Марія Рихтеръ отправилась въ Гамбургъ. Никто не провожалъ ее! Какъ только она вышла изъ кареты и отдала чемоданъ свой носильщику, фонъ-Митнахтъ наскоро простился съ нею и уѣхалъ.
Бѣдная Марія! Въ цѣломъ свѣтѣ не было у нея человѣка, который любилъ бы ее, кому была бы она дорога, некого было оставлять ей здѣсь, некому было сказать ей сердечный прощальный привѣтъ, никто, знала она, не будетъ тосковать по ней. Она отправлялась одна въ далекій, чуждый ей міръ и никто о ней не заботится, никому не было до нея дѣла.
Грустныя, тяжелыя думы и сравненія тѣснились у нея въ головѣ, при взглядѣ на прочихъ путешественниковъ, вокругъ каждаго изъ нихъ любовь собрала родныхъ и знакомыхъ. Съ тоскою на сердцѣ замѣчала она на лицахъ всѣхъ ихъ нѣжную заботливость. Тяжело было ей видѣть, какъ любящія матери давали наставленія своимъ уѣзжающимъ дѣтямъ, и братъ напутствовалъ сестру послѣднимъ добрымъ дружескимъ совѣтомъ.
А она, одна одинешенька, безъ родныхъ, безъ друзей, сидѣла въ углу большаго, ярко-освѣщеннаго зала. О ней никто не заботился, никому не было до нея дѣла, никто не зналъ ея.
Марія съ трудомъ удерживала слезы, готовыя брызнуть изъ глазъ ея подъ вліяніемъ этихъ грустныхъ мыслей! Она старалась быть твердой. Что за стыдъ плакать, убѣждала она себя, что за ребячество! Да и къ чему? Какая польза, жалѣть, убиваться о томъ, что потеряно на вѣки? Она была совсѣмъ одинокая, всѣмъ чужая въ этомъ мірѣ, никѣмъ не любимая, все хорошее прошло для нея безвозвратно, ничего другаго не оставалось ей теперь дѣлать, какъ забыть это прошлое и бодро и мужественно привести разъ принятое намѣреніе въ исполненіе!
-- Стоитъ только нѣсколько времени прожить вдали отсюда, думала она, а тамъ я уже попривыкну къ своему одиночеству, вѣдь не всѣмъ хорошо живется на свѣтѣ, многимъ приходится терпѣть еще болѣе горя.
Марія чувствовала на себѣ любопытные взоры, обращенные на нее со всѣхъ сторонъ обширнаго зала, тамъ и сямъ шептались о ней -- нѣкоторые, быть можетъ, и жалѣли ее, видя ее одну-одинешеньку, въ траурѣ. Но вотъ раздался звонокъ -- надо было садиться въ вагонъ. Марія выбрала себѣ одинъ дамскій купе, вошла въ него и пожелавъ добраго вечера всѣмъ своимъ спутницамъ, тихо помѣстилась въ углу и пристально принялась смотрѣть въ окно.
Вотъ она уѣзжала прочь отсюда съ тѣмъ, чтобы никогда уже болѣе не возвращаться! Какъ тяжело было ей теперь! Правда, она не оставляла здѣсь родительскаго дома, она его никогда не знала, но вѣдь все же тутъ была ея родина! И она должна была ее покинуть, покинуть на вѣки! Образъ Лили снова предсталъ у нея передъ глазами -- ей не суждено было даже принять послѣдній вздохъ своей дорогой сестры, своего вѣрнаго друга, не суждено было даже видѣть ее мертвую, сказать послѣднее прости праху любимаго существа, послѣднимъ поцѣлуемъ и искренней, горячей слезой напутствовать ее въ могилу!
Но вотъ раздался свистъ локомотива,-- скрипя двинулись вагоны -- поѣздъ тронулся -- еще одинъ взглядъ могла она бросить на освѣщенный луною городъ, и на темнѣющіе вдали лѣса; въ той сторонѣ долженъ былъ лежать Варбургъ, внизу маленькая рыбачья деревенька, гдѣ жили ея настоящіе родители, которыхъ она совсѣмъ не знала и никогда даже не видала, вверху на горѣ замокъ, по ту сторону страшный оврагъ, гдѣ погибла ея радость -- еще разъ; кивнула головой, мысленно пославъ послѣдній прощальный привѣтъ всѣму этому выглянула она изъ окна еще разъ -- съ шумомъ мчался поѣздъ, унося ее все дальше и дальше, все болѣе и болѣе исчезали окутанныя ночною мглою поля и луга ея отчизны; съ быстротою вѣтра неслась она на встрѣчу новаго, чуждаго ей міра, который долженъ былъ стать для нея второй родиной.
