дитя мое, безъ слезъ я не могу разсказывать. Послѣ этого дѣти пошли у насъ одинъ за другимъ, мальчики и дѣвочки, всѣ они росли на моихъ глазахъ. У меня ихъ было четырнадцать, и всѣхъ ихъ оторвали отъ меня и продали, всѣхъ до единаго. Господь послалъ мнѣ тяжелый крестъ! тяжелый, тяжелый! Только тотъ и можетъ постичь всю тяжесть этого креста, кто его носитъ!
-- Какой стыдъ! воскликнула Нина. Неужели тетушка Гарритъ была такая жестокая женщина? Неужели сестра моей матери могла поступить такъ безчеловѣчно?
-- Дитя, дитя! сказала Милли: -- кто можетъ знать, что скрывается въ глубинѣ нашей души. Когда миссъ Гарритъ и я были дѣвочками, отыскивали куриныя яйца и катались въ лодкѣ, тогда я и не думала, что у нея жестокое сердце, какъ въ свою очередь не думала и она. Все дурное въ дѣвочкахъ, почти незамѣтное, когда онѣ еще молоды, хороши собой, когда весь свѣтъ улыбается имъ, все это незамѣтно принимаетъ страшные размѣры, когда онѣ становятся зрѣлыми женщинами, когда лица ихъ начнутъ покрываться морщинами! Еще будучи дѣвочкой,-- еще въ то время, когда мы вмѣстѣ собирали ягоды, рвали орѣхи,-- въ миссъ Гарритъ уже обнаруживалась сильная наклонность беречь и копить всякую всячину; съ лѣтами же болѣе зрѣлыми,-- эта наклонность обратилась къ деньгамъ.
-- Неужели, Милли! сказала Нина: -- возможно ли допустить, чтобъ женщина хорошаго происхожденія, и въ добавокъ моя тетка, была способна на такія вещи!
-- Не удивляйтесь, моя милочка! Повѣрьте, что и въ самыхъ благородныхъ лэди нерѣдко встрѣчаются тѣже самые недостатки, которымъ подвержены мы,-- женщины грубыя, необразованныя. Мнѣ кажется, это самая натуральная вещь въ мірѣ, стоитъ только внимательнѣе разсмотрѣть ее. Для примѣра возьмемъ хоть вашу тетушку: она была бѣдна и нуждалась въ деньгахъ до крайности. Ей нужно было платить за воспитаніе мистера Джорджа, мистера Питера и за миссъ Сюзи, всѣ они требовали денегъ; такъ, что было время, когда миссъ Гарритъ не знала, какъ ей извернуться. И то сказать, поневолѣ задумаешься, когда нужно заплатить двѣсти долларовъ въ одно мѣсто, триста въ другое, когда въ домѣ у васъ больше негровъ, чѣмъ можно держать, и когда вдругъ является человѣкъ, вынимаетъ изъ кармана восемьсотъ долларовъ золотомъ и говоритъ:-- мнѣ нужна Люси, или Джорджъ, тотъ изъ вашихъ негровъ или другой. Эти покупщики всегда умѣютъ соблазнить бѣднаго человѣка; у нихъ всегда есть наличныя деньги. Впрочемъ, я не должна говорить слишкомъ жестоко объ этихъ людяхъ: они вѣдь ничему хорошему не научились. Другое дѣло вотъ эти христіане, которые такъ много говорятъ о религіи, читаютъ библію, ненавидятъ на словахъ покупщиковъ, и считаютъ себя неспособными имѣть съ ними какія либо сношенія, тогда какъ въ нихъ-то есть корень всего зла. Возьмемъ для примѣра хоть дядюшку миссъ Гарритъ: это былъ человѣкъ чрезвычайно набожный,-- всегда являлся на митинги, всегда говорилъ о чувствахъ христіанина, а все-таки возстановлялъ миссъ Гаррить противъ негровъ, подстрекалъ ее на продажу ихъ. О, миссъ Нина, въ жизнь свою не забуду я дня, въ который продали мое первое дитя. Я излила всю душу передъ миссъ Гарритъ, и она такъ горько плакала, что мнѣ стало жаль ее. Она говорила мнѣ:-- Милли! впередъ я этого ни за что не сдѣлаю. Но, прости мнѣ Господи! я не вѣрила ей, ни слову не вѣрила, я знала, что она сдѣлаетъ. Я знала, что въ душѣ ея было чувство, которому демонъ этотъ, ея дядя, не давалъ свободы. Я знала, что онъ позволялъ ей развлекать себя митингами, молитвами и тому подобнымъ, но ни за что не позволилъ бы себѣ выпустить изъ когтей своихъ ея сердце. Миссъ Гарритъ не была злая женщина, она бы ничего не сдѣлала дурнаго, еслибъ не этотъ дядя. Онъ пріѣзжалъ, читалъ молитвы, дѣлалъ увѣщанія, давалъ совѣты, и потомъ, какъ голодный волкъ, рыскалъ около моего дома, поглядывая на моихъ дѣтей.
