Все попытки Сади найти место пребывания Реции были тщетны, он не мог отыскать ни малейшего следа, хотя неусыпно занимался этим.
Теперь ему пришла в голову странная мысль. Золотая Маска однажды сообщил ему убежище Реции, и теперь он хотел разыскать его, чтобы вторично узнать, где Реция. Но где должен был он искать таинственное явление? Где он мог найти Золотую Маску? Он являлся незваным, внезапно подкрадывался к тому, кто менее всего думал о нем, отыскать же его не было никакой возможности! Сади бродил ночью по улицам Стамбула и Скутари в надежде где-нибудь во мраке вечера увидеть Золотую Маску. Но странно! Теперь, когда он высматривал его и хотел его видеть, он, как нарочно, не показывался.
Когда он однажды вечером занимался своими поисками, встретил он Гассана-бея, который, освободившись на несколько часов, шел к нему. Сади сообщил ему свое намерение. Смеясь, положил Гассан руку на плечо товарища.
-- Тщетная попытка, Сади, -- сказал он, -- Золотая Маска является то одному, то другому, то здесь, то там! Ты должен ждать, покуда он снова придет к тебе, больше ты ничего не можешь сделать!
Гассан проводил Сади в его квартиру и рассказал ему случай со старой колдуньей.
Пока они говорили об этом, отворилась дверь, и вошел Зора-бей.
Три молодых офицера поздоровались.
-- Я думал, что ты находишься под домашним арестом, -- обратился Сади к Зоре.
-- Да, я был под арестом в Розовом дворце, -- отвечал Зора и, подсев к друзьям, рассказал им про свою встречу с принцем. -- Со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра я находился там, только час назад выпустили меня после того, как принц и его слуга тоже оставили Розовый дворец, а я письменно изложил свои показания!
-- Дело осталось без последствий? -- заметил Сади.
-- Было бы странно, если бы оно еще имело и последствия, -- воскликнул Зора-бей, -- и без того я целые сутки провел во дворце!
-- Тебя хватятся в полку, -- сказал Гассан.
-- Я думаю, Магомет-бей сделал уже донесение!
-- Конечно, иначе я не знал бы ничего об аресте, -- подтвердил Сади, -- это происшествие вызвало у всех большой интерес, и большинство завидовало твоему приключению.
-- И пусть. Было ли там действительно чему завидовать, я не знаю, -- отвечал Зора, -- однако со мной в Розовом дворце случилось нечто, касающееся тебя, Сади, что немедленно и привело меня сюда!
-- Говори же! Рассказывай! -- воскликнули Гассан и Сади.
-- Это странная история, и я ничего не мог узнать о том, кто был ночью у дворца, -- начал Зора-бей, -- имени своего он не сказал, и когда я зажег свечку, чтобы разглядеть его, он бесследно исчез в темноте!
-- Это был, может быть, Золотая Маска! -- воскликнул Сади.
-- Не думаю!
-- Что же сделал этот незнакомец? -- спросил Гассан.
-- Он выдавал себя за нашего друга, но мне не хотелось этому верить, внутренний голос подсказывал мне, что этого быть не может!
-- Наш друг? И он точно знал всех нас? -- спросил Сади.
-- Да, всех троих!
-- Если бы он действительно был нашим другом, -- заметил Гассан, -- то зачем нужно было ему окружать себя такой таинственностью?
-- Я думаю то же самое! Но ничего неприятного не мог найти я в его известии!
-- Что же это было за известие?
-- Он пришел сказать мне, где твоя Реция!
-- Где Реция? -- воскликнул Сади. -- Он знал это?
-- Конечно, он сообщил это мне, чтобы я передал тебе, и ты наконец избавился бы от мук неизвестности!
-- А вы еще сомневаетесь в его дружбе, вы, недоверчивые души!
-- Зачем же этому незнакомцу уведомлять нас о местопребывании Реции? Говори же, Зора, где она находится?
