Прошло двѣ недѣли послѣ прибытія Мориса на ферму. Ельси сидѣла на верхней ступени лѣстницы, которая вела въ кладовую, и вязала что-то, походившее своими мѣшковатыми очертаніями на чулокъ. Дрожащіе лучи вечерняго солнца играли въ ея волосахъ, придавая имъ золотистый блескъ. У лѣстницы стоялъ ея отецъ и чистилъ шерстяной тряпкой серебряный наборъ стариннаго хомута. Въ эту минуту во дворъ вошелъ Фернъ своей обычной быстрой походкой. Ельси подняла голову и тотчасъ замѣтила, что въ его манерахъ было что-то необыкновенное, которое въ другомъ человѣкѣ можно было бы принять за волненіе, но въ немъ принимало только видъ болѣе интенсивнаго самообладанія.
-- Добраго вечера, сказалъ онъ, останавливаясь противъ отца:-- я желалъ бы съ вами поговорить.
-- Говорите, отвѣчалъ спокойно Таральдъ, не прекращая своей работы:-- Ельси -- не сплетница и не передастъ никому вашихъ словъ, даже еслибы они этого стоили.
-- Это дѣло болѣе серьёзное, чѣмъ вы думаете, продолжалъ Фернъ, вонзая въ землю свою палку съ заостреннымъ металлическимъ концомъ:-- если ледникъ будетъ двигаться съ теперешней быстротой, то ваша ферма погибнетъ ранѣе года.
Старый поселянинъ поднялъ свою сѣдую голову, медленно провелъ рукой по окладистой бородѣ и бросилъ презрительный взглядъ на Мориса.
-- Если наша пища вамъ не нравится, сказалъ онъ рѣзко:-- то вамъ не для чего здѣсь оставаться. Мы не станемъ васъ удерживать.
-- Я не думалъ о себѣ, спокойно отвѣчалъ молодой человѣкъ, уже успѣвшій привыкнуть къ непріятнымъ манерамъ своего хозяина:-- вы, конечно, замѣтили, что отъ ледника пошла новая вѣтвь къ западу въ послѣднія тридцать лѣтъ, и если эта вѣтвь будетъ распространяться такъ же быстро, какъ теперь, то ничто, кромѣ чуда, васъ не спасетъ. Впродолженіи первой недѣли моего пребыванія она подвинулась на пятнадцать футовъ по самымъ точнымъ измѣреніямъ, а въ послѣдніе семь дней она сдѣлала еще девятнадцать футовъ. Если зимой будутъ сильные снѣга, то край ледника можетъ обвалиться безъ всякаго предупрежденія, и на васъ грянетъ лавина, которая смететъ все -- дома, сараи, самую землю въ воды Фьорда. Я надѣюсь, что вы обратите вниманіе на мои слова и примете мѣры, пока еще не поздно. Съ наукой шутить нельзя: она имѣетъ даръ пророчества, и ея предсказанія вѣрнѣе пророчествъ Езекіила и Даніила.
-- Чортъ бы побралъ васъ и вашу науку! воскликнулъ старикъ внѣ себя:-- еслибы вы не ковыряли своимъ ломомъ ледника, то онъ остался бы въ покоѣ. Увидавъ васъ и вашего чернаго дьявола, я сразу понялъ, что не быть добру отъ вашихъ карманныхъ печекъ, длинныхъ газовыхъ трубокъ и всей прочей новомодной чертовщины. Если вы сегодня же не уберетесь изъ моего дома, то я васъ выгоню, какъ собаку.
Таральдъ, вѣроятно, продолжалъ бы безъ конца эту гнѣвную рѣчь, еслибы не почувствовалъ прикосновенія нѣжной ручки къ своему плечу и не увидалъ двухъ голубыхъ глазъ, обращенныхъ на него съ пламенной мольбой.
-- Оставь меня, дочь, произнесъ онъ грубо, хотя подъ этой грубостью слышно было, что онъ сдается:-- я не съ тобой говорю.
-- О, отецъ! воскликнула молодая дѣвушка, схвативъ его за обѣ руки:-- какъ вы можете съ нимъ такъ говорить? Вы очень хорошо знаете, что онъ никогда не сдѣлаетъ намъ вреда. Вы знаете, что онъ не можетъ сдвинуть съ мѣста такую махину, какъ ледникъ.
-- Только чорту извѣстно, чего онъ не можетъ сдѣлать, промолвилъ Таральдъ, насупивъ брови.
Ему было стыдно своей безцѣльной вспышки, но онъ не считалъ совмѣстнымъ съ своимъ достоинствомъ сознаться, что онъ былъ не правъ.
