Въ то время какъ вышеописанная сцена происходила въ домикѣ лѣсничаго, Марія Рихтеръ явилась въ покои графини и велѣла служанкѣ доложить о себѣ.
Графиня сидѣла за письменнымъ столомъ въ своемъ кабинетѣ, когда вошла Марія.
Графиня Камилла была вся въ черномъ. Глубокій трауръ необыкновенно шелъ къ ней, еще рѣзче выдѣляя замѣчательную матовую бѣлизну ея кожи и чудный блескъ ея глубокихъ, черныхъ глазъ. Она была поразительно хороша въ этомъ костюмѣ.
Марія тоже была въ траурѣ.
При входѣ ея графиня любезно встала съ мѣста и привѣтливо поздоровалась съ молодой дѣвушкой.
-- Что тебѣ нужно, дитя мое? ласково обратилась она къ Маріи, ты такая блѣдная, разстроенная, ты такъ сильно удручена горемъ; я хорошо понимаю это. Я и сама не знаю покоя со времени того ужаснаго пронзшествія, которое нанесло всѣмъ намъ такой страшный, неожиданный ударъ!
-- Я пришла просить у васъ, графиня, позволеніи, оставить замокъ, сказала Марія, невольно потупивъ свои покраснѣвшіе отъ слезъ глаза передъ ослѣпительной красотой графини; или, быть можетъ, что-нибудь другое заставило ее опустить глаза? Марія не могла выносить жгучаго остраго взгляда графини, она чувствовала къ ней невольный страхъ, какой-то инстинктъ побуждалъ ее остерегаться этой женщины съ блѣдными и неподвижными, какъ мраморъ, чертами.
-- Ты хочешь оставить замокъ, дитя мое? спросила Камилла.
-- Вы знаете, графиня, что я давно уже собиралась это сдѣлать; давно уже рѣшилась я не злоупотреблять болѣе вашей добротой! Я многому училась и могу сама заработывать себѣ кусокъ хлѣба.
-- Ты, кажется хотѣла тогда поступить въ какой нибудь порядочный домъ гувернанткой,
-- Я тоже думаю сдѣлать и теперь, графиня!
-- Обдумай хорошенько свое намѣреніе, дитя мое, я должна тебѣ сознаться, что оно мнѣ не особенно-то нравится; мнѣ кажется не совсѣмъ приличнымъ отпустить молочную сестру Лили въ чужой домъ трудиться изъ-за куска хлѣба.
-- Честнымъ трудомъ добывать себѣ хлѣбъ, нисколько не стыдно, графиня.
-- Пожалуй ты и права, дитя мое, но что скажутъ люди? о, ты не знаешь, какъ въ большинствѣ случаевъ смотрятъ, на эти вещи! Пожалуй еще обвинятъ меня; скажутъ, что я прогнала тебя!
-- Я обо всемъ подумала, графиня! Я хочу ѣхать такъ далеко, что подобное предположеніе не можетъ имѣть мѣста. Я еще по другой причинѣ желала бы уѣхать, какъ можно дальше. То счастливое, невыразимо прекрасное время, которое провела я здѣсь въ этомъ домѣ, осталось позади меня, оно прошло и никогда уже болѣе не вернется, вѣдь нѣтъ уже въ живыхъ той, которая любила меня какъ родную сестру, прерывающимся отъ волненія голосомъ произнесла Марія: слезы душили ее, она съ трудомъ удерживалась отъ рыданій; мнѣ хотѣлось бы уѣхать далеко, далеко отсюда, чтобы ничто не напоминало мнѣ болѣе о прошломъ, мнѣ нуженъ новый край, новые люди, такъ я начну новую жизнь, похоронивъ напередъ старую!
-- Куда же ты собираешься ѣхать, дитя мое?
-- Въ Америку, графиня! Совсѣмъ прочь отсюда! Вы знаете, у меня нѣтъ ни родныхъ, ни друзей! Въ цѣломъ свѣтѣ нѣтъ человѣка, кому была бы я дорога, кого интересовала бы моя участь. До меня никому нѣтъ дѣла! Я всѣмъ чужая! Ни съ кѣмъ раздука не будетъ тяжела для меня.
