Мы оставили Бофора в руках шайки Ле Моффа, хотя он сам считал, что находится в Бастилии.
Герцог Бофор знал Мазарини наизусть, но все еще не был вполне уверен в своих догадках.
"Если он прибег к помощи убийц, значит, он совсем изменился. Такие трусливые люди, как Мазарини, если раз вступят на дорогу жестокостей и решатся проливать кровь, то действительно становятся страшными злодеями".
Бофор был брошен в обширный подвал со сводами, сети сняли с него, но руки оставались связанными. Подвал был устлан каменьями, в одном углу образовалась лужа воды, пробивавшейся из болотистой почвы.
Не таков был Бофор, чтобы впадать в уныние или терять драгоценное время на бесполезный ропот. Как только он понял, что похитители оставили его и взошли по лестнице наверх, он решил осмотреть свое новое пристанище.
"Неужели я попал в Бастилию?" -- задавал себе вопрос герцог, прислушиваясь, не донесутся ли до него какие звуки.
Сильно беспокоили его веревки, связывавшие ему руки. Но как избавиться от них? Да и хоть бы руки были развязаны, разве легче будет? Нет никакой возможности вскарабкаться по гладкой стене до верхнего окна и сломать две железные перекладины, защищавшие окно.
Было поздно, его одолевал сон. Бофор растянулся на полу, как простой солдат, привыкший ко всяким лишениям.
"Утро вечера мудренее", -- подумал он и закрыл глаза.
Он имел намерение вздремнуть час-другой. Но гораздо позже его разбудил стук отворявшейся двери. Глаза его, свыкшись с темнотой, ясно различили человека в маске, который спускался по лестнице, оставив свой фонарь на верхней ступеньке.
"Ага! -- подумал Бофор, быстро оценивая все обстоятельства. -- Если это кардинал посадил меня сюда, то эта маска -- его посредник. Чего они хотят от меня?..."
Он привстал и, прислонившись к стене, ждал, что скажет ему таинственный посетитель.
Незнакомец, приблизившись к пленнику, вдруг быстро вернулся на лестницу, взял фонарь и, снова спускаясь, направил фонарь так, что весь свет падал на лицо Бофора.
-- Да, это действительно его высочество, -- сказал он, как бы рассеивая свое сомнение.
-- Не сомневайтесь, это я, Бофор. Что угодно, я к вашим услугам? -- произнес герцог.
Незнакомец тщательно осмотрел веревки, связывавшие руки Бофора на локтях и у кисти. Уверившись, что пленник не имеет никакой возможности бежать, он пошел назад к лестнице.
Бофор, все время смотревший на него с беспечной улыбкой, сказал:
-- Но как же это вы уходите, не поговорив со мной?
-- Нам с вами не о чем говорить.
-- Вам, может быть, и не о чем, но мне -- совсем иное дело. Прежде всего мне надо задать вам вопрос.
-- Спрашивайте, -- сказал незнакомец, ставя ногу на лестницу.
-- Вы инкогнито, я не имею чести вас знать, но тот, кто посадил меня сюда, вероятно, хочет задать мне вопросы, иначе не оставили бы меня со связанными руками. Много лет я провел в Бастилии и знаю по опыту, что там не поступают таким образом с узниками моего звания.
-- Это меня не касается.
-- В таком случае, если вы не сторож при мне, то заклинаю вас, помогите мне освободиться, вам будет хорошая награда.
-- Увидим.
-- Как увидим? Разве это от вас зависит?
-- Может быть.
-- В таком случае вы очень дурно поступаете, откладывая переговоры со мной. Говорят: не надо откладывать на потом то, что можно сделать сейчас. Послушайте, любезный друг, я в вашей власти, руки у меня крепко связаны, следовательно, дело ваше или того, кто вас посылает, продиктовать мне условия.
Минуту незнакомец стоял неподвижно на лестнице, очевидно, раздумывал, потом, поставив фонарь на ступеньку, быстро подошел к узнику.
