За нѣсколько дней до описаннаго нами выше поступка Вита въ городѣ, начались судебныя пренія по поводу совершеннаго въ Варбургѣ убійства.
Губерта засадили въ одну изъ тюремныхъ камеръ, помѣщавшихся въ боковомъ флигелѣ большаго зданія суда. Отсюда каждый разъ, когда происходили судебныя пренія, водили его черезъ дворъ въ залъ засѣданія.
Начался обстоятельный допросъ свидѣтелей. Вызваны были всѣ, кто могъ дать хоть малѣйшее показаніе по поводу этого дѣла. Но никто изъ нихъ не обнаружилъ ничего новаго. Подозрѣніе въ совершеніи преступленія лежало на одномъ Губертѣ, и не нашлось ни одного свидѣтеля, который могъ бы открыть что-нибудь въ его пользу.
Въ числѣ слушателей находился и докторъ Гагенъ: съ видимымъ интересомъ слѣдилъ онъ за допросомъ свидѣтелей.
Въ качествѣ свидѣтелей явились на судъ также и мать и полуслѣпая сестра подсудимаго:, они были такъ убиты горемъ, что едва могли говорить. Предсѣдатель принужденъ былъ сначала дать имъ время успокоиться и затѣмъ уже приступилъ къ допросу. Публика была сильно тронута.
Но показанія и здѣсь на судѣ не могли уничтожить подозрѣнія, обрушившагося на голову ихъ несчастнаго кормильца, на присяжныхъ и судей онѣ произвели даже обратное дѣйствіе, точно также какъ и тогда на Бруно -- и они нашли въ словахъ обѣихъ женщинъ только подтвержденіе вины подсудимаго.
Самъ Губертъ не скрывалъ правды. Когда прочли ему главный пунктъ обвиненія: именно, что незадолго до совершенія преступленіи видѣли его вмѣстѣ съ молодой графиней, что между ними произошла ссора и послѣднимъ словомъ его было: "тогда случится несчастье", онъ долженъ былъ согласиться со всѣмъ этимъ, и свое первоначальное отрицаніе этой сцены объяснялъ желаніемъ скрыть этотъ разговоръ отъ ассесора фонъ-Вильденфельдъ.
Показаніе его не произвело никакого дѣйствія. Съ убѣдительной точностью прокуроръ выставилъ поводъ къ преступленію и яркими красками обрисовалъ и самое преступленіе. Любовь Губерта къ Лили, его ревность, его странныя, загадочныя слова, наконецъ его покушеніе на самоубійство -- все это обличало въ немъ преступника.
Таковъ былъ результатъ судебныхъ преній, на второй день засѣданія. На третій день они были уже кончены и объявленъ былъ приговоръ. Не только заинтересованные въ этомъ дѣлѣ, но даже и все мѣстное населеніе было въ лихорадочномъ ожиданіи...
Весь городъ раздѣлился на двѣ партіи: одна за, другая -- противъ подсудимаго.
Большинство было противъ угрюмаго, рыжебородаго лѣсничаго и открыто называло его убійцей. Только немногіе возвышали голосъ въ его пользу; послѣдніе, полагали, что любящій человѣкъ неспособенъ на такое ужасное преступленіе противъ предмета своей страсти, и что даже еслибы онъ и сдѣлалъ это, онъ по крайней мѣрѣ самъ бросился бы въ пропасть вмѣстѣ съ любимой дѣвушкой, чтобы умереть за одно съ нею.
Когда же, вѣрившіе въ виновность Губерта возражали имъ и спрашивали, кто же въ такомъ случаѣ убилъ молодую графиню, кто столкнулъ ее въ пропасть, кто боролся съ нею у обрыва и безъ всякаго состраданія предалъ молодое, невинное созданіе ужаснѣйшей смерти, на это не могли они найти никакого отвѣта! преступленіе было совершено и подозрѣніе падало на одного Губерта! Всѣ улики были противъ него. Кто можетъ заглянуть въ душу человѣка!
