...При дальнобойности современныхъ ружей и орудій, всѣмъ врачамъ приходится работать подъ огнемъ, и, къ чести ихъ сказать, они всѣ безъ исключенія, какъ военные, такъ и наши, краснокрестные, повсюду ведутъ себя просто доблестно. Даже офицеры говорятъ, что въ мирное время привыкли относиться къ врачамъ, какъ къ невоеннымъ, а теперь убѣдились, что они такіе же военные, какъ они сами, и столько же рискуютъ собой. Забираются наши врачи и на батареи, и одинъ изъ врачей Евгеніевскаго отряда, докторъ С., временно бывшій главнымъ врачомъ одного изъ летучихъ отрядовъ, даже такъ увлекся, что вмѣстѣ съ офицерами высматривалъ японцевъ и просилъ въ нихъ стрѣлять. Онъ остался въ восторгѣ отъ дѣйствія артиллеріи, работа которой, дѣйствительно, всѣми признается безупречной.
Каждый изъ нашихъ летучихъ отрядовъ заработалъ себѣ въ частяхъ, при которыхъ дѣйствовалъ, самое лестное имя и самую сердечную благодарность; всѣ свидѣтельствуютъ о ихъ самоотверженности. Радостно и трогательно мнѣ было вчера видѣть, какъ сердечно и горячо относились въ 12-мъ полку къ уполномоченному Курляндскаго летучаго отряда, барону фонъ-Хану.
Балтійскіе нѣмцы, которыхъ на войнѣ здѣсь оказалось довольно много, вообще повсюду работаютъ прекрасно: и курляндцы, и Евангелическій госпиталь, выдѣлившій свой летучій отрядъ, и профессоръ Мантейфель со своими учениками, и врачи отряда П. В. Родзянко, тоже изъ балтійскихъ провинцій, наконецъ, русско-голландскаго отряда, -- всѣ внушаютъ къ себѣ самое искреннее уваженіе и тѣмъ, конечно, что они пріѣхали, и тѣмъ, какъ они себя держатъ и какъ работаютъ. Здѣсь совсѣмъ не проявляется у нихъ то, что меня обыкновенно такъ обижаетъ съ ихъ стороны, -- это неуваженіе къ русскому человѣку, неуваженіе, которое и было, по-моему, причиной враждованія съ ними. Здѣсь, какъ они сами заявляютъ, научаешься уважать русскаго мужика, а раньше многіе изъ нихъ его, пожалуй, и въ глаза не видали.
Не помню ужъ, писалъ ли я тебѣ, что, памятуя свои обязанности завѣдующаго медицинской частью Краснаго Креста, я, во время боя подъ Вафангоу, не хотѣлъ упорствовать въ томъ, чтобы сидѣть за фельдшера. Когда пришелъ военный фельдшеръ съ другого перевязочнаго пункта, я спросилъ его, не можетъ ли онъ за меня остаться, -- онъ сказалъ, что долженъ спросить своего врача. Разумѣется, я послалъ его въ врачу, но онъ больше не возвращался.
Прибѣжалъ потомъ, запыхавшись, на гору ко мнѣ профессоръ Цеге-Мантейфель съ двумя санитарами и носилками.
-- Говорятъ, у васъ много раненыхъ? -- спрашиваетъ онъ.
-- Нѣтъ, -- говорю, -- и вы, пожалуйста, уходите.
Глядя на его огромную фигуру въ большомъ бѣломъ шлемѣ, я думалъ, что по немъ тотчасъ же откроютъ только-что затихшій огонь.
-- А вы что же здѣсь дѣлаете?-- спрашиваетъ онъ.
-- Я сижу за фельдшера, который раненъ.
-- Такъ я вамъ пришлю своего.
-- Отлично, -- говорю, -- присылайте.
-- Ахъ, нѣтъ, -- вспомнилъ Мантейфель, -- вѣдь онъ у меня совсѣмъ въ другомъ отрядѣ. Ну, я останусь за васъ.
-- Ну, нѣтъ, этого я не могу позволить; это я, терапевтъ, могу остаться за фельдшера, а вы, профессоръ хирургіи, нужны на перевязочномъ пунктѣ подальше. Дайте мнѣ только, пожалуйста, папиросъ, потому что мои -- на исходѣ, а сами уходите.
Такъ и проводилъ его. Никогда не забуду я ему этихъ папиросъ...
У насъ здѣсь пока затишье продолжается, объясняемое разными слухами, но, можетъ быть, поддерживаемое дождями, которые опять зарядили, особенно сегодня. Быть застигнутымъ ими здѣсь -- мнѣ одно удовольствіе, но мнѣ уже становится стыдно, что я здѣсь такъ долго отдыхаю. Неясно тоже вижу, почему меня оставляютъ здѣсь въ покоѣ.
P.-S.-- 3-е августа 1904 года. Ночью получилъ телеграмму отъ Александровскаго изъ Ляояна: "Жду тебя съ нетерпѣніемъ". Завтра выѣзжаю.
5-ое августа 1904 года. Ляоянъ
На дняхъ, кажется, опять поѣду въ Харбинъ разбирать одно дѣло. Много у меня такихъ "дипломатическихъ" порученій, -- надо бы какъ-нибудь и о нихъ разсказать. Удрученъ я ужасно свѣдѣніями о вашемъ флотѣ. Если онъ погибъ, погибъ и Артуръ, быть можетъ, -- погибла и кампанія, особенно, если въ Петербургѣ пойдетъ внутренняя передряга.
13-ое августа 1904 года.
Вотъ я опять я ѣду въ Харбинъ. Туда пріѣхалъ второй Георгіевскій отрядъ, пріѣхали бактеріологическіе отряды "имени С. П. Боткина", снаряженные комитетомъ великой княгини Елизаветы Ѳеодоровны, пріѣзжаетъ лазаретъ для сестеръ, посланный Императрицей Маріей Ѳеодоровной.
Ѣду туда съ удовольствіемъ, разсчитывая, что ничего не пропущу на югѣ, и радуясь встрѣчѣ съ М. Необыкновенно пріятно здѣсь, на чужбинѣ, знать, что увидишь искренно, сердечно расположеннаго къ тебѣ человѣка, такъ исключительно расположеннаго, какъ милый М.
Долженъ, впрочемъ, сказать, что на этотъ разъ я попалъ и въ Ляоянъ, дѣйствительно, какъ домой: не въ примѣръ предыдущимъ разамъ меня ждала хорошая комната, которую я раздѣляю съ другомъ своимъ, уполномоченнымъ Г.
Въ Георгіевскомъ госпиталѣ нашелъ рядъ больныхъ изъ персонала: докторъ Ш. боленъ брюшнымъ тифомъ; сначала онъ былъ легкій, но вторая волна посильнѣе; переноситъ онъ его очень удовлетворительно; сестра Л. продѣлываетъ совсѣмъ серьезный тифъ, но къ моему отъѣзду температура стала спадать; студентъ О. тоже въ тифѣ, теперь ему получше; наконецъ, дѣлопроизводитель Ж.-- тоже, но и у него дѣло идетъ на улучшеніе.