Бофор, пользуясь темнотой, встал на ноги и держался наготове, когда незнакомец приблизился к нему. Герцог славился необыкновенной силой, ловкостью и искусством во всех гимнастических упражнениях, потому-то поймавшие его крепко связали ему руки. Но не позаботились о его ногах.
Улучив удобную минуту, герцог бросился к незнакомцу и так ударил его ногой в грудь, что тот рухнул на пол.
Умер он или нет, Бофору было все равно. Он проворно взошел на лестницу и, приложив ухо к двери, находившейся наверху, прислушался. Издалека до него доносились песни и хохот.
Дверь снаружи запиралась только на задвижку, которую отодвинул лежавший незнакомец, большой же ключ оставался в замке.
Бофор проворно спустился вниз и подошел к таинственному посетителю, лежавшему без памяти. Став перед ним на колени, он толчком плеча заставил его повернуться на бок и тем высвободить шпагу. Зубами герцог не без труда вытащил шпагу из ножен, зажал ее острием вверх между коленями и принялся пилить веревку, связывавшую руки.
К великой радости, успех превзошел ожидание. Освободившись от веревки, Бофор принес фонарь и снял маску с посетителя. Лицо оказалось совершенно незнакомым ему.
На минуту Бофор задумался, продолжая прислушиваться к внешним звукам, потом, охваченный внезапным вдохновением, вооружился шпагой незнакомца, надел на себя его маску и, отважно взойдя по лестнице, отворил дверь и тщательно запер ее за собой.
Он очутился в довольно большом погребе, где расставлены были бочки и бутылки в симметричном порядке, из чего Бофор вывел справедливое заключение, что он не в Бастилии.
Такое убеждение дало ему надежду выбраться из когтей хищников. Пройдя еще два подобных погреба, точно так же и тем же уставленных, он увидел другую лестницу, наверху слышались громкие голоса. Не трудно было понять, где собрались люди, дерзнувшие посягать на его особу. Судя по шуму и голосам, их было много.
Когда герцог наклонился, чтобы поставить фонарь на ступеньку, какой-то белый предмет привлек его внимание. Это было письмо. Бофор поднял его. Печать с лотарингским гербом была нетронута, надпись гласила следующее:
"Его высочеству герцогу Орлеанскому".
Сознавая, как драгоценна каждая минута, герцог счел, однако, что время не будет потеряно, если употребить его на прочтение письма, найденного в неприятельском доме и адресованного герцогу Орлеанскому, в честности или, по крайней мере, в искренности которого он имел все причины сомневаться. Тем более что письмо было от герцога Карла Лотарингского, у которого десять тысяч солдат, всегда готовых к услугам и нашим и вашим -- кто больше даст денег.
Герцог Бофор сломал печать без укоров совести и прочел следующее:
"Ваше высочество и любезный брат.
Рекомендую вам подателя этой записки. Он служил под моим начальством и очень храбрый дворянин.
Карл".
Раздосадованный ничтожностью записки, Бофор сунул ее в карман и стал думать только о своем спасении.
Застегнув покрепче плащ, который, по счастью, у него не отобрали, тщательно обернув одним концом плаща левую руку, что служило бы вместо щита, он обнажил шпагу и подошел к двери.
Но прежде чем отворить дверь, герцог счел благоразумным послушать.
Незнакомый голос грозно ворчал:
-- Вам было приказано убить его!
-- А я ни от кого не принимаю приказаний, -- возражал другой, -- меня призывают, я выслушиваю предложения и потом принимаю их или отказываюсь от них, как мне угодно.
-- Пожалуй, и так. Но говорите правду, обещали вы убить его или нет?
-- Обещал, что же такого?
-- Следовательно, вы нечестный человек.
-- Гондрен, не повторяй в другой раз этого слова.
