Важное совѣщаніе.
Для молодаго Фицджеральда, направлявшагося не безъ внутренняго трепета обѣдать съ мистеромъ Гильтономъ-Клеркомъ, это было не маловажнымъ событіемъ. Его не только ожидала великая честь, но его новый другъ, успѣвшій уже сдѣлать ему не мало добра въ разныхъ отношеніяхъ, обѣщалъ познакомить его еще съ мистеромъ Джиффордомъ, редакторомъ Либеральнаго Обозр ѣ нія. Представьте себѣ молодаго прапорщика, только что поступившаго на службу и вдругъ приглашеннаго обѣдать съ главнокомандующимъ и его штабомъ! Въ глуши своей провинціальной редакціи, мистеръ Вилли пріучился смотрѣть на лондонское Либеральное Обозрѣніе, какъ на самую умную, самостоятельную и честную изъ современныхъ газетъ; не разъ заимствовалъ онъ изъ нея всевозможные взгляды и демонстративно проводилъ ихъ въ Коркской Лѣтописи, тщательно сохраняя даже ихъ стилистическія особенности. А теперь ему предстояло встрѣтиться лицомъ къ лицу съ самимъ редакторомъ и внимать заразъ и великому критику, и великому журналисту! Кромѣ того, онъ подозрѣвалъ, что Гильтонъ-Клеркъ устроилъ все это свиданіе только въ надеждѣ, что оно принесетъ пользу ему, Фицджеральду, теперь же или хоть впослѣдствіи. Онъ совершенно не понималъ, чѣмъ заслужилъ такое вниманіе и счастіе. Какъ могло все это случиться? По его убѣжденію, всѣмъ этимъ онъ былъ обязанъ только счастливой случайности.
Понятно, что онъ пріѣхалъ слишкомъ рано и имѣлъ много времени, чтобы нагуляться взадъ и впередъ по улицамъ и изучить нумерацію всѣхъ домовъ.
Но, когда онъ поднялся, наконецъ, по каменной лѣстницѣ до двери, находившейся на первой площадкѣ, и былъ встрѣченъ высокою женщиной среднихъ лѣтъ, въ иностранномъ чепцѣ, которая на ломаномъ англійскомъ языкѣ объяснила ему, гдѣ оставить пальто и шляпу, а потомъ впустила его въ такую комнату, какой ему не доводилось еще видѣть во всю свою жизнь, онъ невольно подумалъ, что тутъ произошла какая-нибудь ошибка. Быть можетъ, онъ еще разъ спросилъ бы у черноокой, серьезной женщины съ мягкимъ голосомъ, тутъ ли живетъ мистеръ Гильтонъ-Клеркъ, но она уже успѣла выйти. Однако, было ясно, что кто-то долженъ обѣдать въ этой комнатѣ, такъ какъ посрединѣ ея стоялъ небольшой четырехъугольный столъ, очень изящно накрытый и освѣщенный лампою съ абажуромъ изъ розоваго и бѣлаго фарфора, который придавалъ мягкій и красноватый оттѣнокъ всѣмъ предметамъ. Фицджеральдъ сѣлъ наудачу и принялся съ какимъ-то страхомъ разсматривать великолѣпную комнату, убранство которой, какъ онъ сразу увидалъ бы, еслибъ хоть что-нибудь понималъ въ этомъ отношеніи, было собрано со всѣхъ частей свѣта, но, главнымъ образомъ, изъ Венеціи. Оттуда были бывезены блестящія мѣдныя вазы, превращенныя въ большіе цвѣточные горшки и поставленныя на маленькомъ балконѣ за французскимъ окномъ; оттуда же -- оригинальные и изящные стулья и кушетки, бѣлые съ позолотой, немного потемнѣвшіе отъ времени. На стѣнахъ красовались яркія турецкія ткани; свѣчи были поставлены въ канделябрахъ, надъ которыми висѣли испанско-мавританскія гончарныя издѣлія; всюду было разбросано множество вещей изъ слоновой кости и металловъ, но нигдѣ не было видно ни картинъ или гравюръ на стѣнахъ, ни книгъ или газетъ на столахъ.
Дверь отворилась и на порогѣ появился Гильтонъ-Клеркъ.
-- Какъ поживаете, Фицджеральдъ? Очень радъ васъ видѣть!
Наступило минутное молчаніе.
-- Вы меня извините, пожалуйста; я на короткое время...
Когда Гильтонъ-Клеркъ исчезъ за дверью спальни, сердце Фицджеральда похолодѣло отъ ужаса: хозяинъ дома былъ во фракѣ. Фицджеральдъ взглянулъ въ сторону стола, накрытаго для четырехъ человѣкъ; нѣтъ сомнѣнія, что и гости будутъ такъ же одѣты. Одна мысль эта наводила на молодаго человѣка ужасъ; онъ не столько боялся, что его самого сочтутъ за деревенскаго неуча, сколько страшился мысли, какъ бы гости и хозяинъ не увидали въ его поступкѣ неуваженія къ себѣ. Ему никогда и въ голову не приходило, чтобы лондонскіе литераторы жили такимъ образомъ. Даже, еслибъ онъ и привезъ съ собою изъ Ирландіи свой поношенный вечерній костюмъ, то, по всему вѣроятію, не подумалъ бы надѣть его, чтобы идти обѣдать къ холостому человѣку. Теперь онъ готовъ былъ провалиться сквозь землю. Зачѣмъ это онъ только принялъ приглашеніе познакомиться съ знаменитыми людьми, когда самъ еще ничѣмъ не отличился? Онъ по дѣломъ наказанъ за свою самонадѣянность. И неужели они подумаютъ, что онъ сдѣлалъ это изъ неуваженія къ нимъ? Не лучше ли будетъ, если онъ все объяснитъ и извинится? Или не придумать ли какой-нибудь предлогъ, чтобы поскорѣй уйти? Чрезъ нѣсколько мгновеній хозяинъ дома снова появился передъ нимъ, но уже въ утреннемъ туалетѣ.