Всю ночь просидѣла она у окна, грустно смотря въ даль, въ то время какъ остальныя ея спутницы крѣпко спали, забившись въ уголокъ она не могла въ этомъ случаѣ подражать ихъ примѣру -- сонъ бѣжалъ ея глазъ, она думала о своемъ будущемъ.
Подъ утро поѣздъ подъѣхалъ къ городу, гораздо больше и богаче того, изъ котораго выѣхала Марія. Но здѣсь онъ стоялъ всего нѣсколько минутъ и затѣмъ продолжалъ свой путь.
Къ вечеру пріѣхала Марія въ Гамбургъ, и остановилась въ томъ самомъ отелѣ, который заранѣе назвала она графинѣ, такъ какъ ей разъ рекомендовалъ его кто-то изъ знакомыхъ.
Она была сильно утомлена; немного подкрѣпила себя пищею и затѣмъ уже весь вечеръ не выходила изъ своей комнаты. На другой же день намѣрена была она черезъ посредничество американскаго консула или какимъ-либо другимъ путемъ хлопотать о полученіи мѣста въ Нью-Іоркѣ. Вслучаѣ, еслибы это удалось ей, она прямо поѣхала бы въ Америку; иначе же приходилось ей отправиться сначала въ Англію, въ Лондонъ и оставаться тамъ до пріисканія мѣста.
Измученный, безсонной ночью и всѣми тяжелыми дневными впечатлѣніями, организмъ ея требовалъ отдыха: она крѣпко заснула. Освѣжительный сонъ подкрѣпилъ ея силы. На утро едва успѣла она кончить свой простой, незатѣйливый туалетъ, какъ въ дверь ея комнаты постучали.
Марія отворила. Вошелъ разнощикъ депешъ и спросилъ здѣсь ли живетъ фрейлейнъ Марія Рихтеръ.
-- Это я! отвѣчала Марія, удивленная тѣмъ, что ее уже отыскивали здѣсь въ чужомъ, незнакомомъ городѣ, на другой же день по ея пріѣздѣ.
-- У меня есть телеграмма къ вамъ, сказалъ разсыльный, подавая ей депешу и попросилъ ее росписаться въ полученіи.
Марія подписала свое имя на роспискѣ. По уходѣ разсыльнаго она развернула телеграмму.
Она была очень коротенькая. Вотъ ея содержаніе:
"Маріи Рихтеръ. Вернись сейчасъ же. Лили нашлась. Пріѣзжай съ ночнымъ поѣздомъ сюда въ городъ. Карета ждетъ тебя. Будь не въ траурѣ, а въ свѣтломъ платьѣ. Камилла фонъ-Варбургъ".
Марія не спускала глазъ съ телеграммы. Не сонъ ли былъ это? Лили нашлась? И, должно быть, живая, такъ какъ въ депешѣ приказано ей было снять трауръ и надѣть то свѣтлое платье, которое она всегда такъ любила, потому что и Лили носила такое же; она не одѣвала его уже болѣе съ того рокового дня, въ который Лили погибла въ своемъ.
Нѣсколько разъ перечитывала Марія депешу -- внизу стояла подпись самой графини -- нельзя было терять ни минуты, надо было ѣхать! Что такое случилось? въ тоскливомъ ожиданіи спрашивала себя Марія. Телеграмма не представляла никакого удовлетворительнаго объясненія, и Марія, сосредоточившая все свое вниманіе на самомъ содержаніи депеши и не замѣтила, что она дана была не въ ближайшемъ къ Варбургу городѣ, а въ другомъ, болѣе отдаленномъ.
"Лили нашлась!" Въ этихъ немногихъ словахъ заключалась вся суть депеши.
Эта радостная вѣсть вызвала въ сердцѣ молодой дѣвушки цѣлую бурю чувствъ.
Въ головѣ ея возникалъ вопросъ за вопросомъ и ни на одинъ изъ нихъ она не могла дать отвѣта!
Какимъ образомъ нашлась Лили? Что такое тамъ вообще случилось? Все это оставалось для нея пока еще тайной!