-- Ты не испугаешь меня, язычник. Хоть убей меня на месте, а все же не докажешь, что честно исполнил взятую на себя обязанность, ты одним разом обесчестил себя.
-- Правда, -- сказал другой глухим голосом.
-- Ты поклялся, что убьешь, и не убил, значит, ты вероломный изменник или трус. Выбирай, что больше подходит.
-- Гондрен, -- заревел другой, с бешенством ударяя кулаком по столу, так что стаканы полетели на пол и вдребезги разбились.
-- Полно, приятель, не сердись. Ты человек известный и много раз доказал свою храбрость и честность на деле.
-- Этого нельзя сказать о тебе, проклятый! Ты никогда не осмелился взглянуть людям прямо в глаза, вся твоя жизнь коварство и измена.
-- Я играю и торгую языком точно так же, как ты мечом. У всякого свой вкус, свои обычаи и фантазии. Уж как бы ты ни хлопотал, а дипломатом тебе не быть, мой бедный Ле Мофф: сила и насилие -- вот твое призвание.
Бандит не удостоил ответом такое обвинение.
-- И вот тебе доказательство, -- продолжал Гондрен, -- тебе было заплачено за то, чтобы ты похитил герцогиню Лонгвилль, за которой я следил с самого Манта, а ты вместо нее подхватил какую-то смазливую простолюдинку.
Ле Мофф расхохотался. В величайшем удивлении и ужасе Бофор понял страшную тайну, неожиданно раскрывшуюся перед ним.
-- Тебе весело? -- продолжал Гондрен.
-- Как видишь.
-- Но кого же ты заключил в подвал?
-- Как кого? Разумеется, короля рынков!
-- Наш Тимотэ пошел удостовериться, точно ли это он. Надеюсь, все будет в порядке.
-- Так можно?
-- Что такое?
-- Как что? Я сам исполню обязанность, которую ты взял на себя и не исполнил.
-- Это дело не твоего призвания, господин Гондрен, -- возразил Ле Мофф с презрением, -- это мое дело. Мне стоит махнуть рукой, и он мертв.
-- Ну-ка, махни!
-- Тебе хочется, а?
-- Кто заплатил тебе за это деньги, тот и требует.
-- Пускай будет по-твоему. Я сам пойду и выполню обещанное.
-- Нет, нет! Я не верю тебе.
-- Гондрен! Будь осторожнее, а то быть беде! Это я тебе говорю, -- сказал Ле Мофф глухим голосом, похожим на рев дикого зверя.
-- И я держу пари, что твои друзья разделяют мое мнение. Вон они молчат, а молчание знак согласия. По этой причине я делаю предложение.
-- Посмотрим, что за предложение, -- сказал атаман насмешливо.
-- А вот что. Кто намерен иметь долю из трех тысяч обещанных пистолей, те должны по жребию вынуть три имени. Трое выбранных спустятся в подвал и справятся с дичью.
-- Трус! Бездельник! Я не нуждаюсь ни в чьей помощи и привык сам исполнять свое ремесло. Но мне надоело слушать брюзжание такого мошенника, как ты, и потому -- эй, приятели, ступайте двое со шпагой или кинжалом в подвал!
-- Тимотэ что-то замешкался там! -- заметил чей-то робкий голос.
-- Что же? Убил его герцог, что ли?
-- Он так крепко связан по рукам, что и думать нельзя о том.
-- А между тем, -- заговорил Ле Мофф в раздумье, -- ведь это плохой расчет -- сбыть с рук герцога, в народной войне одной партией меньше, следовательно, для нашего ремесла одним средством к жизни меньше.
-- Вот выдумал причину!
-- Ну, марш вперед!
Бофор рассудил, что пора действовать. Ощупав дверь, он убедился, что в замке ключ повернут один раз, и потому уперся плечом в дверь, гнилое дерево уступило сильному напору и вылетело. Перед изумленной шайкой явился неизвестный в маске, с обнаженной шпагой в руке, с грозной решимостью никого не щадить.