Новые друзья.
Какъ разъ въ это время случилось событіе, маловажное само по себѣ, но значительное по своимъ послѣдствіямъ. Въ числѣ тѣхъ Признаній молодого человѣка, которыя вынужденъ былъ помѣстить въ Семейномъ журналѣ Фицджеральдъ, за неимѣніемъ болѣе существеннаго матеріала, находилось одно, озаглавленное: Обь убійствахъ. Въ статьѣ этой изображались, главнымъ образомъ, сомнѣнія, которыя овладѣли молодымъ охотникомъ, когда онъ внезапно раздумался надъ тѣмъ, позволительно ли истреблять красивыхъ и невинныхъ тварей для одного своего удовольствія; его сожалѣніе, когда онъ видитъ ихъ безжизненными, обрызганными кровью или тщетно старающимися улетѣть съ подстрѣленными крыльями; его думы по поводу того, что дѣлать ему, если, случайно ранивъ морскую птицу, въ которой жизнь держится еще упорнѣе, онъ вынужденъ хладнокровно заколоть это прелестное, трепещущее созданіе? Забудетъ ли онъ хоть когда-нибудь нѣмой упрекъ этихъ угасающихъ глазъ? Съ другой стороны, говорилось далѣе въ статьѣ, не слѣдуетъ предаваться и этому чувству до болѣзненности. Жить насчетъ чужой жизни -- законъ природы. Вся статья была, такимъ образомъ, результатомъ внутренней борьбы между Фицджеральдомъ -- страстнымъ охотникомъ и Фицджеральдомъ -- литераторомъ, одареннымъ чуткимъ и поэтическимъ чувствомъ.
Весьма вѣроятно, что полная невозможность примирить этихъ двухъ людей все болѣе и болѣе уяснялась автору по мѣрѣ развитія статьи, и невольно закончилъ онъ ее описаніемъ охоты среди скалъ южной Ирландіи. Возможно ли останавливаться надъ разрѣшеніемъ какихъ-либо вопросовъ въ такомъ мѣстѣ и при такихъ условіяхъ? Атлантическій океанъ съ шумомъ бьется у подножья скалъ; солнце озаряетъ яркими лучами всю окрестность; таинственный мракъ наполняетъ прибрежныя пещеры. Все это должно разогнать всякія метафизическія умозрѣнія и заглушить слабый голосъ совѣсти. Словомъ, если въ началѣ статьи изображалась съ величайшею живостью картина внутренней борьбы образованнаго человѣка, то послѣднее слово, все-таки, осталось за страстнымъ охотникомъ, ученикомъ Анди Скакуна.
На другой день, послѣ появленія этой статьи, въ редакцію было доставлено слѣдующее письмо:
"Мистриссъ Четвиндъ была бы весьма обязана редактору Семейнаго журнала, еслибъ онъ согласился сообщить ей имя и адресъ автора статей, озаглавленныхъ Признаніями молодаго человѣка ".
Фицджеральдъ зналъ по опыту, сколько людей имѣютъ привычку писать въ редакціи по ничтожнѣйшему поводу, и не обратилъ ни малѣйшаго вниманія на эту записку, а въ качествѣ помощника редактора вѣжливо отвѣчалъ, что редакція не считаетъ себя въ правѣ дѣлать подобныя сообщенія.
На другой же день была принесена новая записка:
"Сэръ! Прошу васъ извинить мою навязчивость и позволяю себѣ думать, что вы не отказали бы тетушкѣ въ ея просьбѣ, еслибъ знали всѣ обстоятельства. Тетушка -- женщина уже старая, испытавшая большое горе. Она очень заинтересовалась статьями, о которыхъ идетъ рѣчь, такъ какъ онѣ напомнили ей человѣка очень дорогаго. Скажу откровенно, что ей было бы весьма пріятно познакомиться съ ихъ авторомъ, хотя бы только для того, чтобы поблагодарить его за доставленное удовольствіе. Я увѣрена, что онъ не отказался бы пожертвовать нѣсколькими минутами своего досуга, еслибъ узналъ о нашей просьбѣ.
