Крыши и колокольни большого города, башни и торговые склады вырѣзывались черными силуэтами на шафрановомъ небѣ, когда Джерардъ Гиллерсдонъ повернулся лицомъ къ западу свѣжимъ и спокойнымъ раннимъ утромъ. Онъ пилъ и говорилъ достаточно, чтобы возбудить себя и поднять свой духъ такъ, какъ еслибы жизнь для него обновилась и всѣ тревоги и заботы разсѣялись. Ничто такъ не разгоняетъ дневныя треволненія, какъ ночная оргія. Къ несчастію, дѣйствіе ея преходящее, и память вступаетъ въ свои права.

Въ это утро Джерардъ шелъ по пустыннымъ улицамъ такимъ легкимъ шагомъ, какъ будто бы жизнь его ничѣмъ не была омрачена. Въ этомъ настроеніи онъ относился и къ Джермину съ симпатіей, какъ къ человѣку необыкновенно умному и даровитому,-- человѣку, такъ или иначе остановившему его на краю пропасти, куда онъ готовъ былъ упасть.

-- "Быть или не быть?" -- бормоталъ онъ, замедляя шагъ:-- "быть или не быть?" Я былъ глупъ, когда думалъ, что выборъ для меня неизбѣженъ. Фаустъ подносилъ кубокъ съ ядомъ къ губамъ, когда воскресные колокола задержали его руку. И послѣ взрыва небесной радости, послѣ восторженнаго хора: "Христосъ воскресе", явился дьяволъ съ своей суетной мірской философіей и дарами богатства и власти. Хотѣлъ бы я знать, вліяніе неба или ада задержало мою руку?

Мысли его обратились въ дѣвушкѣ за швейной машиной. Онъ не былъ расположенъ вникать въ смыслъ видѣнія,-- было ли то одно изъ явленій гипнотизма, или же шарлатанскій фокусъ, произведенный механическими способами. То было знакомое ему лицо; лицо, видѣнное имъ когда-то, давно тому назадъ, онъ тщетно напрягалъ память: видѣніе носилось въ смутномъ туманѣ минувшаго дѣтства -- мечтой, напоминавшей лѣто и солнечные дни, лѣса и воды, тамъ далеко на западѣ, въ иномъ и давно позабытомъ среди туманнаго, закопченнаго сажей города, мірѣ.

Онъ прошелъ въ темный и душный корридоръ меблированныхъ комнатъ, отперевъ входную дверь ключомъ,-- привилегія, которою онъ не долго будетъ пользоваться, если только не удовлетворитъ требованій хозяина квартиры или не получитъ отъ него новой отсрочки. Но сегодня утромъ даже перспектива быть выгнаннымъ на улицу не особенно смущала его. На худой конецъ онъ уѣдетъ въ приходъ отца и схоронится въ зеленыхъ дубравахъ, среди знакомыхъ односельчанъ. А если онъ окажется банкротомъ и его имя будетъ пропечатано въ Газет ѣ, то какъ ни покажется это позорнымъ ректору и его женѣ, а все же не онъ первый, не онъ и послѣдній. Среди юныхъ отпрысковъ благородныхъ фамилій несостоятельность такая же обычная вещь, какъ и скарлатина, и даже почти такая же неизбѣжная, какъ корь.

Гостиная и прилегающая къ ней спальня показались дряннѣе обыкновеннаго при яркомъ утреннемъ свѣтѣ, послѣ роскошныхъ покоевъ Юстина Джермина. Мебель была недурна въ свое время: бронзовая кровать, зеркальный платяной шкафъ и туалетъ въ спальной и орѣховая мебель, обитая кретономъ въ гостиной, но все это обтрепалось и полиняло отъ употребленія, а хозяинъ, самъ по уши въ долгахъ, никогда не могъ собраться со средствами подновить обстановку.

Гиллерсдонъ усталъ, но сонъ бѣжалъ его глазъ, и онъ зналъ, что безполезно ложиться въ постель, пока мозгъ работаетъ съ энергіей сорока лошадиныхъ силъ, а въ вискахъ бьетъ молотомъ невральгическая боль. Онъ бросился въ кресло и закурилъ сигару, которую навязалъ ему Джерминъ при прощаніи, и лѣниво оглядѣлъ комнату.

На столѣ лежало нѣсколько писемъ, съ полдюжины,-- обычная, разумѣется, исторія. Счеты и угрожающія письма отъ малоизвѣстныхъ законовѣдовъ, призывающихъ его вниманіе на неуплаченные счета торговцевъ. Какъ ни привыкъ онъ къ такимъ посланіямъ, но видъ ихъ всегда былъ ему непріятенъ. Онъ не торопился распечатывать ихъ.

