С обеих сторон дрались холодным оружием.
-- Пали! -- закричал Ле Мофф.
Мрак осветился двумя ружейными выстрелами. Разбойники, увидев, с кем имеют дело, стали направлять удары в надлежащую сторону.
Но удары не попадали в цель, чья-то необыкновенно могучая шпага сверху козел отражала все удары; в то же время чей-то повелительный голос, заглушая шум схватки, звал людей из гостиницы "Дикарь", двери которой оставались полуотворены.
-- Эй! Люди, несите огня! Говорят вам, посветите, -- кричал он.
Но в гостинице все были глухи, никто не подавал и признака жизни, даже лампа, горевшая в общей зале, вдруг погасла.
-- Убирайтесь вон, проклятые мошенники, или никто из вас живым не выйдет из этой трущобы!
-- Стреляйте! -- сказал другой голос как будто с правой стороны. -- Не уступайте им!
-- Клянусь Вакхом! Я уже убил одного бездельника! -- отвечал знакомый голос кардинала.
-- Тут принц королевской крови! -- сказал другой голос, как бы угрожая.
-- Смерть кардиналу! -- заревела толпа нападающих.
Во мраке слышались стук и удары шпагами, только изредка раздавался ружейный выстрел, озаряя картину битвы.
-- Ударь по лошадям, кучер! -- послышался из кареты голос принцессы.
Как только отдано было это приказание, человек, отражавший удары с козел, вскочил на одну из лошадей и напал на разбойников, державших лошадей, одного приколол, другому нанес жестокий удар по рукам. Высвободив, таким образом, лошадей, ударил их и, что было сил, помчался по улице.
Крики раненых и упавших, по ногам которых проехали колеса, раздались во мраке. Карета мчалась с быстротой молнии, увлекаемая лошадьми, которые точно обезумели от боли -- новый кучер беспощадно оделял их ударами своей шпаги.
Напрасно вслед экипажу летели пистолетные и ружейные пули -- карета благополучно выбралась из улицы Дракона. Кучер остановил лошадей только на берегу Сены.
-- Ну что же ты остановился, кучер? Езжай дальше! -- закричали голоса из кареты.
Кучер молча слезал с лошади.
-- Господин Жан д'Эр, -- сказал он, обращаясь к всаднику, все время сопровождавшему карету, -- не угодно ли вам будет взять на себя труд довезти кардинала в Лувр?
Молодой всадник был не кто иной, как лотарингский кавалер. Поспешно соскочив с лошади, он занял место неизвестного кучера, который, сказав ему несколько слов на ухо, скрылся в темных улицах.
В эту минуту ветер разогнал облака, скрывавшие луну, и можно было видеть человека, бежавшего к Новому мосту.
-- Кто это, не знаете ли вы? -- спросил кардинал у Жана д'Эра, который, привязав лошадь к экипажу, взобрался на козлы.
-- Не знаю, монсеньор, -- отвечал тот, повернувшись к кардиналу.
-- А я так знаю, -- послышался звучный и музыкальный голос герцогини Монпансье.
-- Кто же это?
-- Герцог Бофор.
-- Не может быть! -- воскликнул кардинал, который в минуты сильного волнения не мог преодолеть своего итальянского выговора. -- Не может быть! Герцог последний человек, на которого я мог бы рассчитывать при подобных обстоятельствах.
-- Благодарю за него, монсеньор, -- не удержался заметить Жан д'Эр.
-- По этим неотразимым ударам я узнала его и держу пари, что это был мой кузен! -- подтверждала герцогиня Монпансье.
-- Кстати, -- сказал Гастон, обращаясь к молодому кучеру, -- кто вы такой? Молчаливый и таинственный кучер назвал вас именем не совсем незнакомым мне.
-- Имя лотарингское, ваше высочество. Случайно мы проезжали по улице с тем человеком и имели счастье оказать вам маленькую услугу.
-- Так это вас одного мы обязаны благодарить за спасение?
