29. РУКОВОДСТВО КЪ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРІИ. Сочиненіе Фридриха Лоренца, орд. профессора Главнаго Педагогическаго Института и Директора Главнаго нѣмецкаго училища при евангелическо-лютеранской церкви Св. Петра. Часть I. 1841. Въ 8, VII и 687 стр. (2 р. 50 к., съ перес. 3 р.)

Давно-ли учебно-историческая литература наша ограничивалась сочиненіями г. Кайданова, въ которыхъ главное достоинство было болѣе риторическое или стилическое, нежели собственно-историческое,-- и вотъ мы уже имѣемъ передъ собою примѣчательные труды гг. Устрялова, Смарагдова и начало превосходнаго труда г. Лоренца. Сочиненіе его составлено изъ лекцій, читанныхъ имъ въ Главномъ "Педагогическомъ Институтѣ. Оно "написано въ Россіи и на пользу русскаго учащагося юношества", какъ говоритъ авторъ въ предисловіи; "оно должно принадлежать Россіи, если-бъ даже и не явилось на русскомъ языкѣ." Наблюденіе за изданіемъ, въ отношеніи къ чистотѣ слога, имѣли гг. Гречь и Крыловъ, учитель русскаго языка и исторіи. "Не смотря на то (продолжаетъ авторъ), читатель встрѣтитъ еще много недостатковъ; при переводѣ нельзя было избѣжать и при поправкѣ нельзя было совершенно уничтожить шероховатости въ слогѣ, нѣсколькихъ германизмовъ, неловкихъ оборотовъ и выраженій." Впрочемъ за эти недостатки въ формѣ, по собственнымъ и справедливымъ словамъ г. Лоренца, онъ вознаграждаетъ читателя полнотою и точностію содержанія. Трудъ его отличается истинно-историческимъ направленіемъ. При выходѣ слѣдующихъ частей мы надѣемся нѣсколько подробнѣе поговорить о "руководствѣ" г. Лоренца, сколько позволитъ то объемъ обозрѣнія нашего, не допускающаго статей слишкомъ обширныхъ. Впрочемъ, еще разъ повторяемъ, вниманіе наше преимущественно обращается на произведенія, относящіяся къ области романа, повѣсти, драмы, -- изящной прозы и поэзіи. Каждому позволено имѣть свои исключительныя привязанности.

50. ИСТОРІЯ КРЕСТОВЫХЪ ПОХОДОВЪ. Сочиненіе Г. Мишо, Члена Академіи Французской. Переводъ Ивана Бутовскаго (посвященный Его Высокопревосходительству Алексѣю Петровичу Ермолову). 1841. Изданіе второе, исправленное. Въ 8, 608, 708, 742, и 5S7 стран. (7 р. 15 к., на пересылку прилагается за 16 Фунтовъ.)

Новое изданіе въ русскомъ переводѣ извѣстнаго и обширнаго творенія знаменитаго историческаго писателя. Вмѣсто прежнихъ 40 руб., оно стоитъ нынѣ только 25 руб. ассигнаціями. За пять огромныхъ томовъ, это цѣна -- чрезвычайно-умѣренная. Неимѣющіе у себя Французскаго оригинала, безъ-сомнѣнія, поспѣшатъ пріобрѣсти столь любопытную, такъ краснорѣчиво написанную и хорошо переведенную по-русски исторію крестовыхъ походовъ.

51. ИСТОРІЯ РОССІИ въ разсказахъ для дѣтей. 1841. Изданіе второе, исправленное и пополненное. Три части. Въ 8, 577, 566 и 426 стр. (5 р., съ перес. 5 р. 70 к. сереб.)

Второе изданіе этого сочиненія, украшеннаго именемъ Ея Императорскаго Высочества Великой Княжны Ольги Николаевны, доказываетъ, что рачительный трудъ г-жи Ишимовой оцѣненъ по достоинству. Мы думаемъ, что онъ можетъ быть полезенъ не только для дѣтей перваго возраста, но вообще для молодыхъ дѣвицъ или юношей, не приступавшихъ еще къ обширнѣйшему изученію исторіи. Объёмъ и прекрасное изложеніе г-жи Ишимовой оправдываютъ слова наши.

52. ЗАПИСКИ РУССКИХЪ ЛЮДЕЙ. Событія временъ Петра Великаго. 1841. Въ 8, VIII, 94, 128, 116, VIII и 126 стр. (5 р., съ перес. 3 р. 50 к. сереб.)

Полезность трудовъ г. Сахарова признана уже и просвѣщенною публикой и безпристрастною критикой и наконецъ самымъ Правительствомъ- Собираемая г. Сахаровымъ, съ такимъ усердіемъ и неутомимою любовію, старина русская, по возможной очисткѣ прагматической, обращается въ драгоцѣнные матеріалы не только исторіи гражданской отечества нашего, но и литературной его исторіи. Въ изданной нынѣ г. Сахаровымъ книгѣ заключаются записки графа Матвѣева, Крекшина, извѣстнаго Желябужскаго и Медвѣдева, а въ приложеніяхъ къ ней, между-прочимъ, любопытный дневникъ Гордона. Вообще событія, составляющія предметъ Записокъ, какъ явствуетъ и изъ самаго заглавія книги, относятся къ эпохѣ Петра Великаго, и въ-особенности -- ко времени его юности, правленію царевны Софіи, Стрѣлецкимъ бунтамъ и другимъ того времени происшествіямъ. Желающихъ короче познакомиться съ этими любопытными Записками, отсылаемъ къ самой книгѣ г. Сахарова, а въ нѣкоторое пособіе при чтеніи, ея, и къ дѣльной статьѣ, напечатанной о "Запискахъ Русскихъ людей" во второй книжкѣ 1842 года Отечественныхъ Записокъ, гдѣ читатели найдутъ указаніе и исправленіе немногихъ ошибокъ г. Сахарова, -- ошибокъ, впрочемъ, неизбѣжныхъ при такомъ трудномъ и тёмномъ дѣлѣ, какъ разработка матеріаловъ исторіи нашей до самодержавія Петра. Надобно прибавить еще, что на предметъ этотъ критики наши смотрятъ съ разныхъ сторонъ, и потому не легко согласить ихъ противорѣчія.

53. ПАМЯТНИКИ МОСКОВСКОЙ ДРЕВНОСТИ, съ присовокупленіемъ очерка "монументальной" (это слово имѣетъ двоякое значеніе, и потому не мѣшало-бы замѣнить его другимъ?) исторіи Москвы, древнихъ видовъ и плановъ древней столицы. Соч. Императорскаго Московскаго Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ дѣйствительнаго члена Ивана Снегирева. Изданіе Августа Семена. Выпускъ первый, тетради 1 и 2-я. Въ 4-ю д. л. 112 и 19 стр. (Цѣна за двѣ тетради 28 руб. ассигнаціями, съ пересылк. 52 р. асс.)

