На следующее утро, перед самым рассветом, доктор Хелберсон и его молодой друг Харпер медленно ехали в карете по улицам Северной стороны.
-- Вы все еще относитесь к мужеству и стойкости вашего приятеля с оптимизмом юности? -- спросил доктор. -- Вы думаете, что я проиграл пари?
-- Я убежден в этом, -- ответил Харпер. Он произнес это "убежден" с той чрезмерной энергией, которая служит иногда показателем неуверенности.
-- Желал бы от души, чтобы это было так!
Эти слова прозвучали серьезно, почти торжественно. Наступило минутное молчание.
-- Харпер, -- продолжал врач, и лицо его в изменчивом полусвете, который отбрасывали в карету уличные фонари, казалось сильно озабоченным, -- эта история тревожит меня. Если бы ваш приятель не обозлил меня своим презрительным отношением к моим сомнениям в его выносливости -- ведь это чисто физическое свойство--и холодной дерзостью своего требования, чтобы это был непременно труп врача, я не пошел бы на это. Если что-нибудь случится, мы погибли, и это будет вполне заслуженно.
-- А что может случиться? Даже если бы дело приняло серьезный оборот, чего я не допускаю, Мэнчеру пришлось бы только "воскреснуть" и объяснить все. С настоящим трупом из анатомического театра было бы хуже.
Из этого явствует, что доктор Мэнчер сдержал свое слово: это он был "трупом".
Пока карета ползла черепашьим шагом вдоль улицы, на которую она сделала уже сегодня два или три рейса, доктор Хелберсон упорно молчал. Наконец он заговорил:
-- Ну, будем надеяться, что, если Мэнчеру пришлось "воскреснуть из мертвых", он сумел проделать это деликатным образом. В этом случае оплошность могла бы только ухудшить положение.
-- Да, -- сказал Харпер, -- Джеретт мог убить его. Но, доктор, -- он взглянул на часы, в то время как экипаж проезжал мимо фонаря, -- уже почти четыре часа!
Минуту спустя они оба вышли из кареты и быстро направились к пустующему дому, принадлежавшему доктору Хелберсону, в котором они заперли мистера Джеретта, согласно условиям их безумного пари. Приближаясь к нему, они увидели человека, бежавшего им навстречу.
-- Не знаете ли вы, -- закричал он, останавливаясь, -- где мне найти врача?
-- А что случилось? -- спросил Хелберсон.
-- Идите, сами увидите, -- сказал человек, убегая.
Они ускорили шаг. Дойдя до дома, они увидели несколько человек, возбужденных и спешащих войти туда. В некоторых домах по соседству и на противоположной стороне были раскрыты окна, и оттуда выглядывали головы людей. Все эти люди задавали вопросы, не обращая внимания на вопросы других. Несколько окон со спущенными шторами были освещены: обитатели этих комнат одевались, чтобы спуститься вниз. Стоящий как раз перед дверью пустого дома уличный фонарь бросал на эту сцену слабый желтоватый свет и, казалось, говорил, что мог бы, если бы только захотел, обнаружить гораздо больше.
Харпер, смертельно бледный, коснулся рукой плеча своего спутника.
-- Все кончено для нас, доктор, -- сказал он в страшном волнении. -- Нам лучше не входить туда: мы должны притаиться
-- Я врач, -- спокойно возразил доктор Хелберсон, -- а врач, может быть, там нужен.
Они поднялись, на крыльцо и хотели войти. Дверь была открыта; уличный фонарь напротив освещал коридор. Он был переполнен народом. Несколько человек столпились на лестнице и, не имея возможности войти на площадку, ждали удобного случая. Все говорили, но никто не слушал. Вдруг на площадке наверху произошло странное смятение: какой-то человек выскочил из двери, выходящей на эту площадку, и побежал, не обращая внимания на тех, которые пытались задержать его. Он прорвался вниз, сквозь толпу перепуганных зевак, расталкивая их, прижимая одних к стене, заставляя других цепляться за перила; он хватал их за горло, наносил им бешеные удары, сбрасывал их с лестницы и наступал ногами на упавших. Его костюм был в полном беспорядке; он был без шляпы. Взгляд его диких блуждающих глаз казался еще страшнее его сверхчеловеческой силы. На его гладковыбритом лице не было ни кровинки, а волосы его были белы как снег.
