Мы повернули съ Леонидовымъ на Невскій.
Снѣгъ валилъ хлопьями. Но мнѣ было весело. Я даже не вздрагивалъ подъ своимъ осеннимъ пальто безъ мѣховаго воротника.
-- Зайдемте къ Лейнеру закусить,-- предложилъ я ему. Онъ сначала было согласился, потомъ что-то вспомнилъ.
-- Pas aujourd'hui, -- отвѣтилъ онъ (на улицѣ онъ строго держится французскаго языка),-- j'ai une course importante à faire... {Не сегодня. У меня есть важное дѣло.}.
Остальное онъ досказалъ глазами. Его смѣшной носъ улыбнулся мнѣ вмѣстѣ съ глазами. Свою службу началъ онъ исправлять бойко и добросовѣстно.
-- Maintenant,-- заговорилъ онъ потише и наклонился къ моему уху, -- vous êtes sur la piste... pour le reste nous aviserons demain... {Теперь -- вы напали на слѣдъ... Остальное мы обсудимъ завтра.}.
Онъ пошелъ скорымъ шагомъ внизъ по Невскому. Высокая потертая шляпа сидѣла на его головѣ строго, руки ушли въ карманы пальто съ мерлушчатымъ воротникомъ. Леонидовъ смотритъ на улицѣ франтоватѣе моего.
Я зашелъ въ ресторанъ, положилъ себѣ у буфета икры на блюдечко, спросилъ бутылку пива и сѣлъ къ столику. Было уже много народу -- нѣмцевъ, жидковъ, биржевыхъ зайцевъ: часъ раннихъ ужиновъ уже начался.
Леонидовъ въ три-четыре дня поставилъ меня "sur la piste"; мы были съ нимъ, полчаса передъ тѣмъ, въ отелѣ, гдѣ онъ поручилъ меня корридорному, уже подготовленному имъ. По этой части у него большая сноровка. Въ бракоразводныхъ дѣлахъ онъ не даромъ зарабатываетъ свой хлѣбъ.
Но я ему не сказалъ, что въ томъ самомъ отелѣ около двухъ лѣтъ назадъ я уже безъ всякой посторонней помощи поймалъ Мари съ тѣмъ же Карчинскимъ. Къ отелю онъ привыкъ и не побоялся устроить тамъ постоянную квартиру и съ новою своею любовницей.
Прислуга перемѣнилась. И швейцаръ теперь не тотъ, и корридорный -- мужикъ, проходившій мимо насъ, когда мы съ Леонидовымъ стояли въ углу, около комнатки лакея, того, что долженъ завтра пустить меня къ себѣ. Да и онъ уже не тотъ, что получалъ съ меня двадцать пять рублей.
И номеръ -- другой. Тотъ былъ этажомъ ниже.
За пивомъ мнѣ представилась внутренность того номера, гдѣ Мари по два и по три раза въ недѣлю видѣлась съ своимъ "освободителемъ". Мнѣ сильно захотѣлось войти туда. И я спросилъ лакея:
-- Свободенъ номеръ шестнадцатый?
-- Никакъ нѣтъ-съ, занятъ! Помѣсячно нанимаютъ.
И тогда они нанимали его помѣсячно, платили восемьдесятъ рублей. Онъ состоитъ,-- и теперь его расположеніе, навѣрное, то же самое,-- изъ гостиной съ перегородкой и маленькой спальной. Обои были малиновыя съ медальонами изъ гирляндъ. Противъ двери, заклеенной съ той стороны обоями,-- она мнѣ и служила для моихъ наблюденій,-- каминъ и козетка. На ней съ ногами, и непремѣнно съ книжкой, Мари дожидалась его. Они проводили тамъ вечера, какъ у себя дома; читали вмѣстѣ. Большихъ нѣжностей въ этой комнатѣ не было. Онъ, я думаю, и тогда уже не пылалъ къ ней страстью, а подбирался къ ея деньгамъ. Мари слушала его фразы, упивалась его чтеніемъ, -- часто это были французскіе стихи. На нее находилъ любовный экстазъ. Тогда она становилась на колѣни передъ нимъ, цѣловала его руки, плакала, кричала, всхлипывала, какъ-то все тыкалась ему головой въ колѣна...
-- O!!, que tu me rends heureuse, Boris! {О! какъ я счастлива съ тобой, Борисъ!}-- доносился до меня ея истерическій возгласъ.
А я сидѣлъ въ коморкѣ оффиціанта и ждалъ благопріятной минуты.
Когда мнѣ уже прискучило смотрѣть на ихъ идиллію, дверь въ номеръ была открыта другимъ ключемъ, и невѣрность моей жены установлена формальнымъ порядкомъ.
