-- Мы нуждаемся в твоем совете по одному важному делу, в твоем совете и в толковании закона, -- говорил султан на следующее утро Мансуру-эфенди, стоявшему перед ним в его дворце Беглербеге.
-- Ваше величество сделали милость вторично упомянуть о важном деле, не удостоив меня доверием, -- отвечал Шейх-уль-Ислам, -- я догадываюсь о причине этого колебания! У Мансура-эфенди достаточно противников, которые осаждают ваше величество!
-- Ты видишь, что противники твои не могут отклонить моего намерения, я исполняю его, я хочу дать тебе новое доказательство моего полного доверия, великий муфтий, -- сказал султан Абдул-Азис, -- от тебя будет зависеть, чтобы оправдать это доверие и опровергнуть доносы твоих противников.
-- Служить вашему величеству верой и правдой -- единственное мое стремление!
-- Так слушай же, -- начал султан после короткой паузы, глядя строго и озабоченно, в то время как Шейх-уль-Ислам сбоку пытливо наблюдал за своим повелителем. -- Ты знаешь, что по родовому закону моего великого предка Османа после моей смерти престол должен наследовать принц Мурад, как старший в роде, а после него ближайший наследник -- брат его Гамид!
-- Так предписывает закон! -- сказал Мансур-эфенди с поклоном.
-- Высшее желание моей жизни, великий муфтий, это изменить этот несчастный закон, который служит тяжким бременем как для султанов, так и для принцев.
-- Подумайте только, ваше величество, о силе древних обычаев, о внезапном, неожиданном изменении и сильном впечатлении, которое оно произведет на умы!
-- Целая толпа мулл, имамов, кади и софтов не встретит это нововведение с недоверием, если ты его одобришь и найдешь закон, допускающий подобное толкование, -- отвечал султан, -- если же ученые будут склонны к переменам, то они будут приняты и всем моим народом.
Шейх-уль-Ислам задумался на несколько минут: это был случай показать и распространить свое могущество! Это была возможность стать необходимым султану и вытеснить наконец султаншу Валиде. Если бы он ловко принялся за дело, он мог стать победителем!
-- Какой порядок престолонаследия имеет в виду ваше величество? -- спросил он.
-- Я имею пламенное желание оставить после себя престол моему старшему сыну Юссуфу, великий муфтий, этим, без сомнения, раз и навсегда устранится волнение и страх, опасность и надзор за принцами, повод к интригам! Я хочу дожить последние годы в тишине, а не в беспокойстве!
-- Оба принца, Мурад и Гамид, знают свои права, ваше величество, -- сказал Мансур-эфенди, -- поэтому они не будут молчать при подобном изменении порядка престолонаследия, так как имеют и без того, на что жаловаться!
-- Разве принцам есть на что жаловаться? -- спросил Абдул-Азис с удивлением.
-- Они прославляют милосердие и доброту вашего величества, но, с другой стороны, они терпят различные ограничения и унижения, -- отвечал Шейх-уль-Ислам, -- недавний арест принца Мурада, его жительство в Терапии, похожее на заключение, тягостная свита, назначаемая муширом Изетом, -- все это вещи, которые вызваны не вашим величеством, по они существуют!
Султан чувствовал, против кого были направлены эти удары! Он очень хорошо знал постоянное соперничество султанши Валиде и Шейха-уль-Ислама.
-- Я отменю эти постановления, -- сказал султан, -- мушир Изет будет уволен, пусть принцы переезжают в свои любимые дворцы, и сами выбирают себе прислугу!
-- Это новое доказательство милосердия вашего величества не останется без благотворных последствий! -- отвечал Шейх-уль-Ислам.
-- Я немедленно дам тебе относящиеся к этому приказания, великий муфтий, -- продолжал султан и подошел к письменному столу. -- Я докажу, что не отказываю сыновьям моего брата в из(просьбах и желаниях!