-- Известие не обрадует тебя, Сади! -- отвечал Зора. -- Однако же ты должен знать все! Твоя Реция, кажется, находится в числе женщин, избранных султаншею Валиде, чтобы из них к ближайшему празднику Байрама выбрать новую одалиску в гарем!
-- Как, моя Реция? -- воскликнул Сади в сильном возбуждении. -- Она среди женщин, избранных к Бай-раму? Она не должна оставаться там!
-- Будь осторожен, мой друг! -- уговаривал Зора-бей своего взволнованного товарища.
-- Опа не должна там оставаться, говорю я! Я должен освободить, спасти ее, если бы даже это стоило мне жизни!
-- Ты забываешь, что никто, под страхом смертной казни, не смеет переступать порога дворца Долма-Бахче, где евнухи и рабыни стерегут избранных, -- сказал Гассан.
-- Я знаю все, но неужели вы думаете, что это может удержать меня теперь, когда я знаю местопребывание моей Реции? -- воскликнул Сади со смелой решимостью. -- Ни препятствий, ни пределов не существует для меня! Я так и думал, что она спрятана в каком-то необычном месте, поэтому все мои поиски оказались тщетными! Бедная Реция! В то время как другие, избранные к Байраму, гордятся и радуются этому назначению, Реция будет горевать и в отчаянии ломать руки! Я должен возвратить ее себе, должен освободить ее, чего бы мне это ни стоило!
-- Подумал ли ты об опасности? Обдумал ли ты прежде все? -- спросил Гассан. -- Избранные женщины скрыты от всех, и никто не смеет их видеть!
-- Мне и не надо видеть их, мне надо только возвратить и освободить мою Рецию!
-- Едва ли будет возможно проникнуть во дворец Долма-Бахче и войти в него, -- заметил Зора-бей в раздумье.
-- Ни раздумья, ни сомненья нет для меня! Я сейчас же отправлюсь в Долма-Бахче.
-- Ты взволнован! Не увлекайся безрассудным поступком, Сади, который может стоить тебе жизни! -- предостерег его Зора.
-- Я знаю опасность, но знаю также и свой долг! Мое решение непоколебимо, и никакая земная власть не сможет изменить его! Сейчас же я отправляюсь в мраморный императорский дворец!
-- Если ты этого непременно хочешь, пусть будет так! И я тоже пойду с тобой! -- объявил Зора-бей.
-- Я тоже не оставлю тебя, как это повелевает долг и данное тебе обещание, -- сказал Гассан и поднялся с места.
-- Ни за что на свете! Я не принимаю этой жертвы, -- воскликнул Сади, -- предоставьте все одному мне! Довольно будет одному из нас поплатиться жизнью в случае неудачи, оставайтесь!
-- Мы разделим твою участь! -- решительно отвечал Зора-бей, протягивая Сади руку.
-- Не отвергай нас! Мы останемся с тобой, -- сказал Гассан с решительным видом, так что Сади не мог вторично отказать, не оскорбив их.
-- Прежде чем отправиться в Долма-Бахче, позволь мне задать еще один вопрос, -- обратился Зора к Сади. -- Ты хочешь потребовать дочь Альманзора, но по какому праву?
-- По праву, которое дает святая любовь! -- воскликнул Сади восторженно. -- Реция моя!
-- Ты называешь ее женой, ты, чтобы охранять, ввел ее в свой дом, и Реция, исполненная любви и доверия, охотно последовала за тобой, -- продолжал Зора, -- но брак еще не был совершен имамом и не подписан свидетелями!
-- Ты ошибаешься, друг мой, брак наш заключен старым имамом в Скутари! -- отвечал Сади.
-- Конечно, подписи его будет достаточно, и ты мог бы с помощью этой бумаги еще раньше доказать свое право, но где же рукопись имама?
Сади побледнел.
-- Горе мне, она сгорела, -- сказал он глухим голосом, -- она стала добычей огня!
-- Какой несчастный случай!
-- Довольно! Ничто не может удержать меня! -- воскликнул Сади со вспыхнувшей вновь решимостью. -- Достаточно моего слова и нашей любви!