И вотъ теперь опять тотъ же отель и такой же подкупъ прислуги. Но наблюдать будетъ уже не такъ удобно. Изъ сососѣдняго номера пока и совсѣмъ нельзя. Мнѣ такихъ наблюденій не нужно, какъ два года тому назадъ. Нужно только неоспоримое доказательство того, что "идеалъ" моей жены бросилъ ее окончательно; что онъ -- въ связи съ другою женщиной и обираетъ ту такъ же, какъ обиралъ и ее.
Когда я сидѣлъ за столикомъ, публика прибывала, мое возбужденное состояніе все возростало. Я наскоро допилъ свое пиво и расплатился. Меня стало влечь въ квартиру Мари: навѣрное, она дома; въ такой еще не поздній часъ она не побоится меня принять.
Я не выдержалъ до слѣдующаго утра.
Сдачу мнѣ долго не несли; я выходилъ изъ себя и выбранилъ лакея. Со стороны можно было подумать, что я отъ кого-нибудь убѣгаю. Взялъ я извощика-лихача, около отеля "France", чтобы поскорѣе онъ меня домчалъ. Мнѣ это стоило рубль.
Было уже въ началѣ одиннадцатаго, когда я спрашивалъ у швейцара:
-- Марья Арсеньевна у себя?
Онъ меня зналъ и относился ко мнѣ довольно мягко, отъ хорошихъ наводокъ.
На этотъ разъ швейцаръ оглядѣлъ меня и остановилъ словами:
-- Онѣ не совсѣмъ здоровы.
Я ему сунулъ рублевую бумажку. Онъ пропустилъ меня вверхъ по лѣстницѣ. Въ переднюю горничная не хотѣла было меня пускать, не снимала цѣпи съ замка. Подкупить ее бумажкой я не счелъ удобнымъ; но, должно быть, у меня въ голосѣ и въ глазахъ было что-нибудь униженно-просительное и смиренное, когда я ей сказалъ:
-- Пожалуйста, я на пять минутъ; дѣло экстренное...
Она бы въ прежнее время и послѣ такой просьбы не впустила меня, да еще вечеромъ. Тогда она иначе бы не объяснила мой приходъ, какъ желаніемъ произвести скандалъ, а то такъ и стрѣлять въ ея барыню.
Тутъ она смилостивилась, только попросила подождать "минуточку" на площадкѣ.
Но дверь оставила, все-таки, на цѣпи.
Я вздрагивалъ, стоя на площадкѣ въ своемъ осеннемъ пальто,-- не отъ холода, а отъ нервной дрожи. Двѣ-три минуты показались мнѣ почти мучительно-долгими. Право, я самъ себѣ былъ смѣшонъ: влюбленный юноша примчался, какъ сумасшедшій, и, съ замираніемъ сердца, ждетъ: пустятъ ли его къ ней, или нѣтъ?
Меня пустили. Горничная сказала въ полголоса:
-- Марья Арсеньевна собираются ѣхать черезъ полчаса.
"Куда же: на балъ или въ маскарадъ?" -- подумалъ я.
Никакого вопроса я горничной не сдѣлалъ, вошелъ въ прихожую тихо, тихо и не допустилъ ее снимать съ себя пальто. Мнѣ, когда я это записываю, кажется странною такая приниженность. Вѣдь, я пришелъ съ цѣнными фактами противъ человѣка, окончательно отнявшаго у меня жену. Однако, я эту приниженность или особенную кроткую скромность испытывалъ несомнѣнно.
Горничная пошла къ Мари. Дожидался я всего какихъ-нибудь двѣ-три минуты. Мари вышла быстро. Она была въ черномъ и съ кружевнымъ платкомъ, приколотымъ на макушкѣ: ясный признакъ того, что собралась въ маскарадъ. Я сообразилъ даже куда: среда -- въ купеческій клубъ.
Жалко мнѣ ее стало чрезвычайно. Злобность моя безвозвратно исчезла. Я такъ легко почувствовалъ себя въ ея присутствіи, что сейчасъ же спросилъ ее просто, по-товарищески:
-- Въ маскарадъ?
Она отвѣтила мнѣ жестомъ головы и тотчасъ же сѣла противъ меня. Лицо свое она только что передъ этимъ покрыла пудрой. Сквозь пудру пробивала краснота. Глаза блестѣли, но такъ, какъ они блестятъ отъ прилива крови къ лицу. Что-нибудь взволновало ее незадолго да моего прихода.
-- Я неожиданно собралась...-- вдругъ выговорила Мари.
Мы сразу стали понимать другъ друга безъ всякихъ лишнихъ объясненій и распросовъ.
Собралась внезапно въ маскарадъ,-- разумѣется, ловить его, убѣдиться окончательно, что онъ ее нагло обманываетъ, и не съ одною только тою женщиной, съ которой имѣетъ свиданія въ отелѣ, которую обираетъ, а съ разными дешевыми потаскушками.
