Бофор не подумал о своих длинных светло-русых локонах: маска была в ту же минуту разгадана.
-- Герцог Бофор! -- закричал Гондрен, бледнея от страха. -- Так он жив!
-- Измена! -- заревел Ле Мофф и обнажил шпагу.
Пятнадцать клинков мигом окружили герцога. Но принц, тотчас узнавший атамана и не имевший желания в другой раз попасться ему в сеть, сделал на него такой неожиданный выпад, что Ле Мофф вынужден был закричать своим людям, чтобы они остановились.
В самом деле бой был опасен. Бофор занял место в углу, как в крепости, ему легко было отражать удары. Он в совершенстве владел шпагой, обладал ловкостью и силой вольтижера, и Ле Мофф, опытный в этом деле, скоро почувствовал, какая опасность грозит его жизни.
-- Если я вас держал в заключении, значит, я не хотел вас убивать, -- сказал он.
-- Так что же ты хотел со мной сделать, бездельник?
-- Взять выкуп, и больше ничего.
-- Так мы сойдемся в цене, -- сказал Бофор.
-- Этого не будет! -- закричал Гондрен. -- Меткий выстрел из пистолета, и делу конец!
-- Не надо шума, -- заметил Ле Мофф, не переставая защищаться от ударов, ловко наносимых его противником.
-- Да что же это такое? Неужели вы все не совладаете с этим проклятым принцем? -- закричал Гондрен, подстрекая других разбойников, смотревших на поединок.
-- Отступите, капитан, -- сказал один из них Ле Моффу, -- мы все разом ударим на него.
Ле Мофф последовал совету, и три человека бросились, чтобы заменить его и разом кончить дело.
-- Какой позор! Десять против одного! -- раздался мужественный голос у дверей.
Люди, не занятые дракой, оглянулись и, подстрекаемые Гондреном, бросились на незваного гостя. Этот помощник, небом посланный, был не кто иной, как Жан д'Эр.
-- Дружище, принц! -- крикнул он, нанося яростные удары направо и налево.
Окруженные угрюмыми, свирепыми разбойниками, Бофор и Жан д'Эр казались величавыми львами. Обе группы сражающихся представляли дивное зрелище. Хозяин, взобравшись на высокую скамью, приходил в восторг от неожиданной картины, но вдруг его восторги сменились ужасом.
Жан д'Эр, сразу уложив одного из разбойников, принялся кричать и звать на помощь во всю глотку, так что немудрено было его услышать на другом конце Сент-Антуанской улицы.
Гондрен отказался от пистолетных выстрелов, схватив со стола кувшин с вином, пустил его в голову Жана д'Эра. Тот ловко увернулся и стал еще яростнее наносить удары и еще сильнее кричать во всю глотку.
Гондрен бросился было к двери, чтобы запереть ее: ему послышался шум с улицы. Но в эту самую минуту от сильного толчка дверь распахнулась, и в залу ворвались три человека, вооруженные крепкими дубинами. Они молодецки владели этим первобытным оружием, то были носильщики с рынка. Рука, наносившая самые беспощадные удары, принадлежала нашему старому знакомому Мансо.
Позади них появилась женщина с пистолетами в каждой руке. То была госпожа Мартино.
Жестокий бой завязался между врагами. Хозяин спрятался под стол, боясь, как бы щепки в него не полетели. Ярость разбойников усилилась с появлением новых врагов и при виде своих товарищей, сокрушенных ударами тяжеловесных дубинок.
Ле Мофф, хоть и взял с госпожи Мартино добрый задаток, однако, думая о женщинах как о существах слабых, не брал ее в расчет в бою, а она, пользуясь свободой движения, прицелилась в толпу разбойников и выстрелила. В ту же минуту шпаги опустились.
Носильщики, Жан д'Эр и госпожа Мартино бросились сквозь толпу врагов к герцогу Бофору. Тот, побледнев, прислонился к стене, холодный пот выступил у него на лбу.
Но это произошло от утомления и чрезвычайных усилий защищаться против многих. Увидев около себя мужественных помощников, герцог скоро собрался с силами и громко скомандовал:
-- Друзья! Ударим на врага!