"Готовая къ услугамъ Мэри Четвиндъ".
Финджеральдъ обратилъ на эту записку уже болѣе вниманія и даже тщательно перечелъ ее, любуясь красивымъ почеркомъ. Нѣтъ сомнѣнія, что при другихъ обстоятельствахъ онъ не задумался бы принять это простое, добродушное приглашеніе. Но теперь онъ вовсе не былъ расположенъ дѣлать новыя знакомства. Ни одной строчки отвѣта не получилъ онъ еще изъ Дувра, и его четыре шиллинга превратились уже въ восемнадцать пенсовъ. Китти находилась въ Дублинѣ; ангажаментъ ея окончился и дальнѣйшая будущность была довольна неопредѣленна. Наконецъ, если сказать правду, даже костюмъ его былъ слишкомъ поношенъ для утренняго визита. Вслѣдствіе всего этого онъ написалъ отъ лица редактора формальный отвѣтъ, которымъ увѣдомлялъ миссъ Четвиндъ, что ея записка уже переслана неизвѣстному сотруднику. Послѣ этого онъ счелъ вопросъ совершенно поконченнымъ.
Два дня спустя, въ числѣ писемъ, ожидавшихъ его въ редакціи, оказалось одно изъ Дувра. Съ жадностью распечаталъ онъ его.
"Милѣйшій Фицджеральдъ, не торопитесь, пожалуйста, я все улажу. Вашъ Гильтонъ-Клеркъ.-- P. S. Посылаю при этомъ небольшую статью".
Фицджеральдъ долго глядѣлъ на письмо, не зная, что и подумать. Въ самомъ разгарѣ его недоумѣній появился Скобелль, повидимому, въ сквернѣйшемъ настроеніи духа.
-- Послушайте, это ни на что не похоже,-- началъ онъ, снимая шляпу и садясь на стулъ,-- я ужь слишкомъ долго... слишкомъ долго смотрѣлъ на все сквозь пальцы.
-- На что именно?-- спокойно спросилъ собесѣдникъ.
-- Вы очень хорошо знаете, на что... Я не намѣренъ тратить деньги только для того, чтобъ доставлять удовольствіе кому бы то ни было. Поступать со мною такъ -- нечестно, ее по-джентльменски. Журналъ нашъ падаетъ съ недѣли на недѣлю; продажа все уменьшается,-- надо сказать, что она никогда и не была значительна,-- а теперь, вѣроятно, скоро совсѣмъ прекратится. И за все это я плачу деньги человѣку, который живетъ для своего удовольствія въ Дуврѣ! Этого я не потерплю; это вздоръ! Я плачу ему жалованье, значитъ, онъ мой слуга и долженъ исполнять свою работу.
-- Но, вѣдь, онъ и тамъ пишетъ,-- возразилъ Фицджеральдъ.
-- Я только что получилъ отъ него рукопись.
-- Сдѣлайте одолженіе, не старайтесь и вы меня морочить...
-- Извините, пожалуйста, никто не хочетъ васъ морочить,-- прервалъ его Фицджеральдъ, вспыхнувъ отъ гнѣва.-- Къ тому же, если вы недовольны Гильтономъ-Клеркомъ, не угодно ли вамъ высказать это ему самому. Я за него не отвѣчаю.
-- Здѣсь, кажется, никто ни за что не отвѣчаетъ,-- закричалъ мистеръ Скобелль,-- а журналъ, все-таки, идетъ къ чорту, вотъ въ чемъ бѣда. Я трачу каждую недѣлю большія суммы, и никто за нихъ не отвѣчаетъ.
У мистера Вилли чуть было не вырвалось замѣчаніе, что весьма незначительная доля денегъ мистера Скобелля попала въ его карманъ, но онъ во время сдержался.