Какая дѣятельность въ разработкѣ матеріаловъ и свѣдѣній, относящихся къ старинѣ русской! Съ одной стороны, образцовые труды Археографической Коммиссіи, -- съ другой, неутомимыя старанія частныхъ лицъ: гг. Строева, Сахарова, Снегирева и другихъ; наконецъ, просвѣщенное содѣйствіе и внушенія правительственныхъ лицъ. Въ настоящемъ предпріятіи, заслуживающемъ полной похвалы и признательности, первый виновникъ г. министръ внутреннихъ дѣлъ, предложившій составить описаніе древнихъ памятниковъ во всей московской губерніи. Счастливая мысль г. министра встрѣтила живѣйшее сочувствіе въ именитомъ градоначальникѣ Москвы, князѣ Д. В. Голицинѣ, который немедленно озаботился приведеніемъ ея въ исполненіе, касательно самой столицы, обратясь въ семъ случаѣ къ посредничеству Общества Исторіи и Древностей и пожертвовавъ значительную сумму на осуществленіе предпріятія,-- и вотъ передъ нами уже прекрасное начало его: мастерскіе рисунки примѣчательнѣйшихъ древностей Москвы, объясняемые обстоятельнымъ и ученымъ описаніемъ.

54. ИСТОРИЧЕСКОЙ ОПИСАНІЕ одежды и вооруженія Россійскихъ войскъ, съ рисунками, составленное по Высочайшему повелѣнію. Часть первая. 1841--1842. Въ листъ 200 и LXV стр. (на китайск. бум. 28 р., на простой бум. 21 р. сереб.; за перес. за 21 фунтъ.)

Въ то время, какъ у насъ существуютъ уже: полное собраніе Свода Законовъ; Военная Академія, гдѣ образуются въ высшихъ наукахъ молодые Офицеры; Александровскій Кадетскій Корпусъ, гдѣ дѣти перваго, нѣжнаго, возраста получаютъ начатки воспитанія; губернскіе корпуса; институты: Педагогическій, Технологическій и другіе; новые университеты и множество, также вновь учрежденныхъ, училищъ -- плоды отеческихъ попеченій и неутомимой заботливости о благѣ народа нынѣ царствующаго Монарха Россіи,-- когда по всѣмъ отраслямъ внутренняго распорядка и просвѣщенія безпрестанно появляются новыя благодѣтельныя учрежденія,-- когда съ каждымъ днемъ сѣверная столица наша украшается новыми примѣчательными зданіями, мостами, памятниками, и величественный Соборъ Исакіевскій -- чудо труда, искуства, религіозно-художественной красоты -- приближается уже къ своему окончанію -- когда, наконецъ, состоялся Высочайшій указъ о возведеніи желѣзной дороги между С. Петербургомъ и Москвою, предназначенной, но точному выраженію указа, какъ-бы слить во-едино обѣ столицы наши,-- когда, словомъ, совершаются подвиги, долженствующіе настоящее блистательное и мудрое царствованіе поставить на ряду съ царствованіемъ Великаго Петра, съ именами незабвеннѣйшихъ Монарховъ всѣхъ временъ и народовъ, -- въ то самое время прекрасно начато у насъ и еще одно изъ монументальныхъ предпріятіи, подобнымъ которому, кажется, не можетъ похвалиться ни одно изъ просвѣщенныхъ государствъ Запада. Въ прежнемъ литературномъ обозрѣніи нашемъ, мы имѣли уже случай сказать нѣсколько словъ о первыхъ тетрадяхъ, издаваемаго по Высочайшему Государя Императора повелѣнію, Историческаго описанія Одежды и Вооруженія Россійскихъ Войскъ.-- Нынѣ вышла цѣлая первая часть этой достопримѣчательной книги, заключающая въ себѣ 145 страницъ текста, напечатаннаго въ листъ съ возможною типографской роскошью, и 156 рисунковъ, поясняющихъ текстъ. Эти превосходные, изящно-исполненные, рисунки изображаютъ всѣ подробности мужскихъ княжескихъ и простонародныхъ одеждъ XI вѣка: шапки, охабни, однорядки, тафьи, турскія шубы, горлатныя шапки, терлики, шапку мурмолку, становые кафтаны, платно, опашни,-- костюмы, которыхъ наименованіе такъ часто встрѣчали мы въ романахъ и повѣстяхъ русскихъ, не зная удовлетворительно ни ихъ назначенія, ни ихъ вида: теперь, благодаря этимъ точнымъ рисункамъ, каждый будетъ имѣть понятіе о принадлежностяхъ древней одежды русской. Но главное назначеніе книги -- представить всѣ возможныя вооруженія, пѣшія и конныя, равно какъ и всевозможныя оружія, въ разныя времена въ Россіи употреблявшіяся; и всё это найдете подробно и необыкновенно-отчетливо изображеннымъ -- на рисункахъ и: въ текстѣ, который доведенъ въ первой части (съ 862) до 1700 года. Сколько разысканій предстояло, сколько препятствій должно было преодолѣть, какимъ терпѣніемъ запастись, при составленіи этого текста, свидѣтельствующаго о трудѣ обширномъ и глубокомъ. Но могло-ли и быть иначе въ дѣлѣ, совершаемомъ по велѣнію и мысли Монарха!... Въ-заключеніе скажемъ, что нѣкоторые рисунки представляютъ по-возможности вѣрные портреты слѣдующихъ древнихъ властителей Руси: Іоанна Грознаго, Василія Іоанновича, Ѳеодора Іоанновича, Годунова, Михаила Ѳеодоровича, Алексѣя Михайловича, Іоанна Алексѣевича и Ѳеодора Алексѣевича.

35. ДВАДЦАТИПЯТИЛѢТІЕ ЕВРОПЫ въ царствованіе Александра I. Второе изданіе, исправленное. Двѣ части, 1841. Въ 8, III, IV, 246 и 311 стран. (4 р., съ перес. 4 р. 50 к. сереб.)