Въ такомъ положеніи были дѣла подсудимаго на второй день вечеромъ по окончаніи засѣданія. Экзекуторъ отвезъ его назадъ въ камеру. Это было мрачное, ужасное помѣщеніе! крѣпкія двери заперты были тяжелымъ засовомъ, единственное небольшое окошечко выходившее на дворъ, задѣлано было желѣзною рѣшоткой, низенькій потолокъ выведенъ былъ полукругомъ на подобіе свода. Въ комнатѣ не было ничего, кромѣ желѣзной печи, жесткой постели, скамьи, да стола, на которомъ стояла кружка съ водою. Окно выходило на дворъ, какъ разъ на то мѣсто, гдѣ всегда происходила казнь. Она совершалась теперь уже не публично, но на заднемъ дворѣ.
Губертъ выглянулъ на дворъ и понялъ назначеніе этого мѣста -- но видъ его не ужаснулъ арестанта, онъ былъ спокоенъ и готовъ на все! Даже прежняя дерзость и упорство его исчезли, за время ареста и слѣдствія; теперь, казалось, онъ ничего болѣе не боялся, ничего болѣе не желалъ. Смерть не пугала его, онъ и безъ того хотѣлъ умереть.
Но вотъ, когда въ камерѣ уже стемнѣло, за дверью послышались чьи-то шаги и голоса, Губертъ думалъ, что сторожъ несетъ ему огня. Дверь отворилась и въ камеру вошелъ докторъ Гагенъ. Губертъ видѣлъ его уже разъ въ домикѣ лѣсничаго и въ каретѣ, въ то время, какъ ѣхали они въ городъ; но кто такой былъ смуглый, странный господинъ, оставалось для него тайной. За нимъ слѣдомъ вошелъ сторожъ, молча поставилъ онъ маленькую лампочку на столъ и сейчасъ же вышелъ изъ камеры.
Губертъ все еще стоялъ у окна.
-- Я докторъ Гагенъ, обратился къ нему вошедшій господинъ.
-- Вѣрно тюремный врачъ? спросилъ Губертъ.
-- Ну, нѣтъ, я интересуюсь только большими уголовными процессами, отвѣчалъ Гагенъ, и изслѣдываю ихъ; мнѣ доставляетъ особенное удовольствіе выслушивать обвиненія и защиты и самому напередъ составлять свое мнѣніе! Знаете какое мнѣніе составилъ я о васъ?
-- Гдѣ же мнѣ знать! скажите, тогда и узнаю.
-- Я присутствовалъ при самыхъ интересныхъ процессахъ въ Парижѣ, Лондонѣ, Брюсселѣ, Вѣнѣ и Берлинѣ, продолжалъ докторъ Гагенъ, мнѣ случалось слѣдить за многими дѣлами, гдѣ подозрѣніе было еще сильнѣе и все таки въ концѣ концовъ оказывалось совсѣмъ другое.-- Я посѣщалъ всѣ замѣчательныя тюрьмы въ свѣтѣ и говорилъ съ величайшими преступниками.
-- Потому-то явились вы и ко мнѣ сюда! Неужели я и въ самомъ дѣлѣ принадлежу къ числу величайшихъ преступниковъ? спросилъ Губертъ.
-- Вы принадлежите къ особому роду ихъ и, сказать правду, къ роду далеко не лишенному интереса! Вы убійца изъ любви. Это своего рода психологическая загадка! любовь требуетъ обладанія -- а вы отправили на тотъ свѣтъ существо, которымъ желали обладать.
-- И вы пришли взглянуть на меня какъ на звѣря какого? замѣтилъ Губертъ.
-- Полноте, мы ѣхали вмѣстѣ сюда въ городъ, этого было мнѣ вполнѣ достаточно для того, чтобы вглядѣться въ васъ и изучить вашу физіономію, отвѣчалъ Гагенъ.
-- Что же въ такомъ случаѣ привело васъ сюда ко мнѣ? спросилъ лѣсничій.
-- Ваше дѣло интересуетъ меня! Должно сознаться, я и самъ, то вѣрю въ вашу виновность, то опять сомнѣваюсь въ ней. Неужели не можете вы сообщить ничего болѣе; ничего такого, что пролило бы наконецъ свѣтъ на это темное дѣло?
-- Если вы присутствовали на засѣданіяхъ, то должны знать, все что могу я сообщить по этому дѣлу.