Когда толпа на площадке перед лестницей, менее стиснутая, расступилась, чтобы дать ему пройти, Харпер бросился вперед.
-- Джеретт! Джеретт! -- закричал он.
Доктор Хелберсон схватил Харпера за шиворот и оттащил его назад. Человек посмотрел им в лицо, словно не видя их, выскочил через парадную дверь, скатился по ступенькам крыльца на тротуар и скрылся. Толстый полисмен, не имевший успеха, когда он пробовал пробить себе дорогу на лестнице, последовал через минуту за ним и бросился ему вдогонку; головы в окнах -- теперь исключительно женские и детские -- выкрикивали ему свои указания.
Пользуясь тем, что лестница теперь до некоторой степени очистилась, так как большинство зрителей кинулись на улицу, чтобы наблюдать за погоней, доктор Хелберсон поднялся в сопровождении Харпера. У двери в квартиру полицейский офицер преградил им дорогу.
-- Мы врачи, -- сказал доктор Хелберсон; их пропустили.
Комната была полна людей, столпившихся неясными силуэтами вокруг стола. Вновь прибывшие пробили себе дорогу и заглянули через плечи стоявших в первом ряду.
На столе лежал труп мужчины; нижняя часть его) тела была покрыта простыней; он был ярко освещен лучами круглого ручного фонаря, который держал полисмен, стоявший в ногах. Остальные, кроме столпившихся у изголовья, и сам полисмен тонули во мраке. Лицо у трупа было желтое, отталкивающее, кошмарное. Глаза были полуоткрыты и вывернуты кверху, нижняя челюсть отвисла, губы, подбородок и щеки были обрызганы пеной. Высокий мужчина, должно быть врач, склонился над трупом и просунул руку под рубашку. Он высвободил свою руку и вложил два пальца в открытый рот трупа.
-- Этот человек умер шесть часов назад, -- сказал он. -- Это дело подлежит судебному следствию.
Он вынул из кармана визитную карточку, передал ее полисмену и начал проталкиваться к выходу.
-- Очистите комнату -- прочь отсюда -- все! -- резко приказал блюститель порядка, и труп исчез, как будто его убрали, когда полисмен повернул свой фонарь, направляя его лучи в разные стороны, на лица зрителей. Эффект получился поразительный! Люди, ослепленные, смущенные, чуть не в паническом страхе, стремительно кинулись к дверям, толкая, давя друг друга, сбивая друг друга с ног, убегая, как порождения Ночи перед стрелами Аполлона. Полисмен безжалостно изливал свет своего фонаря на этих сбившихся в кучу людей. Захваченные течением, Хелберсон и Харпер были выметены из комнаты и низвергнуты по лестнице на улицу.
-- Боже мой, доктор! Я говорил вам, что Джеретт его убьет, -- сказал Харпер, как только они выбрались из толпы.
-- Говорили, -- ответил Хелберсон без видимого волнения.
Они шли молча, минуя квартал за кварталом. Дома на горе вырисовывались неясными силуэтами на сероватом фоне восточной стороны неба. Знакомые фургоны молочников уже замелькали по улицам; скоро на сцену должны были выступить разносчики булок; газетчик уже начал свой обход.
-- Мне кажется, милый юноша. -- сказал Хелберсон, -- что мы с вами за последнее время злоупотребляем утренним воздухом. Это нездорово: нам необходима перемена. Что вы сказали бы насчет поездки в Европу?
-- Когда?
-- Я не буду относиться к пароходам чересчур разборчиво. Я думаю, что сегодня в четыре часа пополудни будет еще не поздно.
-- Мы встретимся на пароходе, -- сказал Харпер.