"Когда знаменитый романистъ, баронетъ сэръ Вальтеръ-Скоттъ, написалъ свою, не менѣе его романовъ, извѣстную исторію Наполеона, -- всѣ единогласно рѣшили, что авторъ Веверлея гораздо выше какъ романистъ, нежели какъ историкъ. Г. Зотовъ также романистъ и историкъ, но, трудно рѣшить, гдѣ онъ выше -- въ своихъ романахъ или въ своей исторіи?" -- Такъ, можетъ-быть, началъ-бы статью свою иной рецензентъ, по обыкновенію острить и язвительно подшучивать надъ каждымъ произведеніемъ почтеннаго г. Зотова и всячески унижать его литературную личность. Мы, признаёмся, остроту и язвительность считаемъ вещью совершенно-излишнею при критической оцѣнкѣ книгъ. Знаемъ также, что, и у другихъ рецензентовъ, эти похвальныя качества, большею частію не суть слѣдствіе злонамѣренности или, по-крайней-мѣрѣ, недоброжелательства,-- а такъ, просто, невинное желаніе позабавить читателя, или блеснуть собственнымъ остроуміемъ. Что до насъ касается, мы не беремъ на себя труда упоминать даже о сочиненіяхъ совершенно-отрицательнаго достоинства, о которыхъ нельзя сказать ничего добраго, которыя ни для кого не нужны,-- а надъ книгою, гдѣ замѣтна хотя искра дарованія и трудъ сколько-нибудь уважительный, въ какомъ-бы то ни было отношеніи, издѣваться считаемъ не только неприличнымъ, но и непозволительнымъ. Всякой трудъ, тѣмъ болѣе авторскій, мы уважаемъ но мѣрѣ заслуги его,-- а указывая на недостатки и несовершенства сочиненія, имѣемъ въ виду одну лишь истину и непосредственный долгъ критики. Мы не "силимся" открывать слабыхъ сторонъ и погрѣшностей автора: замѣчаемъ ихъ тогда только, когда послѣднія, сами собою, невольно, бросаются въ глаза, т.-е., когда ихъ существованіе очевидно и неоспоримо. Напротивъ, постоянно стараемся отъискивать и показывать выгодную сторону авторскаго труда. Притомъ, гг. рецензенты забываютъ одно, весьма важное, обстоятельство: никто не можетъ произвесть болѣе того, на сколько его надѣлила природа; слѣдовательно, требованія критики не всегда должны простираться слишкомъ далеко, и нѣмъ дарованіе меньшаго объёма, тѣмъ судъ ея долженъ быть снисходительнѣе и ласковѣе. Нелѣпо было-бы желать, чтобы литература состояла исключительно изъ однихъ только геніальныхъ, или, по-крайней-мѣрѣ, первоклассныхъ твореній: послѣднихъ очень немного, и, безъ существованія произведеній второстепенныхъ и даже третье-степенныхъ талантовъ, всё-таки примѣчательныхъ, -- читать было-бы нечего. Только въ общей массѣ разнородныхъ дарованій, всякаго объёма и качества, блистательно сіяютъ звѣзды первой величины, и блескъ ихъ, безъ того, не былъ-бы ощутителенъ и поразителенъ. Процессъ и законъ постепенности такъ мудро проявляется во всёмъ твореніи: почему-же не хотимъ допустить его снисходительно въ области умственнаго или авторскаго творчества?-- При такомъ воззрѣніи на предметъ, неудивительно будетъ, если скажемъ, что мы не совсѣмъ раздѣляемъ, мнѣнія нѣкоторыхъ, рецензентовъ относительно литературнаго значенія г. Зотова. По поводу выхода въ свѣтъ одного изъ романовъ его, мы имѣли уже случай объясниться на-этотъ-счётъ довольно подробно (смотри No 155 "Русскаго Инвалида а за 1840 годъ).-- Не желая повторять однажды уже напечатаннаго, скажемъ здѣсь только, что, неоспоримому въ нѣкоторой степени, дарованію автора, много вредитъ поспѣшность въ трудѣ, крайняя небрежность въ отдѣлкѣ слога и корректурѣ,-- словомъ, большое неуваженіе къ самому себѣ. Въ романахъ своихъ авторъ гораздо больше заботится о приданіи имъ сказочнаго интереса, нежели о психологической истинѣ и достойныхъ очертаніяхъ, великихъ историческихъ лицъ, до которыхъ онъ такой охотникъ,-- громоздитъ происшествія на происшествія, запутываетъ безъ нужды интригу повѣсти и всегда почти неудачно развязываетъ её. Словомъ, ни одинъ изъ романовъ его, изъ которыхъ, относительно, лучшій -- "Леонидъ", дожившій почести втораго изданія,-- не выдерживаетъ самой снисходительной критики. А между-тѣмъ въ нихъ проглядываетъ дарованіе автора, нѣкоторая изобрѣтательность въ вымыслѣ, имѣющая послѣдствіемъ своимъ большую или. меньшую занимательность содержанія. Думаемъ, что, при личномъ уваженіи къ собственному труду, при рачительнѣйшей обработкѣ своихъ произведеній, авторъ могъ-бы пріобрѣсти лучшую литературную репутацію.-- Къ оправданію словъ нашихъ, желательно, чтобы г. Зотовъ, въ новомъ сочиненіи своемъ, если оно послѣдуетъ, обработалъ его -- не торопясь и имѣя въ виду болѣе художественное достоинство, нежели угожденіе грубымъ требованіямъ толпы, у которой авторъ въ чести и милости, что, конечно, не можетъ служитъ ему лестною похвалою.-- Обращаемся, наконецъ, къ сочиненію г. Зотова, заглавіе котораго выписано въ началѣ этой рецензіи. На "Двадцатипятилѣтіе Европы", описанное г. Зотовымъ, не должно смотрѣть какъ на исторію -- это не болѣе какъ часть матеріаловъ для повѣствованія о достопамятной, эпохѣ царствованія Александра, что и самъ авторъ скромно и умно объясняетъ въ предисловіи. Вообще книга написана хорошо, если не въ историческомъ, то въ литературномъ отношеніи; слогъ ея не только чище и лучше обыкновеннаго слога того-же автора, въ его романахъ, но и самъ но себѣ, неотносительно, очень не дуренъ. Уже и въ томъ заслуга г. Зотова, что онъ, первый и покамѣстъ одинъ, описалъ довольно подробно и отчетливо незабвенное царствованіе Благословеннаго, а второе изданіе книги не доказываетъ-ли, что она благосклонно принята публикой, по-крайней-мѣрѣ по ея предмету и содержанію, слишкомъ близкому для сердца каждаго Русскаго. Будемъ надѣяться, что, современемъ, историкъ болѣе даровитый, при помощи матеріаловъ обширнѣйшихъ и лучше очищенныхъ, нежели тѣ, какіе имѣлъ въ виду г. Зотовъ, представить намъ полную и художественную картину достославнаго двадцатипятилѣтняго царствованія Императора Александра, увѣковѣченнаго великими подвигами его и колоссальнымъ произведеніемъ искусства, воздвигнутымъ предъ Домомъ Царей Русскихъ державнымъ Братомъ Александра.-- Уже и нынѣ военная исторія царствованія его превосходно разработана образцовыми трудами генерала Михайловскаго-Данилевскаго. Описанія войнъ 1812, 1815 и 1814 годовъ, финляндской войны въ 1808 и 1809 годахъ, наконецъ, готовимое тѣмъ-же авторомъ къ печати, описаніе Турецкой войны съ 1806 по 1812 годъ, представятъ будущему историку драгоцѣнныя данныя для описанія военныхъ событіи царствованія Императора Александра -- въ общей картинѣ съ мирными дѣяніями незабвеннаго Монарха.

