Такимъ образомъ, было уже доказано, что здѣсь, при самыхъ ужасныхъ и таинственныхъ обстоятельствахъ, совершилось убійство; оставалось только разоблачить тайну, его окружавшую.
Задача эта выпала на долю Бруно, исправлявшаго должность судебнаго слѣдователя.
Ассесоръ фонъ Вильденфельсъ, а равно и прокуроръ самымъ учтивымъ образомъ отказались отъ любезнаго приглашенія графини отобѣдать въ замкѣ и предпочли закусить въ деревенскомъ трактирѣ, послѣ чего прокуроръ вернулся въ городъ, пожелавъ ассесору успѣха.
Какъ дорога была фонъ-Вильденфельсу покойница, никто не зналъ; онъ вообще былъ скрытенъ и не любилъ никому открывать своихъ тайнъ.
Графиня, подъ впечатлѣніемъ ужаснаго происшествія, казалось, совершенно забыла свою ссору и вражду съ Бруно или, быть можетъ, пріостановила ее только на время. Такъ или иначе, но она предложила ему, черезъ управляющаго, на время слѣдствія, занять нѣсколько комнатъ въ замкѣ. Но Бруно отказался и отъ этого приглашенія, говоря, что у него есть на то особыя причины.
Причины эти стали вдругъ ясны всякому болѣе или менѣе проницательному человѣку, когда Бруно съ секретаремъ отправились въ домикъ лѣсничаго и просили позволенія, вмѣстѣ со своимъ помощникомъ, помѣститься на верху.
-- Мнѣ здѣсь такъ удобно, говорилъ онъ, никто не мѣшаетъ, да и я никого не буду безпокоить.
Здѣсь же намѣренъ былъ онъ выслушивать свидѣтельскія показанія.
Губерта не было дома, когда пришли туда фонъ-Митнахтъ и Бруно съ секретаремъ.
Вдова лѣсничаго удивилась такому странному желанію господъ поселиться на чердачкѣ и убѣждала ихъ лучше занять любую комнату внизу. Но Бруно отказался и рѣшительно объявилъ, что беретъ себѣ три верхнія комнаты, которыя онъ сейчасъ же и занялъ. Первую комнату сдѣлалъ онъ пріемной для свидѣтелей, вторую взялъ себѣ, третью отдалъ секретарю.
Добрая старушка засуетилась, принялась убирать комнаты и устанавливать кое-какую мебель, такъ что въ короткое время все было приведено въ порядокъ и Бруно поселился въ домикѣ лѣсничаго, поблагодаривъ управляющаго за его любезность.
Фонъ-Митнахтъ вернулся въ замокъ не совсѣмъ-то въ духѣ; несмотря на всѣ старанія, ему никакъ не удалось выпытать ни отъ Бруно, ни отъ секретаря, на кого они имѣютъ подозрѣніе.
Между тѣмъ, въ замкѣ, въ деревнѣ и въ окрестностяхъ быстро разнеслась вѣсть о прибытіи судей для слѣдствія.
Изъ своего убѣжища Бруно украдкой наблюдалъ за обитателями домика лѣсничаго. Странное безпокойство матери и дочери не ускользнуло отъ его вниманія. Но онъ пока не придавалъ этому никакого значенія: онъ рѣшился дѣйствовать безъ предубѣжденій, не принимая въ разсчетъ ни личныхъ чувствъ, ни внѣшнихъ впечатлѣній и обращая вниманіе только на факты. Прежде всѣхъ намѣренъ былъ онъ допросить Губерта, не потому только, что встрѣтилъ его вблизи того мѣста, гдѣ совершено было преступленіе, но главнымъ образомъ вслѣдствіе того, что ему хотѣлось узнать, не извѣстно ли Губерту что-нибудь о случившемся, можетъ быть даже не знаетъ ли онъ и преступника. Бруно отогналъ отъ себя всякое подозрѣніе на лѣсничаго; онъ зналъ, что Губертъ всегда пользовался расположеніемъ и полнѣйшимъ довѣріемъ Лили, а слѣдовательно, разсуждалъ Бруно, онъ не имѣлъ никакого повода къ совершенію преступленія.
Только къ вечеру вернулся домой Губертъ; все бродилъ онъ, должно быть, по лѣсу.