Жан д'Эр и носильщики повиновались и устремились на разбойников, которые бросились врассыпную. Не бежал один человек -- это был Ле Мофф. Он сел на скамью и, сложив руки, спокойно смотрел на происходящее.
-- Ну, а ты чего ждешь, разбойник? Чего не бежишь? -- спросил у него Бофор.
-- Не бегу оттого, что хочу сказать вашему высочеству, что я в жизни не встречал такого храбреца, как вы, и что с этого часа Ле Мофф принадлежит вам душой и телом.
Бофор повернулся к своим защитникам, его удивленный взор вопрошал: "Что вы думаете об этом?"
-- Ваше высочество, -- сказала госпожа Мартино, -- надо послушать этого человека. Я понимаю причину, которая заставляет его так действовать. После того, чему мы были свидетелями, я и сама точно то же сказала бы вам, если бы давно не доказывала своей преданности на деле.
Генриетта Мартино была таким созданием, что ее совет воспринимался ее друзьями как приказание.
-- Хорошо, Ле Мофф, -- сказал принц, -- завтра приходи ко мне во дворец, мне давно недоставало такого человека, как ты.
-- Готов к услугам вашего высочества, -- сказал Ле Мофф и, низко поклонившись, направился было к двери.
-- Не уходите, Ле Мофф, в вас есть еще необходимость, -- сказала госпожа Мартино.
-- Надолго?
-- На полчаса, не более.
-- Располагайте мной.
-- Герцог, само провидение привело нас сюда, но если вам будет угодно, то мы не остановимся на дороге и опять пойдем к цели. Вы должны понять, если сердце вас не обманет, что ваша победоносная шпага не лишней будет в новом деле.
-- Вы -- очаровательная амазонка, и я никогда не забуду выстрел, который вы так неустрашимо направили в моих врагов.
-- Прежде всего, Жан д'Эр, ступайте в погреб за письмом, которое вы там обронили.
-- Не ходите так далеко, -- сказал Бофор, с улыбкой подавая письмо молодому воину, -- вот ваша потеря. Я хотел было устроить вам сюрприз и сам переговорить о вас с его высочеством, потому что мне известно ваше благородное поведение в отношении молодой девушки, которую вы так храбро защищали, не зная ее.
-- Принц, -- сказал Жан д'Эр, -- я могу поступить на службу к герцогу Орлеанскому не иначе, как с условием оставаться вашим слугой.
-- Это можно согласовать: герцог Орлеанский удостаивает меня своей дружбой и вместе со мной разделяет ненависть к Мазарини.
-- Вот в чем дело, -- прервала говоривших госпожа Мартино, -- в эту минуту мой дом окружен отрядом стражи, они надеются голодом выжить оттуда известную особу. Меня и Жана д'Эра сегодня утром отправили в Шатле, но вскоре, по просьбе моего мужа, выпустили с условием, что мы оставим Париж. Мы повиновались, но с наступлением ночи возвратились через заставу Сент-Онорэ. Захватив с собой по дороге Мансо с его друзьями, поспешили сюда, чтобы набрать храбрых и отважных помощников, в которых в гостинице "Красная Роза" недостатка не бывает.
-- Вы хотите вести осаду своего дома, чтобы выжить оттуда стражу?
-- Именно. Я не рассчитывала, что господин Ле Мофф согласится помочь мне, но он один для нас важнее, чем несколько человек из его разбежавшейся дружины.
-- Сударыня, -- сказал Ле Мофф почтительно, -- я всегда бываю на той стороне, где дела обрабатываются храбро. У меня душа болит, когда я вижу, как храбрые люди напрасно режут друг друга. Многочисленна ли стража у вашего дома?
-- Двенадцать человек.
-- Разумеется, резня будет, крови много будет пролито.
-- Признаюсь, мне жизнь дорога, да и вашей жизнью шутить не надо, потому позвольте мне созвать людей.
-- Зовите, -- сказал Бофор беззаботно.
-- Погодите, пока мы выйдем отсюда, -- сказала госпожа Мартино, -- герцог Бофор не должен быть замешан в скандале. Это дело не стоит такой дорогой цены.