36. ЗАПИСКИ 1814 и 1815 годовъ. А. Михайловскаго-Данилевскаго. Изданіе четвертое. 1841. Въ 8, 245 стр. (1 р. 50 к., съ перес. 1 р. 75 к. сер.)

Эта книга поставила насъ въ большое затрудненіе: долго не рѣшались мы къ какому отдѣленію должно причислить ее: къ историческому или бельлетрическому. Она равно принадлежитъ тому и другому; по міровой важности описываемыхъ въ ней событій -- принадлежитъ первому, по прекрасному литературному изложенію -- ко второму. Въ другихъ сочиненіяхъ своихъ, собственно военно-историческихъ подробно-разсмотрѣнныхъ нами въ "Русскомъ Инвалидѣ за 1841 годъ), А. И. М.-Данилевскій является читателю важнымъ повѣствователемъ описываемыхъ военныхъ происшествіи, судіею событій, совершившихся на полѣ брани. Въ этихъ сочиненіяхъ авторъ скрывался за повѣствуемыми имъ происшествіями, рѣдко выходилъ на сцену с/ь личными мнѣніями, предоставляя говоришь за себя самимъ событіямъ -- наилучшій, искуснѣйшій способъ повѣствованія. Но въ предлежащихъ Запискахъ авторъ, напротивъ, разсказываетъ преимущественно отъ своего лица, часто о себѣ самомъ,-- словомъ, является намъ какъ частный человѣкъ, съ своими непосредственными, личными, впечатлѣніями. А какъ должны быть любопытны впечатлѣнія и замѣтки человѣка умнаго, глубоко чувствующаго,-- какъ должны быть любопытны тѣ и другія, если прибавимъ, что предметомъ ихъ были не обыкновенныя происшествія частной жизни, по событія историческія, по лица знаменитыя -- цари, полководцы, дипломаты, представители своей эпохи -- и какой эпохи!-- когда только-что утихла грозная военная буря, свирѣпствовавшая почти на всёмъ пространствѣ Европы въ-продолженіе 20 лѣтъ, -- только-что утихла и снова поднялось-было съ береговъ острова Эльбы,-- исполнивъ міръ трепетнымъ ожиданіемъ послѣдствій новаго взрыва своего, которому суждено было не возставать болѣе -- съ поля ватерлооскаго.... Но послушаемъ автора.

"Послѣ выступленія нашихъ войскъ изъ Парижа (въ 1814 году) и отъѣзда оттуда Императора Александра Павловича въ Лондонъ" -- авторъ властенъ былъ располагать своимъ временемъ. Какъ теперь помню мою радость -- говоритъ онъ -- когда, оставшись въ Парижѣ одинъ и безъ занятіи по службѣ, я сѣлъ въ Тюльерійскомъ саду подъ тѣнь вѣтвистаго дерева, наслаждаясь увѣренностію, что никто не накрутитъ моего спокойствія. То было неизъяснимое, особеннаго рода наслажденіе послѣ исполинской, выдержанной нами войны, въ продолженіе которой не было ни минуты свободной. Отказавшись отъ путешествія въ Англіи, я думалъ отправиться полуденною Франціею, посѣтить грознаго узника на островѣ Эльбѣ и поклониться гробу Виргилія. Но опасаясь противныхъ вѣтровъ и остановки въ карантинахъ,-- я избралъ другой путь, менѣе тѣшившій воображеніе, но болѣе удовлетворявшій потребности сердца." -- Авторъ отправился въ незабвенный для него, какъ мѣсто воспитанія, Геттингенъ, а потомъ моремъ изъ Любека въ Кронштадтъ. Не можемъ не выписать здѣсь нѣсколькихъ строкъ о посѣщеніи авторомъ Геттингена: "Пріѣхавъ въ Геттингенъ поздно вечеромъ, я почти побѣжалъ по городу, гдѣ я провелъ три счастливѣйшіе года въ возрастѣ, составляющемъ цвѣтъ бытія нашего. Каждый домъ, каждое дерево, всё говорило мнѣ языкомъ знакомымъ, привѣтнымъ. Случалось мнѣ встрѣчать ночную звѣзду на берегахъ Лемана, въ развалинахъ Помпеи и на Капитолійскомъ холмѣ, велико было наслажденіе посреди классической Италіи и Женевскаго озера, но оно уступало удовольствію, ощущенному мною ночью, когда увидѣлъ я "себя опять посреди уединеннаго Геттингена." -- Возвратившись, наконецъ, въ отечество, авторъ не долго оставался въ немъ. 31 Августа 1814, получилъ онъ приказаніе отправиться въ Вѣну, гдѣ назначался конгресъ для общаго примиренія Европы и куда, въ-слѣдъ за тѣмъ, отправился Императоръ Александръ. По объёму статьи, мы не можемъ входить здѣсь въ любопытныя подробности конгреса и пребыванія въ Вѣнѣ почти всѣхъ владѣтельныхъ особъ Европы, живо описанныя авторомъ. Посреди безпрестанныхъ празднествъ въ честь освободителя ея, и занятій по обязанностямъ, авторъ находилъ время для своихъ наблюденій и посѣщенія примѣчательныхъ мѣстъ. Вотъ любопытная и краснорѣчивая страница (26) о посѣщеніи имъ Шенбрунскаго дворца. "Шенбрунскій дворецъ являлъ картину непостоянства и превратности счастія. Въ немъ живалъ Наполеонъ, послѣ двукратнаго покоренія Вѣны, въ немъ подписалъ онъ въ 1809 году миръ, вънудившій Австрію уступить ему пространныя области, населенныя болѣе нежели тремя милліонами жителей, и въ этомъ самомъ дворцѣ помѣстили, во время конгреса, сына Наполеонова. Я просилъ позволенія видѣть ребенка, съ колыбели игралище судьбы, вспоминая то недавнее время, когда его рожденіе, воспѣтое и празднованное во всѣхъ частяхъ свѣта, казалось залогомъ прочности новой политической системы. Меня повели въ комнату, небогато убранную, посреди ея стояли три женщины въ черныхъ платьяхъ. Одна изъ нихъ, госпожа Монтескью, держала за руку малютку, имѣвшаго тогда четыре года отъ рода. Густые бѣлые волосы, падавшіе локонами на плеча, осѣняли прекрасные голубые глаза его и миловидное лице; бѣлизна лица увеличивалась отъ черной гусарской куртки. На Принцѣ была звѣзда почетнаго легіона и три ордена, учрежденные Наполеономъ. Онъ любилъ посѣщенія военныхъ и внимательно осматривалъ мой мундиръ и шпагу.-- Часто, -- сказала мнѣ госпожа Монтескью, -- твердитъ онъ о Фонтенебло и Рамбулье, и каждый день спрашиваетъ о своемъ папенькѣ." -- Сколько высокихъ и трогательныхъ помысловъ возбуждаетъ эта страница, эти немногія строки!-- Изъ другихъ примѣчательныхъ особъ, мимоходомъ описываемыхъ авторомъ, были: Эрцгерцогъ Карлъ, извѣстный Принцъ де Линь, тогда восьмидесятилѣтній, но всё еще живой и остроумный, старецъ,-- Лагарпъ, незабвенный воспитатель Императора Александра, Жераръ, Рамель, Лачанешъ, Сегюръ, Лабедойеръ, Дюсисъ и другіе. Сколько воспоминаній представляютъ автору встрѣчи и разговоры съ нѣкоторыми изъ нихъ, возобновляющіе въ памяти его годы молодости и достопамятныя происшествія, которыхъ онъ былъ участникомъ или очевидцемъ!-- Вдругъ, посреди конгресса, приходившаго уже къ окончанію, разнёсся слухъ о побѣгѣ Наполеона съ острова Эльбы: умъ: взволновались, и вскорѣ Европа снова принялась за оружіе; -- въ ожиданіи и на встрѣчу кровавыхъ событій: громадныя арміи двинулись снова къ предѣламъ Франціи, но дѣло рѣшилось скорѣе, чѣмъ предполагали -- и пустынная скала Св. Елены была роковымъ для Наполеона трофеемъ ватерлооской битвы....... "Почти одинъ, безъ всякаго конвоя, не смотря на угрожавшія опасности, Императоръ Александръ отправился въ Парижъ. Не доѣзжая городка Вуа (Void), появились Французскіе партизаны изъ лѣса, подавали съ возвышеній сигналы другъ другу, и ранили одного изъ нашихъ гусаровъ. Государь поѣхалъ съ Австрійскимъ Императоромъ на ту гору, откуда раздался выстрѣлъ". Замѣчательны, сказанныя при этомъ, случаѣ и приводимыя авторомъ, остроумныя слова, юнаго тогда, Великаго Князя Михаила Павловича: "Въ первый разъ въ свѣтѣ разбойники, нападаютъ на двухъ Императоровъ!" -- выраженіе, достойное бытъ сохраненнымъ исторіей.

