Прошло нѣсколько недѣль. Однажды рано утромъ, дорогой черезъ поле близъ того городка, куда ходилъ въ тотъ разъ старый Витъ, шелъ старикъ съ длинными сѣдыми волосами и такой же бородой. Рядомъ съ нимъ шла тоже уже пожилая крестьянка. Оба о чемъ то очень оживленно разговаривали. Они только что вышли изъ города. Старикъ былъ босикомъ, на головѣ его надѣта была старая шапка, вся запачканная мѣломъ, такъ что трудно было опредѣлить ея настоящій цвѣтъ, тоже самое можно было сказать и о старомъ его кафтанѣ и поношенныхъ, полотняныхъ шароварахъ, завернутыхъ кверху до колѣнъ. За спиной несъ онъ мѣшокъ съ кое-какими небольшими закупками, сдѣланными имъ въ городѣ. Осыпанный мѣломъ костюмъ старика ничуть не бросался въ глаза его спутницѣ, скорѣе, она вѣрно приняла его за отростившаго себѣ волосы и бороду стараго рабочаго съ мѣловой ломки.

-- Не здѣсь, не въ этомъ городѣ, изъ котораго мы теперь идемъ, говорила крестьянка, здѣсь его нѣтъ; по ту сторону, въ другомъ городѣ живетъ онъ.

-- Какъ вы его назвали-то? что-то не припомню, память-то ужь плоха стала. Дѣло къ старости.

-- Докторъ Гагенъ, вотъ какъ зовутъ его! Добрый, милый баринъ! Вѣдь пришелъ среди ночи, когда у дочки моей прихворнула малютка! Среди ночи пѣшкомъ, да и лекарство еще принесъ съ собою.

-- Докторъ Гагенъ, значитъ, повторилъ старикъ.

-- Онъ изъ словъ дочки то моей понялъ, чѣмъ боленъ ребенокъ, продолжала крестьянка, и хотѣлъ поскорѣе подать помощь, а то, пока сходили бы еще въ городъ въ аптеку, пожалуй было бы уже поздно.

-- Гдѣ же живетъ онъ въ городѣ то? спросилъ старикъ.

-- Сейчасъ у рынка, передъ дверями еще скамейка, на дверяхъ вывѣска и тутъ же звонокъ.

-- И пѣшкомъ среди ночи!

-- Такой дальній путь и ему нисколько это не трудно, онъ радъ сдѣлать все, что только въ его силахъ. Моя дочка хотѣла заплатить ему за все, но бѣдна то она тоже. Онъ взялъ деньги только за лекарство, и что же, представьте себѣ! На утро стелетъ дочка-то моя постель ребенку, и находитъ тамъ эти деньги, завернутыя въ бумажку; онъ подарилъ ихъ значитъ ребенку!

-- Добрѣйшій человѣкъ! проворчалъ себѣ подъ носъ старикъ.

-- У него нѣтъ ни жены, ни дѣтей, онъ живетъ совсѣмъ одинъ, со старушкой ключницей. Должно быть не много-то у него достатковъ, онъ всегда ходитъ пѣшкомъ, нѣтъ у него ни лошади, ни кареты, но будьте увѣрены, тѣ, что сами не много имѣютъ, самые чувствительные и добросердечные!

-- Они сами понимаютъ, каково нуждаться то, замѣтилъ старикъ.

-- Теперь я должна идти въ ту сторону, въ деревню, сказала крестьянка и простившись со старикомъ, побрела дальше, а онъ повернулъ на дорогу, которая вела къ Варбургскому лѣсу.

Это былъ старый Витъ. Онъ казался сильно озабоченнымъ, еще ниже опустилъ онъ свою сѣдую голову и старческое лицо его было мрачно и задумчиво.

-- Какъ будто кто подослалъ ко мнѣ эту женщину, бормоталъ старикъ дорогой, точно самъ Богъ надоумилъ ее разсказать мнѣ это о докторѣ! Добрѣйшій человѣкъ, должно быть! Онъ идетъ ко всякому больному, хоть бы даже къ нищему! Изъ человѣколюбія дѣлаетъ онъ это, и даже не беретъ платы! Да, значитъ есть еще добрые люди на свѣтѣ, не всѣ еще значитъ вымерли! лучше бы было, еслибы онъ жилъ въ этомъ городѣ, въ тотъ то не больно хочется идти мнѣ, это было бы первый разъ въ цѣлыхъ полтора года,-- но нужды нѣтъ! придется сходить, а то пожалуй, она у меня и ножки протянетъ, бѣдняжка все еще въ томъ же положеніи, ничего до сихъ поръ не помогаетъ, пропущу этакъ денька два такъ она пожалуй еще умретъ отъ голода и истощенія, и по сейчасъ все еще безъ сознанія, можетъ быть, онъ ей и поможетъ.