-- Въ такомъ случаѣ, боюсь, чтобы не имѣло оно самыхъ плохихъ результатовъ для васъ, съ мрачною задумчивостью сказалъ Гагенъ. Самъ не знаю почему но мнѣ жаль вашей молодой жизни.
-- Если меня осудятъ, знайте, господинъ докторъ, что я осужденъ невинно! твердымъ, спокойнымъ тономъ возразилъ Губертъ, смерть не страшна мнѣ; я и безъ того желалъ ее еще въ ту ночь, когда погибла молодая графиня -- жаль только мнѣ мою бѣдную мать.
-- Неужели не нашли вы никакого объясненія несчастію, случившемуся съ молодой графиней? неужели ни на кого не имѣете вы подозрѣнія.
-- Я знаю только то, что я не совершалъ преступленія! Если бы мнѣ вздумалось столкнуть молодую графиню въ пропасть изъ за того, что она не могла быть, моей, я и самъ бросился бы туда же за ней или вы можетъ быть не вѣрите этому?
-- Сказать вамъ правду, я не вѣрю вашей любви; но моему мнѣнію, все это ничто иное, какъ комедія!
-- Комедія? удивленно спросилъ Губертъ.
-- Да комедія! или вы виновны, и въ такомъ случаѣ вы не любили молодую графиню, или же вы невинны.
-- И въ этомъ случаѣ я также не любилъ ее.
-- Вы давича сказали мнѣ, что вы невинны -- но, какъ видите, для доказательства своей невинности вы выбрали неудачное средство, придуманная исторія о любви вашей молодой графинѣ никуда не годится -- кто повѣритъ вашей любви, тотъ въ силу вашего же показанія повѣритъ также и вашей виновности! Плохое же оправданіе придумали вы!
-- Я сказалъ только правду!
-- Хорошо -- положимъ, что такъ, допустимъ даже, что вы невинны; продолжалъ докторъ Гагенъ, но въ такомъ случаѣ вы должны же объяснить, кого считаете вы преступникомъ!
-- Этого я не могу сдѣлать!
-- На кого имѣете вы подозрѣніе!
-- Если господа судьи не имѣютъ подозрѣнія ни на кого другаго, какъ только на меня, какже могу я простой невѣжда мужикъ, знать болѣе ихъ?
-- Оставьте колкости, лѣсничій, они вамъ ни къ чему не послужатъ!
-- Клянусь Богомъ я невиненъ! громко и торжественно воскликнулъ Губертъ, поднимая правую руку къ небу, видитъ Богъ, будь я преступникъ, я не медлилъ бы ни минуты, я прямо бы сознался, мнѣ жизнь не дорога нисколько. Но я невиненъ въ смерти молодой графини и не знаю также, кто совершилъ преступленіе; по дорогѣ тогда не встрѣтилъ я никого болѣе.
Гагенъ задумался. Нѣсколько минутъ длилось молчаніе.
-- Дѣло ваше однакожъ становится все интереснѣе, сказалъ послѣ нѣкотораго раздумья докторъ, я съ нетерпѣніемъ ожидаю конца! Очень жаль мнѣ, что ничего болѣе не можете сказать вы по поводу этого преступленія! Очень часто бываетъ, что невинные гибнутъ и изъ за того только, что несчастнымъ стеченіемъ обстоятельствъ улики противъ нихъ, а они не могутъ дать никакихъ показаній, которыя пролили бы настоящій свѣтъ на преступленіе. Одно только очевидно: настоящій убійца дѣйствовалъ ловко и крайне осторожно; что тутъ совершено убійство, это не подлежитъ никакому сомнѣнію! настоящій убійца умѣлъ, что называется, схоронить концы въ воду; къ счастію этого негодяя, наказаніе за него его судьба возложила на васъ и вамъ не легко будетъ убѣдить присяжныхъ въ своей невинности. Но, не падайте духомъ и надѣйтесь на Бога, защитника невинныхъ! Мужайтесь!
И докторъ, Гагенъ простился съ заключеннымъ. Губертъ остался одинъ въ камерѣ. Снова углубился онъ въ свои мрачныя мысли, строго и угрюмо было выраженіе его лица.
-- Онъ и вправду невиненъ, прошепталъ Гагенъ, выходя изъ тюрьмы, быть не можетъ, чтобы онъ совершилъ убійство!
