ДЯДЯ ДЖОНЪ
Миляхъ въ четырехъ къ востоку отъ Канемы находилась плантація, куда былъ посланъ Гарри въ то утро, о которомъ мы уже упомянули. Молодой человѣкъ ѣхалъ съ порученіемъ въ весьма незавидномъ расположеніи духа. Дядя Джонъ, какъ всегда называла его Нина, былъ назначенъ опекуномъ ея имѣнія, и при томъ такимъ, ласковѣе и любезнѣе какого Гарри не могъ пожелать. Его увѣренность въ Гарри была безгранична; и онъ считалъ эту увѣренность за величайшее благодѣяніе для себя, потому собственно, какъ онъ, шутя, выражался иногда, что и съ своей-то плантаціей, по ея обширности, онъ едва едва управлялся. Подобно всѣмъ джентльменамъ, которые ставятъ свое собственное спокойствіе выше всего въ мірѣ, дядя Джонъ воображалъ, что весь міръ старается, во что бы то ни стало, нарушать его спокойствіе. Все мірозданіе такъ организовано, что люди должны работать и трудиться; а изъ этого слѣдуетъ, что никто не имѣетъ столько заботы, сколько человѣкъ, который положилъ себѣ за правило ни о чемъ не заботиться.
Дядя Джонъ систематически, и по самому обыкновенному порядку вещей, былъ обманываемъ и обкрадываемъ управляющими, неграми и бѣдными скоттерами; а что еще хуже, онъ за это постоянно получалъ выговоры отъ жены и постоянно находился подъ страхомъ. Природа, судьба или вообще то, что тасуетъ и сдаетъ карты супружества, и съ обычною заботливостью уравниваетъ противоположности, распорядилось такъ, что веселый, самодовольный, беззаботный дядя Джонъ долженъ былъ сочетаться брачными узами съ женщиной бойкой, дѣятельной, предпріимчивой и рѣшительной, не оставлявшей въ покоѣ ничего, что ее окружало. Постоянно вмѣшиваясь въ хозяйственныя распоряженія, постоянно представляя на видъ злые умыслы, измѣны и заговоры, которыми изобилуетъ плантація, постоянно внушая необходимость заниматься различными разбирательствами, рѣшеніями и исполненіями приговоровъ, несноснѣйшими для любящаго спокойствіе, жена дяди Джона была, существомъ, безпрестанно нарушавшимъ его физическій и нравственный покой. Дѣло было въ томъ, что заботы и отвѣтственность, увеличиваемыя небрежностью мужа, преобразовали эту достойную женщину въ родъ страшнаго дракона изъ садовъ Гесперидскихъ. По мнѣнію ея добраго супруга, она никогда не спала, воображая при этомъ, что не должны спать и другія.
Все это было очень хорошо, по мнѣнію дяди Джона. Онъ не сердился на нее, когда она проводила цѣлую ночь на ногахъ; не сердился, когда она дремала, высунувъ изъ окна голову и карауля коптильню; не сердился, когда она вскорѣ послѣ полночи тайкомъ выходила изъ дому, чтобъ подловить Помпея, или обойдти Коффи; нисколько не сердился, только бы эти обязанности не возлагались на него. Да и какая была бы въ томъ польза? Если окороки и будутъ украдены между двумя и тремя часами ночи, и проданы Абиджѣ Скинфлинту за ромъ,-- что же тутъ станете дѣлать? Да, да Джонъ долженъ спать; еслибъ за это удовольствіе нужно было заплатить окороками, онъ бы заплатилъ; но спать все же онъ долженъ, и онъ спалъ. Если онъ и былъ бы убѣжденъ въ душѣ, что Коффи, пришедшій поутру съ длиннымъ лицомъ объявить о покражѣ и предложить мѣры къ открытію воровства, что этотъ Коффи былъ главнымъ участникомъ въ кражѣ,-- что же изъ этого слѣдуетъ? Ровно ничего! Вѣдь дядя Джонъ не могъ же уличить его! Коффи, съ тѣхъ поръ какъ родился, не сказалъ еще ни слова правды; какая же была бы польза изъ того, еслибъ онъ сталъ сердиться и кричать, чтобы выпытать изъ Коффи правду? Нѣтъ, нѣтъ! Мистриссъ Джи, какъ дядя Джонъ обыкновенно называлъ свою супругу, могла дѣлать подобныя вещи, но изъ этого еще не слѣдуетъ, что она должна была утруждать и его такими порученіями.