-- Мнѣ кажется, что вы правы, Фицджеральдъ,-- сказалъ онъ небрежно, опускаясь въ кресло,-- въ охотничьей курткѣ будетъ гораздо комфортабельнѣе, сегодня вечеромъ стало что-то очень холодно.
Сердце Фицджеральца забилось сильнѣе отъ признательности. Неужели это не истинно-джентльменскій поступокъ, внушенный инстинктивной вѣжливостью, чуткимъ пониманіемъ положенія другаго человѣка? Онъ былъ почти готовъ сердиться на Китти за ея скептицизмъ; но онъ непремѣнно напишетъ ей обо всемъ и попроситъ ее сказать откровенно, неужели эта деликатность со стороны Гильтона-Клерка, при всей своей кажущейся маловажности, не характеризуетъ его, какъ хорошаго человѣка?
Надо сознаться, что Китти была совершенно неправа, когда не хотѣла допустить, что новый знакомый ея друга былъ не только красивъ, но и изященъ. Это былъ человѣкъ лѣтъ тридцати, высокій, стройный, съ тонкими и задумчивыми чертами лица; свѣтло-голубые глаза его смотрѣли какъ-то спокойно и сосредоточенно. Волосы и длинная борода были бѣлокурые. Руки отличались большимъ изяществомъ и бѣлизной и, надо сознаться, что прекрасные ногти ихъ поглощали значительную долю его вниманія; даже теперь, когда онъ откинулся на спинку кресла, онъ болѣе глядѣлъ на нихъ, нежели на молодаго человѣка, съ которымъ говорилъ.
-- Въ этой комнатѣ есть нѣсколько недурныхъ вещицъ, не правда ли?-- сказалъ онъ равнодушнымъ тономъ, все еще тщательно разглядывая свои ногти.-- Онѣ немножко ярки, на мой взглядъ. Я люблю, чтобы комната производила успокоительное дѣйствіе. Но за то все это сдѣлаетъ большое впечатлѣніе на капиталиста.
-- Я васъ не совсѣмъ понимаю,-- сказалъ Фицджеральдъ (какъ счастливъ былъ онъ, что такъ отлично сошло съ рукъ дѣло съ охотричьей курткой!).
-- О,-- возразилъ Гильтонъ-Клеркъ все тѣмъ же равнодушнымъ тономъ,-- я и забылъ, что не говорилъ еще съ вами объ этомъ. Нынче вечеромъ сюда пріѣдетъ одинъ человѣкъ, у котораго слишкомъ много денегъ. Не хорошо, когда человѣкъ такъ богатъ. Вотъ я и надѣюсь убѣдить его рискнуть частью этихъ денегъ на журнальное предпріятіе. Я, конечно, не увѣренъ въ успѣхѣ, но мнѣ кажется, что есть нѣкоторые шансы. Мнѣ представилось, что на моего капиталиста извѣстная доля пышности произведетъ впечатлѣніе; поэтому я и нанялъ эти комнаты на короткое время. Я не хотѣлъ бы, чтобы вы думали, что лично я люблю эти пунцовыя ткани и красные горшки. Какъ я вамъ уже говорилъ, я предпочитаю спокойствіе въ комнатѣ, что-нибудь такое, что ласкаетъ взоръ, когда вы устали. Ну, а другой человѣкъ, съ которымъ вы должны будете познакомиться,-- ахъ, да, я вамъ уже о немъ говорилъ,-- это Джиффордъ. Вотъ старый чудакъ!
Фицджеральдъ едва вѣрилъ своимъ ушамъ. Возможно ли, чтобы кто-нибудь говорилъ о редакторѣ Либеральнаго Обозрѣнія такимъ фамильярнымъ и покровительственнымъ тономъ!