Онъ докурилъ сначала сигару и тогда уже принялся за свою корреспонденцію.

Первое письмо было отъ шляпнаго фабриканта -- почтительно-жалостливое. Второе -- отъ солиситора въ Блумбери, напоминавшее ему о неуплаченномъ трехлѣтнемъ счетѣ парикмахеру; третье и четвертое -- въ такомъ же родѣ.

Онъ вскрылъ пятое письмо, на конвертѣ котораго стоялъ штемпель "Линкольнъ-Иннъ-Фильдсъ", и которое плотностью бумаги и жирнымъ почеркомъ адреса говорило о респектабельности и значительности солиситора. Но, конечно, пѣсня была та же, только сыграна на лучшемъ инструментѣ...

Нѣтъ, чортъ возьми, пѣсня была совсѣмъ иная.

"190, Линкольнъ-Иннъ-Фильдсь, W. С. Іюля 17, 188...

"Сэръ, если вы тотъ самый м-ръ Джерардъ Гиллерсдонъ, который въ 1879 г. спасъ стараго джентльмена отъ надвигавшагося паровоза на станціи Ницца, то мы имѣемъ честь увѣдомить васъ, что нашъ покойный кліентъ, м-ръ Мильфордъ, банкиръ въ Лондонѣ, Марсели и Ниццѣ, завѣщалъ вамъ все свое имущество. Нашъ кліентъ былъ нѣсколько эксцентричнаго нрава человѣкъ, но мы не имѣемъ основанія сомнѣваться въ его правоспособности при составленіи завѣщанія и не опасаемся, чтобы кто-либо сталъ его оспаривать, такъ какъ у м-ра Мильфорда не было близкихъ родственниковъ.

"Мы будемъ рады васъ видѣть у себя, или у васъ, когда вамъ будетъ угодно.

"Съ истиннымъ почтеніемъ и пр. и пр.

"Крафтонъ и Кранберри",

Гиллерсдонъ повертѣлъ письмо въ рукахъ, точно ожидалъ, что оно превратится въ пепелъ, и вдругъ разразился хохотомъ, такимъ же громкимъ, хотя и не такимъ веселымъ, какъ демоническій смѣхъ Джермина.

-- Подвохъ!-- закричалъ онъ:-- ясный подвохъ оракула, гипнотиста или какъ тамъ его звать! И жестокая шутка -- поманить водой умирающаго отъ жажды путника; изощрять свою фантазію надъ погибающимъ человѣкомъ! Ну, да меня не такъ легко поймать. Хрычъ, котораго я спасъ въ Ниццѣ, не былъ богатымъ банкиромъ; это какой-то нищій, проигравшій послѣдній грошъ въ Монте-Карло.

Онъ поглядѣлъ на часы. Половина шестого. Много времени должно еще пройти, прежде чѣмъ ему можно будетъ убѣдиться въ существованіи или несуществованіи Крафтона и Кранберри и въ достовѣрности письма, лежавшаго у него на столѣ тамъ, гдѣ онъ его швырнулъ,-- весьма почтенное по внѣшности письмо, если только внѣшность что-нибудь значить.

"Не трудно ему было достать отъ клерка бланкъ фирмы",-- думалъ онъ,-- "Хотя это рискованная вещь для клерка, если только его не прогналъ уже хозяинъ. Но какъ могъ онъ знать?" -- размышлялъ Гиллерсдонъ. "Я разсказалъ ему послѣ полуночи о моемъ приключеніи въ Ниццѣ, а это письмо было отдано на почту въ десять часовъ вечера"...

Но возможно, что Джерминъ слышалъ про эту исторію отъ Динльберта Ватсона, пріятеля Гиллерсдона, бывшаго свидѣтелемъ того, какъ окончилось это приключеніе и какъ старикъ требовалъ своего зонтика. У Ватсона было обширное знакомство въ городѣ, и онъ могъ встрѣтиться съ Джерминомъ, который былъ знаменитостью дня и всюду бывалъ.

Джерардъ бросился одѣтый на кровать и частью тревожно дремалъ, частью просыпался и лежалъ съ полуоткрытыми глазами до половины девятаго, когда вошелъ его слуга Доддъ, принесъ ему чашку чая и приготовилъ ванну. Въ половинѣ десятаго онъ былъ уже одѣтъ и, выйдя на улицу, кликнулъ извозчика, который и доставилъ его въ Линкольнъ-Иннъ Фильдсъ, прежде чѣмъ пробило десять часовъ.