-- Касательно престолонаследия я справлюсь в законах и тогда доложу вашему величеству, -- сказал Шейх-уль-Ислам, -- все мои старания будут направлены на то, чтобы и впредь заслужить доверие вашего величества! Но, во всяком случае, мне кажется важным, чтобы мои противники не противодействовали мне в разносторонних трудах, которые мне предстоят!
-- Я позабочусь об этом, великий муфтий, я понимаю твои слова, и лучшим доказательством моей благосклонности пусть будет то, что я принимаю их без гнева, -- возразил султан, знавший очень хорошо, что Мансур-эфенди подразумевал не кого другого, как султаншу Валиде.
-- Моя всенижайшая просьба, мое высшее желание -- это быть удостоенным полнейшего доверия вашего величества, -- продолжал Шейх-уль-Ислам, принимая письменные приказы султана относительно принцев, -- приношу мою благодарность вашему величеству за эти доказательства милости и надеюсь, что они будут иметь важные последствия.
В эту минуту их разговор был прерван приходом дежурного флигель-адъютанта, который доложил о гофмаршале дворца Долма-Бахче. Султан приказал ввести его. Мансур-эфенди остался, стоя в стороне, свидетелем следующей сцены.
Гофмаршал вошел в кабинет и низко поклонился султану.
-- Какое известие привело тебя сюда в такой необычный час и без предварительной просьбы об аудиенции? -- спросил Абдул-Азис.
-- Да всемилостивейше простит мне ваше величество мое появление, необычная причина привела меня сюда, -- сказал гофмаршал с глубокой преданностью, -- В эту ночь во дворце Долма-Бахче тремя офицерами вашего величества было совершено неслыханное дело!
-- Значит, ты явился ко мне с доносом на этих трех офицеров?
-- Увы! Долг вынуждает меня всепокорнейше донести вашему величеству о происшествии!
-- Что случилось?
-- Трое офицеров отважились на невероятное дело! Язык мой немеет доносить об этом вашему величеству!
-- Кто эти офицеры?
-- Зора-бей и Сади-бей из башибузуков и Гассан-бей, адъютант принца Юссуфа!
-- Я знаю этих офицеров! Они на деле показали себя верными и отважными!
-- Они неслыханным образом злоупотребили своей отважностью, и гнев вашего величества постигнет их!
-- Говори, что случилось?
-- Пусть ваше величество не сделает подателя этой вести ответственным за случившееся, -- сказал гофмаршал, бледный от страха и волнения, -- я дрожу даже при мысли о преступлении!
-- Офицеры моей армии -- и к тому же еще адъютант принца? Что могли они учинить? Они должны лучше всякого другого уметь отличать правое дело от проступка, а потому я "буду неумолим в своей строгости, если узнаю, что они употребили во зло свое достоинство!
-- Трое офицеров осмелились прошлою ночью проникнуть во дворец Долма-Бахче!
-- С каким намереньем?
-- Чтобы войти в те покои вашего величества, где благочестивый лала и евнухи оберегают к Байраму жен!
Султан вскочил с места.
Мансур-эфенди с видимым удовольствием заметил впечатление, которое произвела на султана эта весть -- погибли три изменившие его полку офицера, он понял это по вспыхнувшему гневу султана при этом неожиданном известии, подобного которому, конечно, еще никогда не было!
-- Они хотели проникнуть в женские покои? -- спросил Абдул-Азис. -- Офицеры хотели отважиться проникнуть в женские покои?
-- Увы! Я вынужден ответить утвердительно на вопрос вашего величества!
-- Намеренье это заслуживает строжайшего наказания! Говори же! Им ведь не удалось исполнить своего намерения, это не могло им удасться, так как покои строго охраняемы.
-- Тем не менее они привели в исполнение свое желание.
-- Как! Они попали в женские покои?
-- Да, ваше величество!
-- В таком случае неверные стражи первые получат наказание, -- гневно воскликнул султан, -- где была стража?
-- На своих местах, но капиджи не смели задержать офицеров!
-- А евнухи? А ты? Где был ты?