-- Всего страннѣе то,-- продолжалъ Гильтонъ-Клеркъ, медленно открывая и закрывая своими прекрасными, длинными ногтями складной карандашъ,-- что ему удалось сгруппировать вокругъ себя писателей, совершенно похожихъ на него или притворяющихся такими же. Всѣ они ужасно серьезно относятся къ своему занятію, страшно догматичны въ мелочахъ, постоянно дѣлаютъ новыя глубокомысленныя открытія, отыскиваютъ никому невѣдомыхъ поэтовъ, актрисъ, политическихъ дѣятелей, во всемъ хотятъ быть изумительно точными, а не могутъ написать трехъ цифръ, чтобы не соврать. Все это ужасно комично, но за то публика вѣритъ ихъ искренности. Мнѣ же они кажутся людьми, странствующими въ туманѣ. Одинъ изъ нихъ наткнется на фонарный столбъ и кричитъ: "Великій Боже! да, вѣдь, это первый поэтъ со временъ Байрона!"; другой споткнется и упадетъ на мостовую, на которой нищій нарисовалъ отъ скуки мѣломъ какія-то картины, и тотчасъ испускаетъ радостный крикъ: "Создатель ты мой! Ужь не Рафаель ли снова вернулся на землю? Ахъ, я взволнованъ до слезъ!" Меня увѣряли, что по новѣйшей теоріи Джиффорда, политическія тревоги имѣютъ одно происхожденіе съ тѣми волненіями, которыя мы замѣчаемъ на нашей планетѣ; земля переполняется избыткомъ электричества, или чѣмъ-нибудь другимъ въ этомъ родѣ, и освобождается отъ него въ различныхъ видахъ. Должно быть, вся разница заключается только въ различныхъ свойствахъ газа. Хотѣлъ бы я знать, что происходитъ на другомъ концѣ земнаго шара, когда у насъ выходитъ нумеръ Либеральнаго Обозр ѣнія? Но у старика Джиффорда есть весьма хорошая сторона: онъ всегда откровенно сознается въ своихъ промахахъ. Въ его газетѣ постоянно можно читать слѣдующія объясненія: "На прошлой недѣлѣ мы случайно сообщили, что въ отмѣнѣ законовъ о хлѣбной торговлѣ главнымъ участникомъ былъ лордъ Россель. Каждый читатель несомнѣнно сразу замѣтилъ, что мы хотѣли говорить о герцогѣ Веллингтонѣ". А на слѣдующей недѣлѣ появляется такая замѣтка: "Недавно, благодаря невольной ошибкѣ, мы приписали введеніе закона о свободной торговлѣ герцогу Веллингтонскому; всѣ, конечно, тотчасъ же догадались, что мы имѣли въ виду сэра Роберта Пиля". Я очень желалъ бы, чтобы Джиффордъ что-нибудь напуталъ по поводу замышляемаго нами еженедѣльнаго изданія и написалъ бы о насъ зажигательную статью. Отъ этого многое бы зависѣло!
Фицджеральдъ слушалъ все это съ большимъ изумленіемъ и даже не безъ нѣкоторой боли. Природа наградила его склонностью благоговѣть передъ героями, а къ этому незнакомому редактору, мнѣніями котораго онъ увлекался столько лѣтъ, уваженіе его было дѣйствительно велико. Слышать насмѣшки надъ нимъ было для Фицджеральда просто ужасно. Дѣло въ томъ, что за небрежной тирадой Гильтона-Клерка онъ не разобралъ нѣкотораго желанія мести. Не далѣе этого же самаго утра какой-то доброжелательный человѣкъ передалъ Клерку нѣсколько замѣчаній, сдѣланныхъ на его счетъ министромъ Джиффордомъ. Пріятель вовсе не хотѣлъ ихъ поссорить; это была только шутка, и надо сознаться, что въ словахъ мистера Джиффорда не заключалось ровно ничего ужаснаго.
-- Клеркъ! Вы говорите о Гильтонѣ-Клеркѣ? Это одинъ изъ тѣхъ людей, которые пишутъ стишки, носятъ проборъ посреди головы и принадлежатъ къ Севильскому клубу.
Ни въ одномъ изъ этихъ трехъ поступковъ не было ничего преступнаго; человѣкъ могъ ихъ совершить и, все-таки, считаться честнымъ англійскимъ гражданиномъ.
Но Гильтонъ-Клеркъ не любилъ, чтобы его классифицировали такимъ образомъ; поэтому онъ и воспользовался первымъ случаемъ отмстить Джиффорду.
Онъ взглянулъ на часы.
-- Пять минутъ девятаго,-- сказалъ онъ.-- Двадцать минуть прошло уже послѣ срока. Я ни за кѣмъ не жду болѣе четверти часа, поэтому мы сядемъ за столъ. Фіамметта!
Отвѣта не послѣдовало; онъ прикоснулся тогда къ стоявшему близъ него серебряному колокольчику и въ комнату опять вошла высокая черная женщина. Фицджеральдъ замѣтилъ, что въ прежнее время она была, вѣроятно, очень красива.
-- L'on n'arrive pas; faites servir.
-- Bien, in'sieur.
Но въ эту же минуту послышался за дверью шумъ и вслѣдъ затѣмъ Фіамметта ввела въ комнату двухъ посѣтителей. Первый изъ нихъ, весело потиравшій руки, былъ бѣлокурый человѣкъ высокаго роста; короткіе, желтые усы его казались почти бѣлыми отъ контраста съ его круглымъ, багровымъ и сіяющимъ лицомъ; на груди его красовался сверкающій брилліантъ; почти такъ же ярко блестѣли и надѣтые на немъ сапоги. Фицджеральдъ сразу перенесъ все свое вниманіе на слѣдующаго гостя, внѣшность котораго была, безъ всякаго сомнѣнія, болѣе замѣчательна. Второй посѣтитель былъ средняго роста и плотнаго сложенія; черные растрепанные волосы въ безпорядкѣ падали вокругъ его смуглаго лица, съ рѣзкими, но проницательными и умными чертами; глаза его были такъ поразительно ясны, что напоминали глаза льва. Вообще онъ производилъ впечатлѣніе человѣка съ очень сильнымъ умомъ, но не въ мѣру задорнаго, хотя это послѣднее впечатлѣніе ослаблялось нѣсколько его пріятнымъ голосомъ и увлекательнымъ смѣхомъ.