-- Юный мечтатель! -- произнес Зора-бей с тихой и сострадательной улыбкой. -- Что тебе вздумалось! Только свидетельство о браке и могло бы тебе еще пригодиться, твои же слова и слова Реции ничего не значат!
-- Будь что будет, не то я для достижения цели применю силу! -- объявил Сади отважно.
-- Чтобы не сделать опрометчивого шага, прими нашу помощь и совет, -- обратился Гассан к сильно взволнованному Сади. -- Освобождение Реции силой стоило бы тебе головы. Предоставь нам сначала удостовериться, действительно ли дочь Альманзора находится в числе предназначенных к Байраму женщин! В том случае, если бы нам удалось убедиться в этом и, может быть, даже увидеть Рецию, тогда мы могли бы на другое утро отправиться освобождать ее и возвратить тебе. Об освобождении силой не может быть и речи: вспомни только, что избранные женщины и девушки охраняются многочисленными евнухами и рабынями, а внизу стоят на карауле капиджи!
-- Гассан говорит правду, Сади, -- сказал Зора-бей, чтобы успокоить сильно взволнованного товарища. -- Если эта попытка нам удастся сегодня, остальное сделаем завтра, но тихо и осмотрительно!
-- Хотелось бы мне видеть, как были бы вы спокойны, потеряв любимую жену? А вы еще требуете спокойствия от меня. Несправедливые вы! -- воскликнул Сади. -- Требуйте от меня всего, только не холодной рассудительности в эту минуту! Моя Реция отнята у меня, а я должен оставаться спокойным? Что все сокровища мира по сравнению с любящим сердцем? Реция любит меня! Если бы вы только знали ее и ее самоотверженную любовь! Она сохнет, она вянет там, как цветок без дождя и солнца! Разлученная со мной, она выглядела бы покойницей на Байраме, а разряженная покойница осквернила бы праздник! Скорей, друзья, в Долма-Бахче!
Зора и Гассан уступили ему, хотя и знали о больших опасностях, в которые безрассудно бросались сами. Они должны были сопровождать Сади, они не могли оставить его одного, не нарушив данной ему клятвы! Может быть, им еще удастся обуздать беспредельную отвагу Сади.
Если он позволит себе увлечься безрассудными поступками, он погубит не только себя, но и их. Никогда еще не проходило безнаказанным, если непосвященный осмеливался показаться в покоях, где приготовлялись и совершались тайны Байрама. Никогда еще ни один подобный смельчак не мог сообщить, что происходило в этой, строго оберегаемой части гарема Долма-Бахче, ибо живым никто не покидал его.
Однако дальнейшие возражения походили бы на трусость и нерешительность, а потому оба друга уступили. Вернутся ли они из этого путешествия, был еще вопрос далеко не решенный, -- головам их угрожала опасность -- тем не менее они не колебались ни минуты.
Три друга отправились по дороге в Долма-Бахче.
Позади Перы, в Цыганском квартале на берегу Босфора, там, где теперь железная дорога развозит пеструю толпу всех национальностей, лежит дворец Долма-Бахче.
Турецкая столица в последнее десятилетие сильно изменилась под влиянием успехов западного образования, и теперь только благодаря роскошной южной растительности она еще сохраняет свой восточный вид.
Когда около пяти лег назад первая железная дорога опоясала окрестности Золотого Рога и Константинополя и первые паровозы застлали облаками дыма минареты и сераль, старые турки, как сообщают корреспонденты многих газет, ворчали и прятались в свои пестрые конаки, чтобы вдали от мирской суеты жить мудростью пророка. С этого времени в новейшем городе калифов становилось все оживленнее. Вскоре вагоны железной дороги проходили мимо Аи-Софии, Гипподрома и Константинополя, и караул у главных, роскошно, но без вкуса отделанных, ворот Долма-Бахче апатично смотрел на пестрое население, уносимое вагонами, проходящими обыкновенно через прелестную Тофану в Бешиктам.
Во дворце Долма-Бахче ежегодно на празднике Бай-рам происходило представление вновь избранной императрицей-матерью жены султана, которая вступала в его гарем.