-- Я только что лег спать!
-- В таком случае, ты ответишь мне головой за то, что дерзким офицерам удалось это неслыханное дело! -- воскликнул султан.
-- Смилуйтесь! Умоляю ваше величество о помиловании!
-- А евнухи? Где были они?
-- Они отлучились на минуту!
-- Пусть за это бросят их в подземные тюрьмы сераля, и назначить других сторожей, ты же, под наблюдением которого находится весь дворец, сложишь немедленно маршальский жезл! Где трое офицеров?
-- Они отдали мне свои шпаги и находятся теперь во дворце Долма-Бахче в ожидании приговора вашего величества!
-- Они заслужили смерть! -- воскликнул султан з сильном раздражении. -- За эту дерзость они поплатятся головами!
Шейх-уль-Ислам слышал приговор -- улыбка торжества скривила ему рот.
Итак, три офицера недолго должны были пережить выход из полка капиджи, выход, так оскорбивший Шейха-уль-Ислама.
-- Смилуйтесь надо мной! -- молил гофмаршал, преклоняя колена пред султаном. -- Всенижайший раб вашего величества невинен в ужасном происшествии!
-- Прочь с глаз моих, вон из дворца! Мне уже давно донесли, что ты в должности гофмаршала приобрел большой капитал! Если деньги нажиты честным путем, они останутся у тебя, но следствие покажет, верным ли слугой был ты мне.
Гофмаршал лежал на ковре, дрожа от страха, как преступник, внезапно увидавший, что вина его открыта. Он не мог произнести ни слова и только простирал руки к султану.
Гневный жест последнего приказал ему оставить кабинет. Абдул-Азис был в гневном возбуждении, которое до сих пор было только раз замечено в нем, когда он впал в тяжкую болезнь. Лицо его было бледно, глаза лихорадочно блестели, неровными, порывистыми шагами ходил он взад и вперед по кабинету.
-- Разошли приказы, великий муфтий, -- закричал оп Шейху-уль-Исламу, -- пусть их отошлют сегодня же к великому визирю! Трое офицеров должны быть приговорены к смерти, евнухи -- к удалению, а гофмаршал привлечен к строжайшему следствию -- это моя воля! Ступай!
Мансур-эфенди знал султана -- он очень хорошо понимал, что в данную минуту лучше всего ретироваться, поэтому немедленно поспешил воспользоваться приказанием удалиться. Кроме того, во время сегодняшней аудиенции он достиг всего, чего только желал, а потому с внутренним удовлетворением оставил кабинет. В руках его был важнейший вопрос двора! В руках его было достижение полного доверия принцев.
Таким образом, он держал теперь в своих руках все нити и одним ударом опередил султаншу-мать во всех вопросах. Приказы относительно принцев, которые лежали в его кармане и которые он немедленно хотел привести в исполнение, могли служить знаком его победы!
Едва наступил вечер, как любимая яхта султанши-матери показалась внизу у берега Беглербега. Она пристала к берегу, и султанша пошла в покои своего сына. Султан только что встал от послеобеденного спа, когда султанша Валиде в сильном волнении явилась к нему.
-- Что ты сделал, великий султан? -- воскликнула она, оставшись наедине со своим сыном. -- Что случилось? Кто побудил тебя отдать приказания относительно принцев? Шейх-уль-Ислам, эта хитрая, пронырливая лисица! Но мое слово последнее, султан!..
-- Ты в волнении, успокойся, султанша, -- ответил Абдул-Азис.
-- Мое слово последнее, султан! Если Шейх-уль-Ислам останется твоим советником и главой церкви, я добровольно отправляюсь в ссылку! Он или я! То, что ты уволил мушира Изета, этого добросовестного и бдительного чиновника, что ты возвратил принцам их увеселительные дворцы и прежних слуг, -- все это дело его рук. Но ты не думаешь о последствиях!
-- Мансур-эфенди пересмотрит законы относительно престолонаследия!