Она должна была узнать все, должна была увидѣть Лили! Какъ могла она оставаться вдали отъ больной, быть можетъ умирающей сестры! Она нуждалась теперь въ нѣжномъ, заботливомъ уходѣ, въ преданномъ сердцѣ! Кто же кромѣ Маріи могъ доставить ей все это! Вѣдь въ замкѣ теперь не было у нея ни одного преданнаго ей человѣка. Любви графини Марія не особенно-то довѣряла. Да, она должна была ѣхать какъ можно скорѣе въ замокъ, она была нужна теперь тамъ, не даромъ же депеша звала ее немедленно назадъ въ Варбургъ!
Безъ малѣйшаго колебанія рѣшилась она послѣдовать этому приглашенію.
Она была еще такое короткое время въ Гамбургѣ, что не успѣла даже включить свое имя въ списокъ пріѣзжихъ.
Вѣсть съ родины пришла къ ней такъ быстро и неожиданно, что она ни о чемъ другомъ не могла болѣе думать, какъ о возвращеніи въ отчизну.
И Лили была жива. Марія должна была снять трауръ и одѣться опять въ свѣтлое. Можетъ быть, какимъ-то чудомъ спасенная отъ вѣрной смерти, Лили была такъ слаба, что трауръ могъ испугать ее? Быть можетъ она изъявила желаніе видѣть свою молочную сестру, вѣрно оттого-то и телеграфировала ей тотчасъ же графиня. Въ короткое время ея отсутствія, какъ разъ послѣ ея отъѣзда, произошла, значитъ, развязка. И бѣдный Губертъ, въ которомъ Марія принимала живое участіе и вполнѣ увѣренная въ его невинности, искренно жалѣла, что его постигла такая жестокая участь, быть можетъ, и онъ теперь также былъ спасенъ.
Всѣ эти мысли безпорядочно тѣснились въ головѣ Маріи и побуждали ее къ скорому отъѣзду. Быть можетъ, даже ей удастся еще привести все дѣло къ благополучному исходу, хотя она здѣсь въ дали и не въ состояніи была уяснить себѣ тѣхъ или другихъ частностей случившагося.
Не медля ни минуты, она вынула изъ чемодана свое любимое, свѣтлое платье, которое было сшито ей весною, наравнѣ съ Лили, совершенно такого же цвѣта, фасона и съ такой же отдѣлкой, какъ это всегда бывало прежде. Живо переодѣлась она въ это платье, а траурное убрала въ чемоданъ.
Такъ точно предписано было ей въ депешѣ, и Марія, въ радостномъ ожиданіи, послѣдовала распоряженію графини.
Взволнованная до глубины души радостнымъ извѣстіемъ о спасеніи своей дорогой сестры, Марія вѣрила только въ возможность всего хорошаго, ей и въ голову не приходило, что ее могло ожидать какое-либо несчастіе. Чрезъ нѣсколько часовъ послѣ полученія телеграммы, она сидѣла уже въ вагонѣ, на поѣздѣ, который долженъ былъ отвезти ее обратно на родину.
* * *
На другой день послѣ произнесенія приговора надъ лѣсничимъ, Бруно, сильно взволнованный, явился въ замокъ. Графиня приняла его съ очаровательною любезностью.
-- Очень рада видѣть васъ у себя, господинъ ассесоръ, сказала она, мучительный процессъ наконецъ конченъ! Мнѣ доносятъ, что мать и сестра лѣсничаго все еще въ городѣ, не можете ли вы позаботиться о томъ, чтобы бѣдняжки вернулись сюда въ свой лѣсной домикъ?
-- Процессъ конченъ, но онъ можетъ еще возобновиться и на этотъ разъ дѣло приметъ, пожалуй, совсѣмъ другой оборотъ. Я поспѣшилъ сюда сообщить вамъ, графиня, одну вѣсть, которая, надѣюсь, обрадуетъ васъ точно также, какъ и меня: Лили нашлась, сказалъ Бруно.
И его всегда такое спокойное лицо свѣтилось теперь счастіемъ и надеждой.
-- Васъ, можетъ быть, обмануло слабое сходство, господинъ ассесоръ, съ видомъ глубокаго сожалѣнія отвѣчала графиня, мы, люди, созданы уже такъ, что всегда охотно вѣримъ тому, чего пламенно желаемъ. Но я уже потеряла всякую надежду! Когда вчера донесли мнѣ, что ночью нашлась, среди города, молодая дѣвушка и что ходятъ слухи, будто это молодая графиня, я сейчасъ же послала туда своего управляющаго хорошенько разузнать обо всемъ, онъ видѣлъ найденную дѣвушку!