Послѣдовали обычныя извиненія и представленія, во время которыхъ Гильтонъ-Клеркъ выразилъ вскользь сожалѣніе, что гости побезпокоились надѣть фраки; потомъ всѣ усѣлись вокругъ обѣденнаго стола и Фіамметта подала блюдо съ икрою, фаршированными оливками, сардинами и другими закусками, предлагая, вмѣстѣ съ тѣмъ, гостямъ и ликеры.
Такъ какъ Фицджеральдъ никогда въ жизни и не слыхалъ даже ихъ названій и, къ тому же, болѣе интересовался своими новыми товарищами, чѣмъ словами красивой Фіамметты, онъ отвѣчалъ на ея вопросы разсѣянно и не взглянулъ на красноватую жидкость, которую она налила въ его рюмку. Чрезъ мгновеніе, однако, онъ встрепенулся. Съ давнихъ временъ далъ онъ себѣ зарокъ никогда не прикасаться къ спиртнымъ напиткамъ и до сихъ поръ добросовѣстно держалъ обѣщаніе. Ему и въ голову не пришло, чтобы эта красноватая жидкость могла быть чѣмъ-нибудь инымъ, кромѣ вина, и, не особенно одобривъ маслянистый вкусъ икры, онъ захотѣлъ избавиться отъ него, выпивъ одну рюмку. Въ ту же минуту ему показалось, что голова его пошла ходуномъ; горло было все въ огнѣ. Онъ поспѣшно проглотилъ нѣсколько глотковъ воды; къ счастью, никто не обратилъ на него вниманія, и мало-по-малу, все еще нѣсколько задыхаясь и съ побагровѣвшимъ лицомъ, онъ успѣлъ, однако, придти въ себя и вернуться къ своей роли почтительнаго и внимательнаго слушателя.
Разговоръ шелъ исключительно между Гильтономъ-Клеркомъ и Джиффордомъ; мистеръ Скобелль, капиталистъ, былъ большой гастрономъ и весь предался своему дѣлу. Сначала замѣчанія о текущихъ событіяхъ и общественныхъ дѣятеляхъ отличались нѣкоторой избитостью, хотя по временамъ и оказывалось, что оба собесѣдника смотрятъ совершенно различно на нѣкоторые вопросы. Однако, при всякомъ спорномъ пунктѣ всѣ положительно заявленія принадлежали исключительно мистеру Джиффорду; хозяинъ дома не хотѣлъ противорѣчить ему и предпочиталъ дѣлать шутливыя замѣчанія или только пожимать плечами. Джиффордъ держалъ себя, какъ человѣкъ убѣжденный и настойчивый; мысли Клерка можно было выразить однимъ словомъ: соппи! Въ то самое время, когда Джиффордъ страстно утверждалъ, что послѣдній томъ, изданный на этой самой недѣлѣ поэтомъ-лавреатомъ,-- верхъ совершенства, что онъ никогда не писалъ еще ничего столь драматическаго по замыслу, болѣе музыкальнаго въ лирическомъ отношеніи или патетическаго въ сильнымъ мѣстахъ, словомъ, что, благодаря ему, человѣческая жизнь стала за послѣдніе дни богаче однимъ высокимъ наслажденіемъ, хозяинъ дома процѣдилъ лѣниво сквозь зубы, тщательно выбирая косточки изъ рыбы, которую ѣлъ:
-- О, да, это весьма недурная вещь!
Къ несчастью, они попали какъ-то на разговоръ объ американской междуусобной войнѣ, которая была въ то время болѣе животрепещущимъ вопросомъ, чѣмъ теперь. Сначала замѣчанія ихъ были чисто случайныя и не отличались большой новизной.
-- Во всякомъ случаѣ,-- сказалъ Гильтонъ-Клеркъ,-- съ однимъ всѣ согласятся: на сторонѣ южанъ уже то преимущество, что они джентльмены!
Гнѣвный лучъ промельннулъ въ глазахъ его собесѣдника.
-- И что они храбро сражались,-- продолжалъ Гильтонѣклеркъ,-- пока не были отражены нестройными толпами, нахлынувшими на нихъ со всѣхъ сторонъ, подъ предводительствомъ полководцевъ, которые имѣли такъ же мало понятія о военномъ искусствѣ, какъ и о законахъ простой гуманности. Понятно, что если на одной сторонѣ находятся всѣ преимущества численности, денегъ и припасовъ...
Но это замѣчаніе походило на натискъ потока, когда онъ прорываетъ плотину. Даже мистеръ Скобелль поднялъ голову. По все время войны Либеральное Обозрѣніе являлось ярымъ защитникомъ сѣверныхъ штатовъ. Мистеръ Джиффордъ лично писалъ почти всѣ руководящія статьи о военныхъ дѣйствіяхъ, такъ что его свѣдѣнія по этому вопросу, иногда точныя, были во всякомъ случаѣ громадны, и теперь все это разомъ излилось на голову противника, подобно могучему водопаду. Всѣ сраженія перебралъ Джиффордъ по очереди. Иногда казалось, что Гильтонъ-Клеркъ вышелъ, вѣроятно, изъ комнаты, такъ какъ по временамъ его совсѣмъ даже не было слышно за этимъ громомъ. Только изрѣдка отваживался онъ на презрительную насмѣшку, направленную не противъ одного Сѣвера, а противъ Сѣвера и Юга заразъ, и немудрено, если его сбивала съ толку вся эта перестрѣлка и этотъ шумъ.