Контору, очевидно, только-что открыли -- и весьма внушительную, по внѣшности, контору. Пожилой клеркъ провелъ м-ра Гиллерсдона въ красивую пріемную, гдѣ разрѣзанные журналы и газеты были систематически разложены на массивномъ столѣ изъ краснаго дерева. Никто изъ принципаловъ еще не пріѣзжалъ изъ своихъ квартиръ въ Вестъ-Эндѣ.

Нетерпѣніе Джерарда не могло больше сдерживаться въ границахъ,

-- Извѣстно ли вамъ что-нибудь объ этомъ письмѣ?-- спросилъ онъ клерка, показывая ему распечатанное посланіе.

-- Еще бы, сэръ, когда я самъ его писалъ,-- отвѣчалъ сѣдой клеркъ.

-- Ради шутки, должно быть, чтобы угодить весельчаку моему пріятелю?-- сказалъ, кисло улыбаясь, Гиллерсдонъ.

-- Гг. Крафтонъ и Кранберри не позволяютъ себѣ подобныхъ шутокъ, сэръ,-- отвѣчалъ клеркъ съ достоинствомъ.-- Я написать это письмо подъ диктовку м-ра Крафтона, и если вы тотъ самый м-ръ Гиллерсдонъ, о которомъ идетъ рѣчь, то письмо это должно было бы доставить вамъ удовольствіе.

-- Оно и доставило бы мнѣ удовольствіе, еслибы я могъ отнестись къ нему серьезно.

-- Какъ вы можете подозрѣвать шутку въ такомъ важномъ дѣлѣ со стороны такой извѣстной и почтенной фирмы?

Гиллерсдонъ вздохнулъ нетерпѣливо и провелъ рукой по лбу съ смущеніемъ. Какъ могъ онъ быть увѣренъ, что вся эта сцена въ конторѣ солиситора, письмо въ его рукѣ, разговоръ съ пожилымъ клеркомъ -- не результатъ гипнотическаго состоянія, видѣніе такое же нереальное, какъ и дѣвушка за швейной машиной, которую онъ своими глазами видѣлъ прошлой ночью? Онъ стоялъ нерѣшительный, недовѣрчивый, молчаливый, между тѣмъ какъ клеркъ дожидался почтительно его приказаній.

Наружная дверь растворилась, пока онъ такъ стоялъ, и послышались размѣренные шаги въ сѣняхъ.

-- Вотъ м-ръ Крафтонъ,-- сказалъ клеркъ.-- Онъ можетъ убѣдить васъ, что это не шутка, сэръ.

Вошелъ м-ръ Крафтонъ, высокій, широкоплечій, внушительнаго вида и безукоризненно одѣтый для роли свѣтскаго человѣка, привычнаго къ обществу, но достойнаго полнаго довѣрія семейнаго повѣреннаго.

-- М-ръ Гиллерсдонъ, сэръ,-- сказалъ клеркъ.-- Онъ полагаетъ, что письмо, полученное имъ отъ нашей фирмы -- простая шутка.

-- Я почти не удивляюсь вашей недовѣрчивости, м-ръ Гиллерсдонъ,-- сказалъ солиситоръ вкрадчивымъ и медовымъ голосомъ, разсчитаннымъ на то, чтобы успокоить недовѣрчиваго кліента.-- Такое письмо могло захватить васъ врасплохъ. Это вѣдь романъ дѣйствительной жизни, не правда ли? Молодой человѣкъ совершаетъ доблестный поступокъ и забываетъ о немъ... а черезъ нѣсколько лѣтъ въ одно прекрасное утро просыпается и узнаетъ, что онъ... богатъ!-- заключилъ м-ръ Крафтонъ вдругъ, какъ бы сдержавшись, чтобы не употребить болѣе сильное выраженіе.-- Прошу васъ пожаловать въ мой кабинетъ. Принесите копію съ завѣщанія, Коксфильдъ.

Клеркъ удалился, а м-ръ Крафтонъ ввелъ посѣтителя покой такихъ же внушительныхъ размѣровъ, какъ и его собственная особа.

-- Пожалуйста садитесь, м-ръ Гиллерсдонъ,-- указалъ онъ рукой на просторное кресло.-- Да, вся исторія похожа на романъ. Но не въ первый разъ въ исторіи завѣщаній большое состояніе оставляется постороннему лицу въ награду за какую-нибудь услугу, въ свое время оставшуюся какъ бы неоцѣненной. Нашъ покойный кліентъ, м-ръ Мильфордъ, былъ курьезный человѣкъ. Я побьюсь объ закладъ, что онъ не далъ себѣ труда выразить вамъ свою благодарность, когда вы рискнули жизнію, чтобы спасти его.