-- Развѣ Гильтонъ-Клеркъ отрицалъ когда-нибудь свою отвѣтственность?-- горячо спросилъ онъ.-- Редактору вовсе нѣтъ необходимости постоянно быть на лицо. Если журналъ идетъ плохо, это весьма печально, но я думаю, что вы смотрѣли на него, какъ на коммерческую спекуляцію, а ужь тутъ безъ риска не обойдешься. По моему мнѣнію, Гильтонъ-Клеркъ писалъ для журнала весьма хорошія статьи, да, наконецъ, одно имя его, какъ редактора, много значитъ...
-- Послушайте, Фицджеральдъ,-- началъ Скобелль болѣе мягкимъ тономъ,-- я, вѣдь, не на васъ жалуюсь. Вы свою работу исполняете довольно хорошо... да, надо правду сказать, и работу Клерка, кстати. Заступайтесь за него, если хотите; я же повторяю, что недобросовѣстно пренебрегать такъ дѣломъ. Вѣдь, я плачу ему деньги, чортъ возьми, а онъ беретъ ихъ и веселится себѣ въ Дуврѣ. Еслибъ вы получали его жалованье, я понялъ бы, почему вы его защищаете. А потомъ еще это постоянное важничанье: любезнѣйшій Скобелль!... Повторяю, что онъ беретъ мои деньги и что все это мнѣ надоѣло по горло.
-- Я думаю,-- медленно произнесъ молодой человѣкъ, точно собираясь съ духомъ,-- что еслибъ Клеркъ зналъ о вашемъ неудовольствіи, онъ не согласился бы продолжать журналъ. Я увѣренъ, что онъ просилъ бы васъ немедленно превратить его.
-- Неудовольствіе!-- воскликнулъ Скобелль съ неподдѣльнымъ негодованіемъ.-- Развѣ я не имѣю основанія быть недовольнымъ? Развѣ я не рискую своимъ капиталомъ?
-- Но, вѣдь, эта возможность должна была представиться вамъ, когда вы начинали дѣло.
-- Да знайте, наконецъ, что я вовсе не интересуюсь спросомъ и предложеніемъ и всѣми этими модными пустяками,-- нѣсколько некстати сказалъ Скобелль.-- Никакія теорій не могутъ сдѣлать потерю денегъ пріятною, и вотъ я и спрашиваю себя: зачѣмъ будешь ты, Скобелль, продолжать это дѣло? Мнѣ-то какая отъ него польза? При всѣхъ моихъ затратахъ никто не знаетъ даже, что это мое изданіе; это изданіе Клерка, его имя повторяется всѣми, если вообще кто-нибудь вспоминаетъ о нашемъ журналѣ. Бѣда только въ томъ, что никто о немъ и не думаетъ. Въ клубѣ онъ остается неразрѣзаннымъ. Я спрашиваю знакомыхъ о статьяхъ, которыя помѣщены у насъ, и никто о нихъ ничего не знаетъ! Такъ на что же онъ мнѣ нуженъ? Да, наконецъ, когда я написалъ недавно статью о новомъ сортѣ шампанскаго, ввезеннаго въ Англію однимъ изъ моихъ пріятелей, я не могъ даже добиться, чтобъ ее помѣстили въ собственномъ моемъ журналѣ! Это мнѣ нравится! Клеркъ взялъ да и вычеркнулъ мою статью, не говоря мнѣ ни одного слова.
-- О! нѣтъ,-- быстро возразилъ Фицджеральдъ,-- это я ее вычеркнулъ.
-- Вы?-- спросилъ Скобелль, устремивъ на него негодующій взглядъ.
-- При самомъ началѣ журнала рѣшено было не допускать никакого личнаго вліянія,-- почтительно, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, холодно отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Это вредно для всякаго изданія. Одной статьи, которую публика заподозритъ, достаточно, чтобъ погубить его...
-- А далеко оно теперь отъ гибели?-- презрительно спросилъ Скобелль.