Но и здѣсь не оставался онъ въ безопасности, такъ какъ, высказавъ случайно мнѣніе, что объ этомъ вопросѣ не стоитъ даже и спорить, такъ какъ, въ концѣ-концовъ, существуетъ только два вида американцевъ: безцвѣтный и темнокожій, и что лично онъ предпочитаетъ болѣе характерную разновидность,-- на него немедленно накинулся безпощадный противникъ, укоряя его въ пристрастіи къ празднымъ и мелкимъ шуткамъ, которыя поселяютъ, однако, недоразумѣнія между государствами. Написать хлесткую статью не трудно, тѣмъ болѣе, что авторъ возьметъ за нее хорошій гонораръ, но потомъ статья начнетъ ходить по свѣту, забредетъ въ Америку и будетъ тамъ истолкована, какъ новый примѣръ недоброжелательства англичанъ. Онъ готовъ побиться объ закладъ, что Клеркъ никогда не былъ въ Америкѣ; онъ увѣрялъ, что во всю свою жизнь ему не довелось видѣть двадцати американцевъ. Неизвѣстно, куда могъ бы увлечь ихъ или до какой ярости дошелъ бы этотъ споръ, еслибъ мистеръ Скобелль не догагадался вставить замѣчаніе. А когда говоритъ капиталистъ, литераторы принуждены хранить молчаніе.
-- Я былъ въ Америкѣ!-- произнесъ онъ.
-- О, неужели?-- сказалъ мистеръ Джиффордъ, съ интересомъ глядя на него.
-- Въ самомъ дѣлѣ?-- прибавилъ хизяинъ дома съ любезной и вопрошающей улыбкой.
Но оказалось, что мистеру Скобеллю нечего было больше сказать. Онъ сдѣлалъ свой вкладъ въ общій разговоръ и снова вернулся къ своей тарелкѣ. Тѣмъ не менѣе, то, что онъ сказалъ, было неоцѣнимо, какъ несомнѣнный фактъ, опровергать который было невозможно. Но если этотъ споръ былъ очень интересенъ для молодаго Фицджеральда съ точки зрѣнія характеристики двухъ борцовъ, то дальнѣйшій разговоръ имѣлъ, какъ впослѣдствіи оказалось, гораздо болѣе важное и прямое значеніе лично для него. Долго не подававшееся шампанское, наконецъ, появилось и было уже дважды обнесено вокругъ стола Фіамметтою; болѣе мягкая атмосфера наполнила комнату; мистеръ Джиффордъ весело смѣялся надъ какой-то шуткой хозяина, а круглые, свѣтлые, вытаращенные глаза капиталиста, лицо котораго сдѣлалось еще краснѣе, глядѣли на всѣхъ съ какимъ-то сіяющимъ выраженіемъ. Эту минуту и выбралъ Гильтонъ-Клеркъ для изложенія плана, послужившаго главнымъ поводомъ для дружескаго обѣда.
-- Видите ли, Джиффордъ, мнѣ нуженъ вашъ совѣтъ,-- сказалъ онъ.-- Мистеръ Скобелль извинитъ меня, конечно, если я повторю здѣсь нѣсколько подробностей, которыя мы уже обсудили съ нимъ. Я предполагаю начать еженедѣльный дешевый журналъ, имѣющій, конечно, въ виду образованныхъ людей, но преимущественно тѣхъ, которые живутъ внѣ городовъ. Нумеръ будетъ выходить въ три часа по суботтамъ, для того, чтобы жители Лондона получали его въ тотъ же день по почтѣ, а иногородные подписчики въ воскресенье утромъ. Можно будетъ сдѣлать сводъ всѣмъ телеграммамъ агентства Рейтера вплоть до субботы; помимо этого -- никакихъ текущихъ событій, а, главное, никакой политики. Преобладающее мѣсто, отводимое ей въ англійскихъ газетахъ, основано на заблужденіи... Подождите минуту, Джиффордъ, пока я изложу свой планъ. Повторяю, въ нашихъ изданіяхъ политикѣ отводится мѣсто, совершенно не соотвѣтствующее тому интересу, какой представляютъ политическія событія для среднихъ англійскихъ семей. Внѣ извѣстныхъ кружковъ, т.-е.. я хочу сказать, внѣ тѣхъ, которые прямо занимаются политикою или пишутъ о ней, возьмите любой семейный домъ, и рядомъ съ одной семьей, глубоко поглощенной политикою, вы найдете, по крайней мѣрѣ, четыре другихъ, гдѣ за нее не дадутъ мѣднаго гроша. Вотъ я и хочу обратиться именно къ этимъ четыремъ. Но замѣтьте, что и пятая семья, хотя она и считаетъ себя отвѣтственною за цѣлость государства, можетъ, однако, рядомъ съ этимъ интересоваться и тѣмъ, гдѣ она проведетъ осень, и желать знать, не поѣхать ли ей въ Шотландію или не нанять ли яхту для плаванія вдоль береговъ и т. д. такъ что и эта семья будетъ очень рада изучать нашъ честный и дешевый органъ.