-- Единственный трудъ, какой онъ себѣ далъ -- это неистово кричать, чтобы ему отдали его зонтикъ.

-- Какъ это похоже на него, милѣйшій старичокъ! Это былъ оригиналъ, сэръ, настоящій оригиналъ. Вы бы не дали двадцати шиллинговъ за платье, которое было на немъ въ тотъ день, увѣряю васъ... и съ зонтикомъ въ придачу.

-- Если бы платье и зонтикъ очутились въ моей квартирѣ, я бы далъ десять шиллинговъ за то, чтобы ихъ убрали.

-- Именно!-- вскричалъ юристъ съ веселымъ смѣхомъ.-- Весьма замѣчательный человѣкъ. Я сомнѣваюсь, чтобы онъ платилъ своему портному десять шиллинговъ въ годъ... и хотя бы даже пять. А между тѣмъ онъ былъ филантропъ большой руки, а притомъ дѣлалъ добро такъ, чтобы лѣвая рука не вѣдала, что творитъ правая. Но вернемся къ главному вопросу. Можете ли вы доказать свою личность, что вы -- именно тотъ самый Джерардъ Гиллерсдонъ, имя котораго нашъ покойный кліентъ записалъ со словъ м-ра Джильберта Ватсона на станціи Ницца?

-- Очень легко, я полагаю. Во-первыхъ, я сомнѣваюсь, чтобы былъ другой Джерардъ Гилдерсдонъ, такъ какъ имя Джерардъ поступило въ нашъ домъ со стороны матери и не существовало въ фамиліи Гиллерсдоновъ до моего крещенія. Во-вторыхъ, мой пріятель Ватсонъ находится теперь въ Лондонѣ и охотно засвидѣтельствуетъ, что я -- тотъ самый человѣкъ, имя котораго записалъ вашъ кліентъ, когда я ушелъ со станціи. Въ-третьихъ, не трудно будетъ, еслибы понадобились дальнѣйшія доказательства, установить фактъ, что я проживалъ въ гостинницѣ Монъ-Флёри въ Каннѣ въ эту эпоху, и что я ѣздилъ въ Ниццу въ первый день карнавала.

-- Я не думаю, чтобы встрѣтились какія-нибудь затрудненія въ засвидѣтельствованіи личности,-- отвѣчалъ м-ръ Крафтонъ елейно.-- Вашъ теперешній адресъ тотъ же, что м-ръ Ватсонъ далъ нашему оплакиваемому кліенту, и кромѣ того сообщилъ, что вы -- сынъ ректора прихода Гемсли въ Девонѣ, обстоятельство, безъ сомнѣнія, провѣренное м-ромъ Мильфордомъ. Вотъ копія съ завѣщанія. Вамъ желательно, быть можетъ, прослушать его?-- спросилъ м-ръ Крафтонъ въ то время, какъ клеркъ вошелъ и положилъ документъ передъ нимъ.

-- Очень охотно.

М-ръ Крафтонъ читалъ яснымъ, отчетливымъ голосомъ и съ большимъ благоговѣніемъ. Завѣщаніе составлено было всего шесть мѣсяцевъ тому назадъ въ Ниццѣ. Оно начиналось длиннымъ перечнемъ даровъ старымъ слугамъ, клеркамъ въ трехъ банкирскихъ домахъ въ Лондонѣ, Марсели и Ниццѣ, многочисленныхъ пожертвованій на благотворительныя дѣла, даровъ м-ру Крафтону и его партнеру, м-ру Кранберри.

Гиллерсдонъ сидѣлъ, вытаращивъ глаза и слушая, какъ раздавались такимъ образомъ тысячи и десятки тысячъ фунтовъ стерлинговъ. Дѣтской больницѣ въ Гретъ-Ормондъ-Стритѣ десять тысячъ; пять тысячъ госпиталю св. Георга; по тысячѣ каждому изъ десяти сиротскихъ пріютовъ; пять тысячъ госпиталю для выздоравливающихъ; три тысячи пріюту для слѣпыхъ. Неужели останется что-нибудь и для него, послѣ такихъ щедрыхъ пожертвованій?