Чрезвычайно-любопытны описываемыя авторомъ подробности пребыванія въ Парижѣ Императора Александра, тогдашняго состоянія Франціи, духа журналовъ, народа и военныхъ людей, не могшихъ забыть недавнихъ своихъ торжествъ и послѣдовавшаго за ними уничиженія. Вскорѣ послѣ блистательнаго смотра русскимъ войскамъ при Вертю, для полнаго блеска котораго недоставало только знаменитой и красивѣйшей въ Европѣ гвардіи нашей,-- Императоръ Александръ отправился изъ Парижа. Находясь въ Брюсселѣ, авторъ пожелалъ видѣть поле ватерлооской битвы и осматривалъ его съ тѣмъ самымъ проводниковъ, который во время сраженія находился при Наполеонѣ. "Въ полуверстѣ отъ Лаге-Сентъ -- говоритъ автора,-- не называютъ мѣсто, гдѣ долго стоялъ Наполеонъ. Мой проводникъ разсказывалъ съ жаромъ, какъ Наполеонъ ободрялъ войска, наступавшія на Англійскія батареи, и съ какимъ восторгомъ колонны отвѣчали: на знакомый голосъ своего вождя, даже не измѣнившагося въ лицѣ, когда онъ удостовѣрился, что съ правой стороны, откуда онъ ожидалъ Маршала Груши, показалисъ Пруссаки. Пусть живописецъ выразитъ чувствованія, обуревавшія въ ту минуту Наполеона, убѣжденнаго, что, съ прибытіемъ на полѣ сраженія Блюхеровой арміи, померкала звѣзда его счастія, и вѣроятно на вѣки!-- Я заключилъ прогулку мою у селенія Прекраснаго Союза (Ja Belle Alliance). На трактирѣ написано: фельдмаршалы Веллингтонъ и Блюхеръ, встрѣтясь здѣсь, поздравили другъ друга съ побѣдою.-- Тутъ -- присовокупилъ проводникъ мой,-- де бѣгство французовъ было общее; смятенія ихъ описать невозможно, но Наполеонъ, котораго я не оставилялъ ни на шагъ, сохранялъ совершенное хладнокровіе, и, поворотя лошадь, медленно и молча слѣдовалъ за бѣгущими.-- На нолѣ сраженія находятъ множество картечей, пуль, штыковъ, латъ, пуговицъ съ французскими орлами и тому подобнаго. Жители окрестныхъ селеній продаютъ сіи остатки разгромленной арміи любопытнымъ и путешественникамъ, во множествѣ сюда стекающимся. Платя общую всѣмъ странникамъ дань; я купилъ нѣсколько подобныхъ вещей, и соединивъ съ такими-же, взятыми во время отечественной войны и въ другихъ походахъ моихъ, поставилъ ихъ въ деревенскомъ моемъ домѣ на берегахъ Пьяны: тамъ будутъ онѣ напоминать мнѣ о дняхъ бурь и треволненій, о пламени, пожиравшемъ на великое пространство Россію, и о торжествѣ ея."

Чрезъ Брюссель, Швейцарію и Богемію, Императоръ Александръ прибылъ въ Берлинъ: здѣсь совершилось незабвенное для Русскихъ событіе -- обрученіе, бывшаго тогда Великимъ Княземъ, Императора Николая Павловича съ Дочерію Короля, -- союзъ благословенный Небомъ въ порфирородныхъ Дѣтяхъ и Внукахъ.

Чрезъ Калишь и Варшаву, Императоръ Александръ возвратился наконецъ въ отечество, почти три года разлученное съ своимъ Монархомъ. Если въ-продолженіе этого достопамятнаго и грознаго времени, Россія перенесла много тяжкихъ испытаній и опасеній, то въ какомъ торжествѣ и величіи встрѣтила она Государя своего 18 Ноября 1815! Усопшій поэтъ русскій справедливо сказалъ о виновникѣ кратковременнаго бѣдствія нашего и пятьнадцатилѣтнихъ смуглъ Европы:

Хвала! Онъ Русскому Народу

Высокій жребій указалъ,

И міру вѣчную свободу...

Изъ мрака ссылки завѣщалъ.

37. ИСТОРІЯ НАПОЛЕОНА, украшенная 500 рисунковъ Горація Бернета. Изданіе В. Семененко-Крамаревскаго и А. Красовскаго. 1842. Въ 8, 657 и 58 стр. (10 р., съ пересылк. 11 руб. серебромъ.)