"-- Милли! говорилъ онъ:-- какъ ты поживаешь? Люси у тебя становится славной дѣвочкой! Сколько ей лѣтъ? Въ Вашингтонѣ у меня есть знакомая лэди, которая нуждается въ хорошей дѣвочкѣ -- лэди отличная, самыхъ набожныхъ правилъ. Надѣюсь, Милли, ты не станешь упрямиться. Твоя бѣдная госпояса страшно нуждается въ деньгахъ!
"-- Я не хотѣла говорить съ этимъ человѣкомъ. Только однажды, когда онъ спросилъ меня, дорого ли стоитъ, по моему мнѣнію, моя Люси, когда ей исполнилось пятнадцать лѣтъ, я отвѣчала ему: сэръ! она для меня также дорога, какъ дорога для васъ ваша дочь. Сказавъ это, я вошла въ свою хижину и затворила дверь. Я не хотѣла видѣть, какъ онъ приметъ мои слова. Онъ воротился въ господскій домъ и завелъ разговоръ съ миссъ Гарритъ. Онъ говорилъ ей объ обязанности заботиться о своемъ состояніи, а это значило -- заботиться о продажѣ моихъ дѣтей. Помню, когда миссъ Сюзи пріѣхала домой изъ пансіона, она была прехорошенькая дѣвушка, но я не могла смотрѣть на нее съ любовію, потому что на ея содержаніе въ пансіонѣ у меня отняли и продали троихъ дѣтей. Наконецъ отняли и Люси: ее отправили къ одной лэди въ горничныя; но Боже мой! я знала, что это значило. У этой лэди былъ взрослый сынъ; онъ увезъ Люси въ Орлеанъ; тѣмъ дѣло и кончилось. Переписки между нами не водится.. Разлученныя однажды, мы не можемъ писать другъ къ другу, а это тоже или, пожалуй, еще и хуже, чѣмъ умереть. Поль выучилъ Люси пѣть передъ сномъ небольшіе гимны, и еслибъ она умерла послѣ одного изъ этихъ гимновъ, это въ тысячу разъ было бы лучше. Ахъ, дитя мое! послѣ того я долго рвалась и бѣсновалась, какъ львица въ сѣтяхъ. Я была совсѣмъ не то, что теперь. Я сдѣлалась сварливою и несносною. Миссъ Гарритъ привязалась къ религіи болѣе, чѣмъ когда нибудь; адвокаты и проповѣдники были въ ея домѣ почти безвыходно; нѣкоторые изъ нихъ заводили рѣчь со мной. Я отвѣчала имъ коротко и ясно, что правила ихъ религіи знаю очень хорошо, и не хочу ихъ слушать больше. Въ одномъ только Полѣ я видѣла истиннаго христіанина; только его слова и утѣшали меня. Наконецъ миссъ Гарритъ обѣщала оставить мнѣ одно дитя. Она подарила мнѣ моего младшаго сына, и дала честное слово не продавать его. Мальчика этого звали Альфредъ. Я любила его больше всѣхъ другихъ дѣтей. Въ немъ заключалось все, что мнѣ осталось любить. Господинъ Поля уѣхалъ въ Лузіану и взялъ Поля съ собой въ то самое время, когда Альфреду исполнился годъ. Послѣ этого мужъ мой какъ будто въ воду канулъ; я ничего о немъ не слыхала. Такимъ образомъ изъ большой семьи моей остался при мнѣ только этотъ ребенокъ. И какой же славный былъ ребенокъ! Необыкновенный мальчикъ! Онъ на все былъ способенъ, онъ служилъ мнѣ отрадой. Ахъ, миссъ Нина!