Нападение укротителя змей на грека произошло во мраке и притом так быстро, что он насилу пришел в себя, хотя не так легко терял присутствие духа.
Лаццаро твердо надеялся на то, что укротитель змей обратит внимание на его спутника, и только по ошибке схватил его самого. Все это произошло так быстро и неожиданно, что греку не удалось даже защититься. Когда же он пришел в себя, то был в глубоком мраке, царившем среди деревьев. Он попробовал обороняться и что-то сказать, но страшные удары кулаков укротителя змей лишили его языка, а вслед за тем -- и чувств.
Когда Лаццаро окончательно пришел в себя, он все еще лежал в стороне от дороги среди деревьев. Уже рассветало.
В голове его была такая путаница, что он сначала не мог собраться с мыслями, и прошло много времени, прежде чем он вполне оправился и припомнил случившееся.
Он с трудом поднялся, старого укротителя змей, который угостил его вместо принца ударами кулаков, и след простыл, принц Юссуф тоже давным-давно ушел. Черты укротителя змей напоминали ему кого-то, но он не мог вспомнить, на кого тот походил.
Как казалась благоприятна встреча с ним вначале, так пагубно было ее окончание.
Но Лаццаро не приписывал ошибку дурному умыслу старого укротителя змей, а считал ее следствием темноты, царившей среди деревьев. Он говорил себе, что старика самого постигло чувствительное наказание, потому что, если у принца Юссуфа он, без сомнения, нашел бы значительную сумму, то теперь оказался без прибыли, так как карманы Лаццаро остались нетронутыми. Он нашел в них все свои наличные деньги.
Мало-помалу он оправился от нападения, и хотя голова его болела еще во многих местах, однако его здоровая натура быстро преодолела последствия ночи. Он поклялся при встрече со старым укротителем змей Абунецой воздать ему примерное наказание за его ошибку и попробовал встать, чтобы добраться до ближайшей цистерны. Это было труднее, чем он думал. Он неоднократно падал на траву и на мох, прежде чем смог твердо удержаться на ногах. Затем он дотащился до находящейся вблизи развалин цистерны и освежил водой голову.
Вода принесла ему пользу, он чувствовал только сильную боль в голове, а когда к нему полностью вернулись силы, он уже начал строить планы на день.
Когда уже совсем стало светло, он отправился на ту сторону Скутари во дворец принцессы и, совершив здесь свои обычные обязанности, принялся разыскивать Рецию и Саладина, которых укротитель змей видел на улицах этого предместья.
Между тем ему снова пришла в голову мысль, что черты этого старика кого-то напоминали ему, но он никак не мог вспомнить, кого именно, и продолжал свои поиски Реции. К вечеру ему пришло в голову, что она, может быть, уже находится в развалинах Кадри, и он отправился туда, чтобы донести обо всем кади или Баба-Мансуру.
Последний с давних пор в первый раз находился в развалинах, когда Лаццаро был введен в комнату совета.
Грек донес ему, что случилось ночью, и услышал из уст Мансура, что Реции и Саладина не было в развалинах.
-- Их видели вчера здесь, в Скутари, -- продолжал Лаццаро, -- но я не смог еще найти их, я хотел сначала обо всем узнать здесь.
-- Твое усердие, которое ты неоднократно проявляешь, побуждает меня предостеречь тебя от дочери старой толковательницы снов, которая, воскреснув из мертных, находится в доме софта, -- сказал Мансур-эфенди, которому пророчица казалась опасной после того, как при встрече с султаном она произнесла слова не Мансура, а свои собственные, которые были для него крайне удивительны, -- пророчица обвинила тебя, а ты знаешь, что греки вследствие своей дурной славы не могут больше рассчитывать на покровительство законов! Хотя ты и слуга принцессы, но твоя высокая повелительница не в состоянии будет защитить тебя, так как обвинение пророчицы слишком тяжко.
Лаццаро давным-давно, как мы знаем, опасался подобной мести Сирры -- теперь она наступила.
Черный гном донесла на него, и ему предстояла смерть за поджог, если бы кади расследовал обвинение.
-- Обвинение Сирры вызвано местью.
-- Я желаю тебе добра, так как я неоднократно замечал твое усердие, потому и предостерегаю тебя! Если пророчицу допросят по всей форме, если она потребует, чтобы ее выслушали и ты дал показания перед судьей, то тебе нельзя будет помочь!
-- Я буду и впредь служить тебе, мудрый и могущественный Баба-Мансур, я буду беспрекословно выполнять каждое твое приказание, дай мне только с твоей великой мудростью совет в этом затруднительном положении!