-- Виноват, ваше высочество, но это не так. У меня в кармане рекомендательное письмо от герцога Карла к вам, по этой причине я считаю себя вашим слугою и, следовательно, защищая вас, исполнял только свою обязанность.
-- Если бы не вы, так я был бы убит! -- воскликнул Мазарини. -- Сомнения никакого нет, они до меня добирались. Его высочество герцог Орлеанский так любим в Париже, что и думать нельзя, чтобы это ночное нападение было сделано на него.
-- Монсеньор, -- возразила принцесса, -- если бы мы с отцом не находились в карете, то сомневаюсь, что было бы достаточно рук наших двух защитников, чтобы рассеять толпу бродяг.
-- Но мне кажется, что и я не худо действовал шпагою, которую всегда держу в карете про всякий случай.
-- Итак, -- опять обратился принц к кучеру, -- вы отказываетесь назвать по имени вашего храброго товарища?
-- Он запретил мне это, ваше высочество.
-- Отлично, молодой человек, -- сказал Мазарини, -- его высочество принимает вас к себе на службу. Что касается меня, так если завтра утром вам угодно будет напомнить мне ваше имя, я постараюсь доказать вам мою благодарность.
-- А до тех пор, -- сказал Гастон, -- так как слуги монсеньора трусы и все разбежались, не будете ли вы любезны довести до конца вашу услугу?
-- Ваше высочество, с радостью готов вам повиноваться, но я совсем не знаю Парижа, не знаю, в какую сторону править.
В это время послышался конский топот по направлению к улице Дофина.
-- Езжайте к Новому мосту, потом поверните налево, -- сказал кардинал торопливо.
Гонтран-Жан д'Эр не заставил себя просить, подозревая в спешащих всадниках если не шайку Ле Моффа, то, по крайней мере, тех особ, с которыми выехал из дома Мартино. Он ударил по лошадям и помчался во весь опор по дороге в Лувр.
Через полчаса Мазарини, Гастон и принцесса были допущены к королеве.
Анна Австрийская сидела в больших креслах у своей постели, две женщины убирали на ночь ее прекрасные белокурые волосы, красоту которых пощадило время.
-- Ах! Это вы, моя милая племянница, -- сказала она, обращаясь с самой очаровательной улыбкой к принцессе. Мазарини вел ее под руку и, казалось, не замечал Гастона, который шел позади дочери.
-- Принцесса не хотела ехать, -- заметил Мазарини, смеясь, -- я насилу уговорил ее.
-- Это понятно, час такой поздний, да и на улицах не совсем безопасно.
-- Небезопасно. Ах! Ваше величество, кому вы это говорите? Нам, которые только что избавились от смертельной опасности.
-- О, Боже! Что это значит? -- воскликнула королева.
-- Целая шайка разбойников... Я доложу вашему величеству все подробности, когда отданы будут приказания, чтобы найти шайку, ее предводителей или заговорщиков.
-- Возможно ли? В самом Париже засада злоумышленников!
-- Действительно так, и нам с его высочеством пришлось порядком поработать шпагами, но мы после потолкуем об этом случайном обстоятельстве. Теперь же приступим к известному делу.
-- Подойдите ко мне, Луиза, -- сказала королева, протягивая к ней руку.
Принцесса подошла и почтительно поцеловала протянутую руку. Анна Австрийская обняла ее и поцеловала в лоб, но губы ее были холодны и сухи.
Принцесса хорошо знала королеву, удивление отразилось на ее лице.
-- Вы дуетесь на меня, душенька, тогда как мне следовало бы на вас досадовать.
-- Ваше величество, я никогда не дуюсь, это не в моем характере.
-- А если так, зачем же вы ни вчера, ни сегодня не являлись ко мне? Вы знаете, как я люблю видеть вас при себе, а между тем, если бы кардинал не поспешил сам за вами, я лишена была бы удовольствия вас видеть.
