I.
Джерардъ отправился въ Чельси на другой день вечеромъ, въ такой часъ, когда онъ всегда заставалъ м-ра Давенпорта отдыхающимъ послѣ сытнаго обѣда въ покойномъ креслѣ, за чтеніемъ вслухъ его дочери.
Сегодня онъ увидѣлъ у открытаго окна Эстеръ, сидѣвшую въ одиночествѣ и въ унылой позѣ съ нераскрытой книгой на столѣ.
Она пошла въ двери въ отвѣтъ на его стукъ.
-- Пап а нѣтъ,-- сказала она.-- Онъ не обѣдалъ сегодня дома. Онъ ушелъ днемъ въ мое отсутствіе и оставилъ записку: онъ идетъ въ гости въ старинному знакомому, а не сообщилъ фамиліи этого знакомаго, и все это такъ странно, потому что у насъ совсѣмъ никакихъ знакомыхъ не осталось. Мы порвали всѣ прежнія отношенія.
-- Могу я войти и поговорить съ вами?-- спросилъ Джерардъ.-- Мнѣ очень жаль, что вы безпокоитесь.
-- Можетъ быть безразсудно съ моей стороны безпокоиться, но вы знаете... вы знаете причину. Я собиралась пройтись неиного. Въ комнатахъ такъ душно, и, можетъ быть, мы его встрѣтимъ.
Она сняла шляпу съ вѣшалки въ прихожей и надѣла ее.
-- Мы здѣсь не очень взыскательны насчетъ перчатокъ,-- прибавила она.
Онъ отлично понялъ, что она не хотѣла принять его въ отсутствіе отца; несмотря на то, что она спустилась внизъ по общественной лѣстницѣ и стала простой рабочей дѣвушкой, какъ и всѣ прочія, она все еще цѣплялась за приличія своей первоначальной сферы, и ему не легко будетъ пробиться сквозь нихъ.
Они прошли до конца Розамондъ-Родъ почти молча, но на набережной, гдѣ темная рѣка быстро бѣжала у ихъ ногъ, а лѣтнія звѣзды сверкали надъ головой, она заговорила о своей тревогѣ.
-- Вы знаете, какъ я была счастлива въ такомъ положеніи, какое многія дѣвушки моихъ лѣтъ сочли бы жалкимъ и унизительнымъ.
-- Жалкимъ, да; унизительнымъ -- нѣтъ. Самая легкомысленная дѣвушка въ Англіи сочла бы васъ за героиню, еслибы узнала вашу жизнь.
-- О, пожалуйста не преувеличивайте! Я сдѣлала только то, что сотни дѣвушекъ сдѣлали бы для любимаго старика-отца. Я была такъ горда и счастлива при мысли, что спасла его, что онъ излечился отъ роковой привычки; а теперь... теперь я боюсь... боюсь со вчерашняго дня, когда онъ откуда-то получилъ средства предаваться старой привычкѣ... привычкѣ, сгубившей его.
-- Отчего вы такъ думаете?
-- Онъ настоятельно захотѣлъ вчера вечеромъ выйти изъ дому послѣ обѣда. Онъ говорилъ, что идетъ въ даровую читальню просмотрѣть августовскіе журналы. Я предложила пойти вмѣстѣ съ нимъ. Зимой мы обыкновенно читали тамъ по вечерамъ, но лѣтомъ оставили. Я напомнила ему, какъ будетъ жарко отъ газа, но онъ непремѣнно захотѣлъ идти, и я не могла его удержать. Хуже всего то, что онъ не хотѣлъ взять меня съ собой и, казалось, даже желалъ отдѣлаться отъ меня, напомнивъ мнѣ про спѣшную работу, которую мнѣ нужно было докончить къ утру. Еслибы не эта работа, я бы пошла съ нимъ, но я не могла не приготовитъ ее въ сроку. Онъ обѣщалъ мнѣ вернуться домой прямо изъ читальни и пришелъ приблизительно въ тотъ часъ, какъ я его ждала; но стоило мнѣ только взглянуть ему въ лицо, стоило услышать первое слово, произнесенное имъ, чтобы понять, что такъ или иначе, а онъ досталъ того яду, который его губитъ.
-- Не преувеличиваете ли вы зла въ своемъ воображеніи?-- спросилъ Джерардъ успокоительно.-- Почему вы думаете, что стаканъ другой вина непремѣнно повредитъ вашему отцу? Въ послѣднее время мнѣ казалось -- ему вообще очень не по себѣ. Усиленное воздержаніе можетъ быть ему вредно.