-- Даже и со мной? спросила Камилла.
-- Я вамъ многимъ обязана, графиня, я глубоко цѣню вашу доброту и отъ души благодарю васъ за то, что столько времени терпѣли вы меня въ замкѣ, отвѣчала Марія. Нѣжная и любящая, она не смотря на то, даже въ минуту разлуки, когда забывается всякая ссора и вражда, не чувствовала ни малѣйшей симпатіи къ графинѣ, ей не жалко было разстаться съ нею, какъ ни старалась она быть ласковой съ нею она не могла найти ни одного задушевнаго слова для этой холодной, безсердечной женщины, которая даже въ подобную минуту предложила ей послѣдній вопросъ такимъ ледянымъ тономъ, что у бѣдной дѣвушки морозъ пробѣжалъ по кожѣ; позвольте же мнѣ теперь въ минуту разлуки поблагодарить васъ за все что вы для меня сдѣлали, графиня, довольно сухо продолжала она.
-- Такъ въ Америку! я удерживать тебя не стану, дитя мое, можетъ быть ты найдешь тамъ счастье! Я понимаю, что происходитъ въ душѣ твоей, знаю, какъ тяжело тебѣ оставаться здѣсь, послѣ того какъ сестры твоей нѣтъ уже между нами, мнѣ и самой часто, когда я остаюсь одна, дѣлается такъ невыносимо, такая страшная тоска сжимаетъ мнѣ сердце, что такъ бы кажется и бѣжала вонъ изъ этого дома, послѣ того какъ въ немъ нѣтъ уже моей дочери! Но мнѣ тяжело отпустить тебя одну, въ такую дальнюю сторону, я такъ успѣла полюбить тебя за это время, я все буду безпокоиться о тебѣ, все буду бояться, чтобы съ тобой не случилось чего дурнаго. Ты должна обѣщать мнѣ, что въ такомъ случаѣ будешь откровенна со мною и обратиться прямо ко мнѣ, сказала графиня, протягивая Маріи на прощанье руку.
Марія положила свою крошечную нѣжную ручку, въ бѣлую, изящную ручку Камиллы, отчего это она слегка вздрогнула при этомъ прикосновеніи, при этихъ ласковыхъ словахъ графини?
Рука графини была холодная и влажная. При прикосновеніи къ ней Марія испытывала то-же ощущеніе, какъ если бы она дотронулась до мрамора или до мертвеца.
-- Ты нашла уже себѣ кругъ дѣятельности, дитя мое? спросила графиня.
-- Нѣтъ, я прежде всего отправлюсь въ Гамбургъ, оттуда на пароходѣ въ Англію, а въ Лондонѣ я надѣюсь уже найти мѣсто въ Америку.
-- Ты вступаешь въ чуждый тебѣ міръ.
-- Я оставляю эту прекрасную страну, оставляю Европу, съ тѣмъ, чтобы никогда уже болѣе не возвращаться въ нее.
-- Когда же думаешь ты уѣхать?
-- На будущей недѣлѣ, графиня, а пока еще позвольте мнѣ пользоваться вашей добротой! Я намѣрена на небольшую скопленную мною сумму заготовить себѣ все нужное для путешествія, а также и для поступленія на мѣсто; когда все будетъ въ порядкѣ, я оставлю замокъ. Я заранѣе пришла спросить вашего согласія, чтобы вы не подумали, что я втихомолку дѣлаю какія либо приготовленія, я желаю, чтобы все это дѣлалось открыто.
-- Позволь, милое дитя мое, прибавить тебѣ кое-что къ твоему небольшому капиталу! сказала графиня и вынувъ изъ письменнаго стола свертокъ золотыхъ монетъ, подала его молочной сестрѣ Лили, вся фигура которой въ эту минуту такъ живо напомнила ей ея несчастную падчерицу, что графиня невольно была тронута.
-- Благодарю васъ, графиня, отвѣчала Марія, у меня вполнѣ хватитъ на мои нужды, пожалуйста, не давайте мнѣ много денегъ! Лучше я обращусь къ вамъ, когда понадобится.
