Вандзялинъ, 25-ое мая 1904 года.
Послѣдніе дня можно назвать для насъ погоней за ранеными. Прошелъ слухъ, что будутъ большія операціи на югѣ, и мы спѣшно полетѣли туда. Но тамъ оказалось тихо, и дальше послѣдней желѣзнодорожной станціи намъ двинуться не пришлось. Едва намѣтили мы новую организацію нашихъ этапныхъ лазаретовъ, какъ пришло извѣстіе о высадкѣ японцевъ около Кайджоо и столкновеніи съ нашими войсками. Въ виду того, что въ Кайджоо у насъ нѣтъ ни лазарета, ни летучаго отряда, мы спѣшно собрались изъ Вафангоу и, прихвативъ еще студента V курса съ перевязочнымъ матеріаломъ и инструментами, погрузивъ вашихъ лошадей, воспользовались паровозомъ, который шелъ туда за водой, выхлопотали разрѣшеніе прицѣпить къ нему нѣсколько вагоновъ и спѣшно выѣхали назадъ на сѣверъ. Здѣсь стоитъ нашъ санитарный поѣздъ, въ которомъ я и пишу, но намъ не разрѣшено было имъ воспользоваться, чтобы доѣхать до Кайджоо, и мы должны были здѣсь переночевать. Утромъ сегодня слышимъ канонаду, моментально велимъ сѣдлать коней, чтобы ѣхать туда, -- намъ объявляютъ, что черезъ часъ идетъ поѣздъ и обгонитъ насъ. Коней разсѣдлываютъ, канонада стихла, и мы опять сидимъ и ждемъ. Такъ было и вчера: японцы немного пострѣляли, даже, говорятъ, частью высадились и безъ боя вернулись на суда. Ожиданіе, какъ ты знаешь -- самое томительное времяпровожденіе, но мы выдерживаемъ его очень бодро и терпѣливо, благодаря хорошей компаніи, живому характеру Сергѣя Васильевича и очень милому спутнику, старому доктору А. А. Г., продѣлавшему еще турецкую кампанію. Это -- цѣльный и очень симпатичный типъ шестидесятыхъ годовъ, именно одинъ изъ положительныхъ типовъ этого періода, гражданинъ своего отечества, болѣющій за него душой, когда что неладно, и жаждущій его успѣховъ, мечтающій о нихъ. Небольшого роста, полный, коренастый, съ лысой головой и большой сѣдой бородой, съ двумя рядами рѣдкихъ, но крѣпкихъ зубовъ, онъ своимъ басомъ и очками напоминаетъ мнѣ А. Н. Пыпина и тѣмъ уже пріятенъ.
-- Очертѣло мнѣ здѣсь, -- мрачно говоритъ онъ въ минуты грустнаго раздумья, а черезъ нѣсколько минутъ всѣхъ разсмѣшитъ какой-нибудь молодой забавной шуткой. Такъ, вчера, когда всѣ съ нетерпѣніемъ ждали, чтобы разогрѣли консервы, онъ тоже объявилъ себя голоднымъ и сталъ изображать нетерпѣливую лошадь, ударяя одной ногой объ песокъ. Мы всѣ дружно захохотали. Когда вчера пришло извѣстіе о высадкѣ японцевъ около Кайджоо, онъ первый, почти шестидесятилѣтній старецъ, сталъ подбявать Сергѣя Васильевича ѣхать туда.
-- Это случай нашимъ войскамъ одержать побѣду, -- радовался онъ.
27-ое мая 1904 года.
Мы пятый день безъ всякаго дѣла, все катаемся взадъ и впередъ, причемъ на каждой станціи насъ изводятъ маневрами и возятъ то нѣсколько шаговъ впередъ, то нѣсколько шаговъ назадъ, и угощаютъ такими толчками, что В., который съ нами ѣдетъ, танцуетъ, поднимая руки изящнымъ жестомъ кверху. Онъ страшно смѣшилъ насъ разными анекдотами и остротами, но подъ конецъ и онъ исчерпался, и мы устали смѣяться. Сейчасъ за этимъ письмомъ, сидя на ящикахъ съ консервами и тюфякѣ, примостившись спиной къ стѣнѣ вагона, я заснулъ, но во снѣ продолжалъ водить перомъ по бумагѣ. Въ этомъ видѣ меня снялъ князь Львовъ, главноуполномоченный объединенной земской организаціи, присылающей сюда рядъ этапныхъ лазаретовъ и питательныхъ пунктовъ.
Много дѣлается теперь для нашихъ солдатъ, но они еще не развернулись во всю родную мощь. Послушавъ разсказовъ Г. о русско-турецкой кампаніи, я какъ-то успокоился за исходъ и настоящей, снова укрѣпивъ вѣру въ наше воинство. Мы просто еще не разошлись, а разойдемся -- такъ покажемъ себя снова и добьемся своего. Трудно это будетъ, мы много потеряемъ, но возстановимъ вашу репутацію славныхъ и несокрушимыхъ. Что пока настоящая война въ сравненіи съ русско-турецкой, съ переходомъ черезъ Балканы, когда пушки тащили люди однимъ колесомъ по уступу скалы, другимъ воздуху надъ пропастью, когда единицы нашихъ сражались противъ сотенъ и тысячъ врага, когда люди мѣсяцами не имѣли крова и зябли въ снѣгахъ, согрѣваясь лишь у костровъ?! Докторъ Г. разсказывалъ про своего товарища, который пріѣхалъ разъ въ шинели на голомъ тѣлѣ и въ солдатскихъ рваныхъ опоркахъ, несмотря на сильный морозъ. Оказалось, что онъ встрѣтилъ раненаго, что перевязать его было нечѣмъ, и онъ разорвалъ свое бѣлье на бинты и повязку, а въ остальное одѣлъ его. И такъ онъ это дѣлалъ весело, просто и хорошо. Далеко еще намъ, далеко до нихъ...