Онъ вошелъ въ лѣсъ и скоро добрался до обрывовъ.

Вдругъ старикъ невольно остановился -- онъ какъ бы замеръ на мѣстѣ -- по другую сторону оврага, тамъ гдѣ пролегала мимо ихъ дорога въ замокъ, у однаго изъ обрывовъ стояла графиня. Она была въ черномъ шелковомъ платьѣ. На головѣ у нея накинутъ былъ черный вуаль.

Неподвижно прислонился старый Витъ къ дереву и, затаивъ дыханіе, смотрѣлъ на Камиллу, она не замѣчала его, все вниманіе ея, повидимому, обращено было на обрывъ.

Неопредолимый страхъ охватилъ его при этомъ внезапномъ появленіи графини.

Онъ боялся блѣдной графини, онъ хорошо зналъ, до какихъ ужасныхъ размѣровъ доходила въ ней ненависть и жажда мести, онъ зналъ также, что она далеко не такая, какъ прочіе люди, что она дьяволъ, принявшій на себя образъ женщины.

Онъ даже не пошевельнулся и она не видѣла его. Немного погодя, она отошла отъ обрыва и пошла дальше. Казалось, она была одна. Старый Витъ скрылся за деревьями, проворно спустился онъ въ одинъ изъ овраговъ, постоянно служившій ему дорогой въ его жилище, и въ этотъ разъ тѣмъ же путемъ вернулся онъ въ свою пещеру, гдѣ жилъ отшельникомъ вдали отъ свѣта и людей, такъ что всѣ считали его умершимъ, и когда появлялся онъ на скалѣ, его принимали за призракъ.

Пещера стараго Вита, давно уже служившая ему жилищемъ, состояла изъ нѣсколькихъ отдѣленій. Намъ знакомъ уже первый гротъ, изъ котораго чрезъ трещины въ скалѣ можно было пробраться въ прочія отдѣленія, и въ которомъ старый Витъ всегда разводилъ огонь. Мы знаемъ также и прилегавшую къ этому гроту съ одной стороны боковую пещеру, гдѣ горный ручеекъ искалъ себѣ выхода въ море, а съ другой стороны отдѣленіе немного повыше, гдѣ на камышахъ и травѣ лежала Лили.

Отсюда сквозь трещину можно было пройти въ третье отдѣленіе, гдѣ въ скалѣ находилось полукруглое отверстіе, на подобіе небольшаго окошечка, такъ что здѣсь не было такъ темно, какъ въ первыхъ двухъ. На самомъ концѣ этого отдѣленія была тоже постель изъ сухихъ вѣтвей и листьевъ и у окошечка, родъ небольшой кладовой.

Въ этомъ то отдѣленіи собственно и помѣщался старый Витъ.

Прежде онъ почти ни въ чемъ не нуждался и почти никогда не показывался на глаза людямъ, теперь же съ тѣхъ поръ, какъ въ пещерѣ его находилась Лили, онъ уже неоднократно бывалъ въ дальнемъ городкѣ, за тѣмъ и за другимъ, что по его мнѣнію, могло спасти жизнь трудно больной дѣвушкѣ.

Тамъ и сямъ лежали разные припасы, которыхъ прежде никогда не бывало въ его пещерѣ, бутылки съ виномъ, стклянки съ лекарствами и много тому подобеыхъ вещей. Тутъ же стояла и миска съ сушеной и вареной рыбой, которою почти исключительно питался старый Витъ, и пищу эту онъ обыкновенно заготовлялъ себѣ сразу на нѣсколько дней.

Вернувшись изъ города въ свою пещеру добрый старикъ тихо и осторожно подошелъ къ постели молодой дѣвушки, о которой уже около двухъ недѣль неусыпно заботился онъ какъ о родной дочери. Онъ засталъ ее все въ томъ же положеніи, въ какомъ нашелъ ее въ оврагѣ и въ какомъ оставилъ ее недавно передъ уходомъ въ городъ.

Все еще была она безъ сознанія и старикъ начиналъ уже опасаться, что больной, вмѣсто выздоровленія дѣлается хуже и что всѣ старанія его спасти бѣдняжку, пожалуй, пропадутъ даромъ. Правда кровавыя раны и царапины на рукахъ и на шеѣ давно уже зажили, обѣ глубокія раны на головѣ и на лбу, тоже не представляли уже болѣе никакой опасности и онъ надѣялся въ скоромъ времени залечить и ихъ; но казалось, ужасное паденіе въ пропасть произвело сильныя поврежденія въ самомъ организмѣ молодой дѣвушки, и старый Витъ начиналъ уже отчаиваться въ ея спасеніи. Она была совсѣмъ какъ мертвая и только слабое дыханіе показывало, что жизнь еще не совсѣмъ угасла въ ея безчувственномъ тѣлѣ. Изрѣдка также слегка поворачивала она головку, но дѣлала это совершенно безсознательно, такъ какъ до сихъ поръ еще ни разу не приходила она въ чувство.