-- еслибъ вы знали что былъ за мальчикъ мой Альфредъ! я не могла налюбоваться на него вдоволь. Онъ имѣлъ сильную наклонность къ ученью; самъ собою научился читать и иногда читалъ мнѣ Библію. Я старалась поддерживать въ немъ эту наклонность, и, какъ умѣла, развивала ее. За одно только въ немъ я страшилась -- за его необычайную бойкость: я боялась, что это не доведетъ его до добра, напротивъ надѣлаетъ ему большихъ хлопотъ. Въ немъ было столько бойкости, сколько бѣлые не любятъ видѣть даже въ своихъ дѣтяхъ. А между тѣмъ, когда у нихъ дѣти вздергиваютъ свои головки и бойко отвѣчаютъ, родители обыкновенно смѣются и говорятъ: "молодецъ! изъ него выйдетъ славный малый!" Но ужасная вещь, если сдѣлаетъ это кто нибудь изъ нашихъ. Объ этомъ я постоянно твердила Альфреду, и совѣтовала ему быть скромнѣе. Но ни совѣты мои, ни увѣщанія не производили желаемаго дѣйствія. Въ немъ было столько огня, что непредвидѣлось никакой возможности потушить его. Да, миссъ Нина,-- пусть другіе говорятъ о неграхъ, что имъ угодно, но я всегда останусь при своемъ убѣжденіи, что и между нами есть люди, которые ни въ чемъ не уступятъ бѣлымъ, если имъ будутъ предоставлены тѣже самыя средства. Много-ли вы видали бѣлыхъ мальчиковъ, которые бы вздумали научиться читать самоучкой? А мой Альфредъ научился. Я видѣла въ немъ мое единственное утѣшеніе; я надѣялась, что моя госпожа отпуститъ меня на оброкъ, и тогда я всѣми силами постаралась бы заработать деньги, чтобъ откупить его, потому что мой Альфредъ, миссъ Нина, былъ слишкомъ уменъ, въ немъ было слишкомъ много одушевленія, чтобъ быть невольникомъ. При всѣхъ своихъ способностяхъ, онъ не научился унижать себя; онъ никому не позволилъ бы обидѣть себя; у него всегда готово было возраженіе на всякое слово, кто бы его ни сказалъ. Не смотря на то, для меня онъ былъ дорогимъ, добрымъ ребенкомъ; и когда я говорила ему, объясняла, что подобнаго рода поведеніе опасно, онъ всегда обѣщалъ держать себя осторожнѣе.
"Дѣла шли довольно хорошо, пока Альфредъ былъ малъ. Я держала его при себѣ лѣтъ до тринадцати. Онъ вытиралъ блюда, чистилъ ножи, ваксилъ башмаки, и вообще исполнялъ подобныя работы. Наконецъ начали поговаривать, что время ему заняться какимъ нибудь ремесломъ; этого-то времени я и страшилась. У миссъ Гаррить былъ управляющій, который обходился съ невольниками чрезвычайно дурно я все боялась, что изъ-за него выйдутъ хлопоты.-- такъ и случилось. Между нимъ и Альфредомъ безпрестанно случались стычки. Управляющій то и дѣло, что обращался къ госпожѣ съ разными на него навѣтами. И чтоже? однажды, возвратясь вечеромъ изъ города, куда ходила по какому-то порученію, я крайне изумилась, что Альфредъ не пришелъ къ ужину. Тутъ что нибудь да не такъ, подумала я, сейчасъ же отправилась въ господскій домъ и тамъ увидѣла, что миссъ Гарритъ сидитъ за столомъ и считаетъ деньги. "Миссъ Гарритъ, говорю я:-- я не могу найти Альфреда: не видали ли вы его?" Не отвѣчая мнѣ, она продолжала считать деньги: пятьдесятъ-одинъ, пятьдесятъ-два, пятьдесятъ три. Я опять спросила: "надѣюсь, миссъ Гарритъ, съ моимъ Альфредомъ ничего не случилось?" При этихъ словахъ, она отвела глаза отъ денегъ и сказала: "Милли, дѣло въ томъ, что съ твоимъ Альфредомъ никто не можетъ управиться; мнѣ предложили хорошія деньги, и я продала его."