Воспользуемся случаем и дадим для тех, кого это может интересовать, краткое описание семейной жизни в Турции, а затем вернемся к нашему рассказу.
Турецкие женщины и их отношение к мужчинам -- это нечто непостижимое. Обычай многоженства -- одно из существеннейших отличий турецкой жизни. Не менее странным кажется нам и то обстоятельство, что турецкая женщина может являться публично только под покрывалом: непокрытая она не смеет говорить с посторонними лицами. В статье "Турецкая женщина" дается следующее объяснение этого обычая: "Пророк Магомет принудил своего приемного сына и полководца Цейда прогнать от себя супругу его Цейпебу, а потом сам женился на ней. На свадьбе некоторые гости оставались очень долго. Тут было им открыто и предписано от Аллаха, чтобы жены пророка только "за завесой", то есть закрытые покрывалом, говорили с другими, исключая близких родственников, и все жены правоверных должны были следовать этому обычаю. В старину положение женщины у арабов было свободное, как это и теперь водится у бедуинов, и не национальный дух, а личное желание пророка ограничило эту женскую свободу и установило то гаремное заключение, которое так дурно повлияло на турецкие нравы".
Вообще, турок имеет только одну жену, кто же имеет средства, может завести и нескольких. Хотя настоящий невольничий рынок и запрещен законом, все же торг людьми производится и теперь, только в иных формах, и едва ли можно найти хоть одного турка, который не приобрел бы за деньги жену, рабов и рабынь.
Последние известны под именем одалисок, служанок, по принадлежат, как и все женщины в доме турка, к его гарему. Если обыкновенный турок хочет иметь жену или если родители хотят женить его, посредницами в этом деле являются матери жениха и невесты.
Непосредственное участие последних выражается иногда только в том, что матери потихоньку позволяют жениху сквозь решетку посмотреть на невесту без покрывала. Начинаются взаимные переговоры, конечный результат которых состоит в том, что жених, в виде свадебного подарка, дарит невесте несколько тысяч пиастров, а следовательно, некоторым образом покупает ее.
Ко дню, назначенному для свадьбы, имам подготавливает брачный контракт, который затем скрепляется подписью свидетелей, и тогда невесту после разнообразных увеселений в карете подвозят к дому жениха.
У ворот дома ожидает жених, он берет ее из кареты и вносит ее, теперь уже свою супругу, в дом, где имеет право сиять с нее покрывало.
Каждый турок обязан выделить своей жене особое помещение в доме, хотя бы одну комнату. Если у него несколько жен и рабынь, он должен каждой из них отдать в распоряжение особый покой.
Если турок состоятельный, он, приведя имаму доказательства того, что может содержать гарем, может иметь до четырех законных жен и столько рабынь, сколько позволяют ему средства.
Обыкновенно первая жена избирается из того же звания, как и муж; остальных жен, равно как и одалисок, выбирает он из привезенных на рынок грузинок, черкешенок и турчанок, которых сами родители продают торговцу, имеющему невольничий девичий рынок в Стамбуле. Здесь совершается этот постыдный торг женщинами и девушками. Цена за каждую доходит от 2000 до 5000 пиастров: черные невольницы ценятся дешевле.
Бразды домашнего правления находятся всегда в руках первой жены, но часто ей приходится очень горько, если одна из прочих жен приобретет особенную любовь супруга и повелителя. Тут, чтобы низвергнуть соперницу, пускаются в ход всевозможные интриги.
Здесь не лишним будет упомянуть об одном случае в доме вдовствующей дочери Магомета-Али-паши, бывшего вице-короля Египетского, по имени Нацин-Ханум. Так как супруга ее часто не бывало дома, то она находила средства безнаказанно принимать в гареме своего возлюбленного. В то же время она была в высшей степени ревнива. Компаньонка принцессы рассказывает следующее: "Супруг принцессы сказал однажды рабыне, подавшей ему воду: "Довольно, мой ягненочек!" Эти слова привели принцессу в сильное бешенство. Бедное создание было убито по ее приказанию, затем жареная голова ее, начиненная рисом, была подана к обеду мужу.