Старый Витъ налилъ въ стаканъ немного воды, прибавилъ туда вина и влилъ нѣсколько капель въ ротъ больной, объ дѣлалъ это каждый день, чтобы хоть немного подкрѣпить ея силы и тѣмъ предохранить ее отъ истощенія. Съ отеческою любовью и заботливостью ухаживалъ онъ теперь за молодой дѣвушкой, которую чудесный случай отдалъ ему въ руки -- не найди онъ ее и не поселись самъ здѣсь въ пещерахъ, куда прибитъ онъ былъ бурею во время одной изъ поѣздокъ на море за рыбой -- Лили давно уже погибла бы въ оврагѣ.

Мысль о преступленіи и въ голову не приходила старому Виту, паденіе Лили въ пропасть онъ объяснялъ несчастнымъ случаемъ. Но отчего же онъ не далъ знать въ замокъ о ея спасеніи. Можетъ быть потому, что тамъ его считали уже умершимъ и онъ не хотѣлъ показываться на глаза обитателямъ замка и открывать имъ убижище? Нѣтъ не одна эта причина заставляла его молчать о спасеніи Лили; онъ могъ бы попытаться отнести больную дѣвушку изъ пещеръ въ замокъ и тихонько никѣмъ незамѣченнымъ вернуться къ себѣ въ свою одинокую келью. Но какой то инстинктъ удерживалъ его отъ этого шага, онъ рѣшился лучше сдѣлать другую попытку для спасенія Лили, которую любилъ онъ какъ родную дочь. При взглядѣ на нее живо вспоминалось ему счастливое старое время, доброта и ласки графа и покойной графини; всей душой стремился онъ излить на дочери всю благодарность, какою обязанъ онъ былъ ея родителямъ. Вѣдь она была единственное дитя благородныхъ и добродѣтельныхъ владѣльцевъ замка преждевременно сошедшихъ въ могилу, неужели же и ее должна была постигнуть та же участь?

Старый Витъ, стоя у постели Лили, набожно сложилъ свои огромныя костлявыя руки и молился въ полумракѣ пещеры; его худощавый согбенный лѣтами и горемъ станъ, его длинные сѣдые волосы и большая бѣлая борода все это имѣло въ себѣ что-то сверхъестественное, что то призрачное и впечатлѣніе это еще болѣе усиливалось присутствіемъ блѣдной, лежащей на постели дѣвушки; казалось, это была очарованная принцесса, въ пещерѣ среди скалъ, оберегаемая сѣдовласымъ старцемъ.

Добрый старикъ молился о спасеніи Лили. Онъ сдѣлалъ все, что отъ него зависѣло! Самоотверженно просиживалъ онъ цѣлыя ночи у ея изголовья, и для спасенія ея жизни испробовалъ всѣ средства, какими могъ онъ только располагать.

Теперь же принужденъ онъ былъ разстаться съ нею! Онъ сознавалъ необходимость прибѣгнуть къ докторской помощи, пока еще не потухла въ ней послѣдняя искра жизни.

Ему тяжело было отдать ее въ чужія руки, уступить уходъ за нею постороннимъ людямъ, и однакожъ онъ долженъ былъ сдѣлать это; съ наступленіемъ вечера старый Витъ собрался въ путь. Тихо и осторожно взялъ онъ безчувственную Лили на руки и медленно сталъ пробираться по своей обычной дорогѣ сквозь трещины скалъ, черезъ быстрый ручей. Дорога была весьма опасна, особенно для того, кто несъ такую дорогую ношу, о жизни которой онъ хлопоталъ болѣе, чѣмъ о своей собственной; но другаго пути не было.

Нагнувшись переходилъ онъ въ бродъ ручей, осторожно держа на рукахъ Лили, чтобы какъ-нибудь не ушибить ее о скалистые утесы. Свѣсившіяся ноги молодой дѣвушки и платье попадали въ воду и совершенно вымокли, добрый старикъ, несмотря на всѣ свои старанія не могъ предохранить ее отъ этого.

Онъ благодарилъ Бога и за то, что удалось ему благополучно выбраться изъ скалы на свѣжій воздухъ, на поросшее роскошной растительностью дно оврага. Слава Богу! самая опасная часть пути была уже пройдена.

Не теряя ни минуты, принялся онъ по знакомому мѣсту взбираться наверхъ. Это было не легкой задачей для старика! Но онъ обладалъ удивительной для его лѣтъ силой, которая еще болѣе возрасла отъ житья его среди скалъ, у моря. Крѣпко придерживалъ онъ одной рукой Лили и медленно взбирался на верхъ, отъ времени до времени цѣпляясь другою рукою за края обрыва, чтобы не потерять равновѣсія. Не разъ угрожала ему опасность вмѣстѣ съ дорогою ношею своею скатиться внизъ въ пропасть.