"У меня захватило дыханіе, я подбѣжала къ стулу, на которомъ сидѣла миссъ Гарритъ, схватила ее за плечи и сказала: "миссъ Гарритъ! вы взяли деньги за тринадцать моихъ дѣтей; четырнадцатаго обѣщали оставить мнѣ, и я его требую отъ васъ! Неужели, поступивъ такимъ образомъ, вы поступили по христіански?"
"-- Успокойся, Милли, сказала она:-- твой Альфредъ недалеко отсюда; ты можешь видѣться съ нимъ во всякое время: онъ на плантаціи мистера Джонса. Вы можете приходить другъ къ другу, когда вздумается. И опять же тебѣ не нравился человѣкъ, который присматривалъ за нимъ и котораго онъ безпрестанно ставилъ въ затруднительное положеніе.
"-- Миссъ Гарритъ, сказала я:-- вы можете обманывать себя, говоря такія вещи, но вы не обманете ни меня, ни Господа. Вся власть на вашей сторонѣ, и ваши духовники, съ Библіей въ рукахъ, стараются омрачить вашь разумъ. Вы не учите насъ грамотѣ; но я обращусь съ жалобой прямо къ Господу и буду просить его зашиты. Если только можно отыскать Его, я отъищу,-- и умолю Его посмотрѣть на вашъ поступокъ, на продажу моихъ дѣтей, для того, чтобъ заплатить за вашихъ дѣтей!
-- Вотъ, дитя мое, что сказала я ей. Я была жалкимъ, невѣжественнымъ созданіемъ; я не знала Бога. Будто каленый уголь лежалъ у меня на сердцѣ. Я отвернулась отъ нея и ушла. Ни я, ни она не сказали больше ни слова другъ другу. Я пришла въ свою опустѣлую хижину. Въ одномъ углу стояла кровать Альфреда, надъ ней висѣлъ его праздничный кафтанъ и праздничные башмаки, которыя купила ему на свои собственныя деньги; онъ былъ такой хорошенькій мальчикъ, и я хотѣла, чтобы все на немъ было прилично и щеголевато!
"-- Наступило воскресенье, я сняла съ гвоздика этотъ кафтанъ, связала его въ узелъ вмѣстѣ съ башмаками, взяла свою палку и сказала про себя: пойду на плантацію Джонса и посмотрю, что сдѣлалось съ Альфредомъ. Во все это время ни я не сказала слова госпожѣ, ни она мнѣ. На половинѣ дороги я остановилась отдохнуть подъ большимъ каштановымъ деревомъ. Стоя подъ нимъ, я смотрѣла вдаль. По дорогѣ кто-то шелъ мнѣ на встрѣчу, и вскорѣ я узнала, что это была Юльда. Она была замужемъ за кузеномъ Поля, и жила на плантаціи Джонса. Я встала, встрѣтила ее и сказала, что иду повидаться съ Альфредомъ.
"-- Господь съ тобой, Милли, сказала она: -- да развѣ ты не знаешь, что Альфредъ умеръ?
"Ахъ, миссъ Нина, при этихъ словахъ, казалось; сердце мое перестало биться и кровь остановилась въ моихъ жилахъ.
"-- Юльда! ужь не убили ли его? спросила я.
"-- Да, отвѣчала она мнѣ, и разсказала, какъ было дѣло. Стэйльзъ, управляющій Джонса, прослышалъ, что Альфредъ былъ ужасно бойкій и умный мальчикъ; а такіе мальчики имъ не нравятся, они ихъ всячески раздражаютъ и потомъ сѣкутъ ихъ до крови. Поэтому Стэйльзъ, задавая Альфреду работу, былъ съ нимъ невыносимо грубъ: мальчикъ этотъ не хотѣлъ уступить ему ни наволосъ: на каждое слово онъ отвѣчалъ двумя, какъ это и всегда онъ дѣлалъ, потому что не могъ подавить въ себѣ своей гордости. Всѣ окружавшіе ихъ смѣялись; Стэйльзъ бѣсился и клялся, что высѣчетъ его; тогда Альфредъ бросилъ все и убѣжалъ прочь. Стэйльзъ выходилъ изъ себя, страшно ругался и приказывалъ подойти къ нему. Но Альфредъ не подходилъ. Во время такой сцены, случайно проходилъ мистеръ Билль и захотѣлъ узнать, въ чемъ дѣло. Стэйльзъ объяснилъ ему. Мистеръ Билль вынулъ пистолетъ и сказалъ: -- если ты, щенокъ, не подойдешь, пока я сосчитаю пять, я выстрѣлю въ тебя.