-- Вредно! Ахъ, вы не знаете, вы не знаете! Я могу показаться жесткой къ нему, но я бы жизнь отдала, чтобы предохранить его отъ этого унизительнаго порока. А теперь, когда кто-то далъ ему денегъ, всѣ мои заботы тщетны. Я не могу придумать, кто бы такой это далъ.
-- Пожалуйста, не безпокойтесь такъ!-- сказалъ Джерардъ, беря ея руку и поднося къ губамъ.
Она съ неудовольствіемъ вырвала у него руку.
-- Пожалуйста, не дѣлайте этого. Время ли теперь любезничать, да еще со мной! Жизнь обращается во мнѣ только своей горестной стороной.
-- Нѣтъ, Эстеръ, для любезности не время, но время для любви... преданной любви. Вы знаете, что я васъ люблю нѣжно, всей душой... Эстеръ, вчера докторъ сказалъ мнѣ, что я немного лѣтъ проживу на этой планетѣ... можетъ быть, всего лишь нѣсколько мѣсяцевъ. Онъ сказалъ мнѣ, что я долженъ быть счастливъ, если могу... счастливъ съ женщиной, которую люблю, потому что счастіе для меня не долго будетъ длиться. Я предлагаю вамъ остатокъ своей бѣдной жизни, всего себя, такъ какъ всѣ мои чувства и помышленія наполнены только вами. Съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ я впервые встрѣтилъ васъ ночью, когда вы обошлись такъ холодно и жестоко со мной, я люблю васъ я только васъ.
-- Вы не вправѣ говорить со мной такъ,-- съ негодованіемъ отвѣчала она.-- Вы злоупотребляете моей бѣдностью и одиночествомъ. Неужели вы думаете -- я могу забыть о разстояніи, насъ отдѣляющемъ? Я знаю, что вы обручены съ другой женщиной, я знаю, что въ Англіи богатство считается такъ же высоко, какъ и знатность, и что не можетъ быть и рѣчи о бракѣ между милліонеромъ и рабочей дѣвушкой.
-- Лэди всегда останется лэди, Эстеръ. И неужели вы думаете, что найдется хоть одинъ человѣкъ, который бы не восхищался вашимъ самопожертвованіемъ? Да, это правда,-- я честью связанъ съ другой женщиной, которую любилъ четыре года. Но эта любовь умерла въ ту ночь, какъ я васъ встрѣтилъ, и мнѣ ее не воскресить. Скажите, что и вы меня любите!.. Я вѣдь знаю это, но мнѣ хочется услышать это отъ васъ самихъ. Эстеръ, вы меня любите, вы меня любите!
Ея лицо было повернуто къ нему... блѣдное при слабомъ мерцаніи отдаленныхъ звѣздъ, причемъ темно-синіе глаза казались еще темнѣе. Губы ихъ встрѣтились, и среди страстныхъ поцѣлуевъ онъ услышалъ тихій шопотъ:-- Да, я люблю васъ... я люблю васъ больше жизни... но этого не можетъ быть!
-- Почему не можетъ быть... почему мы не можемъ провести вмѣстѣ весь бѣдный остатокъ моей жизни?!..
Она вырвалась у него изъ рукъ.
-- Вы знаете, что этого не можетъ быть... вы знаете, что не можете жениться на мнѣ... съ вашей стороны, жестоко обманывать меня сладкими, но ничего незначащими словами. Ни одинъ мужчина еще не цѣловалъ меня, кромѣ отца. Вы сдѣлали меня ненавистной въ моихъ собственныхъ глазахъ... Пустите меня... и никогда больше не показывайтесь мнѣ на глаза!
-- Эстеръ, развѣ нѣтъ выхода? развѣ вы непремѣнно хотите, чтобы мы женились? Почему вы не хотите довѣриться мнѣ, какъ другія женщины довѣряются своимъ любовникамъ?
-- Не говорите этого! Какъ смѣли вы произнести такія слова!-- страстно вскричала она:-- Зачѣмъ вы переполняете чашу моего стыда? Я знала, что эти ненавистныя слова будутъ выговорены, если я допущу васъ высказать свою любовь ко мнѣ, и я старалась помѣшать вамъ высказаться. Да, я знаю, чего стоитъ ваша любовь. Вы сдержите слово, данное знатной лэди -- ваша сестра мнѣ про нее разсказала -- а меня заставите погубить душу ради вашей любви. Вы старались привлечь мое сердце... но я не такое слабое и безпомощное созданіе, какъ вы думаете. О, Боже, Боже! призри на меня въ моемъ одиночествѣ... ни матери, ни отца, ни друзей... сжалься надо мной, потому что я такъ одинока! У меня никого нѣтъ, кромѣ Тебя!