-- О,-- сказалъ Джиффордъ,-- вотъ что! Но для этого уже есть разныя изданія.
-- Извините, пожалуйста, это будетъ совершенно иное дѣло,-- спокойно возразилъ Гильтонъ-Клеркъ.-- Я предполагаю держать цѣлую серію агентовъ: спортсменовъ, рыболововъ, членовъ яхтъ-клуба и т. д., которые будутъ присылать намъ точныя и неприкрашенныя описанія всего, стоющаго вниманія, такъ что отецъ семейства, вмѣсто того, чтобы читать публикаціи, которымъ онъ не довѣряетъ, найдетъ у насъ вѣрныя свѣдѣнія обо всемъ: и объ охотѣ, и о собакахъ, и о лучшихъ мѣстахъ для рыбной ловли, словомъ, обо всемъ, что связано съ мечтами о лѣтней вакаціи, наполняющими для многихъ людей воскресные досуги. Всего труднѣе будетъ найти надежныхъ агентовъ, мы лично будемъ внѣ всякихъ подозрѣній, такъ какъ не станемъ брать никакого вознагражденія за коммиссію. Необходимо, конечно, чтобы агенты были хорошо оплачены.
-- Вѣрно,-- произнесъ мистеръ Скобелль.
Слушатели насторожили было уши, но этимъ все кончилось. Скобелль молча посмотрѣлъ на всѣхъ. Онъ, видимо, сказалъ все, что считалъ нужнымъ.
-- Для этого отдѣла,-- продолжалъ Гильтонъ-Клеркъ,-- нуженъ, разумѣется, хорошій второй редакторъ, который излагалъ бы всѣ доставляемыя ему свѣдѣнія приличнымъ англійскимъ языкомъ. Кромѣ того, онъ непремѣнно долженъ понимать толкъ въ томъ, что касается спорта, словомъ, знать объ этомъ гораздо болѣе, чѣмъ, напримѣръ, знаю я. Иначе мы сдѣлаемся смѣшными. Я считаю себя очень счастливымъ, что случайно познакомился съ Фицджеральдомъ; еслибъ вамъ, мистеръ Скобелль, удалось убѣдить его принять на себя эту должность, онъ былъ бы для насъ истинной находкой. Не мало пороха истребилъ онъ на своемъ вѣку, охотясь въ ирландскихъ болотахъ, и я хорошо знаю, какой онъ знатокъ и по части рыбной ловли. Къ тому же, видите ли, Фицджеральдъ, это занятіе вовсе не должно поглощать всего вашего времени. Вы могли бы продолжать литературную работу совершенно независимо отъ этого дѣла. Что вы на это скажете? Или, быть можетъ, вы желали бы подумать?....
-- О, я былъ бы очень радъ,-- пробормоталъ Фицджералбдъ, съ лицомъ краснымъ, какъ у Скобелля.-- Вы очень добры; я, право, не знаю, удастся ли мнѣ хорошо исполнить эту работу... но я употреблю, во всякомъ случаѣ, всѣ старанія...
-- Хорошо, хорошо,-- сказалъ Гильтонъ-Клеркъ равнодушно.-- Я увѣренъ, что вы въ этомъ отношеніи смекаете гораздо болѣе меня. Что касается денежныхъ условій, то, быть можетъ, здѣсь не мѣсто обсуждать эти подробности...
Но тутъ мистеръ Скобелль снова вмѣшался. Онъ чувствовалъ, что имѣетъ право говорить и что здѣсь онъ стоитъ на твердой почвѣ.
-- Я все это предоставляю вамъ, Клеркъ, и во всемъ на васъ полагаюсь. Пусть журналъ ведется хорошо, по-джентльменски. Я не желаю, когда прихожу въ клубъ, чтобы мнѣ тамъ говорили: "Скобелль, что это за радикальная чепуха помѣщается въ вашемъ изданіи? Какъ это вы можете быть собственникомъ такого органа?" Я хочу, чтобы это былъ джентльменскій журналъ и готовъ платить за это, что нужно. Пусть онъ печатается хорошо, на прекрасной бумагѣ; ну, словомъ, пусть выглядываетъ барскимъ изданіемъ. Я не желаю, когда я бываю въ обществѣ, чтобы люди говорили обо мнѣ, какъ объ издателѣ какого-то радикальнаго вздора.
-- О, конечно, конечно,-- подхватилъ Гильтонъ-Клеркъ нѣсколько поспѣшно.-- Вѣдь, политики у насъ не будетъ... Но теперь намъ необходимо придумать названіе. Я ужь цѣлую недѣлю ломаю надъ этимъ голову. Видите ли что: намъ непремѣнно нужно, чтобы всѣ поняли, что нашъ журналъ назначается для воскреснаго дня или утра, но все, что я придумалъ, напоминаетъ Воскресный Отдыхъ или подобныя заглавія. Мнѣ приходила въ голову Воскресная Сигара, но, вѣдь, не всѣ курятъ. Руководитель деревенскаго джентльмена -- это черезъ-чуръ длинно, да, къ тому же, мы хотимъ обратиться ко всѣмъ членамъ семьи, а не къ одному сельскому населенію, а также и къ жителямъ городовъ. Словомъ, намъ придется основательно обдумать этотъ вопросъ.