Развѣ я не пришелъ къ ней съ фактомъ, гораздо болѣе вѣскимъ, чѣмъ хожденіе въ залѣ подъ руку съ какимъ-нибудь продажнымъ домино?
Я хотѣлъ было крикнуть: "не ѣздите!" но удержался и сказалъ только:
-- Вотъ съ чѣмъ я къ вамъ, Мари...
Это "Мари" она опять хорошо приняла,-- я думаю, что и не обратила вниманія. Протянулъ я къ ней руку, взялъ ея руку въ свою, пододвинулся къ ней и въ полголоса, почти шепотомъ, по-французски, разсказалъ ей про наши поиски.
-- Если вы мнѣ не вѣрите, -- кончилъ я,-- пойдемте вмѣстѣ въ тотъ день, когда она тамъ будетъ... Вы ихъ поймаете...
Она могла бы напомнить мнѣ тотъ вечеръ, когда я поймалъ ихъ съ Карчинскимъ. Но не то ее забрало за живое, такъ что она вскочила.
Какъ?!... Въ томъ самомъ отелѣ, быть можетъ, въ той же комнатѣ,-- я ей не сказалъ, въ какой именно, онъ, не разорвавъ съ ней, обладаетъ другой!... Вотъ что заставило Мари выйти изъ своей сдержанности. Она начала ходить по гостиной и, безпрестанно повертываясь ко мнѣ и останавливаясь, быстро-быстро говорила мнѣ о Карчинскомъ, какъ говорятъ другу, не хныкала, съ внутренними слезами въ голосѣ, безъ утайки, безъ всякихъ выгораживаній себя.
Да, онъ ее разорилъ. У ней остался, положимъ, по второй закладной, домъ въ Москвѣ, да обстановка квартиры. И ея цѣнныя вещи были почти всѣ въ закладѣ.
-- Вамъ нечего трудиться, мой другъ,-- говорила она мнѣ, и ноздри ея вздрагивали,-- разузнавать про то, что этотъ человѣкъ получилъ отъ меня. Вы это знаете теперь. Также точно онъ и ее обираетъ... эту отвратительную, обрюзглую развратницу!
Она выговорила всю тираду по-русски, однимъ духомъ. Голосъ ея уже не звучалъ жидко, по-дѣтски, какъ обыкновенно.
Не состоянія своего ей жаль было, а разжигала ревность,-- она еще не насытилась этимъ человѣкомъ. Ее ѣла обида за его обманъ. Она дошла даже до того, что закричала:
-- Приди онъ ко мнѣ и скажи прямо: "Да, я разорился. Въ меня влюбилась... une drôlesse... и тайкомъ отъ мужа бѣгаетъ ко мнѣ, въ отель. Она богата..." Какъ это ни гадко, я простила бы. Но тутъ не однѣ деньги, не однѣ деньги!...
-- Однѣ!-- позволилъ я себѣ сказать.
-- Онъ меня не любитъ! И не любилъ! Я всегда была его вещью... Я знаю теперь, что до встрѣчи съ этою барыней онъ мѣнялъ меня на разную дрянь... des filles... quoi! Я это знаю теперь,-- вы слышите?-- знаю... У меня есть документъ.
-- Документъ?!
Я невольно разсмѣялся. Мари убѣжала въ свой кабинетикъ и вернулась оттуда съ книжечкой, довольно старенькой, въ сафьянномъ переплетѣ, узенькой и длинной, съ карандашомъ.
-- Вотъ смотрите, смотрите!...
Мари открыла мнѣ страницу. На ней были, мельчайшимъ почеркомъ и подъ различными числами, записаны женскія имена, русскими и латинскими буквами. Около нѣкоторыхъ, сбоку, стояли замѣтки, сокращенно.
-- Quel homme!-- судорожно, кривя ротъ, вскричала Мари.-- Quel cynisme crapuleux! {Каковъ! Что за грязный цинизмъ!}. Онъ списокъ велъ своимъ... своимъ...
-- Побѣдамъ,-- подсказалъ я.
-- Какимъ побѣдамъ! Ха, ха, ха!... Да это, должно быть... des filles de la pire espèce! Онъ жаденъ! Онъ не способенъ израсходоваться на хорошую кокотку... Des drôlesses!... Или какія-нибудь гувернантки... бонны... que sais je!
И она указала указательнымъ пальцемъ въ развернутую записную книжку.
-- Все это,-- вы, вѣдь, видите числа,-- все это въ прошлую зиму, когда онъ видался со мной каждый день... и строилъ фразы... напускалъ на себя страсть!
-- Какъ же вы добыли?