Но трудная задача его наконецъ увѣнчалась успѣхомъ! Счастливо выбрался онъ наверхъ вмѣстѣ съ Лили. Набожно перекрестившись и поблагодаривъ Бога за благополучное совершеніе самой трудной и опасной части пути, онъ присѣлъ на траву и положилъ возлѣ себя Лили; ему нужно было хоть нѣсколько минутъ отдохнуть и собраться съ духомъ.

Между тѣмъ наступила уже ночь, чудная, лѣтняя, теплая, благоуханная, тихая ночь.

Отдохнувъ немного, старикъ поднялся съ мѣста. Тревожно осмотрѣлся онъ по сторонамъ и сталъ прислушиваться. Въ лѣсу никого не было. Глубокая, мертвая тишина царила кругомъ.

Старый Витъ снова взялъ больную на руки и быстро пошелъ черезъ лѣсъ на дорогу, которая вела внизъ въ Варбургскую рыбачью деревеньку. Было около полуночи, когда выбрался онъ на эту дорогу.

Легкій прохладный вѣтерокъ дулъ съ моря. Онъ освѣжилъ немного старика и подкрѣпилъ его силы.

Черезъ нѣсколько времени достигъ онъ деревни. Тамъ было тихо и безлюдно. Рыбаки давно уже спали въ своихъ маленькихъ хижинкахъ.

Витъ не пошелъ черезъ деревню, чтобы не наткнуться на сторожа или на какого-нибудь запоздавшаго гуляку; но обошелъ кругомъ прямо къ берегу, гдѣ къ плоту привязано было нѣсколько рыбачьихъ челноковъ. Въ одинъ изъ нихъ положилъ онъ Лили и отвязалъ его отъ плота. Привычный къ этому дѣлу, ловко оттолкнулъ онъ лодку отъ берега и затѣмъ уже вскочилъ въ нее самъ.

Больной очень мягко и покойно было лежать на днѣ челнока: подъ ней разостланъ былъ парусъ. Старый Витъ схватилъ весло и принялся грести по направленію къ отдаленному городу.

На морѣ было совсѣмъ тихо и только легкій ветерокъ колыхалъ зеркальную поверхность воды. Было не очень то свѣтло, такъ какъ небо подернулось облаками; но не тѣми мрачными облаками, что предвѣщаютъ грозу, а бѣлыми волнистыми облачками, толпившимся другъ къ другу словно кудрявые, играющіе барашки.

Лодка, управляемая искусной рукою опытнаго гребца, быстро неслась по морю. Въ нѣкоторомъ отдаленіи виднѣлось нѣсколько челноковъ съ рыбаками, выѣхавшими на ночь ловить рыбу, но они не могли видѣть стараго Вита.

Было уже около двухъ часовъ, когда онъ подъѣхалъ къ тому берегу, гдѣ лежалъ городъ. Здѣсь онъ долженъ былъ дѣйствовать, какъ можно осторожнѣе; чтобы не наткнуться на ночнаго сторожа или на кого-нибудь въ этомъ родѣ. Появленіе его здѣсь, среди ночи, съ такой странной ношей, должно было броситься въ глаза всѣмъ и каждому, его разумѣется окликнули бы и задержали, чего онъ всячески старался избѣжать.

Убѣдившись, что по близости никого не было, онъ причалилъ лодку и выскочилъ на берегъ, затѣмъ онъ опять поднялъ на руки больную, теперь уже вполнѣ походившую на покойницу, такъ что старикъ не на шутку испугался.

Неужели онъ опоздалъ? Неужели умерла она въ эту ночь, когда онъ сдѣлалъ послѣднюю попытку спасти ее?

Онъ приложилъ ухо къ ея губамъ, кажется, она еще дышала.

Давно уже не бывалъ онъ въ этомъ городѣ, но онъ зналъ его, что называется, вдоль и поперегъ: быстро направился онъ къ рынку разными маленькими, узкими, темными переулками, гдѣ надѣялся онъ не встрѣтить ни одного сторожа.

Благополучно, никѣмъ незамѣченный старикъ дошелъ до рынка, тихо и осторожно добрался онъ до дома, передъ которымъ стояла скамейка. На нее положилъ онъ больную. Еще разъ съ трогательнымъ безпокойствомъ заглянулъ онъ въ ея блѣдное лицо, потомъ подошелъ къ дверямъ -- тутъ онъ замѣтилъ небольшую вывѣску съ именемъ доктора и ручку звонка.

Прочитавъ имя и убѣдившись, что онъ попалъ куда слѣдовало, старый Витъ сильно позвонилъ, затѣмъ проворно отскочилъ отъ дверей и быстро скрылся во мракѣ ночи.

XII.