-- И что же онъ сказалъ?
-- Что это чужая, незнакомая дѣвушка!
-- Нѣтъ, нѣтъ, онъ ошибся графиня, это Лили, я узналъ ее.
-- Не предавайтесь пустой, обманчивой надеждѣ, мой милѣйшій господинъ ассесоръ, чѣмъ дольше продолжится ваше заблужденіе, тѣмъ тяжелѣе и больнѣе будетъ потомъ разочарованіе, тономъ живаго участія убѣждала его Камилла.
-- О, вѣрьте мнѣ, графиня, тутъ не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія! Это Лили! На бѣльѣ вышитъ вензель W съ короной.
-- Это еще не доказательство, господинъ ассесоръ. Мало ли у кого на бѣльѣ вензель W съ короной, наконецъ, на этой дѣвушкѣ надѣта, быть можетъ, и краденая вещь. Я не могу повѣрить вамъ послѣ того, какъ господинъ фонъ-Митнахтъ, ночью вернувшись изъ города отъ доктора, въ домѣ котораго находится найденная дѣвушка, съ полной увѣренностью объявилъ мнѣ, что это не Лили, а какая-то чужая. Ну, подумайте только, господинъ ассесоръ, можно ли въ самомъ дѣлѣ предаваться надеждѣ увидѣть опять нашу милую, незабвенную Лили, жертву ужаснаго преступленія, похищенную волнами жестокаго моря, не оставившаго намъ даже ея трупа и унесшаго его на какой-нибудь отдаленный берегъ?
-- И я также не могу найти объясненія всему случившемуся, отвѣчалъ Бруно, но я твердо увѣренъ, что это Лили.
-- Какъ хотѣлось бы мнѣ раздѣлять ваше мнѣніе, господинъ фонъ-Вильденфельсъ, вы сами это знаете! Какъ хотѣлось бы мнѣ тоже предаваться надеждѣ, которую питаете вы, но я боюсь, что намъ вдобавокъ еще придется имѣть дѣло съ искусно устроеннымъ подлогомъ!
-- Съ подлогомъ? удивился Бруно.
-- Конечно, господинъ ассесоръ, я серьезно опасаюсь этого!
-- Но я не знаю, гдѣ долженъ я искать подлога?
-- Признаюсь вамъ, я не удовольствовалась объясненіями своего управляющаго, я хотѣла сама своими глазами убѣдиться въ истинѣ. Сегодня утромъ отправилась я въ городъ къ новому врачу, инкогнито, не сказавъ доброй старушкѣ-экономкѣ доктора своего имени; самого же его не было дома.
-- И вы видѣли найденную дѣвушку?
-- Да, видѣла, отвѣчала графиня, это не наша Лили, господинъ ассесоръ! прибавила она, отрицательно покачавъ головой.
-- Я не могъ ошибиться -- это невозможно! при взглядѣ на нее, сердце сейчасъ подсказало мнѣ: это Лили!
-- Обманъ чувствъ, господинъ фонъ-Вильденфельсъ, я понимаю это! Вы видѣли не то, что дѣйствительно было у васъ передъ глазами, а то, чего яіелало ваше сердце! Со мною было почти тоже самое, что и съ вами! я не вѣрила объясненіямъ управляющаго, я не вѣрила даже своимъ собственнымъ глазамъ, не нашедшимъ въ дѣвушкѣ этой никакого настоящаго сходства съ моей дочерью, я все-таки старалась убѣдить себя, что это Лили: такіе же бѣлокурые волосы, такія же маленькія, нѣжныя руки, наконецъ слабое сходство въ чертахъ лица.
-- Сходство большое! возразилъ Бруно.
-- Но только это не наша несчастная Лили, господинъ ассесоръ, убѣдительно сказала графиня, боюсь что тутъ придется намъ имѣть дѣло съ подлогомъ, который еще болѣе запутаетъ это, и безъ того уже такое темное дѣло. Замѣтили ли вы на лбу и на головѣ еще не вполнѣ зажившія раны?
-- И мнѣ также бросились въ глаза, согласился Бруно.