"-- Стрѣляйте! вскричалъ Альфредъ.-- Мальчикъ этотъ не зналъ, что такое страхъ. Выстрѣлъ раздался.
"-- Альфредъ, говорила Юльда: -- припрыгнулъ, вскрикнулъ и упалъ. Къ нему подбѣжали, но онъ былъ уже мертвъ; -- пуля попала въ самое сердце. Сняли съ него курточку и осмотрѣли его; но это было уже безполезно; жизнь оставила его. Юльда говорила, что тутъ же вырыли яму и бросили въ нее Альфреда, бросили ничѣмъ не одѣвши, не покрывши, безъ гроба, зарыли, какъ собаку. Юльда показала мнѣ курточку. На ней была круглая дирка, точно вырѣзанная ножницами и видно было, что сквозь эту диру потоками текла кровь. Молча я взяла отъ Юльды курточку, завернула ее въ праздничное платье, и пошла прямо домой. Я вошла въ комнату миссъ Гарритъ. Она сидѣла совсѣмъ одѣтая, собираясь идти въ церковь, и читала Библію. Не говоря ни слова, я разложила прямо передъ ней окровавленную куртку. "Видите вы эту дирку! сказала я. Видите вы эту кровь? Альфредъ мои убитъ! Вы его убійца; его кровь на васъ и на вашихъ дѣтяхъ! Царь Небесный! услышь меня и воздай ей вдвойнѣ!
Подъ вліяніемъ невольнаго ужаса, Нина съ трудомъ переводила дыханіе. Милли, увлеченная разсказомъ, пришла въ сильное волненіе; вся ея фигура наклонилась впередъ, ея чорные глаза расширились, ея сильныя руки судорожно сжались, словомъ,-- весь ея органическій составъ какъ будто принималъ большіе размѣры и приходилъ въ движеніе. Для человѣка, коротко знакомаго съ миѳологіей, она показалась бы Немезидой, обратившейся въ порывѣ гнѣва въ черный мраморъ. Въ этомъ положеніи она оставалась втеченіе нѣсколькихъ минутъ; послѣ того, ея судорожно стянутые мускулы начали ослабѣвать, выраженіе ея голоса постепенно смягчалось; она глядѣла на Нину нѣжно, но торжественно.
-- Конечно, дитя мое, слова эти были суровы; но тогда я была въ Египтѣ, я блуждала въ пустынѣ Синая; я слышала трубный звукъ и слова Божіи, но не видѣла самого Бога.... Я вышла изъ комнаты молча. Между мною и миссъ Гарритъ легла теперь ужаснѣйшая бездна; слова не могли перелетать черезъ нее. Я дѣлала свое дѣло, и дѣлала охотно; но говорить съ ней я не хотѣла. Тогда только, дитя мое, вспомнила я давнишнія слова моей матери; я вспомнила слова: "Дочь моя, когда посѣтитъ тебя горе, проси Господа помочь тебѣ". Только теперь я увидѣла, что никогда еще не просила Его помощи, и сказала про себя; Господь не поможетъ мнѣ теперь; Онъ не возвратить мнѣ Альфреда. А между тѣмъ, я хотѣла обрести Господа, потому что не знала, куда дѣться съ своимъ горемъ. Я хотѣла придти показать: Господи, Ты видишь что сотворила эта женщина! Я хотѣла представить Ему на судъ это дѣло, и узнать, вступится ли Онъ за меня. Ахъ, миссъ Нина, вы себѣ и представить не можете, чѣмъ казался мнѣ въ то время міръ и все, что находится въ мірѣ! Все какъ будто предано было собственному своему произволу. И эти христіане еще называютъ себя христіанами, говорятъ, что они наслѣдуютъ Царство Небесное, а сами такъ поступаютъ! Я искала Господа и денно и нощно. Много и ночей проводила въ лѣсахъ, лежала на землѣ, взывала и плакала, но никто не услышалъ меня. О, какими странными казались мнѣ звѣзды, когда я смотркла на нихъ! Они мигали мнѣ такъ спокойно и такъ торжественно, но не говорили ни слова! Иногда я выходила изъ себя и хотѣла бы прорваться сквозь небо. Я искала Бога, я имѣла нужду до Него и должна была найдти Его. Однажды я слышала, какъ читали изъ священнаго Писанія, что Богъ явился одному человѣку на гумнѣ. и я подумала, что еслибь у меня было гумно, онъ и мнѣ, можетъ быть, также бы явился. Поэтому я избрала себѣ мѣстечко подъ деревомъ и уравняла его, стоптавъ землю, сколько моихъ силъ было, ногами, и придавъ ему такимъ образомъ видъ гумна. Я стала молиться,-- но Господь не пришелъ.