Мать, первымъ долгомъ, сообщила ему о прибытіи изъ города судебнаго слѣдователя, но для него это была уже не новость; когда же она прибавила, что онъ поселился у нихъ на верху, Губертъ сильно вспылилъ.
-- Здѣсь, у насъ въ домѣ? Это еще что такое? Развѣ не нашлось другаго мѣста? кричалъ онъ такъ громко, что старушка и Софія не на шутку перепугались, вѣдь его могъ услышать слѣдователь!
-- Ужь много они узнаютъ! продолжалъ онъ такимъ тономъ, какъ будто зналъ болѣе другихъ.
Бруно, по всей вѣроятности, слышалъ голосъ лѣсничаго, такъ какъ въ ту же минуту явился Ленцъ и объявилъ Губерту, что господинъ ассесоръ проситъ его къ себѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ взялъ у старушки нѣсколько свѣчей, за которыя тутъ же и заплатилъ.
Губертъ пошелъ на верхъ. Онъ былъ мраченъ и раздражителенъ, говорилъ рѣзко и отрывисто.
-- Подите сюда, Губертъ, сказалъ Бруно, сядьте вонъ тутъ, мнѣ нужно предложить вамъ нѣсколько вопросовъ. Вы, вѣроятно, знаете, что я присланъ сюда въ качествѣ судебнаго слѣдователя.
-- Господину ассесору лучше бы не говорить вчера вечеромъ съ молодою графиней или, по крайней мѣрѣ, проводить бы ее до замка, злобно отвѣчалъ Губертъ, тогда не надо было бы никакого слѣдствія, все равно ничего не узнаютъ!
-- Съ этихъ поръ смотрите на меня, лѣсничій, не какъ на ассесора Бруно фонъ-Вильденфельсъ, а какъ на судебнаго слѣдователя, и отвѣчайте на мои вопросы, сказалъ Бруно, стараясь скрыть досаду на неприличное поведеніе Губерта. Почему вы сейчасъ сказали, что все равно ничего не узнаютъ?
-- Всякій можетъ думать, что ему угодно.
-- Вчера вечеромъ, во время грозы, слышали вы крикъ, такъ вы, по крайней мѣрѣ, сказали управляющему, гдѣ вы были, когда слышали крикъ?
-- Недалеко отъ того мѣста, гдѣ я васъ встрѣтилъ.
-- Вы выглядѣли чрезвычайно разстроеннымъ и не обратили вниманія на мои слова, отчего это?
-- Этого я и самъ теперь не знаю, но у меня тогда вѣрно была на то причина.
-- Что дѣлали вы такъ поздно въ лѣсу?
-- Я лѣсничій, и моя обязанность бродить по лѣсу, я дѣлаю это по воскреснымъ днямъ также, какъ и въ будни.
-- Лѣсъ такъ великъ, какимъ образомъ очутились вы именно на томъ мѣстѣ?
-- Я и самъ не знаю!
-- Вамъ попалась молодая графиня на возвратномъ пути?
-- Да!
-- Опишите мнѣ, гдѣ видѣли вы графиню?
-- По дорогѣ отъ трехъ дубовъ къ замку.
-- На какомъ мѣстѣ?
-- Еслибы я встрѣтилъ ее на томъ мѣстѣ, гдѣ она убита, этого бы не случилось!
-- Такъ вы на этомъ мѣстѣ не видѣли, не встрѣчали болѣе молодой графини?
-- Нѣтъ!
-- Васъ еще позже видѣли въ лѣсу; управляющій и прислуга встрѣтили васъ, вамъ поручили вести одну партію на обыскъ, что вы нашли?
-- Ничего!
-- Что же вы дошли до трехъ дубовъ, когда по другой дорогѣ дѣлали обыскъ?
-- Нѣтъ, до дубовъ не дошли! Мы услышали голоса и крики другихъ и думали, что они нашли молодую графиню.
-- Вы поспѣваете, господинъ Лендъ? обратился Бруно къ секретарю.
Тотъ утвердительно кивнулъ головой и перо его продолжало летать по бумагѣ.
-- Вы полагали, что ничего не найдете, что другіе нашли что-нибудь у обрыва, продолжалъ Бруно, вы вовсе не проходили мимо обрыва?