Мансур хотел воспользоваться Лаццаро, чтобы заставить Сирру, которая казалась ему опасной, исчезнуть из дома софта и доставить ее в развалины, но сам он не хотел участвовать в этом. Набралось много обстоятельств, возбудивших в нем крайнее недоверие к Сирре: появление Золотой Маски в доме софта, ночное исчезновение чуда, ее угрозы, как соучастницы в тайне, и, наконец, самостоятельно данное султану предсказание.
Мансур не мог больше верить ей, он должен был, скорее, бояться ее.
Однако он сам не мог участвовать во внезапном исчезновении пророчицы, точно так же, как и в доме софта не должно было ничего случиться. Сирру нужно было выманить оттуда. Для выполнения этого дела Мансур решил привлечь грека, часто используемого для такого рода услуг.
-- Есть только два средства, способных уберечь тебя от последствий доноса: бегство или невозможность пророчице обвинить тебя, -- сказал он с важным видом, -- или ты избежишь наказания, или воспрепятствуешь приговору; последнее средство, если оно только возможно для тебя, бесспорно лучше. Если не будет повторного обвинения и пророчица не потребует твоего наказания, то и никакого суда над тобой не будет.
-- Прости мне один вопрос, могущественный и мудрый Баба-Мансур, -- сказал грек после короткого раздумья, -- не состоит ли пророчица под твоим покровительством?
-- Под таким же покровительством, как и все прочие верующие.
-- Ты трогал ее -- из плоти ли и крови она?
-- Да, как и все люди.
-- Я сперва думал, что она -- дух, призрак! Потом говорили, будто бы она чудо!
-- Доказано, что она каким-то до сих пор необъяснимым образом была вынута из могилы, в которую ты сам опустил ее.
-- Да, я сам, мудрый и могущественный шейх, она была мертвая, ничего другого я не могу сказать.
-- Однако, должно быть, жизнь еще была в ней.
-- Это выше моего понимания! Довольно того, что она жива. Ты сказал мне, что она не находится под твоим покровительством, благодарю тебя за твой совет и помощь.
-- Она открыто обвинила тебя в трех преступлениях и приглашала к себе на завтра кади, -- сказал Мансур, -- она утверждает, что ты поджег дом Сади-бея.
Мансур-эфенди следил за действием его слов на грека и делал паузу после каждого обвинения.
Лаццаро позеленел, он очень хорошо знал, какое наказание предстояло ему, если бы дело дошло до расследования.
-- Она утверждает далее, что ты убил сына толкователя Корана Альманзора!
-- По твоему поручению, могущественный и мудрый Баба-Мансур, по твоему повелению!
Мансур внезапно высоко подскочил с места.
-- Что говорит твой язык! -- с гневом воскликнул он. -- По моему приказанию? Я давал тебе поручение?
-- Не поручение, нет, не сердись на меня за неверное слово, но, мне казалось, тогда я понял, что...
-- Тебе казалось... ты понял! -- гневно перебил его Мансур. -- Придержи свой язык! Повторение подобных слов не может вторично пройти тебе безнаказанно!
-- Смилуйся, мудрый и могущественный Баба-Мансур!
-- Пророчица утверждает, в-третьих, что ты пытался убить ее, чтобы заставить замолчать, что ты изувечил ее, отрубив у нее руку, и что ты заживо похоронил ее.
-- Если бы ты мне только дал волю, владыка над всеми владыками, я сумел бы устранить пророчицу без шума, не возбудив ничьего подозрения, -- сказал Лаццаро.
-- Как ты это сделаешь?
-- Обещаю тебе, что пророчица сама оставит дом софта! Обещаю тебе привести ее сюда в развалины, -- отвечал грек.
-- Будет ли она в доме софта или здесь, в развалинах, для меня все равно, только бы ты избежал наказания.
-- Я имею твое дозволение, мудрый и могущественный Баба-Мансур, для меня этого достаточно.
-- Я отказываюсь от всякого участия в этом деле, иначе ты в конце концов опять скажешь, что действовал по моему поручению, -- сказал Мансур-эфенди, -- не плати вторично за мою доброту подобной неблагодарностью! Ступай!
Лаццаро встал с ковра, на котором он стоял на коленях.
-- Хвала и слава тебе, мудрый и могущественный шейх, -- воскликнул он и оставил комнату совета в башне Мудрецов.
Несколько минут он простоял в раздумье на улице, стало совсем темно, он должен был действовать в этот же вечер, завтра могло быть уже слишком поздно. Слова Мансура лучше всего доказали ему, что опасность была для него велика.
Лаццаро посоветовался сам с собой, и спустя некоторое время он, казалось, уже придумал план действий, это доказывали его дьявольская улыбка и дикий блеск его страшных глаз.