-- Ты всегда была такая ужь не въ мѣру гордая, дитя мое, сказала графиня, видимо разсерженная отказомъ Маріи. Еще не мало толчковъ дастъ тебѣ въ жизни твоя гордость, не всегда можно поступать такъ, какъ хочется, не всегда можно исполнять свои капризы, нужно соображаться съ людьми и съ обстоятельствами, но я и не думаю вовсе сердиться на тебя за это, продолжала графиня, кладя свертокъ на письменный столъ; у тебя, какъ кажется свои взгляды на жизнь, и потому я уступаю въ этомъ случаѣ твоему желанію, можешь не брать теперь этихъ денегъ, и обратиться ко мнѣ, если тебѣ что-нибудь понадобится. Во всякомъ случаѣ, ты увѣдомишь меня, въ какомъ отелѣ остановишься ты въ Гамбургѣ, чтобы хоть до тѣхъ поръ, пока ты еще на континентѣ, не порвалась связь между нами.
На этомъ мѣстѣ разговоръ графини съ Маріей былъ прерванъ, въ комнату торопливо вошелъ управляющій, должно быть онъ ничего не зналъ о присутствіи Маріи, такъ какъ явился весьма безцеремонно и даже безъ доклада.
Графиня, гордо выпрямившись во весь свой роскошный ростъ, бросила на него уничтожающій взглядъ за эту опрометчивость, которая здѣсь въ присутствіи Маріи могла быть даже опасной.
Встрѣча съ Маріей была пренепріятнымъ сюрпризомъ для господина фонъ-Митнахта, онъ надѣялся застать графиню одну.
-- Прошу извиненія, ваше сіятельство,-- сказалъ онъ, живо оправившись отъ замѣшательства, я ожидалъ встрѣтить здѣсь только служанку и хотѣлъ приказать ей доложить обо мнѣ, я пришелъ сюда по одному крайне важному дѣлу. Графиня, должно быть нашла эту причину уважительной, и простила своему управляющему его опрометчивость, она не сдѣлала ему ни одного упрека и обратилась прежде всего къ Маріи, какъ бы отдавая ей преимущество.
-- Теперь я знаю все, дитя мое, снисходительнымъ тономъ сказала она, надѣюсь, что до отъѣзда твоего мы еще не разъ увидимся и поговоримъ съ тобою, Марія поняла, что разговоръ конченъ; она поспѣшила проститься съ графиней, поклонилась и управляющему и вышла изъ комнаты.
-- Эти безразсудства опять навлекутъ бѣду, задыхаясь прошептала графиня оставшись вдвоемъ со своимъ наперсникомъ.
-- При ней ничего! презрительно отвѣчалъ фонъ-Митнахтъ, движеніемъ головы указывая на портьеру, за которой скрылась Марія, но подойди къ окну и погляди на улицу! Ты увидишь кое-что, что объяснитъ тебѣ мой приходъ.
Графиня вопросительно взглянула на управляющаго.
-- Какую вѣсть принесъ ты мнѣ, Куртъ? нетерпѣливо спросила она.
Фонъ-Митнахтъ, вмѣсто отвѣта, жестомъ указалъ ей на окно, его мрачное лицо предвѣщало, что-то недоброе.
-- Посмотри сама! сказалъ онъ, можетъ быть я и ошибся.
Графиня подошла къ окну и выглянула на улицу.
Тамъ медленно взадъ и впередъ проѣзжала карета, гдѣ сидѣли Губертъ съ двумя полицейскими, Бруно же съ докторомъ остановились передъ замкомъ и что-то долго глядѣли на него, какъ будто разсматривая его старинную архитектору.
-- Что это? прошептала графиня, невольно отскакивая отъ окна.
-- Ассесоръ Вильденфельсъ везетъ арестованнаго въ городъ, отвѣчалъ фонъ-Митнахтъ.
-- Кто это съ нимъ? почти беззвучно спросила графиня, неподвижно стоя у окна и пристально смотря внизъ.
Фонъ-Миттнахтъ подошелъ къ ней.