-- Я поступилъ такъ, какъ мнѣ казалось правильнымъ,-- отвѣчалъ Фицджеральдъ,-- и не хочу снимать съ себя отвѣтственности. Такъ поступилъ бы и Клеркъ. Я дѣйствовалъ отъ его имени, хотя и не могъ спросить его разрѣшенія. Но, если вы недовольны журналомъ вообще или моей долею участія въ немъ, для этого есть очень простое средство, по крайней мѣрѣ, насколько дѣло касается меня. Вы можете считать мое мѣсто свободнымъ, начиная съ настоящей минуты.
Онъ всталъ. Скобелль какъ бы растерялся на мгновенье, но вслѣдъ затѣмъ сказалъ:
-- Садитесь, подождите немного. Васъ я, вѣдь, ни въ чемъ не виню. Вы сдѣлали все, что могли, работали за всѣхъ. Я только жалѣю, что мы не назначили съ самаго начала васъ редакторомъ и не сберегли гонорара Клерка.
-- Если принять въ соображеніе, что мысль объ изданіи принадлежитъ ему,-- началъ было Фицджеральдъ, но Скобель, видимо, желалъ умиротворить его и не далъ ему даже договорить.
-- Скажу болѣе: если мнѣ вообще приходилось слышать хоть что-нибудь о нашемъ журналѣ, то именно только о вашихъ статьяхъ. Мистриссъ Четвиндъ сообщила мнѣ вчера, что уже обращалась къ вамъ письменно. Вотъ это я люблю. Мнѣ пріятно, когда мое имя связано съ чѣмъ-нибудь, о чемъ говорятъ въ хорошемъ обществѣ. Каюсь въ этой слабости, люблю говорить о журналѣ и слушать, какъ его хвалятъ порядочные люди. Я сказалъ мистриссъ Четвиндъ, что вы съ удовольствіемъ навѣстите ее.
-- Я не зналъ, что это входитъ въ кругъ моихъ обязанностей,-- нѣсколько сухо отвѣтилъ Фицджеральдъ.
-- Что такое?-- спросилъ Скобелль, выпучивъ глаза.
-- Да дѣлать визиты незнакомымъ людямъ. Съ какой стати долженъ я идти къ мистриссъ Четвиндъ? Я даже имени ея никогда не слыхалъ.
-- Господь съ вами! Никогда не слыхали имени Четвиндовъ?-- воскликнулъ Скобелль.-- Да во всемъ Лондонѣ нѣтъ людей болѣе извѣстныхъ; лучшее общество гордится ихъ знакомствомъ. До самой смерти ея племянника мистриссъ Четвиндъ можно было встрѣчать всюду; о ея мужѣ вы, конечно, слыхали. Сама она урожденная Барри, изъ Корка, и очень обрадовалась, узнавъ, что вы ея соотечественникъ. Не знать Четвиндовъ! Увѣряю васъ, что вы будете отъ нихъ въ восторгѣ. Наконецъ, я самъ сведу васъ туда, если хотите.
Но Фицджеральдъ не только отклонилъ это великодушное предложеніе, но даже далъ понять, что ему было бы гораздо пріятнѣе вовсе не дѣлать визита этимъ незнакомымъ людямъ. Тогда Скобелль, видимо обѣщавшій мистриссъ Четвиндъ привезти въ ней жолодаго человѣка, избралъ другой путь и обратился къ его великодушію. Оказалось, что старушка недавно лишилась племянника, который наполнялъ всю ея жизнь. Она усыновила его, оставила ему по завѣщанію все, что ей принадлежитъ (сестра его, Мэри Четвиндъ, уже раньше обезпечена) и подарила ему небольшое имѣніе въ Коркскомъ графствѣ, на берегу залива Бэнтри. Паденіе съ лошади въ Виндзорскомъ паркѣ положило конецъ всѣмъ надеждамъ, и съ той поры старушка, казалось, вся ушла въ свое горе и интересуется, главнымъ образомъ, только тѣмъ, чѣмъ занимался прежде ея племянникъ. Она знаетъ все, что касается охоты, выписываетъ всѣ спортсменскіе журналы. Неизвѣстно, почему ей пришло въ голову, что Признанія молодаго человѣка; именно изъ такихъ статей, какія могъ бы написать ея любимый племянникъ, еслибъ онъ взялся за литературу. Удивительно ли послѣ того, что ей захотѣлось познакомиться съ ихъ авторомъ? Неужели же будетъ такая громадная жертва съ его стороны посвятить какихъ-нибудь десять минутъ своего досуга старушкѣ, столько пострадавшей? Результатомъ просьбы Скобелля было обѣщаніе Фицджеральда сдѣлать на слѣдующій день визитъ мистриссъ Четвиндъ въ ея домѣ, въ Гайдъ-паркѣ.