-- Пусть будет так, -- пробормотал он про себя, -- главное в том, что я должен только в крайнем случае прихватить ее с собой -- меня ужасает Черный гном. Что бы ни произошло, я боюсь Сирры! Больше всего мне хотелось бы на этот раз видеть ее мертвой и настолько мертвой, чтобы она больше не воскресла. Я думаю, лучше всего применить огонь, этот опыт нравится мне.
Лаццаро оставил развалины Кадри и направился к предместью Скутари. Затем он отправился во мраке к дому, где жила старая Ганнифа, прежняя служанка прекрасной Реции, дочери Альманзора.
В доме было тихо и темно, когда Лаццаро подошел к нему.
Казалось, старая служанка уже легла спать.
Он постучал внизу, и вслед за тем кто-то вышел на маленький, наподобие балкона, выступ дома.
-- Кто там внизу? -- спросил женский голос.
-- Потише! У меня есть для тебя известие.
-- Известие для меня? Посмотрим. От кого же?
-- Не ты ли старая служанка Ганнифа?
-- Это я. А ты кто?
-- Я принес тебе важное известие.
-- Говори же, что бы это могло быть.
-- Знаешь ли ты Сирру?
-- Дочь старой толковательницы снов?
-- Чудо в доме софта!
-- Знаю ли я Сирру? Конечно!
-- Ты должна велеть Сирре в эту ночь отправиться к воротам Скутари, Г аннифа.
-- Кто приказывает это? Кто посылает тебя?
-- Реция, дочь Альманзора.
Вверху на балконе внезапно стало тихо.
-- Что же это такое? -- сказала наконец старая Ганнифа, снова прервав молчание. -- Это странно. Как же может Реция что-нибудь прислать сказать мне, когда она находится здесь, у меня!
-- Если Реция у тебя -- тогда это ошибка, -- отвечал Лаццаро внизу, -- тогда это была другая.
-- Кто же ты, говори?
-- Нарочный принца Юссуфа и Гассана-бея, которые освободили прекрасную Рецию.
-- Так, так -- нарочный принца и храброго бея.
-- Держи только дочь Альманзора под своим надзором, -- воскликнул грек глухим, притворным голосом, -- я немедленно сообщу принцу и благородному бею, что она находится в твоем доме.
-- Что же ты скажешь о чуде? -- спросила Ганнифа, которая была любопытна, как большинство старых, одиноких женщин.
-- Сирра должна идти к воротам Скутари.
-- Я устрою это теперь, когда я знаю, что ты слуга храброго Гассана-бея, -- вызвалась старая служанка.
-- Найдешь ли ты теперь, так поздно, доступ к Сирре?
-- Об этом не беспокойся.
-- Она должна поскорей прийти к воротам, но так, чтобы стража в доме не видела ее ухода.
-- Хорошо. Кто велел сказать ей это?
-- Только передай ей, что это очень важно, там она узнает обо всем. Скажи, что повеление идет от женщины, или лучше скажи, что от Гассана-бея и принца Юссуфа.
-- От благородного бея и принца -- тогда она придет.
-- За воротами у платанов ее будут дожидаться, там будет стоять карета, пусть она сядет в нее.
-- Карета! Вероятно, карета принца?
-- Да, все остальное она услышит там, она также увидит прекрасную Рецию.
-- Все это я скажу ей.
-- Поспеши! Пусть Сирра будет осторожна и постарается незамеченной выйти из дома, никто не должен знать, что она оставила дом, -- тихо продолжал грек.
-- А если она не пойдет в эту ночь?
-- Она во что бы то ни стало должна идти! Завтра будет уже слишком поздно.
-- Она захочет узнать, зачем должна она идти туда?
-- Лучше, если бы она наперед не знала этого.
-- Но, если она потребует этого?
-- Тогда скажи ей, что старая Кадиджа лежит при смерти.
-- Старая Кадиджа при смерти! Возможно ли это! Да, я должна сейчас же сказать ей это, тогда она немедленно отправится туда, -- сказала старая Ганнифа, -- могу ли я сопровождать ее?
-- Мне не поручено дозволять тебе это, мне приказано, чтобы только Сирра пришла к воротам.
-- А я уж устрою это, старая Кадиджа при смерти, как могло случиться это так неожиданно?
-- Я больше ничего не знаю об этом. Поспеши!
-- Я иду, -- ответила старая Ганнифа и исчезла с балкона.
Лаццаро остался стоять внизу, в тени дома. Случай открыл ему местопребывание Реции. Она находилась наверху в доме старой Ганнифы и не догадывалась, кто внизу только что узнал ее местопребывание.
Грек мог в эту ночь приобрести двойную добычу; если ловко взяться за дело, то он мог, как только удалится старая Ганнифа, завладеть Рецией, так как знал теперь, где она, а затем мог захватить и Сирру, так как нельзя было сомневаться в том, что Сирра немедля поспешит по ложному известию к платанам перед воротами Скутари.