-- И ты доверяешь этому хитрому муфтию? Ты веришь, что он будет служить твоим целям? Ты исполнил его домогательства и просьбы, по ты думаешь, что он будет следовать твоим желаниям? И если он даже действительно провозгласит прямой порядок престолонаследия, если ты достигнешь высшей цели, султан, к каким последствиям приведет тогда эта свобода, которую ты даешь принцам? К чему приведет твое великодушие? Умоляю тебя подумать, так как без противодействия не примут оми этого порядка и не откажутся от своих прав! А ты еще увеличиваешь их власть, ты делаешь их свободными и независимыми! Отмени свои приказы, султан! Прикажи еще надежнее караулить их!
-- Я не хочу посеять между нами злобу и возмущение!
-- Ты этого не хочешь, но никто не может этому воспрепятствовать! Верь мне, что крайне необходимо еще внимательнее присматривать за принцами теперь, когда ты хочешь возвести на престол своего сына, принца Юссуфа!
-- Я не могу несколько раз на дню менять свои приказания, -- пояснил султан, -- раз я произнес, что принцы могут переехать в увеселительные дворцы, то так и должно быть!
-- Хороню же! Последствия твоего поступка не замедлят сказаться, -- отвечала султанша Валиде, бледная и мрачная, -- пусть другие вернее служат тебе, пусть другие пожинают неблагодарность! Я уже долго внимательно наблюдала за всем -- теперь это больше невозможно! Я ухожу! Но выслушай и последуй моему последнему совету, я не могу уйти без этого: отстрани этого Шейха-уль-Ислама! Он никогда не изменит порядка престолонаследия! Если ты доверишься ему, ты погиб!
-- Султанша! -- воскликнул Абдул-Азис, вскочив с места.
-- Я одна могу сказать тебе это, султан. Ты же волен поступать, как тебе угодно, -- продолжала султанша Валиде гордо, -- ты сделал свой выбор, я удаляюсь! С тоской в сердце смотрю я, как ты доверяешь тем, кто давно служит и верен тебе, как ты слушаешь их... В этот час напоминаю тебе слова пророчества, которые сказал тот нищий дервиш у твоей колыбели: "Берегись своих врагов во дворце своем, вблизи себя!" Решено -- я удаляюсь! Аллах да защитит тебя, султан!
-- Обдумай свое решение, султанша! -- обратился Абдул-Азис к своей матери.
-- Оно хорошо обдумано, все в твоей власти, -- заключила султанша Валиде, -- с тяжелым сердцем расстаюсь я с тобой, но иначе быть не может! Где владычествует этот Мансур, там нет места для меня! Прощай, султан!
Абдул-Азис видел, как удалилась его советница, его мать, но слова ее оскорбили его, и он не удерживал ее. В первый раз султанша Валиде ошиблась в своих расчетах, она зашла слишком далеко, она чувствовала это, она проиграла! Она хотела выйти победительницей и сильным ударом раздавить соперника, но удар этот не удался! Игра была проиграна, и теперь уступить -- значило изменить своему слову.
А потому султанша Валиде оставила дворец в страшном раздражении, она была так переполнена гневом и злобой, что охотно излила бы их на своих рабов и гребцов, вид крови был бы для нее отраден в эту минуту! Она сжимала кулаки, и когда вернулась на свою яхту, то, как богиня гнева, стояла она под навесом, роскошно расшитым золотом.
Султан после ухода султанши Валиде тоже был в самом дурном расположении духа. Ему казалось, что он сделал слишком поспешный шаг, он чувствовал, что ему не справиться без своей всегдашней советницы, и все это возбуждало в нем беспокойство и гнев. Ничто не было так ненавистно султану, как подобное беспокойство.
Что должен он был сделать, чтобы выйти из этого положения? Что должно было произойти? Визири явились во дворец с важным докладами, но Абдул-Азис не принял их. Он быстрыми шагами ходил взад и вперед по комнате и сердито топал ногой. Беспокойство его обнаружилось иначе, чем в других ситуациях.
