У меня было рекомендательное письмо моего дяди к городскому советнику, служившему в таможенном управлении -- Жану де Рошетт, и я был принят в этой семье радушно, как сын. Конечно же, я осмотрел великолепный Петербург с его чудесной Невой, его островами и прекрасными окрестностями. Несколько дней спустя после моего прибытия я во второй раз, в том же самом году, попал на праздник Троицы, а после того, как отправил свои вещи в Москву, последовал за ними в дилижансе. Я занял место снаружи, рядом с кондуктором, чтобы видеть окрестности. Дорога между двумя столицами, исключая окрестности Валдая, очень однообразна; ничего, кроме сосновых боров, болот и немногочисленных деревень, дома в которых построены из горизонтальных балок и покрыты тесом или соломой. Тогда, в 1823 году, шоссе доходило лишь до Новгорода, а дальше путь лежал по гатям и песку, по которому 9 лошадей тянули дилижанс только шагом. Места внутри были заняты генеральшей с дочерьми, с которыми я познакомился в пути, что скрасило монотонность дороги и заставило меня забыть о моем одиночестве. 24 июня, прекрасным воскресным днем, мы подъехали ко второй, не менее великолепной столице русского государства. В ярком солнечном свете сверкали сотни позолоченных куполов многочисленных церквей, зеленые и красные крыши дворцов, а звон тысяч колоколов возвещал о большом церковном празднике -- Дне Иоанна Крестителя. Мы проехали мимо петровского дворца -- оригинальной постройки, куда в свое время перебрался Наполеон после московского пожара; и в 10 часов уже въехали в огромный город, который, как и Рим, построен на многих холмах, и в котором были видны только малые следы большого пожара.
Я взял дрожки, чтобы разыскать моих родственников, которые жили у Сухаревской башни, доехал, и был принят обоими братьями -- Франсуа и Теодором де Куртене -- очень радушно.
Здесь я также встретил своего кузена Владимира -- симпатичного юношу 16 лет, наставником которого я позднее стал. Дочь моего дяди -- Зинаида, воспитывалась в Екатерининском императорском пансионе. Я решил с ней познакомиться, для чего, однако, нужно было сначала получить разрешение директрисы этого заведения -- генеральши фон Крок. Когда швейцар впустил меня в дворцовое здание, я очутился в большой узкой галерее, в которой прогуливались около сотни девочек от 12 до 18 лет, все одинаково одетые. Согласно обычаю, каждая из них при моем поклоне обращала ко мне лицо и вежливо кланялась, скрестив при этом руки на груди. Эта новая для меня церемония так меня смутила, что я покраснел и вынужденно улыбнулся, что заставило девочек улыбнуться в ответ, а затем и рассмеяться, и, с этим веселым смехом, ко мне подошла моя кузина, милая девушка 17 лет, с великолепными глазами и жемчужными зубами. По русскому обычаю, я поцеловал ей руку, а она меня в щеку -- и так мы познакомились. В Москве я оставался целый год, чтобы усовершенствоваться в русском языке, математике и рисовании, а затем прошел еще курс французской литературы, русской истории и географии. Моя жизнь была приятной, но однообразной, я был очень занят, изучал обычаи, привычки и язык моей новой родины, поскольку в 1824 г. в Москве я принял русское подданство и официально получил права гражданства. Вначале мне все было чуждо: одежда, жилища, византийский стиль многочисленных церквей и монастырей и т. д. Меня в высшей степени заинтересовал Кремль с его дворцами и редкостями с пятьюстами французскими пушками 1812 года, обширные базары, где были представлены все богатства Востока и Запада, сам город с его живописными видами и большими садами, а также чудесные окрестности. Мне нравились экипажи, запряженные четверкой лошадей и с форейторами, а позже -- прекрасные сани; к тому же, ко всему привыкаешь, как и к суровым зимам, зимой 1823--24 года в некоторые дни мороз был 30° ниже нуля по Реомюру.