-- Можетъ быть, навѣрно не знаю.
-- Вы тамъ ничего не нашли?
-- Нѣтъ, было слишкомъ темно!
-- Вы видѣли молодую графиню, вы говорили съ нею?
-- Нѣтъ, отвѣчалъ Губертъ.
Онъ не хотѣлъ сказать, не хотѣлъ сознаться. что она отказалась идти съ нимъ, что она прогнала его, да еще кому сознаться-то -- счастливому сопернику, котораго предпочли ему, сопернику, который, по мнѣнію его, былъ виноватъ въ смерти Лили, потому что, не имѣй онъ свиданія съ нею вечеромъ, ее не застигла бы гроза и смерть у обрыва. Этимъ-то мнѣніемъ и объясняется странное поведеніе Губерта относительно Бруно.
-- Такъ вы не сочли нужнымъ обыскать всю дорогу, но сейчасъ же ушли къ другимъ, къ обрыву, продолжалъ Бруно, почему же вы вдругъ исчезли?
-- Самъ не знаю, только я не могъ остаться тамъ.
-- Вы не могли тамъ оставаться, и это было бы весьма естественно, еслибы вы принимали живое участіе въ поискахъ, вѣдь молодая графиня всегда благоволила къ вамъ, всегда дарила васъ полнѣйшимъ довѣріемъ, вы почти выросли съ нею, вы были, такъ сказать, товарищемъ ея дѣтскихъ игръ! И вотъ, въ этомъ ужасномъ происшествіи, вызвавшемъ сочувствіе людей, которымъ оказывали менѣе предпочтенія, людей почти чужихъ, вы принимали такъ мало участія, что преспокойно удалились?
-- Я долженъ былъ уйти, я не въ силахъ былъ долѣе оставаться у обрыва! Но я не понимаю, къ чему предлагаете вы мнѣ подобные вопросы, возразилъ Губертъ, странно право.
-- Вы увидите, что не одинъ вы подверглись допросу, будутъ спрошены и многіе другіе, однимъ словомъ всѣ, имѣющіе какое-либо отношеніе къ молодой графинѣ или къ самому происшествію.
-- Также и графиня и другія высокопоставленныя лица?
-- Также! Передъ судомъ всѣ равны, никакой разницы быть не можетъ.
-- Тогда я доволенъ.
-- Не можете ли вы дать какія-нибудь показанія, Губертъ?
-- Я не знаю ничего больше.
-- Въ такомъ случаѣ вы можете удалиться, заключилъ Бруно допросъ.
Губертъ всталъ, сухо пожелалъ ассесору доброй ночи и вышелъ.
Бруно былъ пораженъ перемѣной, въ эти нѣсколько дней совершившейся съ молодымъ лѣсничимъ. Онъ былъ неузнаваемъ! Его видъ, его поведеніе производили крайне непріятное впечатлѣніе, и Бруно никакъ не могъ подыскать никакого къ тому объясненія, сколько ни ломалъ онъ голову надъ рѣшеніемъ этого вопроса.
Слѣдствіе доставило ему нѣкоторое развлеченіе, которое если и не могло облегчить его горя, то все же отвлекло мысли его въ другую сторону. Теперь же когда по уходѣ Губерта секретарь отправился къ себѣ въ спальню и Бруно остался одинъ въ своей комнатѣ, ужасная тайна ночи снова поглотила всѣ его мысли. Онъ никакъ не могъ представить себѣ, что Лили умерла, не могъ повѣрить, что невѣста его потеряна для него на вѣки, навсегда разлучена съ нимъ!
Сколько тяжелыхъ, горькихъ впечатлѣній пережилъ онъ въ теченіе этого роковаго дня, сколько ужасныхъ происшествій привелось узнать ему въ это короткое время! И теперь снова выступалъ на первый планъ вопросъ, гдѣ найти преступника?
Губертъ, по мнѣній Бруно, не имѣлъ ни малѣйшаго повода къ такому ужасному дѣлу!
Но кому же это смерть Лили была выгодна, кто могъ бы желать ея смерти?