На слѣдующій день должна была рѣшиться участь подсудимаго. Съ какимъ нетерпѣніемъ ожидалъ Губертъ приговора, неизвѣстность томила его. Онъ не боялся смерти, но эти дни и недѣли допроса, тяжелаго, мучительнаго колебанія между жизнью и смертью были невыносимы.
Губертъ провелъ безсонную ночь; сторожа за дверями слышали, какъ онъ все время ходилъ по комнатѣ и думали, что это нечистая совѣсть не даетъ ему покоя.
О, что это была за безконечно длинная ночь! нетерпѣливо прислушивался онъ къ глухому бою большихъ тюремныхъ часовъ, бившихъ четверти, и каждая четверть часа казалась для него вѣчностью. Образъ Лили все время носился у него передъ глазами.
-- И говорятъ еще, что я убилъ тебя, воскликнулъ онъ этому дорогому образу, говорятъ, что я наложилъ на тебя руку, на тебя ангельское созданіе! Одинъ Богъ знаетъ какъ я любилъ и теперь еще люблю тебя. Ты не хотѣла и не могла быть моею, потому-то я и хотѣлъ лишить себя жизни, себя одного, что было мнѣ въ ней безъ тебя! И вдругъ Тебѣ суждено было умереть!
Затѣмъ, Губертъ перенесся мыслію къ своей старой матери и безпомощной сестрѣ, что-то будетъ съ ними, когда онъ умретъ?
Въ такихъ то тяжелыхъ, безотрадныхъ мысляхъ засталъ его разсвѣтъ, разсвѣтъ того роковаго дня, въ который должна была рѣшиться его участь. Жизнь Губерта была уже не въ его рукахъ, она зависѣла теперь отъ произвола другихъ, которые могли распорядиться ею по своему усмотрѣнію.
Пробилъ наконецъ часъ, въ который должно было начаться засѣданіе. Губертъ отведенъ былъ въ зало суда, гдѣ присутствовали уже свидѣтели. Въ числѣ послѣднихъ были мать и сестра лѣсничаго. Бѣдная старушка при видѣ сына, залилась слезами. Онъ долженъ былъ отвернуться, онъ не могъ выносить ея взгляда, и однакожъ онъ былъ невиненъ, какъ утверждалъ онъ самъ.
Прокуроръ Шмидтъ въ длинной рѣчи выставилъ вину подсудимаго, въ такихъ живыхъ краскахъ изобразилъ онъ преступленіе его, что никто уже болѣе не могъ сомнѣваться въ томъ, что Губертъ и есть настоящій убійца.
Тщетно назначенный подсудимому отъ суда защитникъ пытался обратить вниманіе судей на тѣ немногіе слабые пункты, которые говорили въ его пользу, на предложенные имъ предсѣдателемъ вопросы о виновности подсудимаго, присяжные единогласно отвѣчали: "виновенъ". Теперь участь его была рѣшена.
Предсѣдатель суда прочелъ приговоръ. Губертъ осужденъ былъ на смерть отъ руки палача.
Страшный, раздирающій душу вопль вырвался изъ груди несчастной старой матери осужденнаго, и она упала безъ чувствъ на скамью.
Губертъ спокойно выслушалъ приговоръ.
Когда же услыхалъ онъ крикъ и взглянулъ на скамью свидѣтелей, онъ вздрогнулъ и едва устоялъ на ногахъ.
Но это продолжалось всего нѣсколько секундъ. Мигомъ поборолъ онъ волненіе и опять въ совершенствѣ владѣлъ собой.
На предложенный ему предсѣдателемъ вопросъ, не имѣетъ ли онъ сказать еще чего-нибудь, Губертъ твердымъ голосомъ объявилъ, что онъ невиненъ.
Но приговоръ былъ произнесенъ.
Въ числѣ слушателей въ этотъ разъ былъ докторъ Гагенъ. Когда прочтенъ былъ приговоръ и засѣданіе было кончено, онъ быстро всталъ и вышелъ изъ залы.
-- Если сюда не вмѣшается какой нибудь особенный случай, проворчалъ онъ, "тогда лѣсничій Губертъ Бухгардтъ погибъ и пожалуй еще разъ повторится та же исторія что и съ бѣднымъ бродягой".
XIII.