-- Ваше величество, отец мой собирался ехать со мной в Орлеан.
-- В Орлеан? Какое у вас есть дело в Орлеане, любезный братец? -- спросила королева, быстро обращаясь к Гастону.
-- Ваше величество, -- возразил герцог, раскрасневшись, -- некоторые дела, не терпящие отлагательства...
-- Ваше высочество как наместник короля не имеете права оставлять Париж, то есть особу короля. Что должно быть вам известно.
-- Именно потому я и рассчитывал на самое короткое отсутствие.
-- На короткое отсутствие? Так это вы потому-то и отправили сегодня половину дома и значительное число экипажей? Впрочем, я не хочу отыскивать причины этой ребяческой досады, всему причиной одна Луиза. Прошу вас, садитесь рядом со мной и выслушайте, что мы вам имеем сказать.
-- Ваше величество, -- возразил Мазарини, -- я уже имел честь сказать его высочеству об известном предмете. Его высочество согласен перед вами подтвердить главные условия этого семейного договора.
-- Луиза, -- сказала королева, ясно выказывая преимущество дочери перед отцом, -- Луиза, надо нанести решительный удар всем беспорядкам, и, если вы хотите содействовать мне, вас ожидает верный успех.
-- Ваше величество, у меня нет другой воли, кроме воли его высочества, моего уважаемого отца, а так как он самый верноподданный и приверженный вам слуга, то все, что вами решено, заранее им принято. Не так ли, ваше высочество?
При этом прямом обращении Гастон кивнул головой, хотя, видимо, ему было неловко.
-- Ваше высочество, -- подхватил Мазарини, -- вчера вечером вас посетил господин де Гонди, после этого посещения, вероятно, вы остались убеждены, что коадъютор далек от чистосердечия.
-- Вот это совершенно верно, -- отвечал Гастон с привычной ему беззаботностью, -- Гонди ненавидит принцев, заключенных в Гавре, что не помешало ему советовать мне, чтобы я требовал их освобождения.
-- А через это он хотел увлечь вас до нехорошей крайности! Так как освобождение принцев невозможно, то поссорить вас с королевой. У вас не оставалось бы другого выбора, как только броситься в его объятия.
-- Я разгадал его, -- сказал Гастон, -- и Луиза была согласна с моим мнением, когда я ей передал разговор наш с коадъютором.
-- Ах, милая моя, неужели вы занимаетесь этими делами? Неужели вам доставляет удовольствие мчаться в вихре политических волнений? Берегитесь, тут можно и голову потерять! Признаюсь вам, мне было бы прискорбно видеть вас увлеченной примером таких дам, как Шеврез, Лонгвилль, Монбазон, и других полоумных ветрениц.
-- Ваше величество, -- отвечала принцесса, -- смею уверить вас, что я не нахожу никакого удовольствия в политике, но мой возлюбленный отец часто удостаивает меня чести знать мое мнение о разных делах, а так как в этих случаях я советуюсь только с сердцем и справедливостью, то и выходит, что мои мнения сообразны со здравым смыслом. Если вашему величеству угодно мне позволить...
-- Говорите, говорите, любезная племянница.
-- С вашего позволения, -- продолжала принцесса, выказывая робкое смирение, противоречившее энергичным словам, -- я осмелилась бы вам заметить, что потеря драгоценного времени в мелочных и неблагоразумных ссорах нарушает достоинство короны и посягает на честь короля. Два дня тому назад, в Тюильри, маркиз де Жарзэ оскорбил человека, который, во всяком случае, принц королевской крови, оскорбил в присутствии вашего величества без всякого препятствия с вашей стороны.
-- О, моя красавица, так вот причина вашей досады?
-- Нет, ваше величество, я не смею досадовать на вас. Но маркиз де Жарзэ благородный, храбрый вельможа, великое было бы несчастье, если он и подобные ему люди будут подвергать свою жизнь опасности в таких безрассудных выходках.