-- Вы не задавали себѣ потомъ вопроса, какимъ образомъ, по прошествіи нѣсколькихъ недѣль, могла она быть спасена изъ оврага или изъ моря? вы не спрашивали себя, почему тотъ, кто донесъ ее до скамьи подъ окнами докторской квартиры, скрылся, какъ бы желая придать всему дѣлу видъ чего-то сверхъестественнаго? спрашивали-ли вы себя, господинъ ассесоръ, почему платье и бѣлье ея были мокры?
-- Я долженъ сознаться, графиня, что не въ силахъ былъ придумать никакого объясненія всему этому.
-- Тутъ возможно только одно объясненіе: вѣроятно, гдѣ-нибудь по близости была дѣвушка, немного похожая на Лили. Мысль эта пришла мнѣ въ голову именно въ то время, какъ вернулась я домой отъ доктора; при внимательномъ осмотрѣ найденной дѣвушки, по нѣкоторымъ примѣтамъ я убѣдилась, что это не могла быть Лили! Нѣтъ, повторяю вамъ, господинъ ассесоръ, не можетъ быть, чтобы это была Лили, такъ какъ ей не достаетъ одной вѣрной примѣты моей дочери! Здѣсь, гдѣ-нибудь въ окрестностяхъ, должно полагать, была дѣвушка, нѣсколько похожая на Лили и вотъ, узнавъ, что Лили, по всей вѣроятности, была унесена моремъ и что она наслѣдница большаго капитала, кто-нибудь рѣшился употребить эту дѣвушку для своихъ корыстолюбивыхъ цѣлей и выдать ее за будто бы спасенную Лили, съ ея ли вѣдома или нѣтъ, пока еще опредѣлить невозможно. Вотъ видите ли, это служитъ ключемъ ко всему загадочному приключенію! Явились охотники до милліона! И должна сознаться, что видно большое искусство въ дальнѣйшемъ выполненіи этого замысла! Дѣвушкѣ нанесли раны, чтобы придать ей видъ, какъ будто бы она упала и тяжело ранена. До сихъ поръ гдѣ-нибудь скрывали ее и затѣмъ уже, вчерашнюю ночь, принесли въ городъ и подкинули къ доктору, напередъ окунувъ ее въ воду, чтобы окружить все дѣло еще большей таинственностью.
Бруно задумался и лицо его приняло строгое выраженіе.
-- Это совершенно новая точка зрѣнія, замѣтилъ онъ, по то сходство, о которомъ вы говорите, невозможно! Вы брали съ собою фрейлейнъ Марію, когда ѣздили смотрѣть найденную дѣвушку, графиня?
-- Къ сожалѣнію я не могла этого сдѣлать, Марія, молочная сестра Лили, несмотря на мои увѣщанія, уѣхала вчера изъ замка, она намѣрена поступить въ гувернантки.
-- Она давно уже, кажется, хотѣла это сдѣлать!
-- А теперь смерть Лили, такъ потрясла ее, что она рѣшилась во что бы то ни стало уѣхать какъ можно дальше отсюда. Она объявила мнѣ, что желаетъ ѣхать въ Америку.
-- Какъ жаль! мнѣ очень хотѣлось бы слышать мнѣніе фрейлейнъ Маріи о найденной дѣвушкѣ.
-- Я, господинъ ассесоръ, такъ твердо увѣрена, что это не Лили, что даже случайное, небольшое сходство дѣвушки съ нею не возбуждаетъ во мнѣ надежды, что это и есть Лили.
-- Я же никакъ не могу отказаться отъ этой надежды, я остаюсь при своемъ мнѣніи!
-- Въ такомъ случаѣ подождемте той минуты, когда вернется къ ней сознаніе; я полагаю, что минута не заставитъ себя долго ждать, вѣдь голодъ и жажда энергически заявятъ себя.
-- Еслибы только удалось привести ее въ сознаніе, еслибы только могла она говорить, тогда бы, конечно, все разъяснилось! Я еще не теряю надежды, извините, графиня, что я противорѣчу вамъ -- вопреки всему, я все еще думаю, что это Лили!
-- Пусть время рѣшитъ этотъ вопросъ! сказала графиня, глубоко сожалѣю, что ваша и моя надежда не осуществятся! но я очень благодарна вамъ за то, что вы пришли сообщить мнѣ это извѣстіе и высказать свое мнѣніе.