-- Напротив, отколотить стражу или патруль Мазарини -- это самая приятная для меня вещь. Это часто случается, когда мы кутим у Ренара.
Госпожа Мартино незаметно пожала плечами, Бофор улыбнулся, угадав ее мысль.
-- Идите вперед, -- сказал он, -- я в таком неавантажном костюме, что не смею предложить вам руки.
Госпожа Мартино ушла, опираясь на руку Жана д'Эра. Бофор увидел под столом неподвижно лежащего человека. Он толкнул его ногой, а тот в ответ застонал самым жалобным образом. Герцог подумал, что это, вероятно, одна из жертв битвы, и пошел к двери, где ждал его Ле Мофф.
-- Ваше высочество, -- сказал он вполголоса, -- все они считают вас ветреником и легкомысленным повесой, гоняющимся за мишурной славой, но я понял вас.
Герцог зорко посмотрел прямо ему в глаза, потом улыбнулся и, положив руку на его плечо, сказал:
-- До завтра, в моем дворце.
Они вышли на улицу, еще минута -- и раздался свист. Все люди, разбежавшиеся из гостиницы, точно выскочили из-под земли и столпились вокруг Ле Моффа. В надлежащем порядке он повел их к дому Мартино.
Но герцог Бофор и Ле Мофф имели неосторожность при выходе из гостиницы не оглянуться назад. Иначе они увидели бы, как вслед за ними выскочил человек и опрометью побежал по улице и вскоре скрылся. Они узнали бы в нем Гондрена.
Ле Мофф расположил своих людей около дома на углу улицы так, чтобы никто из полицейской стражи не мог побежать за подкреплением. Госпожа Мартино постучала у своих ворот, привратник тотчас отворил. Полицейский, надзиравший за привратником, тоже выскочил посмотреть и, увидев, какое множество людей сопровождает советницу, хотел запереть ворота. Но Ле Мофф, не теряя времени, схватил его за шиворот, притиснул к стене и приставил шпагу к горлу.
-- Только пикни, так жив не будешь! -- сказал он голосом, который не допускал возражений.
-- Огня! -- закричала госпожа Мартино, войдя в кухню в нижнем этаже, где увидела при тусклой лампе свою кухарку, дремавшую на стуле с чулком в руках.
Узнав голос своей госпожи, кухарка вскочила и бросилась зажигать свечу в большом медном подсвечнике. Госпожа Мартино успела схватить другой подсвечник и тоже зажгла свечу. Обе вышли в сени в то время, когда советник, тоже вооруженный двойным подсвечником, вышел осведомиться о причине шума.
Впереди и позади себя советник увидел полицейских, которые, поняв, в чем дело, обнажили шпаги, другие же успели выхватить ружья.
-- Не стреляйте! -- закричал Ле Мофф. -- Мы не хотим драться с вами, но требуем, чтобы вы скорее убирались вон.
-- Мы здесь по королевскому повелению, -- отвечал начальник, -- нам приказано охранять этот дом, и мы не двинемся с места.
-- А это мы увидим! -- возразил Ле Мофф, вонзив шпагу в горло полицейского, который со стоном упал.
-- Пали! -- скомандовал офицер.
Но никто не успел выстрелить: по энергичной команде Ле Моффа его люди бросились на стражу с быстротою молнии.
-- Бей их! -- крикнул Бофор, который не мог удержаться, чтобы не иметь своей доли в драке; он работал направо и налево. Генриетта, Мартино и кухарка, стоя наверху лестницы, освещали эту резню.
-- Ах! Как хорошо! -- воскликнула Генриетта восторженно.
Битва не могла быть продолжительной: стража состояла не из храбрейших воинов да и немногочисленна была. Она исполняла свой долг, и только. Но редко случается, чтобы долг соразмерялся с личной безопасностью, словом, когда пять или шесть стражей легли на месте, остальные в знак покорности опустили оружие.
-- Ступайте все туда! -- сказал Ле Мофф, знакомый со всеми входами и выходами, он не пренебрегал предосторожностями, требуемыми благоразумием и чувством собственной безопасности.