-- Уйди прочь, они идутъ сюда! въ сильномъ волненіи, задыхаясь прошептала графиня и отошла отъ окна.
-- Сказать, чтобы зажгли стѣнныя лампы? Желаешь ты огня? спросилъ фонъ-Митнахтъ.
-- Ничего, ничего не надо; пробормотала блѣдная графиня, казалось, она видѣла что-то недоброе въ этомъ неожиданномъ посѣщеніи! Волненіе ея выдавало всю важность внезапнаго появленія этой странной загадочной личности.
Управляющій вышелъ изъ комнаты, въ которой царствовалъ уже вечерній полумракъ. Явилась служанка и доложила о господинѣ ассесорѣ фонъ-Вильденфельсъ.
Графиня тѣмъ временемъ успѣла уже-оправиться отъ своего волненія.
-- Принять! коротко приказала она. Вслѣдъ за тѣмъ на порогѣ показался Бруно.
Графиня, должно быть, ожидала не одного ассесора, но также и его спутника; она видимо обрадовалась когда Бруно одинъ вошелъ въ ея кабинетъ. Онъ явился одинъ! къ ней снова вернулось ея обычное самообладаніе.
-- Я счелъ долгомъ извѣстить васъ, графиня, что я намѣренъ привести въ исполненіе приказъ суда объ арестѣ лѣсничаго Губерта Бухгардта, сказалъ Бруно послѣ любезнаго, но сухаго поклона, на лѣсничемъ лежитъ подозрѣніе въ совершеніи убійства молодой графини.
-- Очень благодарна вамъ за ваше вниманіе, отвѣчала графиня, все еще находившаяся въ мучительномъ недоумѣніи, которое она всячески старалась преодолѣть. Какъ разъ на вашу долю, выпала тяжелая задача, розыскать убійцу! Я знаю, вамъ тяжело было переступить порогъ замка, это видно уже изъ того, что вы предпочли встрѣтиться у трехъ дубовъ съ моей милой, бѣдной Лили, я и не подозрѣвала этого намѣренія, не предчувствовала я и несчастія. О, какъ охотно, приняла бы я васъ въ замокъ! Да, откровенно, съ радостью первая протянула бы я вамъ руку для примиренія, я забыла бы все, что было тогда между нами, еслибъ я только знала, что у васъ было дѣло къ Лили, что вы любили Лили! Да, теперь я знаю все, продолжала графиня, видимо сильно взволнованная. Я слишкомъ поздно узнала это! Слишкомъ поздно для того, чтобы спасти такую дорогую для насъ жизнь!
Бруно наблюдалъ за выраженіемъ лица графини при этихъ словахъ, онъ пришелъ сюда, полный мрачнаго недовѣрія, ему не легко было сдѣлать этотъ шагъ; но онъ твердо рѣшился на него, онъ долженъ былъ убѣдиться, есть ли какое нибудь основаніе въ его подозрѣніяхъ, неизвѣстность томила его!
-- Прошу садиться, господинъ ассесоръ, любезно пригласила Бруно графиня, граціознымъ движеніемъ своей бѣлой, изящной руки указывая ему на кресло. Бруно взглянулъ на нее, она была чудно хороша въ эту минуту!
Никогда еще не казалась она ему такъ прекрасна; какая то таинственная, чарующая прелесть разлита была во всей ея высокой, роскошной фигурѣ, окруженной вечернимъ полумракомъ. Блѣдное лицо ея носило печать глубокой скорби, и черные, непроницаемые глаза, нѣкогда съ такимъ грознымъ, уничтожающимъ взглядомъ остановившіеся на Бруно, были подернуты облакомъ печали.
И эта-то женщина пользовалась такой дурной славой въ народѣ; ее причисляли къ числу тѣхъ существъ, что высасываютъ кровь у предметовъ своей дикой, пожирающей страсти или у тѣхъ, кого хотятъ они погубить.
Какой вздоръ! На этомъ блѣдномъ лицѣ лежало цѣлое море скорби и печали! Въ этихъ прекрасныхъ чертахъ была бездна доброты, ума и сочувствія, и Бруно долженъ былъ сознаться, что только зависть и невѣжество могли выдумать про нее такія вещи, какія слышалъ онъ отъ деревенской нищей!