-- Вы не правы, племянница, совершенно не правы, смотря с такой точки зрения на порядок вещей. Впрочем, я понимаю ваше сочувствие и желание отдавать каждому должное, удивляюсь только тому, что вы желаете видеть в герцоге Бофоре принца королевской крови.
-- Он мне кузен, ваше величество.
-- Правда, но только косвенным образом, этикет...
-- Ах, ваше величество, какое мне дело до этикета, -- сказала принцесса, -- кончится тем, что я совершенно разойдусь с ним, если его правила клонятся к тому, чтобы разрушать родственные связи.
-- Дитя мое, это благородное чувство, но в подобных случаях должны главенствовать государственные интересы. Не будем настаивать на этом предмете и оставим разговор, неприятный для вас.
-- Для меня? -- воскликнула принцесса, нежно целуя королеве руку. -- Вашему величеству известна глубина моей привязанности к вам.
-- Да, я это знаю, но нынешним вечером я хочу, как вы видите, вести с вами переговоры, как равная с равной.
-- Пойдем на условия, -- вмешался Мазарини, переглянувшись с Гастоном, который приятно улыбнулся при виде удивления, выразившегося на лице его дочери.
-- Говорите же, моя красотка, говорите, чего вы желаете? -- сказала королева.
-- Чего я желаю?
-- Ну да.
-- Я не понимаю, о чем угодно слышать вашему величеству.
-- Вот видите ли... Господин де Гонди желает кардинальскую шапку, господин Бофор желает быть преемником своего отца в звании генерал-адмирала. Его высочество ваш отец получит... вы сами поймете, что он пожелает, ну, а вы?
-- А я, ваше величество, ничего не желаю.
-- Ничего?
-- Совершенно ничего.
-- Вот это удивительно!
-- Ваше величество, я дочь первого принца крови французского дома, что может быть еще выше, к чему могло бы стремиться мое честолюбие? Следовательно, я не могу видеть, чего могла бы я добиваться.
-- Ну, так и есть! -- воскликнула Анна Австрийская, нахмурив брови и устремив на племянницу гневный взор, -- я была в том уверена.
-- В чем, ваше величество?
-- Любезный брат, -- обратилась королева к Гастону, -- когда умерла ваша первая жена, я обещала быть матерью вашей дочери Луизы и взять на себя все полномочия, которые родство и королевский сан мне уже вручили. Вы подтвердили своим согласием мое намерение и несколько раз говорили, что судьба вашей дочери в моих руках, что мне одной принадлежит право выдать ее замуж.
-- Меня выдать! -- воскликнула принцесса, побледнев от сильного волнения.
-- Без всякого сомнения.
-- Но я не имею никакого желания выходить замуж, -- сказала молодая девушка, вставая с места.
-- Дочь моя... -- сказал Гастон, взяв ее за руку и заставляя опять сесть.
-- Батюшка, так вы за этим заставили меня приехать сюда? Так для этого вы вели беспрестанные переговоры с кардиналом и с Гонди?
-- А хоть бы и так?
-- Почему же вы мне не сказали этого прежде?
-- Та-та-та! -- воскликнул Мазарини, всплеснув руками, -- что за очаровательное дитя! Кажется, она задумала не выходить замуж, кажется, она питает отвращение к замужеству. Так дело решенное, наперекор ей не должно идти.
-- Но это неестественно! -- воскликнула королева, бросив на принцессу подозрительный взгляд.
-- Как неестественно, государыня? -- возразил Мазарини. -- А помните ли вы, как сами приняли ту особу, которая первой заговорила о вашем бракосочетании с покойным королем.
-- Это совсем иное дело, -- возразила Анна Австрийская, -- тогда речь шла о том...
-- О том, чтобы сделаться французской королевой, тогда как для герцогини Монпансье речь идет...
-- Луиза, -- сказала королева, взяв ее за руку и повелительно глядя на нее, -- посмотрите на меня и отвечайте прямо и откровенно, как вы привыкли это делать. Отчего вы не хотите выходить замуж?