Въ NNo 61 и 62 "Русскаго Инвалида" за 1841 годъ, мы напечатали объ этомъ примѣчательномъ изданіи, когда оно выходило еще листами, отдѣльную статью, которую и намѣрены отчасти повторить здѣсь, не считая, необходимымъ пересказывать одного и того-же мнѣнія разными словами. Теперь это изданіе лежитъ передъ нами въ цѣлой, и толстой, книгѣ, переплетенной въ красивую обвёртку. Вообще, относительно внѣшности, издатели исполнили дѣло свое блистательно.-- Лучшая веленевая бумага, превосходные политипажи съ рисунковъ знаменитаго Горація Бернета (не всѣ однако-жъ чисто отпечатанные), чёткій и красивый шрифтъ, наконецъ, сообразно издержкамъ, довольно умѣренная цѣна книги,-- всё это почти не уступаетъ парижскому изданію. Слогъ также довольно легокъ и пріятенъ, хотя иногда и встрѣчаются галлицизмы, неправильности, ошибки противъ языка и погрѣшности корректурныя. Но это мелочи. Главное- въ разсматриваемомъ изданіи истинно-художественные рисунки Бернета, мастерски характеризующіе описываемое, и многое, безъ словъ, и гораздо лучше нежели словами, объясняющіе въ разсказѣ автора. Странно, однако-жъ: въ нѣкоторыхъ политипажахъ герой исторіи представленъ высокаго роста, а всѣмъ извѣстно, что великій человѣкъ былъ очень не великъ въ физическомъ смыслѣ. Если длиннотою фигуры думали выразить худощавость Наполеона въ молодости его, то это, конечно, способъ -- не совсѣмъ удачно придуманный. Руководствуясь такою теоріей, прійдётся, на-оборотъ, рослыхъ толстяковъ изображать въ предѣлахъ квадрата. Допустивъ это, кажется, справедливое замѣчаніе, должно признаться, что, во всёмъ прочемъ, рисунки -- верхъ искуства. Не смотря на миніатюрность лицъ, бѣглость и неоконченность очерковъ, политипажи необыкновенно-вѣрно опредѣляютъ идею и характеръ представляемыхъ сценъ. Часто, одна лёгкая, но мастерски проведенная, черта,-- одна точка на мѣстѣ глазъ, такъ изображаютъ физіономію лица, что едва-ли удачнѣе можно-бы было вы полнить въ портретѣ оконченномъ и натуральной величины. Въ большей части фигуръ, особенно самого Наполеона, много сходству и, особенно, характеристики извѣстной минуты или случая. Отдавъ должное художественной части, скажемъ нѣсколько словъ и о текстѣ, объ историческомъ значеніи повѣствованія. Оно, по міровому объему и важности описываемыхъ событій, очень кратко, бѣгло и вообще неудовлетворительно: это далеко не исторія, -- болѣе, такъ-сказать, повѣствованіе анекдотическое, но мѣстами очень недурно изображающее эпоху, событія и Дѣйствующія въ нихъ лица. Не поручимся за точность и вѣрность въ описаніи битвъ и вообще военныхъ происшествій. Основываясь на личномъ отзывѣ А. И. Михайловскаго-Данилевскаго, на авторитетъ котораго въ этомъ дѣлѣ можемъ смѣло положиться, скажемъ даже, что въ отношеніи собственно къ военнымъ подробностямъ, исторія эта не чужда многихъ и значительныхъ ошибокъ. Въ остальномъ источники и показанія автора болѣе вѣрны. Нё слишкомъ увлекаясь своимъ героемъ -- героемъ во всѣхъ смыслахъ слова -- онъ судитъ объ немъ безпристрастно, не рѣдко и осуждаетъ, строго, но умно и съ основательностію. Не смотря на то, что жизнь Наполеона вполнѣ и подробно извѣстна изъ множества разныхъ сочиненій, положимъ, и прочитанныхъ вами -- вы не пропустите ни одной страницы въ разсматриваемой книгѣ: такова сила генія, такова удивительная жизнь необыкновеннаго человѣка. Подобнаго ему не было, нѣтъ и, вѣроятно, уже не будетъ. Разсудокъ, сердце, событія -- часто неотразимо-осуждаютъ его -- но изумляться ему не перестаёшь,-- ощущаешь въ себѣ какое-то невольное, непобѣдимое, увлеченіе сыномъ судьбы,-- останавливаешься въ приговорѣ, предоставляя судъ тому таинственному міру, въ которомъ болѣе двадцати лѣтъ уже витаетъ духъ кроваваго героя. Шесть тяжкихъ годовъ душнаго заточенія на скалѣ Св. Елены, печальные дни изгнанника, безъ вѣнца, безъ власти, безъ воли, -- безъ всего, словомъ, что составляло жизнь его, -- безъ чего она угасла, можетъ-быть, ранѣе срока, назначеннаго ей природою,-- не примиряютъ-ли съ нимъ великодушное потомство, если современники и могли сѣтовать противъ него?... Чудная судьба! Невольно приходитъ на мысль, что, въ случаѣ неудачи 18 Брюмера, "генералу Бонапарте", можетъ-быть, предстояла бы казнь, какъ заговорщику, какъ многимъ сынамъ Французской революціи. Но ему посчастливилось -- онъ возсоздалъ монархію, десять лѣтъ носилъ на главѣ своей могущественную корону, и долго вращалъ въ рукѣ своей судьбы политическаго міра. И потомъ палъ.... Подобно солнцу, свершившему дневной путь свой, опустился надъ океаномъ, и угасъ тамъ въ багряныхъ лучахъ славы и-безсмертія своего. Самая любопытная, самая поучительная, и вмѣстѣ съ тѣмъ трогательная, эпоха дивнаго жребія его, начинается со дня его паденія, совпадающаго съ днями изгнанія и наконецъ съ мрачно-величественною катастрофою Печальной смерти героя. Изъ этой эпохи, въ книгѣ нами разбираемой, читаемъ нѣсколько краснорѣчивыхъ страницъ, большею частію повторяющихъ собственныя слова героя ея. Въ концѣ книги приложена брошюра, подробно описывающая перенесеніе во Францію смертныхъ останковъ Наполеона. Теперь, по желанію его, прахъ великаго мужа почіетъ на берегахъ Сены... но уединенная, пустынная могила на островѣ Св. Елены, омываемомъ вѣчными волнами океана, болѣе приличествовала, въ поэтическомъ значеніи, превратной судьбѣ необыкновеннаго человѣка.

38. ИСТОРІЯ ПЕТРА ВЕЛИКАГО. Сочиненіе г. Ламбина. Изданіе Эльснера, украшенное 500 оригинальныхъ рисунковъ. Первые четыре выпуска. Въ 8, 182 стран. или 8 печатныхъ листовъ. (Всё изданіе должно составить не менѣе, а можетъ-быть и болѣе двадцати, выпусковъ; при подпискѣ вносится 60 коп. серебромъ впередъ, и потомъ столько же за каждую тетрадь; за доставку на домъ платится 1 р. сер.; иногородные-же за пересылку всего изданія платятъ 1 р. 50 к. сереб., получая не иначе какъ по пяти тетрадей вдругъ и внося за нихъ впередъ 3 р. сер.)