Она стояла со сложенными руками, глядя въ озаренное луной небо, трогательная въ своей простой вѣрѣ даже для невѣрующаго.
-- Эстеръ, неужели вы думаете, что Богъ интересуется бракомъ? Онъ создалъ своихъ тварей для любви. Наша любовь не можетъ быть нечиста въ Его глазахъ, также какъ безбрачная любовь Адама и Евы въ раю.
-- Онъ не создалъ насъ для безчестія,-- отвѣчала она твердо.-- Покойной ночи, м-ръ Гиллерсдонъ... покойной ночи! и прощайте.
Она повернулась и быстро пошла твердой поступью по направленію въ Розамондъ-Роду. Секунду тому назадъ онъ держалъ ее въ объятіяхъ, а теперь она назвала его "м-ръ Гиллерсдонъ" и повернулась къ нему спиной, какъ въ какому-нибудь искателю приключеній.
Разсерженный, приведенный въ отчаяніе, онъ вдругъ принялъ рѣшеніе, достойное Ловеласа. Онъ сказалъ себѣ, что будетъ дѣйствовать дипломатично, что онъ долженъ... reculer pour mieux sauter.
-- Позвольте мнѣ по крайней мѣрѣ проводить васъ домой.
Она не отвѣчала, и онъ пошелъ рядомъ, созерцая ея профиль при тускломъ свѣтѣ. Она отерла слезы; румянецъ сбѣжалъ съ ея щекъ, и она была блѣднѣе мрамора, но губы были твердо сжаты и все лицо казалось мраморнымъ изваяніемъ.
-- Эстеръ, вы жестоки ко мнѣ.
-- Это вы жестоки. Въ особенности когда стараетесь напугать меня, говоря, что вамъ не долго жить. Это всего жесточе.
-- Но это правда, Эстеръ... это такая же правда, какъ то, что мы идемъ рядомъ. Когда я разбогатѣлъ, я, зная, что не очень крѣпкаго здоровья, пошелъ посовѣтоваться съ добрымъ старикомъ докторомъ, который спасъ мою жизнь, когда я былъ маленькимъ мальчикомъ. То было годъ тому назадъ, и онъ сказалъ мнѣ неутѣшительныя вещи. Вчера я снова видѣлся съ нимъ. Онъ говоритъ, что положеніе мое измѣнилось къ худшему за протекшій годъ, и только при крайней осмотрительности я могу протянуть нѣсколько лѣтъ. И велѣлъ мнѣ быть счастливымъ,-- какъ будто это такъ легко!
-- Безъ сомнѣнія, вамъ не трудно быть счастливымъ; весь свѣтъ въ вашимъ услугамъ.
-- Что мнѣ въ томъ, когда я не могу получить одного, что мнѣ дорого!
-- И докторъ въ самомъ дѣлѣ сказалъ, что вамъ остается прожить не много лѣтъ?-- спросила она; онъ догадался по ея голосу, что она плачетъ, хотя лицо ея было отвернуто.-- Вы не обманываете меня? Я увѣрена, что онъ не такъ сказалъ. Доктора не говорятъ такихъ вещей.
-- Иногда говорятъ, Эстеръ. Даже докторъ скажетъ правду, если къ нему очень пристанутъ. Мой докторъ говорилъ просто и ясно. Только при спокойной, то-есть счастливой жизни я могу прожить нѣсколько лѣтъ. Если же я буду волноваться и буду несчастенъ, то проживу только нѣсколько мѣсяцевъ. Но если вы меня не любите, то какое вамъ до всего этого дѣло?
-- Вы знаете, что я васъ люблю. Еслибы я васъ не любила, то стала ли бы говорить съ вами, послѣ того, что вы сказали. Но я говорю съ вами въ послѣдній разъ. Наша дружба кончена навѣки.
-- Наша дружба никогда не начиналась, Эстеръ. Съ самаго перваго момента, какъ я васъ увидѣлъ, я почувствовалъ къ вамъ страстную, непреодолимую любовь. Быть можетъ, я дурно поступилъ, преслѣдуя васъ такимъ образомъ; но меня влекло сердце. Я не разсуждалъ. Вы разсуждаете, вы благоразумны. Мы должны разстаться. Покойной ночи, моя дорогая, и прощайте!