Нельзя, впрочемъ, сказать, чтобы дядя Джонъ былъ ровнаго характера: человѣческое терпѣніе имѣетъ свои предѣлы, но бываютъ минуты, когда и самыи терпѣливый человѣкъ выходитъ изъ себя. Такъ и дядя Джонъ, добрѣйшій и лучшій человѣкъ въ мірѣ, подвергался отъ времени до времени тропическому урагану гнѣва, подъ вліяніемъ котораго онъ топалъ ногами, бѣсновался и бранился съ удивительной энергіей; въ эти минуты вспыльчивости, всѣ скорби, скрывавшіяся на днѣ его души, выбирались на верхъ и летали около него, какъ каленыя ядра по всѣмъ направленіямъ. Въ эти минуты онъ проклиналъ негровъ, проклиналъ управителей, проклиналъ Коффи, Помпея и Дину, проклиналъ несчастныхъ скотторовъ, проклиналъ мистера Абиджу Скинфлнита, и говорилъ, что онъ пошлетъ ихъ со всѣми неграми въ такое мѣсто, назвать которое запрещаетъ намъ приличіе. Онъ изливалъ страшныя угрозы: грозилъ перерѣзать всѣхъ, содрать съ живыхъ кожу или продать въ Георгію. Весь этотъ шумъ, всѣ эти угрозы негры выслушивали, поворачивая бѣлки своихъ глазъ и упирая языками въ щеки съ видомъ величайшаго удовольствія. Опытъ въ достаточной степени доказалъ имъ, что вслѣдствіе такихъ порывовъ гнѣва никто еще не былъ зарѣзанъ, ни съ кого не сдирали кожу, никого не продавали въ Георгію. Поэтому, когда съ дядей Джономъ случался подобный припадокъ, они поступали какъ курицы передъ грозою,-- убѣгали въ хижины и выжидали прекращеніи грозы. Совсѣмъ другое дѣло, когда гнѣвъ проявлялся въ мистриссъ Гордонъ. Они убѣдились, что угрозы ея что нибудь да значили; хотя часто случалось, что во время оказанія самаго необходимаго правосудія, дядя Джонъ, разумѣется, подъ вліяніемъ чрезмѣрнаго юмора, бросался между виновнымъ и его госпожей, и съ тріумфомъ уводилъ его, подвергая свою особу самымъ серьезнымъ послѣдствіямъ.
Читатели не должны выводить изъ этого, что мистриссъ Гордонъ была на самомъ дѣлѣ и отъ природы злая женщина. Нѣтъ! Она была одною изъ тѣхъ строгихъ домохозяекъ, которыя встрѣчаются на каждомъ шагу, одною изъ тѣхъ женщинъ, которыя обречены бороться, безъ посторонней помощи, за порядокъ и аккуратность, съ цѣлымъ свѣтомъ, во всеоружіи. Еслибъ она имѣла счастіе родиться въ Вермонтѣ или Массачусетѣ, она прослыла бы тамъ за женщину, которую нельзя обмануть на полсента при покупкѣ какой нибудь провизіи, которая инстинктивно угадывала, что въ извѣстной вязкѣ дровъ недоставало столько-то полѣньевъ, или въ фунтѣ масла недоставало столько-то золотниковъ. Поставьте такую женщину во главѣ безпорядочной толпы негровъ, составляющей населеніе плантаціи, дайте ей въ помощь плута управляющаго, окружите ее ворами скоттерами, которымъ, по самой организаціи общества, не представляется никакихъ другихъ средствъ къ существованію, кромѣ воровства; прибавьте къ этому безпечнаго мужа и землю, для которой миновали лучшіе дни, и которая быстро приближается къ безплодію,-- и вы не будете судить слишкомъ строго о характерѣ мисстрисъ Гордонъ, не станете порицать его, если онъ не всегда подчинялся условіямъ скромности. Чепецъ мистриссъ Гордонъ всегда имѣлъ какой-то ощетиненный видъ; всегда наводилъ собой какой-то ужасъ, тѣмъ болѣе, что сама мистриссъ Гордонъ рѣдко сидѣла на мѣстѣ. Правда, иногда она опускалась на стулъ, но сейчасъ же вскакивала, чтобы посмотрѣтьза хозяйствомъ, или прокричать, со всею силою своихъ легкихъ, какое нибудь приказаніе на кухню. Когда Гарри остановился у подъѣзда къ господскому дому, ворота для него были отворены Помпеемъ, престарѣлымъ негромъ, которому предоставлена была эта обязанность изъ уваженія къ преклонности его лѣтъ.
-- Господь съ вами! Это вы, Гарри? Пожалуйста, держитесь подальше отъ нашего господина! У насъ въ домѣ страшная буря!
-- Что тамъ случилось, Помпей?