Вместо того, чтобы прийти к какому-нибудь твердому решению, он мучился размышлениями, упреками и сомнениями.
Что-то вроде страха овладевало им при мысли, что он должен обходиться без султанши: он так привык к ее советам и она так умела руководить им, что он постепенно все больше и больше терял свою самостоятельность.
Если бы Шейх-уль-Ислам сумел быстро занять место султанши Валиде и заменить ее, в чем при его хитрости и уме нельзя было сомневаться, тогда, быть может, султан не заметил бы отсутствия султанши и Мансур-эфенди действительно вышел бы победителем!
В это время камергер внезапно доложил султану о принце Юссуфе, имевшем крайнюю нужду видеть своего царственного отца.
Известие это приятно подействовало на султана, казалось, черты его лица изменились, и на душе у него разом стало спокойнее. Он приказал цвести принца.
Красивый, стройный принц Юссуф, полумальчик, полуюноша, вошел с ласковым видом в кабинет отца и приблизился к нему с покорностью и страхом! Он хотел опуститься на колени перед султаном, но тот порывисто привлек его к себе и протянул ему руку для поцелуя.
Абдул-Азис любил своего сына, потому и появление его имело на султана такое могущественное влияние.
-- Что надо тебе, Юссуф, ты выглядишь таким озабоченным и печальным? -- обратился султан к принцу.
-- Ах, ваше величество, да, я очень печален, и сердце мое полно скорби! -- порывисто воскликнул Юссуф.
-- Так доверься мне, если с тобой случилось что-то неприятное, Юссуф, я охотно готов отогнать от тебя эту скорбь, преждевременную для твоей юности.
-- В руках вашего величества лежит все: моя судьба, моя радость и моя печаль, -- отвечал принц с трогательной покорностью и мягким голосом, -- все зависит от вашего величества!
-- Мы одни, Юссуф, называй меня отцом.
-- О, благодарю, горячо благодарю за эту милость, -- воскликнул впечатлительный принц и порывисто поцеловал руку султана, -- о, какая бесконечная милость для меня -- называть тебя отцом, тебя, всемогущего султана, повелителя и императора всех жителей этого государства! О, если бы мне только быть достойным этой милости называться твоим сыном, мой добрый отец!
-- Надеюсь, что ты это сделаешь, Юссуф, у меня насчет тебя большие планы!
-- Планы? Смею ли я узнать их, мой добрый отец?
-- Ты еще очень молод для этого, Юссуф.
-- Ах, если бы только эти планы касались моего вступления в армию, если бы мой добрый отец послал меня в битву, в поход! Для себя лично мне нечего просить, я пришел к тебе попросить за другого, более заслуживающего твоего снисхождения!
-- А кто же этот другой? -- спросил султан, удивленный и заинтересованный словами сына.
-- О, мой добрый отец, я приближаюсь к тебе с тяжелым, скорбным сердцем! -- воскликнул принц страстно. -- Я гоним сюда страхом и скорбью, и вся моя надежда на твою любовь ко мне и на твою доброту!
-- Говори же, за кого хочешь просить?
-- За Гассана-бея и его обоих товарищей!
-- Ни слова более, Юссуф! -- прервал его речь султан. -- Не расточай свои просьбы для недостойных!
-- Смилуйся, отец, смилуйся! -- умолял принц, ломая руки. -- Лучше лиши меня жизни, только пощади трех офицеров!
-- Что побуждает тебя к этому ходатайству?
-- Моя любовь, мое уважение к этим трем офицерам! Только не думай, что благородный Гассан-бей знает что-нибудь о моем ходатайстве, он не допустил бы его! Нет, только любовь моя к нему побуждает меня умолять за него и за двоих его друзей!
-- Ты не знаешь, какое преступление совершили они, и не можешь измерить их вину, Юссуф! Приговор вынесен! Встань! Это прекрасная черта в тебе, что ты просишь за своего воспитателя, но довольно, ты исполнил свой долг!