Тонъ его былъ твердъ и рѣшителенъ. Она повѣрила ему -- повѣрила, что убѣдила его и что испытаніе и соблазнъ отошли отъ нея. Она повернулась къ нему, сдерживая рыданіе, подала ему руку и шепнула: -- Прощайте!-- Руки разомкнулись послѣ страстнаго, но краткаго пожатія, и она вошла, къ себѣ въ домъ.
Джерардъ пошелъ назадъ къ рѣкѣ и просидѣлъ съ часъ или болѣе, глядя, какъ катится вода, и думая, думая, думая о женщинѣ, которую любилъ, и о томъ краткомъ срокѣ, какой ему данъ для любви и для жизни.
-- И она воображаетъ, что я отрекусь отъ нея... уже зная, что она меня любитъ... послѣ того какъ держалъ ее въ своихъ объятіяхъ и цѣловалъ въ губы! Какъ просты женщины!
Было уже одиннадцать часовъ, когда онъ вспомнилъ, что пригласилъ Джермина отъужинать съ нимъ сегодня въ полночь. Онъ пошелъ домой съ разгоряченной головой и сильно бьющимся пульсомъ.
-- У меня, должно быть, ужасный видъ сегодня вечеромъ,-- думалъ онъ, поймавъ два или три странныхъ взгляда въ толпѣ прохожихъ, мимо которыхъ проходилъ:-- быть можетъ, я больнѣе, чѣмъ воображаетъ д-ръ Соутъ. Онъ разспрашивалъ меня про мою фамильную исторію, и я смягчилъ ее. Я сказалъ ему, что отецъ и мать здоровы. Но исторія наша плоха. Рѣшительно плоха. Двѣ сестры матери умерли въ цвѣтѣ лѣтъ, да одинъ дядя, сколько припоминаю, скончался тридцати-трехъ лѣтъ.
Онъ отъужиналъ съ Джерминомъ и засидѣлся поздно ночью, выпилъ больше обыкновеннаго и разсказалъ гостю исторію своей любви. По собственной волѣ онъ бы никогда не выбралъ въ повѣренные этого человѣка, насмѣшливый цинизмъ котораго постоянно его возмущалъ. И со всѣмъ тѣмъ только общество этого циника было ему мило въ этотъ бурный періодъ его жизни. Онъ долженъ былъ заглушить въ себѣ голосъ совѣсти, и это было всего легче въ обществѣ дурного человѣка, не вѣрившаго въ добро и осмѣивавшаго самую мысль, что въ мужчинахъ или женщинахъ можетъ быть честь или добродѣтель.
-- Если первый человѣкъ, который обнесъ плетнемъ клочокъ земли и назвалъ его своимъ, считается непріятелемъ своихъ ближнихъ,-- говорилъ Юстинъ Джерминъ,-- то какъ назвать перваго человѣка, который составилъ узкій кодексъ понятій, строгія и неумолимыя правила нравственности и сказалъ, что этимъ кодексомъ должны отнынѣ и навѣки руководствоваться люди и жить по немъ, все равно -- будутъ ли они отъ того счастливы или несчастны? По этому каменистому пути, обремененные пустыми предразсудками и предубѣжденіями, станутъ люди тягостно волочить свои дни до послѣдняго и горькаго конца. Да,-- хотя бы кругомъ сквозь тернистыя загородки манили ихъ радость и счастіе въ долинахъ розъ, красивѣе садовъ Эдема. Зачѣмъ вамъ терзаться отъ того, что вы дали старому глупцу средства предаваться любимому пороку -- невинному пороку, такъ какъ онъ никому не дѣлаетъ вреда -- и доставили ему, быть можетъ, счастливѣйшіе часы въ его жизни?
-- Я далъ ему средства разбить сердце дочери,-- покаялся Джерардъ.
-- Пустяки! Ни у одной женщины въ мірѣ сердце не разбивалось пьянымъ отцомъ. Нужна болѣе близкая и дорогая любовь, чтобы разбивать сердца. Все, что требуется для Эстеръ Давенпортъ въ здѣшней жизни -- это быть счастливой съ любимымъ человѣкомъ. Пьяный отецъ могъ бы быть очень непріятнымъ камнемъ преткновенія, еслибы вы вздумали вывести свою богиню при электрическомъ освѣщеніи большого свѣта въ роли м-съ Джерардъ Гиллерсдонъ... Но если вы хотите возвести ее въ свои Эгеріи и скроете ее отъ глазъ людей, то существованіе отца, пьянаго или трезваго, не имѣетъ никакого значенія.