Графиня! Невольно пришла она ему на умъ въ эту минуту, а вмѣстѣ съ тѣмъ и разсказъ деревенской нищенки "всегда по воскресеньямъ, говорила старуха, совершаетъ она свое ужасное дѣло, въ воскресенье, вѣроятно, у нея является власть"; вспомнился ему и милліонъ, который по смерти Лили долженъ былъ достаться ей.
Но Бруно старался отогнать отъ себя эти мысли! Онъ хотѣлъ дѣйствовать безъ всякихъ предубѣжденій. Да и какъ могла графиня во время грозы незамѣченной выйти изъ замка, какъ могла она подкараулить Лили, какъ могла она столкнуть ее въ пропасть, нѣтъ, нѣтъ, это было немыслимо!
А все-таки эта блѣдная, таинственная женщина возбудила въ немъ и сегодня что то похожее на ужасъ. Было ли это ощущеніе только слѣдствіемъ холоднаго, отталкивающаго вида графини, или ему способствовало также и народное повѣрье?
На слѣдующее утро Бруно продолжалъ допросы. Первая, но его приглашенію явилась въ домикъ лѣсничаго Марія Рихтеръ. Она была такъ взволнована, такъ удручена горемъ, что Бруно узналъ въ ней самое, а можетъ быть и единственное, вѣрное и преданное сердце, какимѣ обладала Лили. Онъ горячо пожалъ руку Маріи и не находилъ словъ успокоить ее, онъ и самъ нуждался въ утѣшеніи. Когда же она залилась слезами, онъ тоже почувствовалъ на глазахъ своихъ двѣ крупныя, горячія слезы.
Допросъ продолжался недолго. Марія описала ему свою прогулку съ Лили и всѣ событія того роковаго вечера, все это было уже извѣстно слѣдователю, а болѣе она ничего не знала.
Марія, до самаго пріѣзда суда, думала, что смерть у обрыва была общимъ удѣломъ, какъ Лили такъ и Бруно. Это она тутъ же на допросѣ высказала ассесору и тотъ былъ весьма удивленъ подобнымъ мнѣніемъ. Какъ вѣрному другу Лили и повѣренной ея тайнъ, Бруно разсказалъ Маріи все, что произошло между ними у трехъ дубовъ.
Марія не отвѣчала ни слова, она была теперь углублена въ себя и, видимо, рада была скорѣе уйти изъ домика лѣсничаго! Казалось какія-то новыя, совсѣмъ иныя мысли зародились въ настоящую минуту у нея въ головѣ.
Послѣ молочной сестры убитой графини, въ квартиру слѣдователя явился г. фонъ-Митнахтъ, тоже вызванный къ допросу. За тѣмъ отобраны были показанія отъ кучера и садовника. Но всѣ они не сообщили ничего новаго, ничего такого, что могло бы пролить какой нибудь свѣтъ на это темное дѣло.
Только что успѣли удалиться всѣ эти свидѣтели и Бруно принялся вторично перечитывать показанія управляющаго, какъ вдругъ въ дверь сильно постучали.
-- Посмотрите-ка, господинъ Ленцъ, кто тамъ, сказалъ ассесоръ. Секретарь пошелъ отпирать двери. Онъ увидѣлъ передъ собою высокаго, широкоплечаго, немного сгорбленнаго мужчину съ добродушнымъ, безбородымъ лицомъ. На немъ былъ старый, длинный суконный кафтанъ, полотняные брюки и старые башмаки. Совершенно выгорѣвшій черный бархатный жилетъ доходилъ до самаго горла и былъ наглухо застегнутъ. Въ одной рукѣ держалъ онъ грязную и помятую шляпу, а въ другой палку. Можно было замѣтить, однакожъ, что костюмъ этотъ былъ своего рода праздничный.
Онъ не сразу вошелъ въ комнату. Прежде всего онъ сунулъ свое доброе, улыбающееся лицо въ дверь и вопросительно взглянулъ на присутствующихъ.
-- Что вамъ здѣсь нужно, любезный? спросилъ Ленцъ, лѣсничаго здѣсь на верху нѣтъ.
-- Я это знаю! фамильярно отвѣчалъ странный посѣтитель! мнѣ и не нужно господина лѣсничаго, мнѣ нужно того господина изъ города, который производитъ здѣсь слѣдствіе объ убійствѣ дитяти покойнаго графа.