-- Съ нашимъ господиномъ сдѣлался припадокъ! Рвется, мечется, стучитъ ногами и бранится словно съумасшедшій!-- Чего добраго, и въ самомъ дѣлѣ не рехнулся ли! Привязалъ Джека къ столбу и клянется, что изрубитъ его въ куски. Хи! хи! хи! Вотъ у насъ какъ! Привязалъ, да и только! Хо, хо, хо! Презабавная штука! Надрывается, что есть мочи; если вы хотите поговорить съ нимъ,-- то обождите лучше, когда онъ успокоится!
Сказавъ это, старикъ потрясъ сѣдой головой своей и причмокнулъ губами съ невыразимымъ удовольствіемъ.
Медленно подъѣзжая къ дому по длинной аллеѣ, Гарри увидѣлъ осанистую фигуру мистера Джона, ходившаго взадъ и впередъ по балкону, кричавшаго и грозившаго самымъ изступленнымъ образомъ. Это былъ дородный, среднихъ лѣтъ, мужчина, съ круглымъ лицомъ и высокимъ лбомъ, окаймленнымъ черными волосами, съ весьма замѣтною просѣдью; голубые глаза, чистое, румяное, полное лицо, ротъ, украшенный безукоризненной бѣлизны зубами, придавали ему, когда онъ находился въ пріятномъ расположеніе духа, видъ прекраснаго и пріятнаго мужчины. Въ настоящую минуту его лицо имѣло багровый цвѣтъ; стоя на балконѣ, онъ изливалъ свое негодованіе на грубаго, оборваннаго негра, который, будучи привязанъ къ столбу, представлялъ собою картину совершеннаго равнодушія; картиной этой любовалась толпа негровъ, мужчинъ, женщинъ и ребятишекъ.
-- Я тебя выучу! кричалъ Джонъ, грозя кулакомъ. Слышать не хочу твоихъ оправданій! Ты не хотѣлъ слушаться меня! Я жь тебѣ задамъ! Я убью тебя, непремѣнно убью! искрошу на мелкіе кусочки!
-- Ничего не будетъ, ты это самъ знаешь! проговорила въ то же время мистриссъ Гордонъ, сидѣвшая позади его у окна. А вотъ и не сдѣлаешь, это ты самъ знаешь! Это знаютъ и они! Все это кончится, какъ и всегда, однимъ крикомъ., лучше бы оставилъ свои пустыя угрозы:-- они только дѣлаютъ тебя забавнымъ!
-- Замолчите, пожалуста! Я хочу быть господиномъ въ моемъ домѣ! Адская собака! Коффъ! Сѣки его! Что же ты думаешь? Сѣки, говорю я! чего же ты ждешь?
-- Если господину угодно! сказалъ Коффъ, выкатывая свои глаза и принимая на себя умоляющій видъ.
-- Если мнѣ угодно! чортъ возьми! если я говорю, значитъ мнѣ угодно! Начинай же сію минуту! Или постой, я его самъ отдѣлаю.
И схвативъ лежавшій вблизи его кожаный ремень, онъ навернулъ его на обшлагъ, побѣжалъ съ лѣстницы, но, оступясь, полетѣлъ внизъ головой къ тому самому столбу, у котораго былъ привязанъ преступникъ.
-- А! ты теперь доволенъ! ты убилъ меня! расшибъ мнѣ голову! я долженъ мѣсяцъ пролежать въ постели, и все изъ за тебя, неблагодарная собака!
Коффи и Самбо подбѣжали на помощь, бережно подняли своего господина, и начали сметать пыль съ его платья, подавляя смѣхъ, которымъ готовы были разразиться; между тѣмъ преступникъ счелъ эту минуту за самую лучшую, чтобъ выразить свою покорность.
-- Простите меня, сэръ! Я говорилъ имъ, чтобъ они выѣхали, но они отвѣчали, что не выѣдутъ. На умѣ у меня ничего не было дурнаго, когда я сказалъ имъ: пусть лучше пріѣдетъ самъ господинъ; ничего нѣтъ дурнаго на умѣ и теперь! а все таки думаю, лучше будетъ, если пріѣдетъ самъ господинъ! Эти скоттеры народъ преупрямый; они нашего брата и знать не хотятъ. Они всегда поступаютъ самымъ страннымъ образомъ; право такъ! Я вовсе не думалъ ослушаться васъ, вовсе не думалъ! Я подумалъ только, что если господинъ возьметъ лошадь и поѣдетъ туда, онъ ихъ выгонитъ; другой никто этого не сдѣлаетъ! Мы, по крайней мѣрѣ, этого не можемъ сдѣлать! А что я говорю истину, то свидѣтель тому Богъ. Господинъ можетъ убѣдиться въ этомъ: пусть онъ возьметъ лошадь, съѣздитъ туда, и посмотритъ. Онъ скажетъ тогда, что я говорю правду и что на умѣ у меня ничего дурнаго нѣтъ и не было.