Мы не безъ намѣренія поставили рядомъ два эти иллюстрированныя изданія: Исторію Наполеона и Исторію нашего Петра. Не говоря уже, что герои ихъ два величайшіе вѣнчанные мужа, величайшіе изъ всѣхъ когда-либо носившихъ на главѣ своей могущественную корону, когда-либо управлявшихъ судьбами народовъ,-- послѣднее изданіе, вѣроятно, не существовало-бы безъ перваго. Успѣхъ перваго породилъ второе, при тѣхъ-же условіяхъ внѣшности, при томъ даже числѣ рисунковъ,-- и г. Эльенеръ ничего не могъ придумать удачнѣе для иллюстрированнаго изданія, какъ исторію безсмертнаго преобразователя Россіи. Было бы еще удачнѣе, если-бъ исполненіе такъ-же удачно согласовалось съ намѣреніемъ.... За нѣсколько мѣсяцевъ до выхода перваго выпуска этой исторіи, явилось объявленіе объ изданіи ея. Нѣкоторая претендательность и хвастливость этого объявленія дала поводъ журналамъ предубѣдить противъ него публику. Въ-особенности, совершенная неизвѣстность имени г. Ламбина, выступающаго вдругъ на поприщѣ литературы и исторіи съ колоссальнымъ именемъ Петра, -- вооружили противъ новаго автора громкіе голоса критиковъ, имѣющихъ-таки похвальную привычку заблаговременно возставать противъ тѣхъ литературныхъ предпріятій, которыя осмѣливаются раждаться безъ вѣдома и внѣ того или другаго журнальнаго прихода. Съ выходомъ перваго выпуска Исторіи Петра почти всѣ критики единогласно отозвались о ней съ самой не выгодной стороны и объявили, что трудъ г. Ламбина не что иное, какъ компиляція и риторика. Послѣднее обвиненіе, въ нѣкоторой степени, -- справедливость требуетъ сказать имѣетъ основаніе: авторъ иногда гоняется за напыщенностію выраженій и пустозвоннымъ высокимъ слогомъ, который такъ мало приличествуетъ спокойному повѣствованію историческому. Посовѣтуемъ автору, въ продолженіи труда его, обратиться къ большей простотѣ изложенія и не мѣнять истинное изящество на мишуру громкихъ фразъ, мало заключающихъ въ себѣ смысла. Рисунки, дѣйствительно не самые изящные, и далеко уступающіе мастерскимъ рисункамъ Горація Бернета, унижены гг., критиками до крайности; въ самомъ-же дѣлѣ, если не всѣ политипажи Исторіи Петра, то нѣкоторые изъ нихъ не дурны, есть нѣсколько и очень удачныхъ. Никто, разсуждая объ этихъ рисункахъ, не потрудился взять въ соображеніе, что Горацію Вернету (помимо его художническаго достоинства) гораздо легче было составить рисунки къ исторіи Наполеона, нежели русскому художнику подобные-же рисунки къ исторіи Петра. Вернетъ имѣлъ въ виду свѣжую, недавнюю, близко ему извѣстную эпоху: русскій же художникъ (не столь притомъ даровитый) долженъ былъ бороться съ важными трудностями и препятствіями, представляемыми столѣтнею давностію событій и неразработанностію эпохи Петровой. Словомъ, критики наши, очень неснисходительно поступили съ предпріятіемъ г. Эльснера, забывъ, что, кромѣ матеріаловъ Голикова да перевода книги г. Бергмана, мы не имѣемъ ничего по части исторіи Петра, и въ этомъ отношеніи трудъ г. Ламбина есть первое оригинальное сочиненіе русское. Мы отнюдь не намѣрены быть панегиристами его и, также находимъ опытъ г. Ламбина далеко неудовлетворительнымъ, -- надѣемся, что исторія Петра, сочиняемая г. Полевымъ, будетъ трудомъ несравненно-превосходнѣйшимъ: но, за всѣмъ тѣмъ, не видимъ въ предпріятіи г. Эльснера значенія чисто-отрицательнаго.... Что-жъ такое, наконецъ, сочиненіе г. Ламбина?-- спросите вы насъ. Отвѣчаемъ. Сколько можно судить по началу книги, -- она есть довольно складное, даже пріятное повѣствованіе о событіяхъ времени Петра Великаго. Трудъ г. Ламбина очень и очень не чуждъ ошибокъ, погрѣшностей и вообще недостатковъ, которыхъ впрочемъ и не такъ легко избѣжать -- описывая жизнь Петра; -- съ другой-же стороны, онъ не чуждъ и достоинствъ порядочно соображеннаго изложенія и кой-гдѣ нѣкоторой критической разработки. Что будетъ далѣе -- не знаемъ, а судя по началу, думаемъ, что если трудъ г. Ламбина -- трудъ, по-крайней-мѣрѣ усердный и добросовѣстный -- и не исторгаетъ полной похвалы, то заслуживаетъ, однако-жъ, снисходительнаго одобренія.

59. КАПИТОЛІЙ, или собраніе жизнеописаній великихъ мужей съ ихъ портретами. 1841.Въ 8, 330 стр. (5 р., съ пересылк. 5 р. 70 к. сер.)