При этихъ словахъ Бруно обернулся. Кто вы такой? спросилъ онъ, пристально смотря на вошедшаго уже между тѣмъ незнакомца.
-- Я пастухъ Гильдебрандъ, отвѣчалъ тотъ, подходя ближе, а вы сударь вѣроятно...
-- Да, я судебный слѣдователь?
Ленцъ заперъ дверь и вернулся на свое мѣсто.
-- Ага, да! Хорошо, что я нашелъ васъ, сударь, тихимъ, мѣрнымъ тономъ сказалъ пастухъ, неловко кланяясь. Потомъ онъ поставилъ въ уголъ палку, возлѣ нея положилъ шляпу и опять подошелъ къ Бруно. Всѣ слова и движенія его были обдуманы, что далеко не рѣдкость между стариками крестьянами, а добрая, привѣтливая улыбка почти все время не сходила съ его лица! Вотъ видите-ли, я пришелъ насчетъ молодой графини! Я кое-что видѣлъ и слышалъ и рѣшилъ, что слѣдуетъ мнѣ сходитъ сюда и сообщить все это господину слѣдователю.
-- Это правда, Гильдебрандъ, хорошо что вы это сдѣлали, отвѣчалъ Бруно, что же вы можете сообщить мнѣ?
-- Я коровій пастухъ въ Варбургѣ, обстоятельно и почти фамильярно началъ Гальдебрандъ, подойдя еще ближе къ Бруно и нагнувшись къ нему, такъ какъ Бруно сидѣлъ и высокому Гельдебранду неособенно-то было удобно разговаривать съ нимъ стоя, третьяго дня, въ воскресенье, собрался я идти къ дочери, моя дочь замужемъ и живетъ въ деревнѣ, у нея хорошій мужъ, зовутъ его Енсъ.
-- Вы говорите о Енсѣ, рыбакъ, Гильдебрандъ?
-- Да, да, вы его тоже знаете? это моей дочери мужъ, когда выберется у меня свободный денекъ, я отправляюсь къ ней въ деревню. Въ воскресенье, въ то самое время, какъ я тамъ былъ, Енсъ пришелъ домой такой веселый.
Бруно невольно улыбнулся, онъ зналъ или угадывалъ причину его веселости.
-- Онъ что-то заработалъ на сторонѣ, и вотъ онъ велѣлъ принести изъ портерной бутылку пива, одинъ онъ туда не ходитъ, надобно же подѣлиться съ женою, Енсъ хорошій мужъ.
-- Все это прекрасно, милѣйшій Гильдебрандъ; но вѣдь вы хотѣли намъ сообщить что то касающееся молодой графини!
-- А вотъ подождите, разскажу все по порядку! За пивомъ незамѣтно прошло время и былъ уже девятый часъ, когда я отправился во свояси. Начиналась гроза, но мнѣ надо было итти! Была страшная непогода! На верху я свернулъ на большую дорогу, ведущую мимо трехъ дубовъ къ замку, потомъ я подумалъ про себя, пойду-ка лучше кустами, это будетъ ближе. Мнѣ попались еще двое; но тѣ остались идти по дорогѣ.
-- Еще двое? Кто же это были? нетерпѣливо спросилъ Бруно, между тѣмъ какъ Ленцъ записывалъ показанія пастуха.
-- Я могъ ихъ узнать по голосу; они разговаривали между собою, это была молодая графиня и лѣсничій Губертъ Бухгардтъ!
-- На дорогѣ отъ трехъ дубовъ къ замку?
-- Да, да, какъ разъ тамъ!
-- Вблизи того мѣста, гдѣ дорога идетъ мимо обрыва, не такъ-ли Гильдебрандъ?
-- Нѣтъ, не много раньше!
-- Вы не ошиблись, Гильдебрандъ, вѣдь было очень темно!
-- Ужасная темень, хоть глазъ выколи, но я слышалъ какъ разговаривали, а также слышалъ и имена, а покойнаго графа дочку-то, молодую графиню я сейчасъ же узналъ по голосу! Будьте покойны, баринъ, ошибки здѣсь быть не могло! Они говорили громко, особенно молодая графиня.
-- Вы помните, о чемъ они говорили?