Шумная сцена эта, надобно сказать, была слѣдствіемъ неисполненнаго приказанія выгнать бѣдное семейство скоттеровъ, поселившееся въ пустой хижинѣ, на отдаленномъ краю плантаціи Гордона. Мистриссъ Гордонъ съ помощію неутомимаго вниманія и дѣятельности открыла этотъ фактъ и не давала мужу покоя до тѣхъ поръ, пока не было предпринято мѣръ къ удаленію несчастныхъ. Въ силу такой докучливости, дядя Джонъ поручилъ Джеку, дюжему негру, въ утро этого дня, отправиться къ скоттерамъ и выгнать ихъ. Джекъ, по наслѣдству питавшій глубокую ненависть, къ скоттеромъ которую негры обнаруживаютъ къ нимъ на всѣхъ плантаціяхъ, пустился въ путь весьма охотно, сопровождаемый двумя огромными собаками, насвистывалъ во всю дорогу самыя веселыя аріи. Но, когда онъ увидѣлъ бѣдную, жалкую, больную женщину, окруженную четырьмя голодными ребятишками, молоко его матери заговорило въ немъ, и вмѣсто того, чтобы выгнать ихъ, онъ выпросилъ въ сосѣдней хижинѣ блюдо холоднаго картофелю, и подалъ несчастнымъ, съ тѣмъ, однакоже, видомъ пренебреженія, съ которымъ иногда бросаютъ кость дворовому псу. Сдѣлавъ это, онъ воротился домой уже не съ прежнею веселостью и донесъ своему господину, что никакимъ образомъ не могъ выгнать скоттеровъ: если господину непремѣнно хочется ихъ выгнать, то не угодно ли ему самому распорядиться.
Извѣстно всѣмъ, что порывъ гнѣва часто происходитъ совсѣмъ не отъ того предмета, надъ которымъ онъ разражается. Когда облако черезъ чуръ заполнено электричествомъ, тогда трудно угадать, который громовой отводъ привлечетъ его къ себѣ болѣе другаго. Мистеръ Гордонъ получилъ непріятныя письма отъ своего адвоката, выслушалъ непріятную нотацію отъ жены, его булки за завтракомъ были слишкомъ засушены, кофе пережаренъ, кромѣ того онъ чувствовалъ ревматизмъ въ головѣ, и надобно было раздѣлаться съ управляющимъ. Вслѣдствіе всего этого, хотя въ поступкѣ Джека не было ничего дерзкаго, но буря разразилась надъ нимъ и бушевала, какъ мы уже видѣли. Благодаря непредвидѣнному обстоятельству, самая тяжелая часть тучи разсѣялась, и мистеръ Гордонъ согласился простить виновнаго, съ тѣмъ условіемъ, если Джекъ приведетъ немедленно лошадь, на которой онъ могъ бы отправиться къ скоттерамъ и лично убѣдиться, можно ли ихъ выгнать съ плантаціи. Онъ упросилъ Гарри, пользовавшагося его особеннымъ расположеніемъ быть его спутникомъ,-- и черезъ четверть часа они уже ѣхали по направленію къ хижинѣ.
-- Въ высшей степени невыносимо все то, что мы, владѣтели плантацій, должны терпѣть отъ этого рода созданій! сказалъ мистеръ Гордонъ. Надо бы сдѣлать облаву и вывести ихъ, какъ выводятъ крысъ. Эта мѣра была бы для нихъ благодѣяніемъ; единственная вещь, которую можно сдѣлать для ихъ пользы, заключается въ томъ, чтобъ уничтожить ихъ всѣхъ до единаго. Что касается до милостыни, то мнѣ кажется, это тоже самое, что бросать добро въ мусорную яму. Нужно бы издать законъ,-- да мы и будемъ имѣть этотъ законъ,-- чтобъ скоттеровъ не существовало въ нашемъ штатѣ.