-- На вашемъ мѣстѣ я назвалъ бы журналъ Трутнемъ,-- сказалъ мистеръ Джиффордъ.-- Мнѣ кажется, что вы имѣете въ виду только людей, уже разжирѣвшихъ и интересующихся одними матеріальными и низменными наслажденіями. У васъ нѣтъ даже намека на какіе-нибудь умственные запросы.
-- Извините, пожалуйста,-- сказалъ хозяинъ,-- я описалъ вамъ всего только одинъ отдѣлъ. Литературную часть я беру на себя. Понятно, что у насъ будутъ появляться статьи, иногда, быть можетъ, касающіяся спорта, но и такія, которыя представятъ интересъ для дамъ. Мы будемъ давать небольшіе разсказы, но трудно имѣть что-нибудь хорошее въ этомъ родѣ; лучше всего помѣщать переводные французскіе романы, хоть, напримѣръ, Monsieur de Camors, иногда стишки или балладу о современныхъ вопросахъ. Профессоръ Джюелъ предложилъ мнѣ рядъ своихъ переводовъ изъ Горація, отчасти принаровленныхъ къ текущимъ событіямъ, но мнѣ кажется, что такія вещи появлялись уже не разъ.
-- Лучше и не связывайтесь съ ними,-- твердо сказалъ Джиффордъ.-- Горацій такой же роковой писатель для переводчиковъ, какъ и Гейне. Съ ними никто не справится. Посмотрите, какой вздоръ вышелъ у Мильтона изъ его перевода пятой Оды.
-- Что?-- спросилъ Скобелль громкимъ голосомъ, и даже Фицджеральдъ нѣсколько смутился.
-- Полноте, вы не должны говорить такъ пренебрежительно о звѣздахъ первой величины,-- смѣясь, сказалъ Клеркъ.
-- Однако, я, все-таки, утверждаю, что это самый плохой переводъ не только изъ Горація, но и вообще,-- настаивалъ Джиффордъ.-- Тутъ нельзя даже говорить о степени; это просто самый скверный переводъ, какой мнѣ доводилось читать, и главный его недостатокъ заключается именно въ томъ, что онъ совершенно непонятенъ. Неужели вы станете утверждать, что кто-нибудь, незнакомый съ подлинникомъ, пойметъ хоть слово въ переводѣ Мильтона? Наконецъ, что это за размѣръ! Я думаю, ни одинъ школьникъ не возьмется скандировать такіе стихи.
-- Но что же вы, однако, думаете о моемъ проектѣ, Джиффордъ?-- спросилъ Клеркъ, подавая сигары.
-- Не Богъ знаетъ что,-- былъ рѣшительный отвѣтъ.-- Вы хотите сочетать совершенно противуположные вкусы; спортсмены вообще не особенно пристрастны къ умственнымъ занятіямъ, а въ тѣхъ усадьбахъ, гдѣ библіотека завалена ружьями, вы, навѣрное, встрѣтите больше готовыхъ зарядовъ, чѣмъ новыхъ книгъ.
-- Но вы какъ будто не замѣчаете, что я имѣю въ виду разныхъ лицъ. Я обращаюсь ко всей семьѣ: къ отцу, желающему пригласить на охоту въ Шотландію такого-то или такого-то лорда;, въ мамашѣ, которая не прочь бы устроить нѣсколько танцовальныхъ вечеровъ, еслибъ только у нея былъ на зиму уютный загородный домъ; къ молодымъ барышнямъ, интересующимся переводнымъ французскимъ романомъ, котораго имъ не дозволяютъ читать въ подлинникѣ, словомъ, ко всѣмъ.
-- Ну, такъ назовите ваше изданіе Семейнымъ Журналомъ,-- сказалъ, смѣясь, Джиффордъ.
-- Спасибо; я такъ и сдѣлаю,-- спокойно отвѣчалъ Клеркъ, взявъ въ руди изящно переплетенную записную книжку.-- По крайней мѣрѣ, это лучше всего, что я до сихъ поръ самъ придумалъ.
Такимъ образомъ мистеръ Вилли сдѣлался вторымъ редакторомъ еженедѣльнаго изданія. Но это было еще не все. Поговоривъ о многихъ вещахъ, собесѣдники случайно попали на романъ, только что написанный человѣкомъ, занимающимъ одну изъ видныхъ должностей въ администраціи. Или, вѣрнѣе, романъ этотъ вышелъ за нѣсколько недѣль передъ тѣмъ анонимно и не возбудилъ никакого вниманія; теперь же было объявлено второе изданіе, заглавный листокъ котораго украшался именемъ Спенсера Тольмэка, члена парламента. Тогда редакторы газетъ снова перерыли кипу книгъ, отложенныхъ въ сторону, какъ не стоющія вниманія, и такимъ образомъ Тѣнь Дафны появилась опять на свѣтъ Божій.
-- Какъ странно, что Спенсеръ Тольмэкъ вздумалъ написать романъ,-- сказалъ Гильтонъ-Клеркъ.-- Его Исторія билля 1832 года вызвала большія похвалы.