Правда, для многихъ это загадочное лицо, эти непроницаемые глаза имѣли въ себѣ что то таинственное, онъ хорошо понималъ это, но при видѣ ея, въ воображеніи его мало по малу исчезли тѣ мрачныя краски, въ которыхъ рисовало не народное суевѣріе.
-- Такъ вамъ удалось разгадать это темное дѣло, сказала она. Я въ душѣ очень жалѣла васъ, я понимаю какъ невыразимо тяжело было вамъ исполнять эту печальную задачу!
-- Лѣсничій Губертъ Бухгардтъ въ минуту ослѣпленія, въ припадкѣ безумной страсти рѣшился совершить убійство, и поводъ къ этому для меня теперь ясенъ, онъ любилъ Лили!
-- Я давно уже боялась этого! тихо сказала графиня, чрезмѣрная доброта Лили свела молодаго человѣка съ ума, онъ перетолеовалъ ее въ свою пользу.
-- И потомъ хотѣлъ лишить себя жизни, прибавилъ Бруно.
-- Вы узнали и это, послѣ того конечно не могло уже быть никакого сомнѣнія! Несчастный молодой человѣкъ! Каково теперь его бѣдной матери и сестрѣ! Какое горе!
-- Мнѣ тяжело было исполнять мою обязанность.
-- О, я вполнѣ вѣрю этому! И не смотря на то, что Губертъ лишилъ меня Лили, я все-таки считаю своимъ долгомъ позаботиться о его матери и сестрѣ, вѣдь онѣ бѣдняжки не виноваты въ его безумномъ, гибельномъ поступкѣ!
-- Это благородное намѣреніе, графиня!
-- Вы не повѣрите, какъ пустъ и скученъ теперь для меня этотъ большой замокъ, съ тѣхъ поръ, какъ нѣтъ въ немъ моей рѣзвой птички, моей веселой, живой Лили, продолжала графиня, и слезы блистали въ ея черныхъ глазахъ; на каждомъ шагу замѣчаю я отсутствіе моей дочери съ ея увлекательнымъ смѣхомъ, съ ея звонкимъ голоскомъ, съ ея веселымъ дѣтскимъ нравомъ! Ахъ, вы и представить себѣ не можете, какую ужасную утрату понесла я со смертью Лили, оставшись одна въ этомъ мрачномъ замкѣ! Теперь я чувствую себя совершенно одинокой!
Бруно находилъ эту жалобу вполнѣ справедливой и естественной. Какъ мы уже сказали, онъ пришелъ сюда съ тяжелымъ недовѣріемъ на сердцѣ; но мало по малу это мрачное чувство разсѣялось при видѣ той трогательной скорби, которую съ такимъ неподражаемымъ искусствомъ умѣла розыграть графиня, что ей повѣрилъ бы даже человѣкъ болѣе опытный и хитрый, чѣмъ Бруно.
-- Вы знаете вѣдь, какіе жестокіе удары судьбы пришлось пережить мнѣ въ замкѣ, продолжала она дрожащимъ отъ волненія голосомъ, все время моего пребыванія здѣсь, въ этомъ домѣ, было почти непрерывнымъ рядомъ тяжелыхъ испытаній; какую ужасную нравственную борьбу вынесла я! Не много радостныхъ дней выпало мнѣ на долю! Сколько безсонныхъ ночей приходилось просиживать мнѣ у постели больныхъ и какихъ дорогихъ больныхъ! Одинъ видъ ихъ страданій каждый разъ отрывалъ у меня часть собственной жизни! Мало того, мнѣ пришлось схоронить ихъ, принять ихъ послѣдній вздохъ! Какъ вы думаете, легко мнѣ было это? можетъ быть, сердце мое обливалось кровью, быть можетъ, я испытывала такія страданія, о которыхъ другіе и понятія не имѣютъ! А тѣ другіе еще смѣютъ осуждать меня за мою холодность, неизбѣжный результатъ того жестокаго прошлаго. Но вы теперь поймете все! Я сочла своимъ долгомъ сказать вамъ это сегодня, о мнѣніи другихъ я не забочусь.