По знаку начальника бандиты втолкнули в обширную кухню всех стражей -- раненых, избитых, ошеломленных -- и заставили их держаться тихо под страхом грозных шпаг и пистолетов.
Начальник стражи лежал во дворе, раненный в ногу.
-- Я протестую, -- говорил он, -- и пока я жив, до последнего дыхания буду протестовать...
-- Довольно, -- сказал ему Бофор, -- ты храбрец, и я засвидетельствую, перед кем следует твой подвиг, только помолчи!
-- Ваше высочество, я узнаю вас по голосу и угадываю ваше намерение.
-- Он узнал вас, -- сказал Ле Мофф с выразительным движением, -- его молчание теперь необходимо.
-- Довольно пролито крови, -- сказал Бофор, -- я хочу сохранить жизнь этому человеку, ведь он до последней минуты честно исполнял свой долг.
-- Ваше высочество, -- продолжал начальник стражи, -- я прислан сюда, чтобы арестовать герцогиню Лонгвилль; видели, как она входила в этот дом. Умоляю вас, не выпускайте ее отсюда.
Общий смех покрыл простодушное требование полицейского офицера. Генриетта Мартино взяла под руку Бофора и повела его к себе наверх, не обращая внимания на своего мужа, который глубоко вздыхал, считая себя уже осужденным за бунт и заключенным в Бастилию на всю жизнь.
Госпожа Мартино привела герцога в свою спальню. Подойдя к кровати, нажала пружину в колонне, поддерживавшей тяжелый балдахин, -- тотчас отворилась маленькая дверь в проходе между кроватью и стеной.
-- Пожалуйте, герцогиня, -- сказала она, -- опасности нет.
Герцогиня де Лонгвилль весело вышла из своего убежища, нежно обняла советницу и подала руку Бофору, который запечатлел на ней почтительнейший поцелуй.
-- Так из-за меня сожгли немного пороху? -- спросила она весело.
-- Надо же было вырвать вас из когтей кардинала и отправить в назначенное место, -- отвечала госпожа Мартино. -- Но прежде я хочу успокоить моего бедного мужа. Для вас не тайна, что я нежно люблю его; правда, он самый боязливый советник в мире, зато в нем много человеческого достоинства.
С этими словами прелестная женщина выбежала из спальни.
-- Герцог, так вы на нынешний вечер наш? Можем ли мы положиться на вашу шпагу и помощь?
-- Что бы вы ни приказали, герцогиня, я на все готов. Какая опасность может устрашить меня, когда мне подают пример такие прекрасные амазонки, как вы и госпожа Мартино?
Минуту они стояли молча и недоверчиво смотрели друг на друга. Герцогиня заговорила первая, опять протянула ему руку, но вдруг она залилась слезами и в глубокой печали упала в кресло.
-- Что с вами, герцогиня? -- спросил Бофор с самым искренним участием.
-- Ах! Как вы должны презирать меня...
-- Что это вы говорите?
-- Простите меня, герцог, я самая жалкая женщина на свете! Вчера, когда я говорила с вами у Тюильри...
-- Так это были вы?
-- Сама не знаю, какой инстинкт ревности увлекал меня. Я находилась в доме честного Мансо в то время, когда была похищена молодая девушка. Позже я узнала, что вас обвиняют... Но я уверяла себя -- нет, Бофор, которого я знала, не способен на такую низость!.. Мне все еще дорога ваша слава, а между тем как давно я не имею на это никакого права.
-- Милая Анна, вы лучшая, благороднейшая женщина, и, конечно, я не могу требовать от вас отчета, в каком состоянии находится сердце, на которое вы позволили мне некогда надеяться. Тот, кого вы теперь любите...
-- Ах! Герцог, пощадите меня!
-- Нет, герцогиня, нет, я должен объясниться с вами. Тут дело идет о моей чести: уважение и любовь, которые я до конца жизни буду к вам питать, внушают мне эту обязанность. Ларошфуко недостоин вас.
-- Что вы сказали?