"-- Однажды назначенъ былъ большой митингъ подъ открытымъ небомъ, и я подумала: "схожу туда и посмотрю, не найду ли тамъ Господа." -- Миссъ Гарритъ отпускала людей своихъ на митинги каждое воскресенье. И вотъ я отправилась слушала пѣніе, подошла къ алтарю, слушала проповѣдь, и все таки на душѣ не стало легче. Меня не тронуло ни пѣніе, ни проповѣдь. Я слышала, какъ читали изъ Библіи: "О если бы я зналъ, гдѣ обрѣсти его. Я бы пришелъ даже къ его сѣдалищу. Я бы изложилъ передъ нимъ мою мольбу. Я бы наполнилъ уста мои доказательствами." Эти слова, конечно, согласовались съ моимъ желаніемъ. Наконецъ, наступилъ темный вечеръ; вездѣ запылали костры, повсюду раздавалось пѣніе божественныхъ гимновъ; и я снова пошла слушать проповѣдь. Проповѣдь говорилъ мужчина, блѣдный, худощавый, съ черными глазами и черными волосами. Мнѣ кажется, этой проповѣди я никогда не забуду. Онъ говорилъ на текстъ: "Кто не пощадилъ своего Сына, но добровольно принесъ его въ жертву за насъ всѣхъ, тотъ не ужели, вмѣстѣ съ этой жертвой, не отдастъ намъ всего?" -- Слова эти съ перваго раза поразили меня, потому что я сама лишилась сына. Послѣ того онъ разсказалъ намъ, кто такой былъ Сынъ Божій. О, какъ прекрасенъ былъ онъ! Какъ распространялъ Онъ между людьми Божественное ученіе! И потомъ какъ взяли его, положили терновый вѣнець на главу его, распяли на крестѣ, и прокололи Его копьемъ. Богъ до такой степени любилъ насъ, что допустилъ своего возлюбленнаго сына перенести за наши грѣхи всѣ эти страданія. Дитя мое! я встала, подошла къ алтарю, пала на колѣни и, прильнувъ къ землѣ, молилась такъ долго, что окружавшіе говорили, что я упала въ обморокъ. Быть можетъ я и была въ обморокѣ. Гдѣ находилась я тогда,-- не знаю; но я увидѣла Господа. Сердце мое какъ будто замерло во мнѣ. Я видѣла Его, страдающаго за насъ, и такъ терпѣливо переносящаго свои страданія. Я видѣла, какъ Онъ любилъ насъ! всѣхъ насъ, всѣхъ до единаго! Насъ, которые такъ ненавидимъ другъ друга. Я поняла тогда, что значитъ ненавидѣть, какъ я ненавидѣла.