-- Возьми же кусочек твоего ягненочка! -- сказала ему Нацин-Ханум.
Бросив салфетку, он удалился и потерял к ней всякое расположение. Не развелись они только потому, что супругу хотелось сохранить богатство и остаться зятем Магомета-Али. Ревность этой ужасной дочери вице-короля распространялась на всех невольниц: при малейшем подозрении в неверности она приказывала сечь их плетьми до смерти".
Вся гаремная жизнь полна злобы и ревности и служит местом действия хитрых интриг. Несмотря на кажущуюся подчиненность турецкой женщины, отсюда ведется правление и разорение турецкого государства.
Те знаменитые визиты, которые турецкие женщины так часто делают одна другой и при которых они курят нежный табак и пьют кофе, в прежние времена проводились в задумчивом молчании, теперь же сделались неистощимыми источниками интриг, от которых зависят должности их мужей, сыновей и братьев. Лестью добиваются они расположения жен министров и высших сановников, а те просьбами и ласками домогаются у мужей для своих протеже всех мест, каких бы они пи пожелали.
Если турку случается убедиться в неискренности одной из своих жен, ему предоставляется право развода. Если верность нарушена женой, он жалуется на нее имаму, и тот уже определяет наказание изменнице.
Если же это сделано одной из его невольниц, он продает или дарит ее другому. Тех же невольниц, которые были постоянно верны своему повелителю, он нередко берет себе в жены.
Стража гарема -- евнухи, служат вместе с тем и прислугами женам, они сопровождают последних во всех их выездах, на прогулки, на базар, в ванны, словом, всюду. За это они получают большое жалованье и, кроме того, пользуются большими преимуществами.
Больших гаремов немного. Самый многочисленный из них, конечно, гарем султана, в нем находится более четырехсот женщин. Некоторые богатые паши имеют в своих гаремах до восьмидесяти жен и рабынь.
Если такой господин вместе с женами предпринимает поездку на Пресные Воды или в Тшукдиди, вверх от Скутари, то места, где они отдыхают, за несколько часов перед тем очищаются кавассами. Если случится на дороге встретиться с таким поездом и, не привлекая внимания, наблюдать за ним, можно увидеть много прекрасного.
Прелестнейшие женщины, блестящие туалеты, чудесные драгоценности -- все это вызывает восторг. Если еще выпадет счастливый случай увидеть этот поезд из восьмидесяти женщин верхом на конях -- турецкие женщины в верховой езде не уступят мужчинам -- и любоваться, как они с неописуемой грацией мчатся мимо в своих фантастических костюмах, невольно вообразишь себя перенесенным в волшебный мир.
В то время как жены царствующего султана утопают в роскоши и удовольствиях, гарем умершего султана навеки лишен всех радостей. Из жен бывшего султана Абдула-Меджида, брата Абдула-Азиса, осталось около четырехсот женщин. Все они должны до конца жизни носить вдовье покрывало и размещаться в большом старинном дворце на берегу Босфора. Полицейская стража ходит постоянно с наружной стороны похожего на тюрьму дворца и стережет их.
Во дворце Долма-Бахче, который возвышается на берегу Босфора за Тофиной рядом с маленьким дворцом Бешикташем, наблюдают они за вновь избранными для султана женами и воспитывают их под руководством султанши-матери.
Дворец каменный и еще новый.
Отдельные части его сделаны из мрамора и так роскошны, что на один ремонт его отпускается двести миллионов пиастров. Через многочисленные, богато разукрашенные ворота, миновав караул, входят во двор, огороженный железной позолоченной решеткой, затем поднимаются по мраморной лестнице и выходят в слабо освещенную галерею с богато разукрашенными стенами и с мраморным полом.
В середине дворца находится огромный аудиенц-зал с потолком в виде свода, опирающимся на колонны. Посредине висит огромная газовая люстра с десятью тысячами рожков. Обыкновенный приемный зал и рабочий кабинет султана, пребывающего здесь только во время Байрама, имеют мозаичные полы, устланные дорогими коврами. Возле высоких зеркал приделаны большие канделябры.
Красивое художественное произведение представляет собой Курительный дворец турецкого султана, имеющий форму исполинского фонаря. Пол выстлан фарфоровыми плитами, в середине фонтан, брызги которого вливаются в большой блестящий хрустальный бассейн. Стены украшены живописью, представляющей собой художественные произведения.
Наружные, с решетками, покои дворца заключают в себе гарем. За ним тянутся большие, роскошно устроенные сады, разбитые по плану немца Зестера.
Около этого дворца расположен маленький летний дворец Бешикташ с садами. Он построен около двухсот лет тому назад. Высокие стены скрывают его прекрасные сады от взоров проходящих.
Наступала ночь. В Долма-Бахче мчались во весь опор трое офицеров, они стремились к своей погибели!
Ни одним словом не обменялись они дорогой. Мрачный серьезный Сади был впереди остальных. Он очень спешил, он должен был снова увидеть и освободить Рецию.
Мысль, что она была разлучена с ним, разгоняла в душе его все сомнения, и в воображении его рисовался ее очаровательный образ. Забыты были все прелести принцессы! Его любовь к Реции одержала верх!
Достигнув первых, огромных ворот, где кругом стояло несколько капиджи, три друга соскочили с лошадей, передав их солдатам. Они все еще не чувствовали, что попали в ловушку предателя. Даже то обстоятельство, что именно капиджи охраняли наружные ворота, не наводило их на мысль об измене.
Как офицеры, занимавшие караулы в серале и в Беглербеге, они имели свободный доступ во дворец Долма-Бахче. А потому они беспрепятственно прошли через все ворота и вышли на большой двор.
Теперь все дело было в том, как пробраться дальше. Сади поспешил вверх по лестнице к галерее, Зора и Гассан последовали за ним.
-- Останьтесь тут, -- обратился к ним Сади шепотом, -- все трое мы не можем идти дальше, я один найду дорогу.
-- Мы проводим тебя до покоев, где начинается гарем, -- пояснил Зора и вместе с Гассаном последовал за спешившим вперед Сади.
Никто не задержал их у входов в залы и покои. Часовые наверху, у отдельных входов, беспрепятственно пропустили их.
Таким образом приблизились они к той части дворца, где назначенные на праздник Байрама жены и одалиски содержались под строгим надзором и караулом.
Зора и Гассан остались тут, а Сади через пустую переднюю, где в другое время стояли евнухи султана, пробрался в соседние покои. Тут навстречу ему вышел изумленный лала и поднял руки с выражением ужаса, но прежде чем он успел остановить Сади, тот прошел уже в следующий покой.
Тут на мягких подушках спали оберегаемые черными невольницами обе назначенные для императорского гарема новые жены, одну из которых султанша Валиде должна была избрать для праздника Байрама и представить своему сыну-султану.
При виде постороннего молодого офицера они вскочили и с любопытством рассматривали его, между тем, как невольницы убежали с громким криком.
Сади поглядел на обеих женщин -- ни одна из них не имела ни малейшего сходства с Рецией!
Значит, он напрасно проник в эти запретные места.
В эту минуту на крик рабынь и по приказанию испуганного лалы собрались евнухи и стража.
Произошло невыразимое замешательство и смятение. Никогда еще не случалось такого неслыханного поступка. Три офицера проникли в гарем! Лала был в сильном замешательстве и негодовании. Когда Сади вернулся к своим друзьям с неожиданной вестью, что Реции в тех покоях не было, по приказанию лалы ворота внизу были уже заперты, и был позван гофмаршал.
Магомет-бей с торжествующим видом показался во главе караула, прибывшего по приказанию гофмаршала арестовать трех офицеров за их неслыханную дерзость, чтобы его величество султан сам вынес им приговор.
В этот момент Зора понял предательскую игру Магомета.
Три офицера отдали свои шпаги, но не бею, а гофмаршалу, и были заключены под стражу. Но по угрожающему взгляду Зоры видно было, что он отомстит начальнику капиджи за это предательство.