"Конечно, думалъ Провалинъ, не буду я уже имъ болѣе подчиняться, а то они пожалуй сдѣлаютъ еще изъ меня акробата. Правду говоритъ Мишле, что какъ только человѣкъ покорится обстоятельствамъ -- онъ погибъ. Счастье еще, что во время подвернулся Шабановъ съ своимъ танцклассомъ: онъ увѣряетъ, что у Саши прекрасный почеркъ въ ногахъ, и что изъ него выйдетъ отличный и лихой мазуристъ. Разумѣется, маменька въ восторгѣ и, въ знакъ признательности, щедро награждаетъ Шабанова табакомъ, которымъ были покрыты шубы для предохраненія отъ моли, ну, а зато на меня смотритъ звѣремъ.... Не моя вина.... Этотъ Саша идіотъ, положительно идіотъ: его учить все равно, что мертваго лечить. Нѣтъ, ужь лучше я отправлюсь къ прикащику и займусь съ его дочерью, Лизой: я увѣренъ, что она сдѣлаетъ громадные успѣхи.... вѣдь она дѣвочка бойкая и способная, не чета долговязому Саши. Жаль только, что отецъ Лизы такъ напираетъ на славянскій языкъ...."
И Провалинъ отправился къ прикащику, вѣрнѣе -- къ Лизѣ. Онъ не ошибся: она дѣйствительно дѣлала большіе успѣхи.... Но всему бываетъ конецъ. Наступила осень: Провалину нужно было отправляться въ университетъ. Еще до отъѣзда, Провалинъ вздумалъ проэкзаменовать своего ученика, въ присутствіи Катерины Егоровны. Не смотря на то, что вопросы Провалина путали Сашу, не пробуждая въ немъ мыслительныя силы -- экзаменъ, по мнѣнію Катерины Егоровны, удался хорошо.
Уложивъ вещи въ небольшой чемоданъ, Провалинъ отправился къ Фастыку, чтобы проститься съ нимъ. Фастыкъ, по обыкновенію, стоялъ на возвышенномъ порогѣ, съ арапникомъ въ рукахъ -- и бранилъ пасечника Ѳомку за то, что онъ, за отсутствіемъ Кривой Зозулихи, отказался доить коровъ. "Когда ты нанялся, то долженъ выполнять все, что прикажутъ.... И еслибъ я заставилъ тебя весь день дверьми скрипѣть, продолжалъ онъ, то ты долженъ -- чортовъ сынъ -- скрипѣть.... вотъ что!"
Просидѣвъ у Фастыка до сумерокъ, Провалинъ возвратился не домой, а къ Лизѣ. Много слезъ пролило дитя природы, прощаясь съ Провалинымъ, который ее страстно обнималъ и прижималъ къ своей бѣлой лѣтней жилеткѣ, съ стальными пуговицами, умоляя ее не забыть его, а главное -- почаще писать письма. "Я непремѣнно пріѣду на слѣдующее лѣто къ тебѣ, но только будь мнѣ вѣрна, не забывай меня, сказалъ онъ ей, обнимая ее въ послѣдній разъ; ради Бога, пиши мнѣ только почаще". На слѣдующій день Провалинъ уѣхалъ въ городъ.
Мѣсяцъ спустя, къ комнату Провалина вошелъ почтальонъ и принесъ три письма. Одно изъ этихъ трехъ писемъ, въ кувертѣ собственной фабрикаціи и запечатанное наперсткомъ тотчасъ-же бросилось въ глаза Провалину: письмо это было отъ Лизы. Она писала ему, что отецъ ея умеръ, и что она теперь служитъ горничной у Раценковыхъ; а также, что арапку, любимую собаку Провалина, закусала на смерть одна чабанская собака, словомъ, все печальныя извѣстія.
Прочитавъ это безграмотное письмо, онъ пришелъ въ неописанный восторгъ отъ этого посланія. "Правда, почеркъ не красивъ, даже уродливъ, замѣтилъ онъ, но письмо это писали руки, которыя привыкли къ труду, къ усиленному труду".
На слѣдующій день Провалинъ написалъ Лизѣ предлинное письмо и прислалъ ей по почтѣ золотое кольцо и брошку.