Бруно простился съ графиней и вернулся въ городъ. Всю дорогу слова Камиллы не выходили у него изъ головы. Напрасно искала она на найденной дѣвушкѣ какой-то вѣрной примѣты, отсутствіе которой послужило для нея непреложнымъ доказательствомъ того, что это была не Лили! Какого рода могла быть эта примѣта? ловкимъ, искусно сдѣланнымъ подлогомъ считала графиня это новое происшествіе?
Вернувшись въ городъ, Бруно первымъ долгомъ отправился къ Гагену, передать доктору всѣ слова графини и просить его еще разъ показать ему больную. Гагенъ ничего не отвѣчалъ на это, онъ вообще не любилъ много говорить. Охотно согласился онъ исполнить желаніе Бруно и проводилъ его въ комнату, гдѣ лежала больная все еще безъ всякихъ признаковъ жизни кромѣ легкаго, едва замѣтнаго дыханія.
-- Боже мой, какъ можно только не узнать Лили! восклинулъ Бруно, всплеснувъ руками, это она! это непремѣнно должна быть она! И графиня перестанетъ уже сомнѣваться, какъ только моя бѣдная, милая Лили придетъ въ сознаніе! Во мнѣ тоже возникло было подозрѣніе, но теперь, опять увидѣвъ больную, я остаюсь при своемъ мнѣніи, это Лили.
На другой день, рано утромъ, фонъ-Митнахтъ верхомъ поѣхалъ въ городъ, не въ ближайшій къ Варбургу, а въ другой, болѣе отдаленный; онъ повезъ на телеграфную станцію депешу, призывавшую Марію Рихтеръ обратно въ замокъ.
Мы видѣли уже, какъ отнеслась Марія къ этой телеграммѣ и знаемъ, что она приняла роковое намѣреніе вернуться въ Варбургъ.
Въ замкѣ никто не зналъ, что Марію Рихтеръ ждали ночью, это, повидимому, намѣрены были сохранить въ тайнѣ, такъ какъ поздно вечеромъ не посылали за нею на желѣзную дорогу кучера, а фонъ-Митнахтъ самъ, безъ кучера, отправился въ городъ.
Это случалось довольно часто и потому никого не удивило; нерѣдко ѣздилъ онъ въ городъ, по дѣламъ или въ гости, и въ такихъ случаяхъ всегда имѣлъ обыкновеніе ѣздить одинъ.
Была чудная, теплая, свѣтлая лѣтняя ночь. Вся прислуга замка, всегда послѣ десяти часовъ почти уже свободная, высыпала на дворъ: кто усѣлся на стоявшую у задняго флигеля замка скамейку, кто отправился гулять въ садъ, куда графиня почти и не заглядывала. Комнаты, гдѣ помѣщалась прислуга, находились въ задней, угловой башенкѣ, стоявшей почти особнякомъ. Только въ томъ случаѣ, если графиня чувствовала себя нездоровой, должна была одна изъ служанокъ оставаться у нея ночью.
Фонъ-Митнахтъ имѣлъ нѣсколько комнатъ въ нижнемъ этажѣ замка; остальныя же, еще при жизни покойнаго графа, представляли изъ себя складъ рѣдкихъ коллекцій всевозможнаго оружія.
Сама графиня поселилась въ бель-этажѣ, но не въ тѣхъ обширныхъ покояхъ, гдѣ жила графиня Анна. Камилла выбрала себѣ небольшое, но хорошенькое помѣщеніе и убрала его по своему вкусу, уставивъ самыми лучшими вещами изъ старинной, дорогой мебели замка.
Лили и Марія Рихтеръ, по смерти графа, должны были занять его комнаты, но онѣ предпочли остаться въ своемъ прежнемъ помѣщеніи, въ верхнемъ этажѣ замка.
Теперь весь бель-этажъ, за исключеніемъ комнатъ графини Камиллы, былъ совершенно пустой, необитаемый, и когда, въ двѣнадцатомъ часу, Камилла отпустила прислугу, сказавъ, что ей болѣе ничего не понадобится, послѣ чего та отправилась въ свое помѣщеніе, весь обширный замокъ совсѣмъ какъ бы вымеръ. Кромѣ графини ни одной души не было теперь въ этихъ огромныхъ комнатахъ, даже и фонъ-Митнахта, помѣщавшагося внизу, не было дома.