"-- Господи! сказала я:-- я прощаю имъ! Господи! я никогда еще не видѣла Тебя, я ничего не знала... я была жалкая грѣшница! Я больше не буду ненавидѣть! Я чувствовала, что сердце мое наполнялось чувствомъ любви.-- Господи! сказала я: -- я могу любить даже бѣлыхъ!-- Чувство любви переполнило мое сердце, и я продолжала: -- Господи! Я люблю бѣдную миссъ Гарритъ, которая продала всѣхъ моихъ дѣтей, и была причиною смерти моего бѣднаго Альфреда! Я люблю ее!-- И вотъ, дитя мое, я была побѣждена Агнцемъ, кровію Агнца! Еслибъ это былъ левъ, я бы еще можетъ быть поборолась съ нимъ! Агнецъ побѣдилъ меня!
"-- Когда пришла я въ себя, я чувствовала себя не лучше ребенка. Я пошла прямо въ домъ миссъ Гарритъ, и не смотря, на то, что со дня смерти Альфреда не обмѣнялась съ ней кроткимъ, миролюбнымъ словомъ, я вошла въ ея спальню. Она была нездорова, казалась необыкновенно блѣдною, желтою. Бѣдняжка! сынъ ея напился пьянымъ и жестоко оскорбилъ ее. Я вошла и сказала: -- миссъ Гарритъ, я видѣла Господа! Миссъ Гарритъ, во мнѣ уже болѣе нѣтъ ожесточенія; я прощаю васъ и люблю отъ всего сердца, какъ прощаетъ Господь и любитъ насъ всѣхъ. Вы бы посмотрѣли, моя милочка, какъ плакала эта женщина! Милли, сказала она: -- я величайшая грѣшница. Мы обѣ грѣшницы, миссъ Гарритъ, отвѣчала я: -- но Господь предалъ себя за насъ обѣихъ; ужь если Онъ любитъ насъ, жалкихъ грѣшницъ, то мы не должны ненавидѣть другъ друга, Вы были введены въ искушеніе, миссъ Гарритъ, продолжала я, стараясь оправдать ея поступки: -- но Господь простилъ насъ обѣихъ. Послѣ того я уже не стѣснялась. И въ самомъ дѣлѣ, дитя мое, вѣдь мы все же сестры по Господу. Я несла ея бремя, она несла мое. И, Боже мой! ея бремя было тяжелѣе моего, потому что во время нашего разговора, ея сына привезли домой мертваго: будучи пьянъ, онъ заряжалъ ружье и прострѣлилъ себя въ сердце. О, дитя мое, я вспомнила о мольбѣ моей къ Господу воздать ей вдвойнѣ; но послѣ того я думала гораздо лучше. Еслибъ я могла оживить бѣднаго мистера Джорджа, я бы это сдѣлала: всю ночь она лежала на моихъ рукахъ и плакала. Это приключеніе свело ее въ могилу. Не долго жила она послѣ этого; но успѣла, все-таки, приготовиться къ смерти. Она послала купить сына моей дочери Люси, вотъ этого самаго Тома, и отдала его мнѣ. Бѣдненькая! что могла, все она сдѣлала. Я находилась при ней, въ ночь ея кончины. О, миссъ Нина, если въ душѣ вашей родится желаніе ненавидѣть кого нибудь, то вспомните, до какой степени для ненавидящихъ тяжела бываетъ минута смерти. Миссъ Гарритъ умирала тяжело! Она сильно сокрушалась о своихъ грѣхахъ.
"-- Милли! говорила она:-- и Господь, и ты можете простить меня, но я себя никогда не прощу" -- "Не думайте объ этомъ, миссъ Гарритъ, говорила я, стараясь успокоить ее:-- Господь принялъ и скрылъ всѣ грѣхи ваши въ своемъ сердцѣ." Все же она долго боролась со смертію, боролась всю ночь, безпрестанно повторяя: Милли! Милли! не отходи отъ меня! Въ эти минуты, дитя мое, я любила ее, какъ мою собственную душу. Съ наступленіемъ дня, Господь освободилъ ее отъ страданій, и я склонила на подушку ея голову, какъ будто она была однимъ изъ моихъ кровныхъ дѣтей. Я приподняла ея руку; рука эта была еще тепла, но сила и жизнь ее покинули: бѣдная! бѣдная! подумала я:-- неужели могла я ненавидѣть тебя? Да, дитя мое, мы не должны ненавидѣть другъ друга: мы всѣ жалкія созданія, но Господь, повѣрьте, любитъ насъ всѣхъ одинаково.