Ну, а до тѣхъ поръ? До тѣхъ поръ -- ничего; онъ, вѣдь, уже убѣдился въ томъ, что кокосовые орѣхи съ кускомъ свѣжаго хлѣба отличное средство обманывать голодъ, а въ карманѣ у него еще находилось нѣсколько мелкихъ денегъ. Возвращаясь по вечерамъ въ свою квартиру, онъ изъ предосторожности рано тушилъ свѣчу и ложился спать, для того чтобы Джонъ Россъ не зналъ, что онъ уже дома. Хуже всего было то, что эти крайнія лишенія вызывали въ немъ страшную сонливость, а такъ какъ человѣческій мозгъ склоненъ рисовать самыя мрачныя картины именно по ночамъ, то Фицджеральда преслѣдовала, главнымъ образомъ, неотвязчивая мысль о грозившей ему необходимости пойти къ закладчику. Ему представлялось, какъ этотъ человѣкъ посмотритъ на него, какъ его собственное смущеніе выступитъ краскою на лицѣ! А что, если его сочтутъ за вора? Нѣтъ, этого онъ не можетъ сдѣлать. Къ закладчику онъ не пойдетъ, лучше выйдетъ онъ на улицу и предложитъ первому прохожему купить его сапоги. Къ тому же (эта утѣшительная мысль всегда зарождалась въ немъ съ первымъ лучемъ дневного свѣта) у него еще есть нѣсколько пенсовъ; кокосовые орѣхи и хлѣбъ -- пища недорогая, а почемъ знать, можетъ быть, Гильтонъ-Клеркъ уже потрудился счесть и выслать ему сумму своего долга.
Въ четыре часа на слѣдующій день Скобелль зашелъ въ редакцію и предложилъ Фицджеральду поѣхать вмѣстѣ съ нимъ къ старушкѣ. Во время пути онъ старался растолковать своему товарищу всѣ преимущества хорошаго знакомства. Для молодаго человѣка это даже вещь въ высшей степени важная. Правда, что у Четвиндовъ нѣтъ уже болѣе такихъ пріемовъ, какъ при жизни племянника, но, все-таки, ихъ домъ посѣщается хорошими людьми, такими, съ которыми полезно быть знакомымъ. Фицджеральдъ, испытывавшій что-то вродѣ чувства невольника, котораго везутъ на базаръ, не произносилъ ни слова. Онъ ровно ничего не ѣлъ съ самаго утра; быть можетъ, это обстоятельство заставляло его смотрѣть на перспективу знакомства съ "хорошими людьми", какъ на что-то довольно непроизводительное.
Тѣмъ не менѣе, уже черезъ нѣсколько минутъ онъ былъ очень радъ, что поѣхалъ, такъ какъ пришелъ въ истинный восторгъ отъ старой дамы, которая сидѣла въ креслѣ у окна, обложенная подушками. Онъ забылъ покровительственный тонъ Скобелля, забылъ даже его присутствіе: до такой степени увлекся онъ маленькой, изящной женщиной съ бѣлоснѣжными волосами, говорившей мягко, нѣсколько грустно, и, кромѣ того, съ слабою интонаціею, свидѣтельствовавшею о томъ, что и ей были не чужды въ молодые годы зеленые берега Ирландіи. Бывалъ ли онъ въ Бэнтри? спросила она. О, конечно!-- А въ Гленгарифѣ?-- Точно также!-- А объ мѣстечкѣ Boat of H arry онъ даже, вѣроятно, и не слыхивалъ?