-- Забылъ у меня... давно... Мнѣ Саша принесла разъ,-- нашла здѣсь, въ гостинной или въ передней,-- не помню.
Мое шпіонство, подкупъ сосѣда были ни къ чему. Но я этимъ не огорчился. Возбужденность Мари, ея ѣдкія страданія, ея тонъ, ея откровенныя рѣчи,-- вотъ что наполняло меня тогда. Я, все-таки, былъ ея настоящій, единственный другъ; ей легко со мною; она выдаетъ мнѣ моего врага,-- того человѣка, которому когда-то удалось раздавить меня, какъ гадину, даже послѣ того, какъ я могъ по суду опорочить его за преступное сожительство съ моею женой.
У Мари явилось неудержимое желаніе вернуться къ этому прошедшему, не за тѣмъ, чтобъ оскорблять меня, напоминать мнѣ самый постыдный періодъ моего супружества, а чтобы самое себя клеймить, издѣваться надъ собой и своимъ увлеченіемъ... Она еще разъ спросила меня и такъ рѣзко, насмѣшливо, почти цинически:
-- Такъ у нихъ номеръ въ томъ же отелѣ?
И начала вспоминать, какъ еще тогда, когда она меня такъ усердно обманывала, когда они видались съ Карчинскимъ по два, по три раза въ недѣлю, она могла бы, еслибъ не была ослѣплена страстью, догадаться, что она скоро пріѣлась ему, какъ женщина.
Я съ удовольствіемъ слушалъ и даже задавалъ ей вопросы. Все ихъ отельное супружество вставало передо мной во всѣхъ интимныхъ подробностяхъ.
-- Теперь я только понимаю, какъ онъ меня дурачилъ!-- уже не знаю въ какой разъ повторила Мари; лицо ея не покидало язвительнаго выраженія. Она точно съ особымъ наслажденіемъ растравляла свои раны.-- Его любовь къ поэзіи... всѣ эти чтенія... въ номерѣ гостиницы. Иногда я его дожидалась по цѣлымъ часамъ... Онъ составилъ библіотеку.И я какъ дура восхищалась его вкусомъ, его идеями... его декламаціей... Ха-ха, ха! А все это было -- уловка, чтобы замаскировать... son peu d'amour...-- досказала она по-французски.
Такая жестокость чувствовалась въ этомъ издѣвательствѣ надъ самой собою, что я перебилъ ее:
-- И вы, Мари, собрались въ маскарадъ только чтобы видѣть его?
-- Вы думаете,-- почти крикнула она,-- я жажду этого неизреченнаго счастія? Теперь между нами всѣ счеты кончены. Но я хочу,-- да, я хочу,-- въ послѣдній разъ, до послѣдняго слова, высказать ему, какая онъ гадина!
-- Не выдержите роли... Вы, стало быть, назначили ему свиданіе?
Мой вопросъ былъ далекъ отъ всякаго выспрашиванія. Впрочемъ, она была такъ возбуждена, что я могъ и не то ее спрашивать.
-- Я?... Ему свиданіе?... Никогда!... Но я знаю, что онъ будетъ...
-- И новая его барыня также?
-- Какое мнѣ дѣло?... Можетъ быть, съ нею... увижу его... а, можетъ быть, и съ какою-нибудь дрянью... cela m'est tout un!...
Въ маскарадѣ, съ такими нервами, возможность встрѣчи съ Карчинскимъ и его новою жертвой представилась мнѣ въ самомъ тревожномъ освѣщеніи... Вдругъ выйдетъ что-нибудь скандальное...
Давно ли я бы этому обрадовался, а тутъ жалость и участіе къ Мари заставили меня заволноваться. Эти оба чувства были сильнѣе удовольствія отъ сознанія того, что Карчинскій такъ низко палъ въ ея глазахъ.
-- Позвольте мнѣ быть тамъ?-- вырвалось у меня.
-- Гдѣ, въ маскарадѣ?
Она остановилась передо мной и въ глазахъ ея мелькнуло что-то подозрѣвающее.
-- Никто не увидитъ меня: я буду въ мужскомъ домино и маскѣ. Я въ вашемъ интересѣ.
Вѣроятно, голосъ мой меня выдалъ. Мари подумала нѣсколько секундъ и выговорила:
-- Благодарю васъ.
Больше мнѣ ничего не нужно было. Я уже не сталъ возвращаться къ мотиву моего неожиданнаго прихода. Да и на что же еще распространяться?... Пускай мои хлопоты теперь оказались ненужными. Они могутъ еще пригодиться. И Леонидова, и отельнаго лакея -- все, все надо держать за пазухой...
Я тотчасъ же всталъ и обѣщалъ быть ровно въ двѣнадцать въ клубѣ. На моемъ правомъ плечѣ будетъ красный бантъ.