Мѣсто, касающееся его въ завѣщаніи, было, наконецъ, прочитано и оказалось коротко и ясно:

"Въ заключеніе завѣщаю все мое имущество движимое и недвижимое Джерарду Гиллерсдону, младшему сыну достопочтеннаго Эдуарда Гиллерсдона, ректора Гемслейскаго прихода въ Девонѣ, въ благодарность за великодушіе и мужество, съ какимъ онъ спасъ мою жизнь, рискуя своей собственной, на желѣзнодорожной станціи этого города, 14 февраля 1879 г., и назначаю Джемса Крафтона, солиситора, 190, Линкольнъ-Иннъ-Фильдсъ, единственнымъ душеприкащикомъ этого моего завѣщанія".

-- Это щедрая награда за поступокъ, которому я не придавалъ никакого значенія,-- сказалъ Гиллерсдонъ, блѣдный какъ смерть отъ подавленнаго волненія.-- Я видѣлъ молодого человѣка въ Newton-Abbaye, который сдѣлалъ почти то же самое для собаки, которая бѣжала по рельсамъ, запуганная криками сторожей. Этотъ молодой человѣкъ бросился на рельсы и схватилъ собаку передъ самой машиной... чью-то чужую собаку, не его собственную даже. А я... потому что изъ простой гуманности спасъ старика отъ смерти -- да, смерть была неминучая, я знаю, я и самъ подвергался опасности -- но все же вѣдь это была инстинктивная гуманность -- а получаю за это богатство... потому что вѣдь это, полагаю, богатство?

-- Да, м-ръ Гиллерсдонъ, и очень значительное богатство... свыше двухъ милліоновъ, заключающееся въ земляхъ, домахъ, консолидированныхъ бумагахъ, желѣзнодорожныхъ акціяхъ и иныхъ, не считая доли въ барышахъ фирмы Мильфордъ-братья, банкиры въ Лондонѣ, Марсели и Ниццѣ.

Гиллерсдонъ не выдержалъ, услышавъ это. Онъ отвернулся отъ зрителей, принципала и клерка, и изо всей силы старался подавить истерическія слезы, пополамъ съ истерическимъ смѣхомъ.

-- Это черезъ-чуръ нелѣпо!-- проговорилъ онъ, когда нѣсколько успокоился.-- Вчера я былъ въ полномъ отчаяніи. Да правда ли это?-- жалостно спросилъ онъ.-- Вы не дурачите меня?.. вы живые люди, вы оба, не тѣни? Это не сонъ?

Онъ изо всей мочи хлопнулъ рукой по столу такъ, что ушибъ ее.

-- Вотъ это несомнѣнная дѣйствительность!-- пробормоталъ онъ.

Солиситоръ и клеркъ съ сомнѣніемъ поглядѣли другъ на друга. Они боялись, что ихъ вѣсть оказалась слишкомъ внезапной и свела съ ума ихъ новаго кліента.

-- Дайте мнѣ взаймы денегъ!-- сказалъ вдругъ Гиллерсдонъ.-- Слушайте, м-ръ Крафтонъ, дайте мнѣ чекъ на кругленькую сумму, и когда я получу по этому чеку деньги, я повѣрю въ завѣщаніе м-ра Мильфорда и въ то, что вы меня не вышучиваете. Я по уши въ долгахъ, и для меня будетъ совсѣмъ новымъ ощущеніемъ расплатиться съ самыми назойливыми кредиторами.

М-ръ Крафтовъ раскрылъ книжку чековъ и взялъ перо въ руки, прежде нежели его могущественный кліентъ договорилъ.

-- Сколько вамъ угодно?-- спросилъ онъ.

-- Сколько? Пятьсотъ фунтовъ васъ не стѣснитъ?

-- Тысячу, если хотите.

-- Нѣтъ, пятисотъ довольно. Вы будете моими солиситорами, надѣюсь, и устроите мои дѣла. Я такъ же невѣжественъ насчетъ закона, какъ та овца, которой шкура служитъ вамъ пергаментомъ. Мнѣ надо добиться утвержденія завѣщанія палатою. Я даже понятія не имѣю о томъ, какъ это дѣлается.

-- Это будетъ моя обязанность, какъ душеприкащика. Наша фирма все устроитъ для васъ, если у васъ нѣтъ фамильнаго повѣреннаго, котораго вы предпочтете намъ.

-- Не питаю ни малѣйшаго предпочтенія къ фамильному повѣренному. Онъ не оказалъ мнѣ ровно никакихъ услугъ, чтобы заслужитъ мое предпочтеніе. Если вы были хороши для м-ра Мальфорда -- моего благодѣтеля, то будете хороши и для меня. А теперь я пойду и получу деньги по чеку.