-- Оттого что... не хочу.
-- Разве вы достигли того возраста, когда можно иметь другую волю, кроме воли вашего отца?
-- Ваше величество, не сказали ли вы мне сейчас, что хотите вести со мной переговоры как равная с равной! Каковы бы ни были мои причины, каково бы ни было мое отвращение, я не хочу выходить замуж, вот и все тут!
-- Она влюблена в кого-то! -- воскликнула Анна Австрийская.
Не меняя выражения лица, принцесса глядела на королеву.
-- Отвечайте же мне, отвечайте, -- настаивала королева запальчиво.
-- Ваше величество, я не желаю выходить замуж по уже известной вам причине.
-- Говорите прямо, любезная племянница, не напускайте на себя этот величественный тон, которым вы хотите сбить меня с толку.
-- Я говорю прямо и чистосердечно. Поверьте мне, всемилостивейшая государыня и любезнейшая тетушка, если я вам противоречу, то это только потому, что совесть моя того требует.
-- Словом, вы не хотите выходить замуж?
-- Нет.
-- По крайней мере, не хотите ли узнать, какого мужа вам предлагают?
-- Не желаю, если это не тот, кого я сама намерена выбрать.
-- Так вы сознаетесь, что влюблены в кого-то?
-- Ваше величество, -- возразила принцесса с необычайной кротостью, -- не с нынешнего дня вам известны мои желания по этому предмету. Полтора года тому назад вы уже знали, за кого я хотела выйти замуж. Мои чувства не переменились.
-- Но ведь это безумие!
-- Вот видите, ваше высочество, я вас предупреждал, -- сказал кардинал, -- и вы напрасно ручались за покорность вашей дочери.
-- Признаюсь, я неосторожно обещал предоставить ей полную свободу в выборе мужа.
-- Но к чему вы это придумали, любезная племянница, -- опять заговорила королева, -- зачем вы выбираете мужа, который так стар, что может быть вашим дедом?
-- А за другого я не пойду.
-- Ну что это за прихоть!
-- Напротив, -- возразил Мазарини, -- я очень хорошо понимаю желание ее высочества и нахожу, что, в сущности, ее честолюбие очень благоразумно.
-- Господин кардинал! -- воскликнула укоризненно королева.
-- Ваше величество, -- сказал министр с уклончивостью, которая всегда ему так много помогала, -- я нахожу, что насилие над наклонностями принцессы не приведет к добру. Поскольку ей угодно быть женой императора -- ведь речь, кажется, идет об императоре?...
Луиза грациозно кивнула своей прекрасной белокурой головкой.
-- Да?... Так мы и постараемся сделать ее императрицей Германии.
-- Но это сумасшествие! -- воскликнула Анна Австрийская. -- Иначе нельзя объяснить это упорное желание стать женой самого старшего государя в Европе. По его летам от него нельзя ждать ни счастья, ни радостей! Все это -- недостойная комедия, за которой она хочет скрыть любовь к другому.
Луиза бросила на королеву злобный взгляд, подобный острому кинжалу. Этот взгляд королева не заметила и вполне понял хитрый министр. Принцесса встала и с глубочайшей почтительностью склонилась перед своей государыней в ожидании приказания удалиться.
-- Поистине, любезный брат, я вам удивляюсь, -- воскликнула королева, -- она дочь ваша, а вы терпите все ее безрассудные выходки!
Принцесса покраснела и еще ниже наклонила голову.
-- Уходите, сударыня, уходите вон! Избавьте меня от вашего присутствия и ждите дальнейших приказаний в ближайшей зале.
Произнеся эти жесткие слова, королева встала и в сильном волнении вышла в другую комнату.
Герцогиня Монпансье вышла и в зале увидела лотарингского кавалера, который по ее совету был принят на службу Гастоном с приказанием всюду сопровождать принцессу.