-- Очень вамъ благодаренъ за ваши слова, графиня, отвѣчалъ Бруно, вы забываете то, что произошло тогда между нами!
-- Что произошло тогда? Ничего серьезнаго! Пустое столкновеніе, которое вполнѣ объясняется моей тогдашней раздражительностью! Неужели въ виду новаго тяжелаго удара судьбы должны мы помнить о подобныхъ пустякахъ! Нѣтъ, нѣтъ, господинъ фонъ-Вильденфельсъ, давайте мириться, вотъ вамъ моя рука! Вы любили Лили -- общее горе должно сблизить и примирить насъ! Забудемъ прошлое!
Бруно нагнулся поцѣловать бѣлую какъ мраморъ руку графини -- онъ не видѣлъ, какимъ торжествомъ блеснули въ эту минуту черные глаза блѣдной красавицы.
-- Это примиреніе по смерти Лили для меня благодѣяніе! сказалъ Бруно.
-- Посѣщайте почаще замокъ, покои, гдѣ жила и порхала наша птичка, гдѣ раздавался ея звонкій голосокъ, продолжала графиня, вы всегда будете у меня желаннымъ гостемъ, съ вами съ однимъ могу я отвести душу, поговорить о милыхъ умершихъ.
Бруно обѣщалъ воспользоваться ея любезнымъ приглашеніемъ и объявилъ, что онъ долженъ теперь проститься съ нею.
-- Кажется, когда вы подходили къ замку, съ вами былъ какой-то совсѣмъ незнакомый мнѣ господинъ? какъ бы мимоходомъ спросила графиня.
-- Да, докторъ Гагенъ, нашъ новый городской врачъ, отвѣчалъ Бруно.
-- Я сегодня въ первый разъ вижу его!
-- Онъ былъ внизу въ деревнѣ у одного бѣднаго больнаго! Докторъ Гагенъ неутомимъ въ исполненіи своей обязанности, продолжалъ Бруно, онъ является всюду, гдѣ только нужна его помощь, ни ночь, ни погода, ни дальній путь не могутъ остановить его.
-- Какой достойный! Какой человѣколюбивый! подтвердила Камилла.
Бруно распрощался съ графиней.
Въ эту самую минуту вошла горничная съ канделябромъ въ рукахъ и зажгла нѣсколько стѣнныхъ лампъ.
-- Посвѣти господину ассесору, приказала графиня, еще разъ снисходительно поклонившись Бруно, и тотъ въ сопровожденіи служанки торопливо вышелъ изъ комнаты.
Камилла осталась одна. Торжествующимъ взглядомъ проводила она удалявшагося Бруно и дьявольская усмѣшка пробѣжала по ея блѣдному лицу. Въ одну минуту спала съ нея маска, снова явилась она въ своемъ настоящемъ ужасномъ свѣтѣ; куда дѣвались мнимая доброта, нѣжная грусть, которыми такъ ловко съумѣла она отвести глаза Бруно, теперь опять это былъ демонъ, безсердечный, алчный, безчеловѣчный демонъ, для достиженія своей цѣли, не отступавшій ни передъ какими средствами, какъ бы ни были они гнусны и возмутительны!
То что привело къ ней сообщника ея плановъ, и что на минуту испугало ее даже, было ничто иное какъ случайное сходство! Городской врачъ для бѣдныхъ былъ это.
Неподвижно, какъ статуя, стояла графиня въ своемъ кабинетѣ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ оставилъ ее Бруно. Ужасна была ея торжествующая усмѣшка, ея жгучій, пронизывающій взглядъ и все ея блѣдное обольстительно прекрасное лице!
Внизу раздался стукъ колесъ отъѣзжавшей кареты.
"Преступникъ нашелся", съ какимъ то дьявольскимъ злорадствомъ прошептала графиня.
Этого-то Губерта судьба избрала къ тому, чтобы навязать ему роль убійцы! Дуралей любилъ! И изъ-за этой любви гибнетъ онъ.
XI.