Отъ Анфисы Патрикеевны Гладкобраловой къ Анисьѣ Каріаковнѣ Тресчалкиной.
Уѣздный городъ ***.........
Ахъ, матушка препочтенная Анисья Киріаковна! что у насъ вѣстей! такой екла въ городѣ, что страшно! Да еще толку-то не разберешь; одни говорятъ такъ, а другіе говорятъ инакъ; Я бы, правда, одному и повѣрила, да кабы ваша племяненка тутъ не замѣшалась; а то вѣдь, грѣшно бранить; да вы сами, ее знаете, какова она.-- Скажу вамъ, что люди-то болтаютъ: сказываютъ, будто бы Егупъ-то Самойлоличъ былъ, немножко овинь, то есть, хмѣльненекъ, да и вздумалъ, жену самъ прокатить; лошади-то его и разбили; онъ-то соскочилъ, а жену прямо въ полынью потащили; Любосердовъ акурю, прибѣжалъ, да и бросился передъ лошадей лошадей-то онъ остановилъ, а его будто бы онѣ до полусмерти раздавили.
Я, признаться, худо всему этому вѣрю! Я и съ Федотьевной объ этомъ толковала, и она со мной одно мекаетъ. Вотъ почему я догадываюсь Любосердова-то Елизавета Сергѣевна у себя въ комнатѣ заперла, а Елену Дмитріевну сторожемъ приставила; Храбринъ привезъ какого-то лѣкаря, который у насъ и на слѣдствіи никогда не бывалъ, да и тотъ подъ-спудомъ сидитъ. Ну, еслибъ правда была, что Любосердовъ-то при смерти, такъ ужъ вѣрно бы и насъ пустили къ нему. Вѣдь мы не нехристь какая; надо бы и объ душѣ подумать, да не худо бы что и позаготовить. Любосердовъ-то человѣкъ не бѣдной; можно бы и парчи купить, а на обивку-та хоть бы плису или хоть и левантину, и мишурные-то гасы не дороги; а онѣ и не думаютъ. Вотъ изъ этаго-та и видно, что все это вздоръ! Добрые люди вотъ что поговариваютъ: Любосердовъ ужъ, видно, съ Елизаветой Сергѣевной стакнулся; она мужа-та напоила въ уломъ, да и велѣла ему себя прокатитъ; онъ человѣкъ-то доброй, ну и поѣхалъ, да и не ссидѣлъ, упалъ какъ овсяной снопъ! Вотъ Елизавета-та Сергѣевна труситъ, да труситъ, да покрикиваетъ, а Любосердовъ-то ждалъ у полыньи, да и хвать лошадей подъ уздцы; -- не диво что остановилъ; а самъ и объ земь; народъ набѣжалъ, -- ну и кричатъ: задавили! прикинуться не диво! И понесли на рукахъ; а мужъ-то съ пьяна да сдура и повѣрилъ. И тутъ ужъ не одни запарансы, потому что какъ я пріѣхала къ Скупаловымъ, такъ меня къ Елизаветѣ-та Сергѣевнѣ не пустили, а Егупъ-отъ Самойловичь и сидитъ одинъ въ столовой. Я и говорю ему; правда ли, что Любосердова до смерти задавили? И, мать моя, молвилъ онъ мнѣ, онъ живехонекъ; а соловая у меня околѣла.
Вотъ, матушка Анисья Киріаковна, что вамъ за нужное считала написать; буду ожидать резонныхъ вашихъ разсмотрѣній, а сама съ нижайшимъ решпектомъ остаюсь
ваша покорнѣйшая названная дочь
Анфиса Гладкобралова.