-- Это не донос, не слово, вырвавшееся в минуту досады, герцог вам верен, но ум его не принадлежит к числу тех, которые выбирают прямой путь. Он из рода политических мучителей, которые по примеру Мазарини и Гонди любовь делают орудием своего честолюбия. Он толкнул вас на этот опасный путь, для которого вы не созданы, сколько бы самоотвержения и преданности вы ни доказывали вашему знаменитому брату. Видите ли, я разгадал его, он надеется через вас достигнуть власти.
-- Что вы говорите?
-- Да, великодушнейшая из женщин! Ослепленная страстью к человеку, самому остроумному во всей Франции, вы не видите, что он играет в партии принцев ту же роль, какую занимает кардинал у королевы, а Гонди у народа. Ему только бы успеть, а что ему до того, что вы будете разбиты, опозорены, осмеяны даже вашими приверженцами, которые теперь окружают вас почетом и благоговением.
-- Герцог! Герцог! Это важное обвинение, и тем ужаснее оно, что...
-- Доканчивайте.
-- Что и я, может быть, одна я поняла вас.
-- Меня?
-- Да. Как и он, вы честолюбец, и вы скрываете вашу цель, чтобы обманывать и сбивать с пути.
-- Положим, герцогиня, но позвольте, минуту. Если бы я был тем, как вы говорите, неужели стал бы я выказывать притворную невозможную любовь перед благороднейшей женщиной, которая готова с радостью ввериться мне? Нет, никогда. Я обратился бы к женщинам, предающимся минутной прихоти и готовым без зазрения совести всем жертвовать для своего честолюбия.
-- А госпожа де Монбазон?...
-- Она женщина без души и без убеждений, поглощенная бездной страстей. Вы сами никогда не верили, чтобы было что-нибудь искреннее в связи, составленной по случаю и обстоятельствам.
-- Она хвастается тем, что отняла вас у меня! Признаюсь, это, может быть, самое жестокое оскорбление для меня.
-- Успокойтесь, если мое сердце не может принадлежать вам, то оно предастся только той женщине, которая на вас будет похожа... Если только такое сходство возможно в этом мире.
-- Герцог, -- начала она и медлила в нерешительности.
-- Что вы хотите спросить?
-- Вы никого не любите? -- спросила она с искренностью, требовавшей и ответа искреннего.
-- Никого, -- отвечал Бофор резко.
-- Клянитесь честью дворянина!
-- Никого, говорю вам.
-- Отчего вы не хотите поклясться?
-- Если бы я действительно был, как вы говорите, глубоким политиком, работающим для тайной цели, честолюбцем, мечтающим о перевороте в государстве, тогда мне не стоило бы никакого труда произносить перед вами всякого рода клятвы.
-- Так вы любите кого-нибудь?
-- Когда-нибудь я вам это скажу, -- произнес Бофор странным голосом, так что герцогиня была поражена удивлением.
Вошла госпожа Мартино.
-- Лошади готовы, -- сказала она, -- едем ли в Гавр?
-- Как! -- сказал Бофор, -- так вы для этого дела требовали моей помощи?
-- Ни для чего другого, -- отвечала герцогиня, направляясь к двери.
-- Так вы отправляетесь освобождать ваших братьев, принцев Кондэ и Конти?
-- Именно так.
-- Но с ними... Разве вы забыли? С ними находится ваш муж, герцог Лонгвилль.
-- Ну так что же?
-- Но герцог де Лонгвилль муж ревнивый, подозревающий и неумолимый, он запрет вас в своем замке и не допустит до вас живой души!
-- И все-таки освободим их, а там увидим, что будет. Герцог де Лонгвилль немножко смахивает на господина Мартино, а моя милая Генриетта научила меня, как надо обуздывать мужей и заставлять их повиноваться.
-- О! Герцогиня, я совсем другое дело! Я питаю к мужу любовь, самую... -- Генриетта не смела закончить и покраснела.
Герцогиня обняла ее и поцеловала в лоб с видом королевы и ангела с обрезанными крыльями, словом, с тем видом, с которым она покоряла сердца.
Все вышли во двор, где ожидали их верхом Жан д'Эр, Ле Мофф и десять его воинов в полном вооружении -- как будто они собрались на войну. Дамы надели маски и сели на лошадей, но когда привратник отворил ворота, с улицы вбежал человек.