-- Позвольте, мы пошлемъ кого-нибудь изъ конторщиковъ.

-- Благодарю, не нужно. Мнѣ пріятно самому получить деньги изъ банка. Какими бумажками я спрошу ихъ? Сотню по десяти фунтовъ, остальныя -- по пятидесяти. Какъ я удивлю моего достойнаго хозяина! До свиданья. Пришлите за мной, когда понадобится моя подпись или иное что.

Онъ вышелъ на залитую солнцемъ улицу, гдѣ его дожидался извозчикъ, такимъ легкимъ шагомъ, что не чувствовалъ мостовой подъ ногами. Онъ все еще не былъ увѣренъ, что онъ не игрушка сновидѣнія или какого-нибудь фокуса, устроеннаго человѣкомъ съ голубыми глазами и демоническимъ смѣломъ.

Онъ поѣхалъ въ Союзный банкъ, въ Ченсери-Лэнъ, получилъ деньги по чеку, затѣмъ отправился въ Вестъ-Эндъ къ портному, шляпному фабриканту, парикмахеру и пр.,-- расплачиваться по счетамъ. У него осталось всего лишь полтораста фунтовъ, когда онъ вернулся къ себѣ на квартиру, и изъ нихъ онъ уплатилъ квартирному хозяину сто. Остающіеся пятьдесятъ положилъ въ карманъ на мелкіе расходы. Ощущеніе расплаты съ долгами было такъ ново, что онъ чувствовалъ себя до того легко, какъ еслибы онъ былъ сотканъ изъ воздуха.

Теперь онъ увѣрился въ дѣйствительности факта. Онъ въ самомъ дѣлѣ богатъ. Фортуна повернулась къ нему лицомъ. Что-то подумаютъ теперь о немъ родные? Онъ -- милліонеръ, онъ, блудный сынъ, бывшій до сихъ поръ только бременемъ для своего отца съ матерью! Онъ не станетъ писать имъ. Онъ самъ поѣдетъ въ Девонширъ на день или на два и разскажетъ имъ эту удивительную исторію.

И подумать,-- еслибы не вмѣшательство Юстина Джермина, онъ бы застрѣлилъ себя прошлой ночью и теперь лежалъ бы окоченѣлый и мертвый. Однако, нѣтъ, письмо было доставлено на его квартиру въ десять часовъ вечера. Фортуна повернулась къ нему лицомъ, и вѣсть объ этомъ дожидалась его на квартирѣ именно тогда, когда онъ тратилъ время на пустяки у шарлатана оракула.

"И однако онъ, повидимому, уже зналъ объ этомъ,-- думалъ Гиллерсдонъ.-- Онъ намекалъ о перемѣнѣ обстоятельствъ къ лучшему... онъ навелъ меня на разговоръ о старикѣ въ Ниццѣ".

Ему вдругъ захотѣлось увидѣться съ Джерминомъ, разсказать ему, что случилось, поговорить о своей чудовищной удачѣ; поглядѣть, какое впечатлѣніе произведетъ его извѣстіе на оракула. Были и другіе люди, которыхъ ему хотѣлось бы повидать, напримѣръ Эдиту Чампіонъ, но оракула -- больше всѣхъ. Онъ нанялъ кэбъ и велѣлъ везти себя въ Гольборнъ.

Онъ понятія не имѣлъ о томъ, въ какой части Гольборна находится вчерашній старый домъ или въ какой изъ пролегающихъ улицъ. Онъ отпустилъ кэбъ у Варвикъ-Корта и пошелъ пѣшкомъ, входилъ въ разныя старыя ворота, существующія въ окрестностяхъ Гольборна, но никакъ не могъ найти воротъ и нежилыхъ зданій, которыя бы походили на тѣ, въ которыя его провелъ ночью Джерминъ.

Послѣ двухчасовыхъ безплодныхъ поисковъ онъ отказался отъ своей затѣи и поѣхалъ въ Вестъ Эндъ, гдѣ надѣялся достать адресъ Джермина въ Сенсоріумѣ, небольшомъ, избранномъ клубѣ, котораго онъ былъ членомъ. Былъ тотъ часъ дня, когда пьютъ чай, и въ библіотекѣ, и въ прилегающей къ ней курильной комнатѣ собралось много народа, въ томъ числѣ нѣсколько пріятелей Гиллерсдона.