-- Слово въ слово! Я не хочу, чтобы вы меня провожали, я желаю идти одна, сказала молодая графиня громко и съ такимъ негодованіемъ, какого я никогда еще не замѣчалъ въ ней!-- Я вамъ хотѣлъ только сказать, что привело меня сюда, возразилъ лѣсничій.-- Не хочу ничего болѣе слышать, ступайте къ себѣ домой, приказала молодая графиня, громко и раздражительно, по всему видно было, что она была очень сердита!-- тогда произойдетъ несчастье, вскричалъ лѣсничій.
-- Это вы точно слышали, Гильдебрандъ? спросилъ Бруно, крайне удивленный этимъ показаніемъ. Послѣднее было чрезвычайно важно: казалось, оно должно было наконецъ пролить свѣтъ на это темное дѣло, тѣмъ болѣе, что Губертъ сказалъ давича, что онъ не говорилъ съ Лили.
-- Тогда произойдетъ несчастье, это были его послѣднія слова, утверждалъ пастухъ Гильдебрандъ, оказавшійся самымъ главнымъ свидѣтелемъ, потомъ все стихло.
-- Больше вы ничего не слыхали?
-- Немного погодя, какъ будто бы крикъ, больше ничего?
-- Сколько времени приблизительно прошло отъ послѣднихъ словъ лѣсничаго до крика? Припомните-ка хорошенько, Гильдебрандъ отъ этого зависитъ многое.
-- Сколько времени, пожалуй отъ того мѣста, молодая графиня успѣла пройти шаговъ тысячу, когда раздался крикъ а можетъ быть и меньше. Я не обратилъ на это особеннаго вниманія, кто бы могъ подумать, что случится нѣчто подобное, отвѣчалъ пастухъ.
-- Вы не проходили мимо обрыва?
-- Сохрани Боже, я пошелъ кустами.
-- Можете-ли вы клятвой подтвердить свои показанія, Гильдебрандъ?
-- Дать клятву? отчего же нѣтъ? Это все истинная правда, дѣйствительно случилось все то, что я сейчасъ показалъ вамъ.
-- Господинъ Ленцъ, прочтите свидѣтелю его показанія и пусть онъ подпишется.
Показанія были прочтены, но подписаться Гильдебрандъ не могъ; такъ какъ, по словамъ его, онъ разучился уже писать буквы. Пришлось ограничиться тремя крестами.
Бруно и Ленцъ должны были засвидѣтельствовать его знаки, потомъ его отпустили. Онъ подалъ Бруно и секретарю свою жесткую загорѣлую руку и ушелъ.
Показанія этого свидѣтеля были очень важны: они, такъ сказать, служили опорой для дальнѣйшаго слѣдствія. И здѣсь, какъ и во многихъ уголовныхъ дѣлахъ, неожиданный случай, если и не совсѣмъ открылъ, то все-таки освѣтилъ это темное дѣло. Противъ лѣсничаго Губерта Бурхардта нашлось достаточно подозрѣній, чтобы породить и поддерживать въ Бруно мысль о его виновности.
Но прежде всего онъ рѣшился еще разъ выслушать его и вскорѣ послѣ ухода Гильдебранда, поручилъ Ленцу привести къ нему на верхъ лѣсничаго.
Губертъ былъ дома. Сначала онъ отказался идти на верхъ, но Ленцъ съумѣлъ уговорить его; такъ что въ концѣ концовъ онъ, хоть не совсѣмъ то охотно, но все-таки поднялся въ пріемную слѣдователя.
Старый, опытный секретарь Ленцъ былъ еще болѣе Бруно убѣжденъ въ виновности Губерта, а потому при вторичномъ допросѣ лѣсничаго онъ старался не проронить ни одного слова, подозрѣваемаго въ преступленіи, Губерта.
-- Хорошо ли вы помните то показаніе, которое дали вы вчера, лѣсничій? спросилъ Бруно.
-- О, да! что я разъ сказалъ, то уже не забываю, отвѣчалъ Губертъ.
-- Вы остаетесь при своемъ показаніи, лѣсничій?