-- Капитан, -- сказал он, обращаясь к Ле Моффу.
-- Что случилось? -- спросил тот, выезжая из ворот.
Вместо ответа посыльный указал ему на таинственную амазонку, стоявшую посреди улицы.
-- Господин Ле Мофф, -- сказала она звучным голосом, -- вы забываете свои условия.
-- Никак нет, сударыня, -- отвечал тот нахально.
-- Вы мне нужны на этот вечер.
-- А вон там поставлены люди, чтобы предупредить меня вовремя.
-- Эти люди, вероятно, плохо исполняют свою обязанность, мне пришлось предупредить их.
-- Так сегодня вечером?
-- Да, непременно сегодня вечером.
-- В таком случае вы позволите мне представить вам новобранцев, которые, наверно, с радостью примут участие в ваших делах.
Женщина в маске подъехала к воротам и зорко взглянула на кавалькаду, освещенную факелами.
-- Я знаю госпожу Мартино, -- сказала она, -- на ее мужество можно положиться. А герцог Бофор давно уже принадлежит к нашим.
-- Куда же вы нас поведете, прекрасная дама? -- спросил герцог, подъезжая к ней.
-- Мое предприятие очень важное, и я не хотела бы...
-- Сударыня, -- вмешался Ле Мофф, -- все может уладиться. Мы с вами отправимся на улицу Дракона, а потом вы поедете с нами по нашему делу, и будет у нас разом два успеха.
-- А куда вы потом поедете?
-- Служить королю против кардинала, -- сказала герцогиня Лонгвилль, изменив свой голос.
-- Хорошо. Если герцог Бофор с вами, то и я из ваших.
Дама в маске с любопытством рассматривала герцогиню Лонгвилль, потом выехала вперед, подав знак герцогу Бофору ехать рядом с нею. Небольшой отряд выехал рысью на набережную. Ле Мофф был впереди отряда.
Бофор без труда узнал в замаскированной женщине герцогиню де Монбазон и, наклонившись к ней, осыпал ее любезностями, на что она отвечала холодно и с досадой, часто оборачиваясь к ехавшим позади амазонкам, из которых одна сильно возбуждала ее любопытство.
-- Признайтесь же, -- сказал ей Бофор, -- вы сердитесь на меня за то, что я не пришел на условленное свидание.
-- Мне сказали, что вы исчезли, никто не знал, куда вы девались. Коадъютор, которому вы, кажется, необходимы каждую минуту, распустил слух, что вас убили, но я вижу, что все это неправда, а вы просто скрывались с прелестным обществом в таком доме, где я никак не ожидала вас видеть.
-- Герцогиня, вы все думаете, что у меня в голове только ветер ходит. Вижу, что вы не можете взглянуть на меня серьезно.
-- Вы знаете, что я люблю и ревную вас.
-- Боже мой! -- вдруг воскликнул Бофор, как бы озаренный внезапной мыслью.
-- Что с вами? -- спросила она с живостью.
-- Ничего.
Герцог молча ехал, а в голове у него созревала догадка, что, когда по приказанию злодея де Бара совершалось похищение Маргариты, то он надеялся видеть в ней не дочь синдика, а герцогиню Лонгвилль.
Давно уже де Бар был страстно влюблен в герцогиню Лонгвилль и задумал ее погибель. При этой мысли Бофор радовался, что удалит ее из Парижа -- передаст на руки мужа, который защитит ее от преследований кардинальского фаворита.
"Надо зорко смотреть", -- думал он.
Он опять подъехал к герцогине Монбазон и разговаривал с нею. Они проехали Новый мост и без препятствий выехали на улицу Дофина, у перекрестка Бюси герцогиня Монбазон осадила лошадь и подозвала Ле Моффа.
-- Ступайте, -- сказала она, -- разместите своих людей. Мы здесь подождем.
Ле Мофф соскочил с лошади, которую поручил одному из своих людей, и скрылся в темноте смежной улицы, примыкавшей к левому берегу.
Госпожа де Монбазон повернулась к Бофору.