Разговаривая въ этомъ родѣ, мистеръ Гордонъ прибылъ наконецъ къ дверямъ жалкой, полуразрушенной хижины, изъ маленькихъ оконъ которой, не защищенныхъ стеклами, выглядывала темная пустота, какъ изъ глазныхъ отверстій черепа. При ихъ приближеніи, двое испуганныхъ, или, вѣрнѣе, запуганныхъ дѣтей спрятались за уголъ. Толчкомъ ноги мистеръ Гордонъ отворилъ дверь и вошелъ. На грязной соломѣ, скорчившись, сидѣла жалкая, изнуренная женщина, съ большими, дико блуждавшими глазами, съ впалыми щеками, съ растрепанными, всклокоченными волосами, съ длинными, сухими руками, похожими на птичью лапу. Къ ея тощей груди прильнулъ чахлый ребенокъ, и толкалъ въ эту грудь костлявыми ручонками, какъ будто вызывая изъ нея питательность, въ которой отказывала сама природа; двое испуганныхъ дѣтей, съ лицами, покрытыми синеватою блѣдностью, вѣрнымъ признакомъ голода, держались за ея оборванное платье. Вся эта группа плотно сжималась въ одну массу, стараясь какъ можно дальше отодвинуться отъ незнакомца, и смотрѣла на него большими испуганными глазами, какъ группа дикихъ звѣрей, преслѣдуемыхъ охотникомъ.
-- Зачѣмъ вы пришли сюда? было первымъ вопросомъ со стороны мистера Гордона, вопросомъ, предложеннымъ весьма нерѣшительнымъ тономъ, потому что, говоря сущую правду, враждебное настроеніе его духа начинало колебаться. Женщина не отвѣчала; но, послѣ непродолжительнаго молчанія, младшій ребенокъ пропищалъ пронзительнымъ голосомъ:
-- Затѣмъ, что больше некуда намъ дѣться!
-- Дѣйствительно, сказала женщина:-- мы расположились было на плантаціи мистера Дюрана; но Батфильдъ, его управляющій, разрушилъ хижину почти надъ нашими головами. Куда же дѣваться намъ?
-- Гдѣ твой мужъ?
-- Ушелъ искать работы. Въ томъ-то вся и бѣда, что онъ нигдѣ не можетъ отъискать ее: какъ будто никто въ насъ не нуждается. Надо же намъ гдѣ нибудь пріютиться, говорила женщина плачевнымъ, умоляющимъ тономъ:-- не умереть же стать, хотя въ тысячу разъ было бы лучше, если бы мы умерли!
Глаза мистера Гордона остановились на двухъ-трехъ холодныхъ картофелинахъ въ глиняномъ горшкѣ, которыя старуха очевидно берегла съ особеннымъ тщаніемъ.
-- Что ты дѣлаешь съ этимъ картофелемъ?
-- Берегу дѣтямъ на обѣдъ.
-- Неужели у тебя больше ничего нѣтъ къ обѣду? спросилъ мистеръ Гордонъ громкимъ, рѣзкимъ тономъ, какъ будто недавно утихнувшій гнѣвъ быстро къ нему возвращался.
-- Ничего, отвѣчала женщина.
-- Что же вы ѣли вчера?
-- Ничего.
-- А третьяго дня?
-- Подобрали кой какія кости у хижинъ вашихъ негровъ; да къ этому намъ подали кое-что изъ печенья.
-- Чортъ возьми! Почему же ты не послала въ мой домъ попросить ветчины? Собирать кости и всякую дрянь около хижинъ! Чортъ знаетъ, на что это похоже! Почему ты не послала ко мнѣ. Неужели вы считаете мистриссъ Гордонъ за собаку, которая кусаетъ встрѣчнаго и поперечнаго! Оставайтесь же здѣсь, пока я не пришлю вамъ чего нибудь поѣсть. Слышите! предоставьте мнѣ позаботиться о васъ. И если вы намѣрены поселиться здѣсь, то надобно поправить хижину. Теперь ты видишь, сказалъ онъ Гарри, садясь на лошадь:-- что значитъ быть созданіемъ съ крючками на спинѣ! Всякій, кто вздумаетъ, можетъ повиснуть на нихъ! Дюранъ выгоняетъ отъ себя этихъ людей, Петерсъ тоже выгоняетъ, и что же изъ этого слѣдуетъ? Они отправляются ко мнѣ, и селятся на моей плантаціи, потому собственно, что я добрый, старый дуракъ! Это, я тебѣ скажу, чертовски скверно! Они плодятся, какъ кролики! Не могу постичь, зачѣмъ Господь создаетъ подобныхъ людей? Вѣроятно, съ какой нибудь благою цѣлію. У этихъ несчастныхъ всегда груда дѣтей; тогда какъ иные живутъ въ изобиліи и роскоши, до смерти желаютъ дѣтей,-- и не имѣютъ ихъ, а если и появляются дѣти, то скарлатинъ, коклюшъ и другія болѣзни похищаютъ ихъ. Господи, Господи! въ мірѣ этомъ во всемъ-то замѣтна страшная неурядица! Что-то я скажу теперь мистриссъ Джи. Она -- такъ я знаю, что скажетъ. Она скажетъ, что и всегда говорила, и что всегда будетъ говорить. Желалъ бы я, чтобъ она сама посмотрѣла на нихъ,-- право, желалъ бы! Мистриссъ Джи въ своемъ родѣ прекраснѣйшая женщина -- это не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію; но въ ней ужасно много энергіи. Для спокойнаго человѣка какъ я, это чрезвычайно утомительно, чрезвычайно тяжело! Съ другой стороны, не знаю, что бы я сталъ дѣлать безъ нея? Ужь какъ же она напустится на меня за эту женщину! А что станете дѣлать? и то сказать, не умирать же ей съ голоду. Холодный картофель и старыя кости! Это ужасно! Такимъ людямъ не слѣдовало бы, мнѣ кажется, и жить на свѣтѣ; но если они хотятъ жить, то должны ѣсть, что ѣдятъ христіане. Кажется, это идеть Джекъ.... зачѣмъ онъ не выгналъ ихъ до моего пріѣзда? Онъ бы избавилъ меня отъ всѣхъ непріятностей. Отправляя меня въ хижину, онъ зналъ, собака, что дѣлаетъ. Джекъ! эй! Джекъ! поди сюда!