-- Господин Жан д'Эр, -- сказала она, поспешно подходя к нему, -- вы недавно поступили на службу к моему отцу, но если я не ошибаюсь в людях, то мне можно при надобности положиться на вас.
-- Приказывайте. Я молод, хочу пробить себе дорогу, и не достиг еще возраста, когда умеют быть изменниками.
-- Вы должны сейчас же оставить дворец и отыскать герцога Бофора, где бы он ни был.
-- Будет исполнено.
-- Хорошо, тогда вы ему скажете: "Во что бы то ни стало -- слышите? -- во что бы то ни стало надо освободить принцев из заключения!"
-- Это сделано.
-- Как сделано?
-- В настоящую минуту герцог Бофор едет в Гавр, предводительствуя отряд храбрейших удальцов. Когда мы недавно расстались с ним, он поспешил присоединиться к своим.
-- Так это он защищал нас и провез до Нового моста?
-- Полагаю.
Принцесса немного подумала, потом, подавая руку молодому человеку, сказала:
-- Господин Жан д'Эр, постарайтесь следовать за герцогом всюду, где он будет, не оставляйте его одного ни на минуту. Если он будет драться, поддерживайте его своей шпагой, а если смерть ему будет угрожать...
-- Так я подставлю грудь за него, уж это я вам обещаю.
-- О, какое у вас благородное сердце!
Принцесса подала ему обе руки. Гонтран поцеловал их с пламенным самоотвержением, овладевшим его душой под влиянием доверия, которым его удостоила прекрасная принцесса. Он ушел. Принцесса повернулась и в испуге остановилась как статуя. Перед нею поднялась портьера, не замеченная ею в углу комнаты, и появился человек, низко раскланивающийся.
-- Герцог де Бар! -- воскликнула она, едва переводя дыхание.
-- Ваше высочество, -- сказал герцог, подходя к ней по всем правилам этикета и говоря так тихо, что звуки его голоса едва долетали до ее слуха, -- если вы этого желаете, то я нем и, главное, совершенно глух.
-- Если что-нибудь докажет мне, что вы что-нибудь слыхали, то считайте себя мертвецом, -- сказала она высокомерно, и в глазах ее мелькнули грозные молнии.
В эту минуту Гастон вышел от королевы и, взяв дочь под руку, молча повел ее из дворца.
Когда они, сидя в карете вдвоем, ехали по дороге в Люксембург, герцог Орлеанский произнес сквозь зубы:
-- Какая же вы дура, дочь моя!
-- Королева нанесла мне жестокое оскорбление.
-- Но вы не догадываетесь даже, какого мужа она хотела вам предложить!
-- Предложить и дать -- это большая разница.
-- Кардинал понял наконец, что все его бросили; он боится, чтобы его не убили; он в ужасе, что принцы будут освобождены. Этот страх заставил его кинуться в наши объятия. А теперь по вашей милости он попадет, без всякого сомнения, в руки коадъютора.
-- Но чего же он хочет?
-- Он хотел сделать вас королевой Франции.
-- Как, я была бы женой короля Людовика Четырнадцатого?
-- Время еще не ушло.
-- Но вы дали слово герцогине де Лонгвилль помочь ей освободить принцев.
-- Ах, Боже мой, что же тут мудреного? Прежде сделайтесь королевой, а потом сколько хотите освобождайте принцев из тюрьмы.
-- Но разве это значит -- поступать честно, батюшка?
-- Ах, Луиза, Луиза, королева отгадала, ты влюблена в кого-то.
-- Ошибаетесь, -- с горячностью отвечала принцесса, отодвигаясь в глубину кареты.
Через час горничные помогли ей раздеться, и она легла в постель.
От невыносимой бессонницы глаза ее не смыкались целую ночь. Одна мысль, ужасная, ослепительная, возбуждая, неотступно преследовала ее.
-- Я могла бы стать королевой! -- твердила она себе в эту долгую бессонную ночь.