-- Мой долг, добрый отец? Я знаю только, что следовал влечению сердца! Я не мог поступить иначе, я должен просить у тебя милости: если умрет Гассан, я недолго переживу его!
-- Какая взволнованная речь, Юссуф! У тебя будет другой адъютант и воспитатель.
-- Другой адъютант -- пожалуй, мой добрый отец, в это я верю, об этом позаботится твоя доброта! Но другой не сможет заменить мне Гассана-бея, если ты прикажешь совершить над ним приговор, ужасный приговор! Сжалься, исполни просьбу твоего покорного сына!
Султан увидел слезу, заблестевшую на бледной, нежной щеке слабенького принца. Юссуф сильно привязался к Гассану. Если тот будет у него взят, то при слабом здоровье принца, пожалуй, придется опасаться за него!
Султан раньше не думал и не знал, что Юссуф привязался такой горячей любовью к молодому офицеру.
-- Пусть будет по-твоему, -- сказал он после краткой паузы, -- и по твоей просьбе, только по твоей просьбе, Юссуф, я милую Гассана-бея, чтобы дать тебе доказательство моей отеческой доброты! Но пусть Гассан-бей в наказание не оставляет дворца в течение месяца!
-- Благодарю, горячо благодарю тебя, мой добрый отец, за исполнение моей просьбы! -- воскликнул принц, с сияющим от счастья лицом, обнимая своего отца. -- Но доверши свое милосердие! Из трех виновных ты простил одного -- распространи твою великую доброту и великодушие также и на двух остальных!
Лицо султана омрачилось.
-- Воздержись от дальнейших просьб, Юссуф, -- сказал он серьезно, почти строго, -- я дал тебе одно доказательство моей отеческой любви, этого довольно!
-- Мой добрый отец! -- просил принц, глядя с надеждой и мольбой на своего отца. -- Не гневайся на меня, я следую внутреннему побуждению и не оставлю тебя до тех пор, пока ты не распространишь свое милосердие на обоих друзей Гассана-бея! Гневайся на меня, только отмени кровавый приговор, умоляю тебя об этом!
-- Ты волнуешься, а это вредно тебе, Юссуф!
-- Я буду счастлив и весел, мой добрый отец, я буду сиять счастьем и с благодарностью целовать твои руки, если мое ходатайство не пропадет даром! Избавь их от смерти, ах, как ужасно думать о могиле!
-- Иди в свои покои, Юссуф!
-- Я могу надеяться, я вижу это по твоему лицу!
-- Я подумаю!
-- О, теперь я счастлив и доволен! -- продолжал принц и порывисто обнял отца. -- Благодарю, тысячу раз благодарю, мой добрый отец!
Когда Юссуф, сияющий счастьем, возвращался в свои покои, Абдул-Азис велел позвать своего статс-секретаря.
-- Приговор относительно трех офицеров надо изменить, -- сказал ему султан, -- и позаботься, чтобы мой приказ немедленно был объявлен тем, кого он касается! Гассана-бея я милую, он остается адъютантом принца Юссуфа, но в течение месяца не должен оставлять дворца! Что касается двух других офицеров, я определяю заменить смертный приговор ссылкой.
Племя бедуинов, Бени-Кавасов, в области Бедр взбунтовалось, и дочь одного эмира стоит во главе мятежников, которые беспрестанно нападают на отряды моих солдат и истребляют их. Эту девушку зовут "Кровавая Невеста", как мне об этом сообщили, и со всех сторон арабы стекаются под ее знамена, так что возмущение растет все больше и больше. Обоих офицеров ссылаю я в Бедр и назначаю их предводителями моих войск, посланных против мятежников.
Приготовь приказ и позаботься о том, чтобы он немедленно был доставлен обоим осужденным и чтобы в двадцать четыре часа они оставили Стамбул и отправились в ссылку, из которой, если они не падут в битве, я верну их только тогда, когда они окажут какую-нибудь чрезвычайную услугу! Ступай!