Онъ сѣлъ въ небольшомъ кружкѣ знакомыхъ и приказалъ подать себѣ чай къ столу, за которымъ его приняли съ замѣтнымъ радушіемъ,-- приняли люди, не знавшіе, что привѣтливы съ милліонеромъ.

-- Вы все знаете на свѣтѣ, Венъ,-- обратился онъ къ одному изъ нихъ:-- вы, конечно, знаете Джермина оракула?

-- Очень хорошо. Я доставилъ его вчера въ домъ лэди Фридолинъ. Онъ обыкновенно не ѣздитъ на показъ въ частные дома или на гарденъ-парти, но поѣхалъ туда, по моей просьбѣ.

-- Скажите мнѣ, гдѣ онъ живетъ?

-- Нигдѣ. Онъ слишкомъ уменъ, чтобы ставить свой адресъ за визитной карточкѣ, подобно простому смертному. Его можно встрѣтить то тамъ, то сямъ, чаще всего въ Гептахордѣ. Онъ -- членъ обоихъ клубовъ, хотя рѣдко показывается въ томъ и въ другомъ... но адресъ, вульгарный адресъ, какъ у васъ или у меня! Pas si bète! Еслибы онъ выставилъ адресъ, то это былъ бы Стиксъ или Оркъ.

-- Дружище, я ужиналъ съ нимъ на его квартирѣ.

-- Значить, вы знаете, гдѣ она?

-- Въ томъ-то и дѣло, что нѣтъ. Джерминъ затащилъ меня къ себѣ ужинать вчера вечеромъ послѣ оперы. Мы прошли пѣшкомъ изъ Ковентъ-Гардена въ его квартиру. Все время болтали, я я не замѣтилъ улицъ, кромѣ Квинъ-Стрита и Линкольнъ-Иннъ-Фильдса, по которымъ мы проходили, и не знаю, гдѣ домъ, въ второмъ онъ живетъ.

Веселый смѣхъ былъ отвѣтомъ на это признаніе.

-- Если такъ, любезный другъ, то вы, должно быть, были, на взводѣ, когда уходили изъ оперы. Надо удивляться, что вы благополучно выбрались изъ Боу Стрита.

-- Повѣрьте, что я ничего не пилъ за обѣдомъ, кромѣ минеральной воды, и ровно ничего послѣ обѣда. Нѣтъ, вино не при чемъ въ моемъ вчерашнемъ настроеніи. Мы съ Джерминомъ болтали, я былъ нѣсколько въ мечтательномъ настроеніи и далъ себя вести, не глядя, куда меня ведутъ. Сознаюсь, что когда я вышелъ отъ него сегодня въ четыре часа утра, то голова моя была не совсѣмъ свѣжа, и я совсѣмъ не замѣтилъ, какъ дошелъ до дому.

-- Значитъ, Джерминъ приглашаетъ къ себѣ гостей?-- вскричалъ Роджеръ Ларозъ, эстетикъ-архитекторъ, щеголь и тунеядецъ, человѣкъ, который какъ будто соскочилъ съ модной картинки:-- это интересно! Меня онъ никогда къ себѣ не звалъ. Что, угощеніе было пріятнаго свойства? а вино было безупречное?

-- Мало того: непреодолимое. Онъ далъ мнѣ мадеры, которая была похожа на распущенное золото, а шампанское его пахло дикой розой.

-- Я думаю, что онъ васъ гипнотизировалъ и ничего ровно не было, можетъ быть только хлѣбъ, сыръ и портеръ,-- сказалъ Ларозъ.-- Куда вы отправляетесь и что вы дѣлаете сегодня послѣ полудня? Хотите, поѣдемъ смотрѣть polo match, или стрѣльбу голубей, и пообѣдаемъ за городомъ?

Восторгъ пронизалъ сердце Гиллерсдона при мысли, что вчера еще онъ вынужденъ былъ бы отказаться отъ предложенія Лароза подъ любымъ предлогомъ. Вчера уплатить полгинеи за входъ на ипподромъ и рисковать заплатить за обѣдъ -- было для него немыслимо. Сегодня онъ могъ безъ всякаго угрызенія совѣсти тратить деньги.

-- Я долженъ сдѣлать визитъ нѣсколькимъ лэди,-- отвѣчалъ онъ.-- Если вы дадите мнѣ пару дамскихъ билетовъ для входа на ипподромъ и одинъ для меня, то я сойдусь съ вами въ обѣду.

-- Я знакомъ съ этими лэди? М-съ Чампіонъ въ числѣ ихъ?

-- Да.