Книга, заключающая въ себѣ двадцать біографій знаменитыхъ людей,-- именно: Лафонтена, Гёте, ГуставаАдолъча, Рачаэля, Леонардо да-Винчи, Тиціана, Шиллера, Шекспира, Микель-Анджелло Буанаротти, Мольера, Генриха IV, Рубенса, Сюлли, Кановы, Ньютона, Корнеля, Карла XII, Фраклина, Фридриха II и Суворова.-- Именуемъ ихъ въ порядкѣ помѣщенія біографій въ книгѣ, украшенной двадцатью портретами великихъ мужей, отлично выгравированными; вообще книга издана роскошно и въ красивомъ переплетѣ. Что касается собственно біографій, то онѣ, большею частію, очень кратки и потому неудовлетворительны, хотя впрочемъ составлены умно, дѣльно и написаны хорошимъ слогомъ. Главнѣйшій, -- лучше сказать, единственный ихъ недостатокъ, какъ мы замѣтили уже, краткость, въ настоящемъ случаѣ отнюдь не составляющая достоинства. Для тѣхъ, кто мало имѣетъ свѣдѣній о жизни поименованныхъ великихъ мужей, біографіи, составляющія "Капитолій", слишкомъ бѣдны содержаніемъ и мало ознакомятъ читателя съ ихъ героями; для тѣхъ-же, кто прежде уже достаточно былъ знакомъ съ ними, біографіи эти, заключая въ себѣ, большею частію, сухой и слиткомъ бѣглый очеркъ, не представляютъ ничего новаго и интереснаго. Въ-особенности показались намъ неудовлетворительными статьи о Шиллерѣ, Генрихѣ IV и Сюлли. Авторъ біографій, при составленіи ихъ, вообще всего менѣе имѣлъ въ виду "частную" жизнь своихъ героевъ, которая, независимо отъ ихъ извѣстнаго, общественнаго, поприща и значенія, всегда чрезвычайно-любопытна; -- признаёмся, удовлетворить этому требованію не легко, потому-что частная жизнь великихъ мужей, особенно давно-жившихъ, большею частію неизвѣстна: всё-таки, однако-жъ, можно было-бы сказать въ этомъ отношеніи болѣе, нежели сколько сказано въ разсматриваемыхъ біографіяхъ. Изъ нихъ удовлетворительнѣйшія біографіи: Шекспира, Фридриха II и Суворова. Послѣдняя написана Н. А. Полевымъ. Намъ могутъ -- и очень справедливо -- замѣтить, что біографія Суворова есть не что иное, какъ краткій историческій очеркъ тѣхъ военныхъ событій, на поприщѣ которыхъ съ такою славою дѣйствовалъ великій полководецъ русскій, и что, въ-заключеніе этой біографіи, читатель находитъ только нѣсколько страницъ, характеризующихъ героя, и такъ-же не представляющихъ ничего новаго. На такое обвиненіе, съ тою-же справедливостью, мы равно можемъ возразить, что, въ тѣсныхъ предѣлахъ статьи, плодовитому и даровитому перу Н. А. негдѣ было разгуляться: онъ сдѣлалъ, въ настоящемъ случаѣ, всё, что могъ -- ни болѣе, ни менѣе. Лучшая статья Капитолія -- Карлъ XII. Авторъ представилъ довольно полную картину Примѣчательной жизни этого монарха-воина, -- вдался, какъ-бы слѣдовало и въ другихъ біографіяхъ, въ нѣкоторыя чрезвычайно-любопытныя подробности, доказывающія храбрость и необыкновенную личную неустрашимость Карла XII. Таковы, напримѣръ, страницы, заключающія въ себѣ описаніе истинно-геройской, хотя и безразсудной, борьбы Карла съ Турками. Съ горстью солдатъ и приближенныхъ особъ, лично и отчаянно защищался онъ противу многочисленной толпы Турокъ, осадившихъ его въ Варницахъ.-- "Три недѣли сряду тщетно блокируя домикъ, въ которомъ, послѣ бѣгства изъ Россіи, Карлъ жилъ въ-продолженіе четырехъ лѣтъ (получая отъ Султана для себя и на содержаніе свиты своей по 500 талеровъ въ день), они рѣшились наконецъ взять этотъ домикъ штурмомъ." По и тутъ Турки, не смотря на соразмѣрное превосходство силъ, ничего не могли сдѣлать. Карлъ заперся въ домикѣ, защищалъ въ Немъ комнату за комнатою, шагъ за шагомъ, самъ приносилъ солдатамъ въ шляпѣ своей порохъ и пули, Собственною рукою убилъ нѣсколькихъ Турокъ,-- былъ раненъ. Запутавшись въ шпорахъ своихъ, Карлъ споткнулся, упалъ -- и тогда только Турки могли наконецъ овладѣть его особою: а то, Богъ знаетъ, чѣмъ бы кончилась эта отчаянная личная битва неустрашимаго короля?-- Сожалѣемъ, что объемъ обозрѣнія нашего не позволяетъ выписать этихъ необыкновенно-любопытныхъ страницъ, во всей ихъ подробности. Жизнь и событія жизни Карла XII вообще привлекаютъ участіе. Жаль, что на геройское имя его на-вѣки пало, хотя и единственное, но мрачное пятно -- казнь Паткуля.-- Нѣкоторые замѣчаютъ, что это вопросъ, еще не рѣшенный юридически: но лучшая юриспруденція -- сердце человѣческое, а оно никогда не перестанетъ обвинять Карла за мученическую, ужасную смерть Паткуля. Хотя-бы послѣдній и былъ виновенъ противу Карла, какъ подданный, противу вѣрности ему, какъ законному своему государю,-- всё-таки Карлъ могъ бы великодушнѣе поступить съ несчастнымъ Паткулемъ, не нарушая при томъ самой справедливости монаршаго долга. Предисловіе къ "Капитолію", написанное г. Булгаринымъ, гласитъ, что отъ благосклоннаго принятія публикою книги зависитъ продолженія ея: просимъ объ этомъ почтеннаго издателя" Капитолія, г. Делакруа, который, вмѣстѣ съ тѣмъ (за исключеніемъ статьи о Суворовѣ) есть и авторъ или переводчикъ біографій великихъ мужей. Подобныя изданія неоспоримо полезны, служа новымъ "Плутархомъ" для юношества....

-----

Наконецъ-то, послѣ долгаго странствованія въ области книгъ ученыхъ, учебныхъ, медицинскихъ и немногихъ историческихъ, также большею частію принадлежащихъ собственно наукѣ,-- послѣ странствованія, мало питавшаго наше воображеніе, еще менѣе наше сердце, живую, трепещущую сторону души человѣческой, -- наконецъ достигли мы обѣтованнаго, тёплаго пріюта повѣстей, романовъ, драмъ,-- поэзіи въ прозѣ и стихахъ. Здѣсь должны заговорить съ нами наши завѣтныя думы, пробудишься страсти, воспламениться Фантазія. Гг. авторы не будутъ уже разглагольствовать съ нами языкомъ менторовъ и профессоровъ: напротивъ, они обратятся въ милыхъ, любезныхъ собесѣдниковъ, нашихъ друзей, раздѣляющихъ интересы, общіе каждому порядочному человѣку, то-есть, просто "человѣку". Мы будемъ, вмѣстѣ съ ними радоваться и, горевать, плакать и смѣяться, страдать и блаженствовать, благословлять жизнь и сознавать ея терніи, ея недоброе. Словомъ, мы будемъ, жить будемъ мыслить, и, что еще важнѣе, чувствовать за-одно съ романистами, поэтами.... О, читатели, васъ ожидаютъ большія наслажденія, по поводу тѣхъ книгъ, которыя сейчасъ мы станемъ въ вами перелистывать, разсматривать, судить!... Но, полно, такъ-ли?-- скажете вы.-- Дѣйствительно-ли насъ ожидаетъ наслажденіе, готовятся намъ пріятные часы въ бесѣдѣ съ гг. романистами и стихотворцами.-- А почему-же и нѣтъ?.... Неужели въ этой грудѣ книгъ, которыя едва помѣщаются на моемъ огромномъ письменномъ столѣ,-- а частію и подъ столомъ -- не найдётся хотя десятка книгъ, достойныхъ вашего благосклоннаго вниманія и участія, вашего любопытства и наконецъ одобренія. Поищемъ-же такихъ книгъ и, можетъ-быть, найдёмъ! Но.... съ чего начать? Это меня затрудняетъ вотъ уже съ добрую четверть часа. Между-тѣмъ не забудемъ выставить "моднаго" заглавія послѣдняго, занимательнѣйшаго, отдѣленія нашего литературнаго отчета: