Отъ Александра Сергѣевича Любосердова къ Ивану Федоровичу Прямосудову.
Пріютово..............
Не успѣлъ произнёсть клятву не видать Елизавету, какъ и измѣнилъ уже ей! Но не вини меня, другъ мой, не выслушавъ; я совершенно не ожидалъ съ нею встрѣтиться, и счастіе или несчастіе мое довели меня до сего пагубнаго свиданія!
Я жилъ въ деревнѣ, въ совершенномъ уединеніи, ни мало не ожидая быть вынужденнымъ куда нибудь ѣхать; вдругъ изъ города является человѣкъ отъ нашего пріятеля Храбрина, съ которымъ ни мало не воображалъ здѣсь встрѣтиться; онъ увѣдомлялъ меня, что назначенъ въ *** Городничимъ, и просилъ на другой день на вечеръ. Ты можешь вообразить, сколько я былъ обрадованъ пріѣздомъ сего добраго человѣка, тѣмъ болѣе, что почиталъ его уже отправившимся въ Польшу для занятія мѣста, о которомъ ты для него хлопоталъ.
Я поѣхалъ часу въ 6-мъ вечера, и думалъ, что проведу его въ маломъ кругу давно уже мнѣ знакомыхъ городскихъ жителей. Подъѣзжая къ Городническому дому, я удивлялся необыкновенному онаго освѣщенію; плошки горѣли у воротъ, народъ толпами ходилъ вокругъ. Подъѣзжаю къ крыльцу, хозяинъ встрѣчаетъ меня; мы дружески обнялись, и онъ ввелъ меня въ залу. Не успѣлъ еще глазами окинуть гостей, какъ вдругъ кто-то повисъ у менѣ на шеѣ; смотрю, не вѣрю самъ себѣ -- это былъ Скупаловъ! Признаюсь, съ восторгомъ привѣтствовалъ его: надежда видѣть Елизавету вливала въ меня новую жизнь, новыя чувства; я самъ себя не узнавалъ! Въ одно мгновеніе сужденія забыты, твердость исчезла! Ахъ, другъ мои! какъ слабъ гласъ разсудка противу вопля страстей! Не знаю, какой страхъ нападалъ на меня: я столько же боялся, сколько желалъ видѣть Елизавету. Ее въ залѣ не было; въ гостиную, гдѣ она сидѣла съ прочими барынями, можноль было войти безъ трепета? Городничій облегчилъ мнѣ сей шагъ: взялъ меня за руку и повелъ къ женѣ. Я долженъ былъ казаться очень смущеннымъ; едва не зацѣпилъ я за столъ съ вареньемъ, поцѣловалъ руку хозяйки съ удивительнымъ жаромъ, хотѣлъ насказать ей множество привѣтствій, но думаю, что ни одного не сказалъ; -- Елизавета сидѣла возлѣ нее. Однимъ словомъ, я показался бы самымъ жалкимъ твореніемъ, еслибъ самъ Скупаловъ не выкупилъ меня изъ бѣды. Онъ непримѣтно слѣдовалъ за мною, и едва откланялся я съ Еленой Дмитріевной, какъ схватилъ меня за руку и представилъ женѣ какъ стараго знакомаго. Мое замѣшательство удвоилось; но что со мною было, когда прижималъ я къ губамъ прелестную ручку, которую хотѣлъ бы имѣть право почитать своею? Я молчалъ; что могъ бы сказать?... Но велерѣчивой Скупаловъ тотчасъ началъ исторію о собакѣ, и я успѣлъ оправиться.-- Винюсь передъ злобою; я искалъ взоровъ Елизаветы, но встрѣтитъ ихъ не могъ: она умѣла быть учтивою, но только учтивою, -- говорить со мною, и не глядѣть на меня.
Между тѣмъ скоро возобновился прерванный прибытіемъ моимъ разговоръ: старый инвалидный Поручикъ разсказывалъ Елизаветѣ о прежнихъ походахъ своихъ. Вотъ, матушка, говорилъ онъ, вамъ барынямъ въ диковинку наша служба. Какъ былъ я фельдфебелемъ, а которой изъ солдатъ да криво застегнутъ, такъ Капитанъ-то парятъ паритъ бывало, только что повертываешься: да спасибо ему, вѣкъ буду за него Богу молить! научилъ дисциплинѣ; за то я и своимъ теперь не спускаю.-- Елизавета не могла дослушать урока дисциплины, встала и ушла.
Я дышалъ свободнѣе и могъ оглядѣть окружавшихъ меня. Какая-то Казначейша Гладкобралова, которой я еще не зналъ, завала со мною рѣчь о наукахъ, и убѣдительно меня просила снабдить ее историческими книгами; я съ трудомъ могъ ее увѣрить, что такихъ книгъ не имѣю.
Толстая Судейша, старинная знакомая нашего семейства, спрашивала меня, продолжаю ли я заниматься комарами, да цвѣточками, и удивлялась, что я, при всемъ умѣ моемъ, могу тешиться такими пустяками.
Уѣздная Засѣдательша, живой скелетъ, убѣждала меня украсить комнаты вырѣзанными изъ книгъ моихъ картинками.
Наскучивъ симъ враньемъ, я вышелъ въ залу къ мущинамъ; но тутъ можно припомнитъ Рускую пословицу: попалъ изъ огня въ полымя. Судья, которой ходилъ вдоль по комнатѣ, не удостоивая никого и взглядомъ, подошелъ ко мнѣ съ вѣжливостью, и сказавъ слова два о погодѣ, началъ разсказывать длинную исторію о запутанной тяжбѣ, которую онъ надѣялся рѣшить. Не успѣлъ дотъ него отдѣлаться, какъ толстый Исправникъ, который о чемъ-то шепталъ въ углу съ своимъ Секретаремъ, сталъ мнѣ говоритъ о дорожныхъ участкахъ, въ которыхъ онъ надѣялся сдѣлать какія-то къ общему удовольствію перемѣны. Нѣкто Подляковъ, Засѣдатель Земскаго Суда, подошедшій ко мнѣ съ низкими поклонами, увѣдомилъ меня, что участокъ, въ которомъ разположены мои деревни, назначенъ ему, и увѣрялъ, что онъ будетъ какъ можно менѣе безпокоить крестьянъ моихъ подводами. Брадатый голова, который на краю стола потягивалъ пуншъ, ревностно просилъ меня сдѣлать ему компанію. Наконецъ поймалъ меня Скупаловъ, и завелъ рѣчь о собакахъ и лошадяхъ; признаюсь, что я съ меньшимъ нетерпѣніемъ слушалъ его, нежели прочихъ.
Вдругъ заскрыпѣли скрипки -- и началась пирушка! Городничій открылъ балъ съ Судейшею, потомъ слѣдовалъ Судья съ женою Городничаго, Исправникъ съ Поручицею, Скупаловъ съ Исправницею, Подляковъ съ Казначейшею; а я остался на концѣ -- съ Елизаветою. Повѣришь ли ты, что мы не сказали другъ съ другомъ ни слова; едва успѣлъ я, почти невнятнымъ голосомъ, просить ее на первый экосезъ.
Чтобъ скрыть свое замѣшательство и притомъ болѣе познакомиться съ новыми городскими жителями, я ходилъ Польскіе со всѣми дамами; я замѣтилъ притомъ, что Скупаловъ всегда старался быть въ 1-й парѣ, и что во всѣхъ случаяхъ онъ столько же оказывалъ простоты, сколько и самолюбія.
Наконецъ начался экосезъ. Еслибъ я видѣлъ что нибудь кромѣ Елизаветы, то могъ бы посмѣяться странному бѣснованію нѣкоторыхъ изъ ученыхъ и недоученыхъ нашихъ танцовщиковъ; одинъ Скупаловъ нѣсколько обратилъ на себя мое вниманіе. Въ парѣ съ толстою Исправницею онъ напрягалъ всѣ свои силы я чтобъ стащитъ ее съ мѣста и чтобъ показать проворство неуклюжихъ своихъ ногъ. Но я долженъ былъ начинать; Елизавета летѣла, и я слѣдовалъ за нею. О другъ мой! кто не танцовалъ съ обожаемою женщиной, тотъ не знаетъ прелести танцевъ!
Рука моя едва держала руку Елизаветы; но рука моя невольно сжималась болѣе, болѣе, и я опомнился только тогда, какъ долженъ былъ опустить эту прелестную руку!
Нѣсколько экосезовъ изъ учтивости долженъ былъ я танцевать съ хозяйкою и съ дочерьми ея. Должно признаться, что сіи послѣднія заслуживали болѣе нежели быть предметомъ холоднаго вниманія. Красота и ловкость обращенія сихъ дѣвушекъ, которыхъ я не имѣлъ случая видѣть въ Петербургѣ, удивили меня; но встрѣтившись съ Елизаветою прежде, нежели съ ними, что могъ я привести имъ въ данъ, кромѣ вѣжливости и удивленія?
Начались кадрили; я звалъ Елизавету -- но она отказалась, отговариваясь усталостью. Я подумалъ, что она замѣтила пламенную страсть мою, и что она избѣгала случая быть, слишкомъ близко со мною. Чтобы удалить отъ нее сію мысль, я взялъ первую попавшуюся мнѣ изъ дамъ, и долженъ былъ кружиться противъ воли.-- Окончивъ кадрилъ, я пошелъ въ диванную, чтобъ отдохнуть, и нашелъ тамъ Елизавету съ Казначейшею; Казначейша подозвала меня, и стала разспрашивать о первомъ моемъ знакомствѣ съ Скупаловымъ.Елизавета отзывалась въ столь лестныхъ на мой. счетъ выраженіяхъ, что я осмѣлился сѣсть возлѣ нее; конецъ платка, которымъ она закрывала грудь, упалъ на мою руку; она хотѣла его оправить, и рука ея встрѣтилась съ моею! Я вздрогнулъ, она покраснѣла -- и извинилась! Ахъ! какъ бы я желалъ, чтобы она не извинялась!
Но Елизавета встала и пошла; Казначейша взглянула на меня, какъ будто бы съ состраданіемъ; кажется, она должна быть добрая, чувствительная женщина!
Заиграли горленку; недоставало пары. Скупаловъ, не спрашивая даже моего согласія, взялъ меня за руку, подвелъ къ женѣ и принудилъ ее идти со мною. Она кинула на него взоръ, въ которомъ изображались и сожалѣніе и упрекъ.-- Извѣстна ли тебѣ горленка? Это родъ мазурки, частый особый вальсъ, въ которомъ находишься отъ дамы въ самомъ близкомъ разстояніи, придаетъ ей особую прелесть. Что чувствовалъ я, когда глаза мои могли безпрепятственно останавливаться на ангельскомъ ея лицѣ! Ея взоры были потуплены, но частый румянецъ, волненіе груди біеніе сердца, котораго я могъ почти считать удары, все показывало въ ней особенное замѣшательство; и я былъ столько жестокъ, что старался еще его умножить! Но горленка кончилась, и очарованіе исчезло.
Послѣ сей горленки какъ могъ я вмѣшаться въ удовольствія, которыя безъ Елизаветы тяготили бы меня; я сидѣлъ въ углу, и радуясь, что никто меня не замѣчаетъ, воспоминалъ ощущенныя удовольствія. Вдругъ повалилъ народъ къ воротамъ; раздался выстрѣлъ, и всѣ побѣжали къ окнамъ: зажгли фейерверкъ. Елизавета стояла одна съ Казначейшею; я подошелъ къ нимъ, Елизавета, казалось, со вниманіемъ смотрѣла на блескъ играющихъ огней -- а я -- я разсматривалъ ея прелести. Она по видимому меня не замѣчала, но стараніе, съ которымъ внезапно завернулась въ свою шаль, доказало мнѣ, что мое вниманіе было для нее не потеряно, Я хотѣлъ говорить съ нею, но слова замирали на языкѣ моемъ. Казначейша скоро завела разговоръ, и умѣла вмѣшать въ него Елизавету. Я напомнилъ ей объ ея свадьбѣ; даже вырвалось у меня нѣсколько словъ, которыя показывали участіе, мною въ ея судьбѣ принимаемое; но она молчала; вздохнула, но такъ тихо, такъ тихо, что одно движеніе груди измѣнило ей. Фейерверкъ кончился -- и я, къ счастію, не все сказалъ!
Ужинъ былъ готовъ; всѣ занимаютъ мѣста свои и, какъ ведется у насъ, женщины на одномъ концѣ, мущины на другомъ. Я сидѣлъ противъ Елизаветы -- но Скупаловъ былъ возлѣ меня; я долженъ былъ слушать его, отвѣчать ему, и хотя онъ крайне былъ мнѣ досаденъ, но въ сердцѣ своемъ я находилъ тайное желаніе нравиться ему, даже привязать его къ себѣ.-- Столъ кончился, и заиграли Polonaise sautante; Елизавета согласилась идти со мной; старики разрѣзвились, и началась бѣготнія по комнатамъ. Я никогда не забуду этаго полонеза!...
Но былъ уже 3-й насъ, а вечеръ, казалось, еще не начинался. Поднялась вьюга, и Скупаловъ предложилъ мнѣ у себя ночевать; но могъ ли я рѣшиться провести ночи въ томъ мѣстѣ, гдѣ Елизавета обитала не со мной! Скупаловъ позвалъ ее, повелъ къ санямъ и всѣ радости мои исчезли и остались со мною ревность и отчаяніе!
Не знаю, какъ очутился я въ своихъ обшивняхъ; снѣгъ валился охлопками; мы пропутались до свѣта, но я ничего не чувствовалъ.......
Изъ словъ моихъ ты заключишь, что я уже погибъ, что я уже вознамѣрился погубить и Елизавету, но крайней мѣрѣ постараюсь ее увидѣть? Но нѣтъ, другъ мой, думай лучше обо мнѣ. Снова приношу обѣтъ не искать съ нею встрѣтиться, убѣгать даже всѣхъ случаевъ, которые могли бы меня съ нею сблизить. Пусть меня постигнеть небесное проклятіе, если я возымѣю мысль соблазнить Елизавету!
Прощай, любезный другъ! Пожалѣй о моемъ отчаяніи, но надѣйся на мою твердость.