Старушка нѣсколько замялась, называя это послѣднее мѣсто, а когда Фицджеральдъ отвѣчалъ, что дѣйствительно не знаетъ его, она съ минуту помолчала, и ему показалось, что глаза ея затуманились, а губы слегка дрожали. Но это продолжалось всего только одинъ мигъ. Старушка вскорѣ опять повеселѣла, сказала, что изъ его статей видно, какой онъ знатокъ спорта, и выразила удивленіе, что онъ успѣваетъ столько писать, если вся его жизнь проходитъ среди природы.
-- Теперь всему этому конецъ,-- отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Я продалъ себя въ рабство.
-- И чувствуете себя, конечно, одинокимъ въ Лондонѣ?
-- Да, нѣсколько!
-- Вы скоро найдете друзей,-- утѣшала его старушка.-- Но гдѣ это пропадаетъ Мэри?-- прибавила она тутъ же.
Въ эту самую минуту, точно въ отвѣтъ на ея вопросъ, отворилась дверь; въ комнату вошла молодая дѣвушка и поздоровалась съ Скобеллемъ.
-- Мистеръ Фицджеральдъ,-- сказала старушка,-- позвольте мнѣ представить васъ моей племянницѣ.
Онъ увидалъ передъ собою высокую молодую дѣвушку, съ ясными, поразительно проницательными, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, веселыми глазами, красивымъ лицомъ и энергическимъ выраженіемъ. Въ цѣломъ, первое впечатлѣніе, которое произвела на него молодая дѣвушка, не было вполнѣ пріятно. Въ женщинахъ онъ, прежде всего, искалъ мягкости; между тѣмъ, съ перваго взгляда на миссъ Гетвиндъ видно было, что она отлично съумѣетъ постоять за себя. Но это впечатлѣніе сглаживалось, когда она начинала говорить. Голосъ ея былъ нѣжный и музыкальный, а весь складъ рѣчи -- веселый и откровенный. Фицджеральдъ удивился только, что она была не въ черномъ, въ то время какъ мистриссъ Гетвиндъ все еще носила трауръ по ея братѣ.
-- Я полагаю, что тетя уже извинилась передъ вами, мистеръ Фицджеральдъ,-- сказала она послѣ первыхъ привѣтствій, и мнѣ, конечно, слѣдовало бы сдѣлать то же самое, такъ какъ вы, навѣрное, сочли меня страшно навязчивою. Но дѣло въ томъ, что друзья наши ужасно избаловали насъ за послѣднее время своимъ вниманіемъ, и я увѣрена, что тетя вскорѣ велитъ напечатать на своихъ пригласительныхъ билетахъ: "Мистриссъ Гетвиндъ приказываетъ такому-то придти къ ней пить чай въ слѣдующій вторникъ". Въ самомъ дѣлѣ, всѣ къ намъ слишкомъ добры; но безъ этого я и не знаю, что дѣлала бы моя бѣдная тетя; мнѣ, вѣдь, приходится уходить изъ дома такъ часто.
-- Я и не придумаю даже, какъ это ты со всѣмъ справляешься, Мэри,-- замѣтила мистриссъ Гетвиндъ.-- Видите ли, мистеръ Фицджеральдъ, зрѣніе мое становится изо дня въ день все хуже, и Мэри приходится замѣнять мнѣ глаза. Бѣда въ томъ, что я -- старуха глупая и люблю, чтобы мнѣ читали изящныя вещи. Мэри же человѣкъ новаго времени и не интересуется ничѣмъ, кромѣ науки, воспитанія и вопроса о томъ, какъ бы научить людей, сколько миль отсюда до солнца, точно они туда когда-нибудь поѣдутъ. Сама я почти совсѣмъ не могу читать, а видѣть, какъ она тратитъ даромъ на меня свое время...