-- Итак, вы почти властелин Парижа, -- сказала она, -- а когда этот человек вернется, вы будете властелином королевы и короля.
-- Что вы хотите этим сказать?
-- Мазарини поедет по улице Дракона, а Ле Мофф со своими людьми так оцепят эту улицу, что кардиналу не выбраться оттуда -- разве он колдун, чтобы что-то помогло ему...
-- Вы говорите, что Мазарини поедет по улице Дракона?
-- Что тут вас удивляет? Разве он не великий дипломат? Не он ли хвастается, что умеет покупать все совести? Три дня тому назад он требовал свидания с герцогом Орлеанским.
-- Свидание в Люксембурге?
-- Да.
-- Разве не мог он видеться с принцем в Лувре или в Пале-Рояле?... -- сказал Бофор задумчиво.
-- Вы догадываетесь, Бофор, что без особо важных причин он не поехал бы к герцогу Орлеанскому? Он повел переговоры о решительном и открытом соглашении с его высочеством, рассчитывая при его содействии разом покончить с Фрондой.
-- Вы верите этому, герцогиня?
-- Да, разумеется, верю, и у него самые тяжеловесные аргументы, самые ослепительные обещания, чтобы помрачить зрение принца: во-первых, интересы Франции -- это само собой разумеется, во-вторых, женитьба короля на...
-- На ком? -- прервал Бофор.
-- На принцессе де Монпансье.
Бофор вздрогнул, сердце у него так больно сжалось, что он судорожно дернул за узду, лошадь взвилась на дыбы, как бы почуя опасность. Герцог, искусный всадник, скоро успокоил ее и опять подъехал к герцогине, которая в темноте не могла прочитать на лице Бофора душевного волнения.
-- Итак, -- сказал он тихо, -- если я не ошибаюсь, Ле Мофф должен убить кардинала?
-- Вы это сказали, а не я, -- отвечала она холодно.
-- Вот что желал бы я видеть своими глазами! -- воскликнул он.
-- В добрый час! Я опять узнаю вас, герцог!
Но он не отвечал и, пришпорив лошадь, поскакал в темную улицу, где исчез Ле Мофф.
Въезжая в улицу Дракона, он заметил по дороге продолговатые темные тени, притаившиеся у стен домов, тени эти, вероятно, ждали только сигнала, чтобы вскочить и действовать. Но в этих тенях он не мог различить Ле Моффа и потому остановился перед гостиницей "Дикарь", из полуотворенной двери которой выбивался слабый свет.
"Оттуда я все увижу", -- подумал он.
Сняв маску и привязав лошадь к кольцу, вбитому в стену, Бофор толкнул дверь и вошел в общую залу.
Лампа горела на столе, у стола дремал хозяин, но он вскочил на свои длинные ноги, как только Бофор стукнул дверью.
-- Герцог Бофор! -- воскликнул он, отвешивая низкие поклоны.
-- Молчи и укажи мне окно, откуда можно видеть все, что делается на улице.
Не прошло и десяти минут, как в конце улицы раздался стук колес экипажа, окруженного всадниками с факелами в руках.
"Это он! Это Мазарини!" -- подумал Бофор, узнавший ливрею на слугах.
Карета проехала половину улицы, в это время раздался выстрел, и кучер со страшными криками упал с козел. Со всех сторон выскочили люди свирепой наружности, вооруженные шпагами, пистолетами и мушкетами. Одни бросились к лошадям, другие налетели на всадников, сбросили их на землю, погасили факелы, третьи с обнаженными шпагами устремились к дверцам кареты.
Бофор увидел, как из кареты сверкнули другие шпаги, удары нападающих отражались с отменным мужеством.
Бандиты сначала молчали, как бы повинуясь отданному приказанию, но потом почувствовали необходимость поддерживать свой азарт криками: "Долой Мазарини! Бей его! Смерть ему!"
При свете уцелевшего факела зоркий глаз Бофора различил внутри кареты вместе с кардиналом еще двух особ, которых никак не ожидал здесь видеть: то были герцог Орлеанский и дочь его.
-- Луиза! Моя милая Луиза! -- воскликнул Бофор в ужасе.