-- Этимъ ученымъ молодцамъ нельзя довѣрять, дитя мое, продолжалъ онъ тономъ серьёзнаго протеста:-- не безопасно давать имъ волю дѣлать, что имъ вздумается. Я слышалъ, что одинъ такой ученый жилъ въ прошлое лѣто въ западномъ приходѣ у Ларса Норби. Онъ все бѣгалъ по окрестностямъ съ мѣшкомъ и молоткомъ и совалъ свой носъ во всѣ разсѣлины утесовъ. Во все время, пока онъ жилъ на фермѣ, домовой шалилъ тамъ безъ умолка. Три коровы пали, рыжая лошадь околѣла, цыплятъ стало корчить. Ни въ чемъ не было удачи бѣдному фермеру. Я говорю тебѣ, дитя мое, Господь не любитъ, чтобы люди совали свой носъ въ его игру и учили его ходить съ козыря или съ простой карты. Вотъ въ чемъ дѣло. Если мы этого молодца не спустимъ, ты увидишь, какому длинному ряду несчастій мы подвергнемся.
Между тѣмъ, Морисъ, не желая подслушивать этого разговора, вошелъ въ домъ, и отецъ съ дочерью продолжали бесѣдовать наединѣ. Конечно, въ глазахъ Ельси опасенія старика были не безъ основанія, и положеніе, въ которое они были поставлены обстоятельствами, казалось ей очень затруднительнымъ. Она соглашалась, что всѣ ученые были люди предосудительные, но настаивала на томъ, что Фернъ, внѣшность и личныя качества котораго невольно ее очаровывали, былъ исключеніемъ изъ общаго правила. Она была убѣждена, что такой добрый человѣкъ не могъ рѣшиться на столь нечестивое дѣло и совать свой носъ въ тайны Божіи. Таральдъ долго ворчалъ, чтобы поддержать свое достоинство, но въ концѣ-концовъ сдался, и молодая дѣвушка поставила на своемъ. Она добилась отъ отца позволенія сказать гостю, чтобы онъ остался и не придавалъ слишкомъ большого значенія словамъ, сказаннымъ съ-горяча. Такимъ образомъ произошло примиреніе. Фернъ пріостановилъ укладку своихъ вещей и снова принялся за свои предосудительныя наблюденія надъ тайнами природы.
Спустя недѣлю, Морисъ гулялъ вечеромъ по берегу, смотря съ любопытствомъ, какъ крестьянскіе мальчики багрили форель въ ближнемъ ручьѣ. Солнце только нырнуло за горныя вершины, и прохладныя, синеватыя сумерки окутали широкую мирную долину. Воздухъ былъ такъ чистъ и живителенъ, что дышатъ имъ казалось роскошью. Факелы рыболововъ мерцали тутъ и тамъ за тощими стволами березъ и по временамъ освѣщали красноватымъ заревомъ листву, принимавшую фантастическій сѣро-зеленый цвѣтъ. Величественная тишина этой сцены произвела глубокое впечатлѣніе на Ферна; въ глубинѣ его сердца проснулось какое-то новое, странное чувство, словно въ этихъ горахъ, фьордахъ и ледникахъ было что-то для него свое, близкое, родное. Онъ внезапно полюбилъ окружавшую его природу, и когда въ послѣдующіе годы онъ вспоминалъ о Норвегіи, то впечатлѣніе этой ночи всегда воскресало въ его памяти. Въ открытую дверь хижины пробивался лучъ свѣта отъ домашняго очага и, падая на бѣлый берегъ, слегка освѣщалъ средину длинной сѣти, которая была растянута для сушки на кольяхъ. Уставъ ходить, онъ присѣлъ на бревно у двери и устремилъ глаза на блестѣвшіе вдали ледники.
Пока онъ тутъ сидѣлъ, изъ хижины вдругъ раздался глухой, словно изъ могилы, голосъ.
-- Я вижу книгу, запечатанную семью печатями, говорилъ этотъ голосъ:-- двѣ печати уже сломаны, а когда третью сломаютъ, то все покроется мракомъ... и произойдетъ великое бѣдствіе.
-- Не говорите этого, Гуритъ, промолвилъ другой голосъ, въ которомъ слышалась дѣтская мольба (Фернъ тотчасъ узналъ Ельси):-- Богъ такъ могучъ и милостивъ; онъ можетъ разогнать мракъ, и все снова будетъ свѣтло. Я, кажется, ничего не сдѣлала дурного въ послѣднее время, а отецъ очень добръ, хотя иногда и говоритъ дурныя слова, но онъ не имѣетъ злого намѣренія и...
-- Помолчи, дитя, прервалъ ее первый голосъ: -- ты ничего не понимаешь, и благо тебѣ. Но написано: "И за грѣхи отцовъ отвѣтятъ дѣти до третьяго и четвертаго поколѣнія".
-- Какъ страшно!
-- Шш! Я вижу теперь мужчину... онъ высокаго роста... красавецъ... брюнетъ... темнаго цвѣта лица.
-- Не говорите болѣе... я не хочу слушать. Развѣ онъ сломаетъ печати?
-- А потомъ вода... вода... и долгое, долгое путешествіе.