Страшенъ былъ въ эту минуту видъ Губерта; мертвенно блѣдное лицо его представляло рѣзкій контрастъ съ рыжею бородою, впалые глаза горѣли лихорадочнымъ блескомъ и мраченъ былъ взглядъ ихъ, обращенный на Бруно.
-- Конечно! отвѣчалъ онъ, отчего бы мнѣ и не остаться при своемъ показаніи?
-- Подумайте лучше, согласовалось ли все то, что вы сказали съ дѣйствительностью! увѣщевалъ его Бруно.
-- Тутъ нечего и думать, все было такъ, какъ я сказалъ! отвѣчалъ Губертъ.
-- Вы помните слова! "Я не желаю, чтобы вы меня провожали, я хочу идти одна" сказалъ Бруно, возвышая голосъ и зорко наблюдая за лѣсничимъ.
Дѣйствіе этихъ словъ было удивительно. Губертъ пристально смотрѣлъ на Бруно, какъ бы не вѣря своимъ ушамъ.
-- Знакомы ли вамъ эти слова? "Я хотѣлъ вамъ только сказать, что привело меня сюда", продолжалъ Бруно, знаете ли вы, кто отвѣчалъ вамъ на это! "Я не хочу ничего болѣе слышать, вернитесь къ себѣ домой!
-- Кто вамъ это сказалъ? спросилъ онъ глухимъ голосомъ.
-- "Тогда произойдетъ несчастіе!" это были ваши послѣднія слова!
-- Вы знаете -- даже и это? спросилъ Губертъ какъ бы въ оцѣпенѣніи.
-- Къ чему сказали вы эти послѣднія слова, лѣсничій? Что они означали? продолжалъ Бруно.
При этомъ вопросѣ, къ Губерту вернулось, повидимому, его прежнее мрачное негодованіе.
-- Что они значатъ? То и значатъ, что случится несчастіе! Но я не подразумѣвалъ при этомъ несчастія у обрыва!
-- Отчего же вы исчезли когда другіе нашли мѣсто, гдѣ лежали вещи молодой графини?
-- Чтобы лишить себя жизни!
-- Вы хотѣли лишить себя жизни? спросилъ Бруно, которому слова эти показались важными, почему это?
-- Потому что не хотѣлъ жить болѣе, послѣ того, какъ умерла молодая графиня.
-- Но вѣдь смерть молодой графини не могла служить для васъ, лѣсничій, поводомъ къ тому, чтобы лишить себя жизни!
-- Вы такъ думаете,-- я же думаю иначе; никто ни кому не указъ! грубо отвѣчалъ Губертъ.
-- Или вы боялись, быть можетъ, что на васъ падетъ подозрѣніе и чтобы избавиться отъ всего вы рѣшились покончить съ собою?
-- На меня? Подозрѣніе? удивленно спросилъ Губертъ, какъ бы озаренный внезапною мыслью. Онъ сразу понялъ теперь, почему такъ осаждалъ его своими допросами слѣдователь.
-- Согласитесь сами, что странно во всякомъ случаѣ и даже удивительно слышать отъ васъ о желаніи лишить себя жизни! продолжалъ Бруно. Какой поводъ имѣли вы къ этому? Вы вполнѣ обезпечены, имѣете хорошее мѣсто, не знаете нужды, здоровы, чего же вамъ еще?
-- Да! Сытъ-то я бывалъ всегда, это правда, отвѣчалъ Губертъ, но вѣдь этого, наконецъ, недостаточно, у человѣка кромѣ желудка есть еще сердце и голова! Не у однихъ васъ, и у меня также, въ этомъ мы схожи! А если есть голова и сердце, есть и и мысли и не у однихъ у васъ, и у меня тоже! Но теперь, у насъ у обоихъ ничего больше не осталось въ жизни, въ заключеніе сказалъ Губертъ и слова его звучали какъ-то трогательно, теперь все кончено! Она умерла!
Бруно вопросительно взглянулъ на лѣсничаго: онъ былъ самъ не свой, путался въ словахъ, словомъ выглядѣлъ просто помѣшаннымъ. А потому ассесоръ пока отпустилъ его.
-- Странный человѣкъ! пробормоталъ Бруно по уходѣ Губерта, какая странная перемѣна! его узнать невозможно! Нѣтъ никакого сомнѣнія, онъ и есть преступникъ!
VIII.