Переваливаясь съ боку на бокъ, Джекъ подошелъ къ своему господину, съ видомъ глубочайшаго почтенія, изъ подъ котораго весьма ясно проглядывали радость и самодовольствіе.
-- Вотъ что Джэкъ: возьми-ка ты корзину.
-- Сію минуту, сэръ! сказалъ Джекъ, съ дерзкимъ видомъ полнаго пониманія дѣла.
-- Подожди, отвѣчать "сію минуту!", сначала выслушай и пойми меня.
Джекъ бросилъ на Гарри косвенный, невыразимо-комическій взглядъ, и потомъ выпрямился передъ мистеромъ Гордономъ, какъ вырѣзанная изъ чорнаго дерева статуя покорности.
-- Во первыхъ, иди къ твоей госпожѣ, спроси ключъ отъ коптильни и принеси его мнѣ.
-- Слушаю, сэръ.
-- Во вторыхъ, скажи мистриссъ Джи, чтобъ она прислала мнѣ чего нибудь мучнаго... хлѣба, сухарей, булокъ и вообще, что есть печенаго. Скажи, что я хочу отправить это въ надлежащее мѣсто.
Джекъ поклонился и исчезъ.
--Пока онъ ходитъ, мы можемъ проѣхать по этой дорогѣ. Мистриссъ Джи, я знаю, напустится сначала на Джэка, такъ что гнѣва ея на мою долю останется незамѣтная часть. Какъ; бы я желалъ, чтобъ она взглянула на этихъ несчастныхъ! Впрочемъ, Господь надъ ней! вѣдь она все-таки довольно добрая женщина! одно только, что, по ея мнѣнію, безполезно дѣлать этимъ людямъ добро. И дѣйствительно съ одной стороны она права, но съ другое стороны, по словамъ этой же самой женщины, долженъ же быть и для нихъ въ мірѣ какой нибудь уголокъ. Вѣдь міръ-то великъ, я это знаю. Даже зло разбираетъ, когда подумаешь объ этомъ! Почему не издадутъ закона присоединить ихъ къ неграмъ? Тогда по крайней мѣрѣ у нихъ будутъ люди, которые станутъ о нихъ заботиться. Тогда мы стали бы что нибудь дѣлать для нихъ, и была бы надежда поддерживать ихъ, если не въ совершенной безбѣдности, то по крайней мѣрѣ не въ нищетѣ.
Гарри не чувствовалъ ни малѣйшаго расположенія отвѣчать за такія замѣчанія. Онъ зналъ, что добрый мистеръ Гордонъ говорилъ это собственно для того, чтобъ облегчить свою душу, и что онъ, за неимѣніемъ подлѣ себя живаго существа, точно бы также свободно открылъ свое сердце передъ первымъ попавшемся ему на встрѣчу каштаномъ. Поэтому онъ далъ мистеру Гордону полную свободу высказаться, и потомъ уже заговорилъ съ нимъ о предметахъ, болѣе близкихъ къ его сердцу. Въ одну изъ паузъ, ему представился случай сказать:
-- Миссъ Нина прислала меня сюда сегодня поутру.
-- Ахъ, Нина! моя прекрасная, маленькая Нина! Да благословитъ ее Небо! Такъ она тебя прислала? Почему же не пріѣхала она сама, утѣшить и порадовать сердце стараго дяди? Нина, я тебѣ скажу, Гарри, прелестнѣйшая дѣвушка во всемъ нашемъ штатѣ.