-- Тутъ дѣло вовсе не въ моемъ времени, мистеръ Скобелль,-- весело замѣтила дѣвушка,-- но вы себѣ представить не можете, какія вещи тетушка заставляетъ меня читать. Изящные разсказы, любимыя ея поэмы; я увѣрена, что болѣе всего ее порадывалъ бы длинный столбецъ сентиментальныхъ стиховъ, гдѣ говорится о разбитыхъ сердцахъ и тому подобныхъ вещахъ, ну, словомъ, то, что появляется обыкновенно въ провинціальныхъ изданіяхъ.
-- А развѣ это не интересно?-- спросилъ Фицджеральдъ, помнившій, что и самъ онъ не рѣдко грѣшилъ въ этомъ отношеніи.
-- Но немного монотонно,-- отвѣчала дѣвушка.-- Въ этихъ стихахъ слишкомъ много говорится о голубкахъ, розахъ и любви.
-- Во всякомъ случаѣ они служатъ отраженіемъ человѣческой души,-- отвѣчалъ онъ, слегка вспыхнувъ.-- Если это не простое подражаніе, а искреннее изображеніе чувствъ, надеждъ или желаній автора, то я не могу представить себѣ ничего болѣе привлекательнаго. Это настоящая жизнь и она гораздо болѣе интересна для меня, чѣмъ нога какой-нибудь лягушки или вопросъ о томъ, есть или нѣтъ на лунѣ висмутъ.
Она взглянула на него съ любопытствомъ. Потомъ встала.
-- Вы меня извините, мистеръ Скобелль; я должна быть въ Уайтъ-Чапелѣ около половины шестаго. Прощай, милая тетя.
Она поцѣловала тетку, поклонилась Фицджеральду и вышла. Неизвѣстно почему, онъ вздохнулъ свободнѣе послѣ ея ухода.
Какъ мила была старушка въ своемъ креслѣ! Фицджеральду казалось, что онъ никогда не видалъ такихъ серебристыхъ волосъ. Ей, видимо, очень нравилось, что у нея гости, она оживленно говорила о текущихъ событіяхъ и случайными замѣчаніями не разъ напоминала Фицджеральду, что они соотечественники. Когда гости стали, наконецъ, прощаться, старушка уже прямо обратилась къ мистеру Вилли съ просьбой навѣщать ее всякій разъ, когда у него окажется свободная минута, такъ какъ читать сама она не можетъ, а любитъ знать, что дѣлается на свѣтѣ.
На улицѣ Фицджеральдъ далъ, наконецъ, волю своему восхищенію.
-- Что за прелестная старушка!-- воскликнулъ онъ.-- Просто восторгъ, какъ она говоритъ! Кажется, будто ей извѣстны всѣ выдающіеся люди за послѣднія шестьдесятъ лѣтъ!
-- Да,-- торжественно произнесъ Скобелль, пока лакей отворялъ дверцы кареты.-- Да, Четвинды хорошіе люди. Они занимаютъ видное мѣсто въ обществѣ. Ну, теперь прощайте; мнѣ нужно сдѣлать еще нѣсколько визитовъ.
Такимъ образомъ, Фицджеральдъ пошелъ домой пѣшкомъ. Онъ выпилъ у старушки чашку чая съ кускомъ пирога, и это его ободрило, даже настолько подняло его духъ, что онъ тутъ же рѣшился откровенно попросить Росса, если только онъ дома, подѣлиться съ нимъ своимъ ужиномъ, зная, что пріятель его будетъ такъ же радъ угостить его, какъ онъ -- принять угощеніе. Но не ужинъ занималъ, главнымъ образомъ, его мысли, пока онъ шелъ къ Фольгэмской дорогѣ. Не разъ вспоминалъ онъ Мэри Четвиндъ и ея обращеніе съ нимъ и раздумывалъ о томъ, какое именно дѣло могло требовать ея присутствіе въ Уайтъ-Чапелѣ.