Морисъ прислушивался съ смѣшаннымъ чувствомъ къ этому разговору, который его забавлялъ и вмѣстѣ съ тѣмъ возбуждалъ въ немъ сожалѣніе къ суевѣрной невинности, вѣрившей предвидѣнію старой ворожеи. Ему и въ голову не приходило, что онъ подслушивалъ, а слѣдовательно, велъ себя нечестно.-- Вся эта сцена казалась ему столь фантастической, что онъ воображалъ себя въ театрѣ, гдѣ на сценѣ происходилъ дуэтъ между героиней и цыганкой въ старомодной оперѣ. Но вдругъ онъ вздрогнулъ. Голосъ Ельси произнесъ поспѣшно и шепотомъ такія слова, при которыхъ, конечно, ему слѣдовало заткнуть уши:
-- А я ему такъ же дорога, какъ онъ мнѣ дорогъ?
Морисъ вскочилъ и, покраснѣвъ отъ стыда, побѣжалъ по берегу. Но черезъ минуту онъ подумалъ, что неблагородно было оставлять маленькую Ельси одну съ мрачной, грозной колдуньей. Быть можетъ, его помощь ей понадобится? Онъ хотѣлъ уже вернуться, какъ услышалъ шаги и инстинктивно почувствовалъ, что это -- Ельси. Когда она приблизилась, луна залила своимъ серебристымъ свѣтомъ взволнованное лицо молодой дѣвушки, сквозь прозрачную поверхность котораго можно было слѣдить за внутренней игрой чувствъ, словно за жизнью рыбъ и насѣкомыхъ въ акваріумѣ.
-- Кто обидѣлъ мою маленькую дѣвочку? спросилъ Фернъ съ отеческой нѣжностью:-- она плакала, бѣдняжечка.
Быть можетъ, неосторожно было обращаться такъ нѣжно съ молодой дѣвушкой семнадцати лѣтъ, но ея короткое платье и распущенныя золотистыя косы невольно возбуждали въ его умѣ представленіе о такомъ возрастѣ, въ которой не оскорбляются ни покровительственнымъ тономъ, ни даже поцѣлуемъ. Неожиданное открытіе, что Ельси питала къ нему нѣжное чувство, не только не польстило ему, но онъ смотрѣлъ на эту дѣтскую любовь, какъ на патологическое явленіе, какъ на болѣзнь, отъ которой надо ее вылечить. Однако, если такова была его цѣль, то избранное имъ средство подлежало критикѣ. Но смягчающимъ обстоятельствомъ въ его пользу служило то, что Фернъ не былъ экспертомъ въ сердечныхъ дѣлахъ, а растлѣвающій опытъ жизни не придалъ ему скороспѣлой мудрости.
Они долго шли молча, держась за руки, какъ дѣти. Шаги ихъ по шероховатому песку громко раздавались въ окружающей тишинѣ.
-- У кого вы были такъ поздно ночью, Ельси? спросилъ наконецъ Фернъ, смотря ей прямо въ лицо.
-- Не говорите объ ней, отвѣчала шепотомъ молодая дѣвушка:-- это -- колдунья Гуритъ; она много знаетъ тайнъ, не извѣстныхъ никому, кромѣ Бога.
-- Мнѣ жаль, что вы вѣрите такой обманщицѣ. Вы знаете, что библія осуждаетъ тѣхъ, которые обращаются за совѣтами къ колдунамъ и предсказателямъ будущаго.
-- Нѣтъ, я не знала. Но вы не должны отзываться дурно о ней, а то она подвергнетъ васъ какой-нибудь болѣзни. Вотъ Нильсъ Сэтренъ однажды смѣялся надъ ней и съ тѣхъ поръ онъ калѣка.
-- Пустяки. Я ея не боюсь. Она можетъ пугать дѣтей...
-- Шш! Шш! Ради Бога, замолчите! воскликнула Ельси, внѣ себя отъ ужаса и нѣжно закрывая ему ротъ рукой:-- я не хочу, чтобы съ вами случилось что-нибудь дурное.
-- Ну, хорошо, глупенькая дѣвочка, отвѣчалъ Морисъ со смѣхомъ:-- если васъ это огорчаетъ, то я не скажу ни слова; но все-таки я не могу одобрить вашего суевѣрія.
-- Пожалуйста, не думайте обо мнѣ дурно, промолвила она съ пламенной мольбой, и на глазахъ ея показались слезы.
-- Нѣтъ, нѣтъ, не буду, только не плачьте. Я не могу видѣть, какъ женщины плачутъ.
Она отерла свои слезы, но надула губки, хотя и съ видимымъ желаніемъ выказать свою покорность.
Спустя четверть часа, они стояли передъ лѣстницей, которая вела въ комнату Ферна. Въ большомъ домѣ было темно и тихо. Всѣ спали. Считая эту минуту удобной, чтобы дать ей полезный совѣтъ, Морисъ взялъ ее за обѣ руки и посмотрѣлъ ей прямо въ глаза. Она, однако, иначе поняла его движеніе и, думая, что онъ хочетъ ее поцѣловать, невинно протянула губы. Самъ не сознавая что дѣлаетъ, онъ нагнулся и поцѣловалъ ее. Глаза ихъ снова встрѣтились, и ея лицо сіяло счастьемъ. Это не былъ минутный проблескъ удовольствія, который часто озарялъ ея, черты, но невыразимо нѣжный, лучезарный свѣтъ сердечной радости. Этотъ поцѣлуй какъ будто мгновенно превратилъ ее изъ ребенка въ женщину.