Но вотъ въ пустыхъ, необитаемыхъ покояхъ показался свѣтъ. Онъ, видимо, переходилъ съ одного мѣста на другое, какъ будто кто-нибудь ночью ходилъ по комнатамъ, гдѣ жили покойные графъ и графиня.
Весь обширный замокъ былъ погруженъ во мракъ и безмолвіе, изрѣдка прерываемое глухимъ ворчаніемъ какой-нибудь сонной собаки, да крикомъ совы.
Ясно можно было видѣть съ улицы, какъ въ бельэтажѣ замка свѣтъ переходилъ изъ одной комнаты въ другую. Только нельзя было разглядѣть съ низу, кто это ночью бродилъ тамъ по пустымъ покоямъ, такъ какъ занавѣсы были спущены, видна была только одна тѣнь.
Это была графиня. Длинный шлейфъ ея тяжелаго, чернаго шелковаго платья шелестилъ по паркету; на головѣ у нея была накинута черная, кружевная вуаль, зашпиленная подъ подбородкомъ, рѣзко выдѣляя замѣчательную, матовую бѣлизну ея лица. Въ правой рукѣ она держала канделябръ съ нѣсколькими зажженными свѣчами.
Это она нарушала глубокую, мертвую тишину замка, она бродила по его пустыннымъ заламъ и комнатамъ покойныхъ графа и графини. Она была страшна въ эту минуту. Обольстительно-прекрасное лицо ея исказилось злобнымъ, демонскимъ выраженіемъ и жгучимъ, зловѣщимъ взглядомъ ея глубокихъ, непроницаемыхъ глазъ.
Что влекло ее теперь ночью въ эти покои? Чего искала она въ пустыхъ флигеляхъ замка, обитатели которыхъ уже умерли?
Пройдя цѣлую анфиладу комнатъ, она вошла во флигель покойной графини Анны и отправилась прямо въ ту комнату, гдѣ умерла графиня. Быстро раскрыла она ящики дорогаго письменнаго стола и начала перерывать всѣ хранившіяся тамъ бумаги, какъ будто искала чего-то.
Должно быть, она не нашла того, чего искала, снова убрала она бумаги и пошла дальше, казалось, она не находила покоя. Она остановилась въ кабинетѣ графа. И здѣсь тоже принялась она перерывать всѣ ящики, глаза ея быстро перебѣгали съ листка на листокъ, ея тонкіе, бѣлые пальцы ловко вытаскивали изъ потайныхъ ящиковъ различныя бумаги, она искала секретныхъ писемъ, замѣтокъ; но и здѣсь не нашлось ничего подобнаго. Камилла рѣшилась сжечь всѣ бумаги, хранившіяся въ письменныхъ столахъ покойныхъ графа и графини.
Но вотъ большіе башенные часы замка пробили полночь.
Графиня прекратила свою работу.
Въ эту самую минуту долженъ былъ подходить къ городу поѣздъ, на которомъ ѣхала Марія, если только депеша застала ее еще въ Гамбургѣ и если молодая дѣвушка въ точности исполнила предписанія графини.
Черезъ часъ экипажъ, который долженъ былъ привезти Марію съ поѣзда, могъ быть уже близъ замка, такъ какъ фонъ-Митнахтъ имѣлъ привычку ѣздить очень скоро.
Вѣроятно, у графини было другое, болѣе важное дѣло, потому что она не стала теперь жечь въ каминѣ бумаги, которыя хотѣла уничтожить, чтобы разомъ избавиться отъ могущихъ случиться тутъ писемъ и замѣтокъ, которыхъ она, повидимому, боялась. Она отложила исполненіе своего плана до другаго, болѣе удобнаго случая.
Она поспѣшно вернулась въ свои покои. Поставивъ канделябръ на мраморный столикъ, она взяла легкій платокъ и тихо вышла изъ комнаты.
Кромѣ ея никого не было болѣе въ замкѣ, никто, значитъ, не видѣлъ ея, никто не слыхалъ, что она, еще не далеко за полночь, спускалась по широкимъ ступенямъ замковой лѣстницы и затѣмъ вышла въ паркъ черезъ открытыя еще главныя ворота, которыя въ подобныхъ случаяхъ фонъ-Митнахтъ всегда запиралъ самъ по возвращеніи домой.
Какъ мрачный призракъ ночи, тихо подвигалась высокая, черпая фигура графини по уединенному парку и скоро исчезла во мракѣ лѣса.
XVI.