-- Миссъ Нина находится въ самомъ затруднительномъ положенія. Вчера вечеромъ пріѣхалъ мистеръ Томъ въ пьяномъ видѣ, и сегодня такъ сердитъ и такъ сварливъ, что она рѣшительно не знаетъ, что съ нимъ дѣлать.
-- Въ пьяномъ видѣ? Негодяй! Онъ-таки частенько попиваетъ. Заходитъ, кажется, черезъ чуръ далеко. Объ этомъ, при послѣднемъ свиданіи, я говорилъ ему. Томъ, говорю я:-- молодому человѣку не мѣшаетъ подгулять раза два въ мѣсяцъ. Въ молодые годы я самъ это дѣлывалъ; но, говорю, Томъ, постоянно быть подъ хмелькомъ -- не годится. Сл о ва никто не скажетъ, увидѣвъ случайно молодаго человѣка пьяненькимъ; но онъ долженъ быть воздержнымъ и не забывать себя. Быть пьянымъ, говорю я, каждый день, или черезъ день, это тоже, что отдать себя на жертву дьяволу! Я говорилъ Тому именно эти слова; говорилъ съ нимъ откровенно; вѣдь я, какъ извѣстно тебѣ, заступаю ему мѣсто отца. Значитъ, слова мои на него не подѣйствовали. Со всѣхъ сторонъ я слышу, что половину своего времени онъ проводитъ въ пьянствѣ, и ведетъ себя какъ съумасшедшій. Заходитъ слишкомъ далеко, слишкомъ! Мистриссъ Джи терпѣть его не можетъ. Каждый разъ, когда онъ пріѣзжаетъ сюда, она бранится съ нимъ, а онъ бранится съ ней. Поэтому-то мнѣ и непріятны его посѣщенія. Въ душѣ, мистриссъ Гордонъ добрая женщина, но въ поступкахъ немного сурова. Томъ тоже суровъ, а потому, когда они сойдутся, то и выходитъ, что однимъ огнемъ поджигается другой. Такія вещи крайне непріятны для человѣка, который хотѣлъ бы, чтобъ всѣ окружающіе его наслаждались счастіемъ. Ахъ, Боже мой! какъ бы я желалъ, чтобъ Нина была моей дочерью! Почему бы ей не переѣхать сюда и не жить вмѣстѣ съ нами? У нея такой характеръ, какимъ, мнѣ кажется, я вѣкъ бы любовался. Она такая веселая, такая шалунья, что при ней не соскучишься. Ну, что ея женихи? Правда ли, что она хочетъ вытти за мужъ?
-- У миссъ Нины и теперь есть два джентльмена. Одинъ -- мистеръ Карсонъ, изъ Нью-Йорка.
-- Чортъ возьми! неужели она выйдетъ за янки! Да мой братъ повернется въ могилѣ!
-- Не думаю, чтобъ онъ былъ доведенъ до такой необходимости, сказалъ Гарри:-- миссъ Нина, какъ кажется мнѣ, благоволитъ болѣе къ Клэйтону.
-- Клэйтонъ! хорошей фамиліи! Это мнѣ нравится! Должно быть -- джентльмемъ, славный малый, не правда ли?
-- Ваша правда, сэръ: -- говорятъ, у него есть плантація въ Южной Каролинѣ.
-- А, а! это хорошо! Только мнѣ жаль разстаться съ Ниной. Я даже не хотѣлъ отпустить ее въ Нью-Йоркъ. Маѣ что-то не вѣрится въ эти пансіоны. Я видѣлъ, что на плантаціяхъ выростали такія славныя дѣвушки, какихъ нельзя лучше требовать. И къ чему посылать туда нашихъ дѣвочекъ? развѣ только для того, чтобъ они набрались тамъ дрянныхъ идей? Благодарю Бога, что я не былъ въ Нью-Йоркѣ, да и быть не намѣренъ. Родился я и выросъ въ Каролинѣ, а жена въ Вирганія... Воспитаніе чистое! Въ ней нѣтъ ничего заимствованнаго изъ пансіона! Когда я вѣнчался, то, право, во всей Виргиніи во было дѣвушки, которая могла бы сравниться съ ней. Ея щочки алѣли, какъ розы! Высокая, стройная, гибкая, она умѣла; держать себя и умѣла поговорить, о чемъ угодно. Да и теперь, я тебѣ скажу, нѣтъ женщины, которая бы такъ превосходно знала свое дѣло, и такъ отлично могла присмотрѣть за всѣмъ хозяйствомъ. Если иногда и приходится мнѣ испытывать безпокойство, то я долженъ переносить его и благодарить за это Бога. Не будь ея, мнѣ кажется, и я, и управляющій, и негры, и скоттеры, и всѣ, всѣ даннымъ бы давно были въ преисподней!