-- Легкая литература -- отдыхъ послѣ административныхъ трудовъ,-- сказалъ мистеръ Скобелль, благосклонно улыбаясь.
Джиффордъ бросилъ на него сердитый взглядъ.
-- Легкая литература!-- сказалъ онъ презрительно.-- Я полагаю, что вы называете ее такъ въ противуположность той тяжеловѣсной, которую тянетъ ко дну? Мнѣ кажется, что единственная прочная вещь, которую изобрѣло человѣчество, это именно легкая литература, фантастическая, повѣствовательная, основанная на вымыслѣ. Осада Трои, Странствованія Улисса, Арабскія ночи, пьесы Шекспира, Донъ-Кихотъ, Робинзонъ, скажу болѣе, даже волшебныя дѣтскія сказки, древность которыхъ невозможно даже опредѣлить,-- вотъ что вѣчно, что хранится потомствомъ, какъ сокровище, въ то время какъ ваша тяжеловѣсная литература идетъ ко дну.
Джиффордъ говорилъ объ этомъ случайномъ предметѣ съ тою же запальчивостью, какъ и объ американской войнѣ.
-- Вы можете назвать ихъ блуждающими огнями, если хотите, потому что ихъ нельзя изловить и сдѣлать изъ нихъ какое-нибудь практическое употребленіе; но, прекрасныя и блестящія, произведенія эти будутъ вѣчно тѣшитъ наше воображеніе, въ то время какъ болѣе полезныя книги, солидныя, преисполненныя содержанія, увязнутъ въ болотѣ и вѣка пройдутъ надъ ними, даже не вспомнивъ ихъ. Люди и безъ того видятъ вокругъ себя слишкомъ много низкаго; имъ хочется, чтобы съ ними говорили иногда о болѣе благородныхъ предметахъ, чтобы даже обыденныя житейскія явленія получили сверхъестественную, фантастическую, яркую окраску. Еслибъ никто не разсказывалъ ребенку о волшебницахъ, онъ самъ бы ихъ придумалъ. А вы утверждаете, что Спенсеръ Тольмэкъ обратился къ этому виду труда для отдохновенія! Быть можетъ, это и такъ. Я не читалъ его Исторіи билля 1832 года, но, если онъ думаетъ, что создавать типы, придавая имъ опредѣленныя и живыя очертанія, понятныя людямъ, которые дѣйствительно живутъ на свѣтѣ, для него будетъ легче, чѣмъ изучать Синюю Книгу и потомъ составлять компиляціи изъ фактовъ, которые такъ и идутъ въ руку, онъ жестоко ошибется. Быть можетъ, онъ уже и понялъ свою ошибку... Однако, чортъ возьми, уже одиннадцать часовъ!
Счастье какъ будто преслѣдовало Фицджеральда въ этотъ вечеръ. Послѣ того какъ мистеръ Скобелль уѣхалъ въ своей каретѣ, остальные два гостя пошли вмѣстѣ пѣшкомъ; идя по Пикадилли, Джиффордъ продолжалъ говорить о новомъ романѣ и о случайномъ замѣчаніи капиталиста. Фицджеральдъ не прерывалъ его. Долго шли они такимъ образомъ; мистеръ Вилли дошелъ бы, кажется, хоть до Іерусалима, еслибъ его товарищъ, наконецъ, не остановился; на прощанье Джиффордъ сказалъ ему:
-- Вы живете, кажется, на Фольгэмской дорогѣ, а моя квартира тутъ поблизости. Если вы не прочь написать разборъ того романа, о которомъ я говорилъ, вы могли бы доставить мнѣ вашу работу въ четвергъ вечеромъ. Клеркъ показалъ мнѣ кое-что изъ вашихъ статей. Вы находитесь на настоящемъ пути; не впадайте только въ тонъ напускнаго индифферентизма; его и безъ того слишкомъ много въ Лондонѣ. Вашъ слогъ еще не совсѣмъ выработанъ; вы все ходите вокругъ да около предмета, вмѣсто того, чтобы попасть прямо въ цѣль и покончить разомъ съ вопросомъ. Ну, да все равно. Если хотите попытаться, можете завтра получить отъ меня книгу.
-- Позвольте...-- сказалъ Фицджеральдъ, почти задыхаясь отъ волненія,-- вы, конечно, говорите о статьѣ не для Либеральнаго Обозрьнія?
-- А то для чего же?
Еслибъ въ эту минуту разверзлась мостовая и передъ мистеромъ Вилли прошла вся процессія дона Фіерна съ его вльфами, онъ не былъ бы такъ пораженъ. Писать для Либеральнаго Обозрѣнія, да еще о книгѣ, поглощающей все вниманіе публики! Онъ не находилъ словъ, чтобы достаточно отблагодарить своего спутника и выразить, вмѣстѣ съ тѣмъ, недовѣріе къ собственнымъ силамъ.
-- Помните,-- добродушно прервалъ его Джиффордъ,-- я не обѣщаю непремѣнно помѣстить вашу статью. Я предлагаю вамъ попытаться, если вы согласны идти на рискъ. Во всякомъ случаѣ, это будетъ для васъ хорошимъ упражненіемъ. Если вы зайдете или зашлете завтра кого-нибудь, книга будетъ васъ ожидать. Покойной ночи! Очень радъ, что съ вами познакомился.