Мы вышли из дома и двинулись вниз по саду, мимо живой изгороди.

Луна была высоко, и когда мы шли по продуваемому всеми ветрами склону, летающие тени закрыли ее яркий лик, сплетая на нем странный узор.

Мой компаньон пожал плечами.

— Летучие мыши, — сказал он. И улыбнулся. — Люди говорят, мы обладаем властью менять форму. Обращаться в нетопырей или волков. Увы, это всего лишь еще одно суеверие. Что было бы, будь это правдой? Наверное, наша жизнь была бы проще. Поиск пищи в человеческом обличии труден. Скоро вы это поймете.

Я отпрянул. Его рука покоилась на моем плече с холодной властностью.

— Куда вы меня ведете? — спросил я.

— К еде.

Замешательство исчезло. Я вырвался из кошмара, стряхнул с себя безумие.

— Нет, я не стану, — пробормотал я. — Я не могу…

— Вам придется, — ответил он. — Или вы предпочитаете вернуться обратно в могилу?

— Предпочитаю, — прошептал я. — Лучше — смерть.

Его зубы блеснули в лунном свете.

— Какая жалость, — сказал он, — вот только вы не можете умереть. Вы просто будете выглядеть мертвым. И когда вас обнаружат, то похоронят. Но вы останетесь живым. Хотели бы вы лежать там, внизу, в темноте, охваченный гниением, страдающий от алой жажды все то время, пока будет длиться пытка разложения? Как долго, вы думаете, это будет продолжаться? Как много времени потребуется вашему мозгу, чтобы окончательно изгнить? Сможете ли вы не сойти сума, отданный на пожирание могильным червям? И возможно ли, чтобы даже прах испытывал агонию?

Его голос вселял ужас.

— Вы избежали такой судьбы. Но она все еще ждет вас, если вы не захотите разделить со мной трапезу. К тому же, это не то, от чего стоит отказываться, поверьте. Не сомневаюсь, вы уже ощущаете острые позывы пробудившегося аппетита.

Я не мог, не решался ответить.

Потому что это была правда. Даже пока он говорил, я чувствовал голод. Голод, сильнее которого я не испытывал в жизни. Называйте это влечением, называйте это желанием или даже похотью. Я чувствовал, как это грызло меня изнутри. И отвращение исчезло в ужасной пасти этой все возрастающей потребности.

— Идите за мной, — сказал он, и я пошел. Вдоль обрыва и вниз, к одинокой проселочной дороге.

На шоссе мы внезапно остановились. Впереди мигала сияющая неоном вывеска.

Я прочитал нелепое название.

«ЗАЕДЬ К ДЭННИ»

Пока я читал, вывеска погасла.

— Все верно, — прошептал мой опекун. — Время закрываться. Сейчас они пойдут домой.

— Кто?

— Мистер Дэнни и его официантка. Та, которая обслуживает покупателей в машинах. Я наблюдал за ними, они всегда уходят вместе. Сейчас они закрываются на ночь. Идемте со мной и делайте, что я скажу.

Я пошел вслед за ним вниз по дороге. Под ногами хрустел гравий. От волнения мой шаг ускорился. Мне казалось, что в спину меня подталкивает гигантская рука. Рука голода…

Мой компаньон подошел к боковой двери лачуги. Его пальцы заскребли по доскам.

Послышался раздраженный голос.

— Чего надо? Мы закрываемся.

— Могли бы вы обслужить еще пару клиентов?

— Нет. Слишком поздно. Проваливайте.

— Но мы очень голодны.

Я сдержал ухмылку. Верно, мы ОЧЕНЬ голодны.

— Катитесь! — ответил Дэнни. Похоже, он был не настроен на сострадание.

— Неужели у вас ничего не осталось?

На мгновение Дэнни замолчал. Очевидно, размышлял над этим вопросом. Потом крикнул кому-то внутри.

— Мэри! Двое клиентов. Сможем обслужить их по-быстрому?

— Ох, думаю, да, — женский голос прозвучал уступчиво и мягко. Была ли она такой же мягкой сама?

— Тогда открывай. Будете есть на улице, парни?

— Ну уж нет.

— Открой дверь, Мэри.

Высокие каблуки Мэри зацокали по деревянному полу. Она открыла дверь и заморгала в темноту.

Мой компаньон шагнул в дверной проем. Неожиданно, он толкнул девушку вперед.

— Сейчас! — выдохнул он.

И в темноте я накинулся на нее. Все инструкции об улыбке и положении рук вылетели у меня из головы. Я знал только, что горло ее было белым и ровным, за исключением того места, где билась тоненькая жилка.

Мне хотелось прикоснуться к этому горлу руками, губами, мне хотелось впиться в него…

Зажав рот рукой, я потащил девушку сквозь темноту, слыша, как она скребет каблуками по гравию. Из лачуги раздался долгий стон, а затем — тишина.

И вдруг для меня перестало существовать все, кроме белого пятна ее шеи с пульсирующей жилкой, которое внезапно стремительно ринулось навстречу моему рту…