-- Миссъ Нина послала меня сюда, собственно за тѣмъ, чтобъ я не встрѣчался съ мистеромъ Томомъ, сказалъ Гарри, послѣ непродолжительнаго молчанія. Онъ на меня нападаетъ по прежнему. Вамъ извѣстно, сэръ, что онъ всегда ненавидѣлъ меня; и эта ненависть возрастаетъ все болѣе и болѣе. Онъ ссорится съ миссъ Ниной изъ-за всего, что касается до управленія плантаціей, а вы знаете, сэръ, что я всѣми силами стараюсь сдѣлать лучшее; вамъ и мистриссъ Гордонъ всегда угодно было говорить, что я управляю хорошо.
-- Правда, мой другъ, правда, мы говорили это. Оставайся здѣсь, сколько душѣ угодно. Можетъ статься, ты хочешь съѣздить со мной на охоту?
-- Благодарю васъ, сэръ. У меня теперь не то на умѣ. Меня мучаетъ мысль, что я долженъ находиться далеко отъ плантаціи во время посѣва. Теперь все зависитъ отъ моего присмотра.
-- Поѣзжай назадъ, въ такомъ случаѣ. Придирчивость Тома невыносима только въ то время, когда онъ пьянъ. Я знаю это, я вижу это насквозь. Само собою разумѣется, пьяный человѣкъ и угрюмъ и сварливъ; спустя день -- онъ мягокъ, распускается, какъ старый чулокъ. Я слышалъ, что въ сѣверныхъ штатахъ существуютъ общества воздержанія, не дурно было бы завести что нибудь и у насъ въ этомъ родѣ, для нашихъ молодыхъ людей. Они такъ часто напиваются. Третья часть изъ нихъ получаетъ бѣлую горячку, не достигнувъ пятидесяти лѣтъ. Славная была бы вещь, еслибъ у насъ завелись общества, которыя научали бы воздержанію! Нельзя ожидать, чтобы молодые люди сдѣлались стариками прежде времени; но все же было бы очень хорошо, еслибъ они позволили себѣ лишнее не болѣе раза въ теченіе мѣсяца.
-- Къ несчастію, сказалъ Гарри:-- въ этомъ отношеніи, мистеръ Томъ зашелъ слишкомъ далеко.
-- Гм! да! Жаль, жаль! вѣрю этому. Когда человѣкъ доводитъ себя до этой степени, онъ бываетъ похожъ на старый кафтанъ, по заплатамъ котораго невозможно сказать, изъ какого сукна онъ былъ сшитъ. Томъ, я полагаю, постоянно самъ не свой; всегда -- какъ корабль между волнами, Жаль, очень жаль!
-- Для миссъ Нины это весьма тяжело, продолжалъ Гаррй. Мистеръ Томъ вмѣшивается во всѣ дѣла, и я не имѣю власти защитить ее. Вчера онъ началъ говорить моей женѣ такія веши, которыхъ я не могу вынести и не вынесу! Онъ долженъ оставить ее въ покоѣ.
-- Э! э! какой же онъ мальчишка! Это скверно. Я поговорю съ нимъ объ этомъ; а ты, Гарри, будь похладнокровнѣе! Помни, что молодые люди не могутъ вести себя стариками; и что если кто заводится хорошенькой женой, тотъ долженъ ожидать непріятностей. Я поговорю съ Томомъ. А-га! Джэкъ возвращается! съ корзиной и ключемъ отъ коптильни. Теперь надо что нибудь послать къ этимъ несчастнымъ. Если люди намѣрены умирать голодною смертью, то пусть умираютъ, только не на моей плантаціи. Чего я не вижу, о томъ у меня не болитъ и сердце. Мнѣ мало нужды, если завтра они всѣ перетопятся; но, чортъ возьми, я не допущу этого, если буду знать заранѣе. Такъ вотъ что, Джэкъ: возьми этотъ окорокъ и хлѣбъ, и отнеси ихъ къ старухѣ; да посмотри, нельзя ли починить, ея хижину. Когда скоттеръ воротится, я заставлю его работать; правда, у насъ и всего-то ихъ двое, да и тѣхъ негры ненавидятъ. Гарри, ты поѣзжай домой и скажи Нинѣ, что мистриссъ Джи и я пріѣдемъ завтра обѣдать.