Против второго дома имелся внизу на каменном фундаменте стенной выступ, за которым в углу находился маленький деревянный домик. Это место показалось греку самым удобным для того, чтобы спрятаться.
Поэтому он прошел через улицу в темноту каменных стен, затем -- за выступ и оттуда следил за домом старой Ганнифы.
Некоторое время спустя старая служанка, закутанная в черный платок, вышла из дома на мрачную, извилистую улицу. Она притворила за собой двери дома, но не заперла их на замок, что вызвало у грека злорадную улыбку.
Но старая Ганнифа, казалось, вдруг испугалась, так как она внезапно вернулась и снова подошла к двери дома. Теперь она заперла ее и тогда только отправилась к дому софта рядом с большим минаретом.
Г рек проводил старую служанку взглядом -- через несколько минут она исчезла во мраке позднего вечера в узких, грязных и мрачных улицах этого квартала.
Демоническая улыбка скользнула тогда по губам грека! Он нашел Рецию! Она была одна в неохраняемом доме! Стоило ему только отворить дверь и проникнуть внутрь дома, как она была в его власти! Кругом было тихо и пусто! Никто не мог услышать крика Реции о помощи, если бы он проник в комнату, где она находилась, если бы он наконец увидел себя у цели своих желаний и имел прекрасную девушку в своей власти!
Кто мог помешать ему удовлетворить свое страстное желание? Кто мог стать ему поперек дороги?
Затем он мог доставить Рецию обратно в развалины, чтобы тем вернее уберечь ее от рук других, и за это он мог еще получить награду от Гамида-кади!
Старая, полугнилая дверь дома не была для него препятствием. Хотя старая Ганнифа и заперла ее, но это не остановило Лаццаро!
Потеряв из виду старую служанку, он сейчас же поспешил к дому, так как не мог терять ни минуты.
Он изо всех сил навалился на дверь, чтобы сломать ее. Ему хотелось избежать шума, чтобы не разбудить и не спугнуть Рецию наверху.
Наконец дверь поддалась сильному натиску -- гнилое дерево сломалось -- перед греком была старая, темная передняя...
Хотя внутренность дома старой служанки Ганнифы и не была ему известна, но так как старые дома в Константинополе почти все внутри устроены на один лад, то он мог с такой же уверенностью пройти внутрь, как будто бы был в знакомых покоях. Чтобы не наткнуться на что-нибудь и не произвести шума, он вытянул руки, чтобы нащупать заднюю стену и дверь во двор или на лестницу.
-- В какой комнате находится дочь Альманзора, покинутая Сади Реция? -- спрашивал себя грек. Этого он не знал, но в маленьких домах не бывает так много комнат, чтобы трудно было отыскать ту, где находилась Реция.
Он сначала поднялся по старой деревянной лестнице и наверху вошел в комнату, дверь которой старая Ганнифа оставила открытой.
Глаза Лаццаро сверкнули -- при слабом свете месяца, проникавшем туда со двора в окно, он заметил спавшую Рецию -- он был у цели! Дочь Альманзора была а его руках! Какая награда предстояла ему, если бы он, ловко воспользовавшись беззащитностью Реции, доставил ее в руки Кадри, которые искали ее и хотели иметь в своей власти! В этом мрачном, пустынном доме Реция не могла убежать от него. Поблизости не было никого, кто бы мог прийти на ее крики о помощи и вступиться за нее!
Лаццаро вошел в темный покой. Реция проснулась от шума, произведенного греком, и с диким криком ужаса вскочила... Уже тогда, когда старая Ганнифа разговаривала с гостем, ей показалось, как будто его голос хорошо знаком ей.
Теперь же она внезапно увидела перед собой того, кого боялась, как смертельного врага.
Ужас охватил ее. И здесь среди ночи внезапно явился этот ужасный человек! Неужели он имел доступ всюду? Неужели он будет преследовать ее до конца дней?
Когда Лаццаро хотел приблизиться к ней, Реция убежала от него.
Страшная, ужасная борьба началась в тесных комнатах старой Ганнифы.
Реция пробовала убежать от своего преследователя, который, не переставая, мучил ее своими словами любви, однако на этот раз она, казалось, погибла, на этот раз она должна была уступить его пылкому желанию назвать ее своей.
Вдруг Реция отворила дверь, которая вела на маленький балкон, Лаццаро последовал за ней и туда. Не думая ни минуты, Реция перескочила через железную решетку балкона на темную пустую улицу, и в то же время ее громкий крик о помощи нарушил тишину ночи.
Грек заскрежетал зубами, и глаза его в гневе устремились к тому месту, где исчезла Реция...
Затем он поспешил вниз преследовать ее...