-- Прелестно! это будетъ partie carrée. Мы пообѣдаемъ за лугу, прослушаемъ музыку и прокатимся по рѣкѣ. Ну, торопитесь. Гиллерсдонъ. Несмотря на вашъ вчерашній кутежъ, у васъ такой счастливый видъ, точно вы получили наслѣдство.

Джерардъ Гиллерсдонъ засмѣялся нѣсколько истерически и ушелъ изъ клуба. У него не хватало еще духа сказать кому нибудь о томъ, что съ нимъ случилось. Слово "гипнотизмъ" испугало его, даже послѣ очевидныхъ доказательствъ привалившаго ему счастія. Контора солиситора, банкъ, росписки въ полученіи денегъ по счетамъ его поставщиковъ,-- ну, а вдругъ все это результаты гипнотическаго транса! Онъ вынулъ изъ кармана пачку счетовъ съ росписками. Нѣтъ, это все достовѣрно, и онъ не во снѣ это видитъ.

Онъ поѣхалъ въ Гертфордскую улицу. М-съ Чампіонъ была дома и одна. Карета дожидалась ее у подъѣзда, чтобы везти въ паркъ. М-съ Грешамъ снова была завербована на службу англиканскихъ сиротъ и подавала чай и кэкъ шиллинговымъ посѣтителямъ второго дня базара въ пользу Райдингъ-Скуль, и должна была вернуться въ шесть часовъ.

М-съ Чампіонъ сидѣла въ гостиной съ опущенными шторами, въ атмосферѣ тропическихъ цвѣтовъ, одѣтая въ индійскую кисею, и все въ ея наружности и обстановкѣ говорило о прохладѣ и отдыхѣ послѣ духоты и толкотни, царствовавшихъ на улицѣ. Она съ удивленіемъ взглянула на Гиллерсдона изъ-за книги, которую читала.

-- Я думала, вы уже на полъ-пути въ Германію,-- сказала она, очевидно довольная его появленіемъ, какъ была бы довольна возвращеніемъ птицы въ клѣтку:-- но, можетъ быть, вы опоздали на поѣздъ и поѣдете завтра?

-- Нѣтъ, м-съ Чампіонъ, я перемѣнилъ намѣреніе и совсѣмъ не ѣду.

-- Велъ это мило!-- кротко произнесла она, откладывая книгу въ сторону и приготовляясь въ конфиденціальному разговору.-- Вы остались, чтобы доставить мнѣ удовольствіе?

Онъ рѣшилъ, что разскажетъ ей все. Во рту у него пересохло отъ этой мысли, но онъ не могъ скрывать перемѣну въ своей жизни отъ женщины, которая была и все еще, быть можетъ, оставалась царицей его души.

-- Въ первый разъ въ жизни,-- тихо началъ онъ:-- или, лучше сказать, впервые съ тѣхъ поръ, какъ я васъ встрѣтилъ, не ваше желаніе было для меня закономъ. Но нѣчто произошло вчера... что измѣнило всю мою жизнь.

Его хриплый, прерывистый голосъ и пристальный взглядъ испугали ее. Воображеніе разыгралось.

-- Вы женитесь!-- вскричала она внезапно, вставая съ низенькаго кресла, выпрямляясь какъ стрѣла и поблѣднѣвъ какъ смерть:-- Это всегда такъ кончается. Вы были вѣрны мнѣ въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ, а теперь вамъ это надоѣло. Вы затѣяли жеяиться. Хотѣли убѣжать въ Германію и оттуда написать мнѣ, но передумали и рѣшились самолично сообщить мнѣ о своей измѣнѣ?

Взрывъ страсти, поблѣднѣвшее лицо и сверкающіе глаза были для него откровеніемъ. Онъ считалъ ее холодной какъ снѣгъ, а между тѣмъ все время игралъ съ огнемъ.

Въ одну минуту онъ очутился около нея и, взявъ ея холодные, какъ ледъ руки, притянулъ къ себѣ.

-- Эдита, Эдита, какъ можете вы такъ дурно обо мнѣ дума? Женюсь! развѣ вы не знаете, что для меня не существуетъ другой женщины, кромѣ васъ? Женюсь, такъ, вдругъ, ни съ того, ни съ сего! развѣ и не отдалъ вамъ всю свою жизнь? Что могъ я больше сдѣлать?

-- Вы не женитесь! О! слава Богу! Я все могу перенести, только не это.

-- А между тѣмъ... а между тѣмъ вы держите меня на почтительномъ разстояніи!-- нѣжно сказалъ онъ, наклоняясь въ ея губамъ.

Въ одно мгновеніе она она снова превратилась въ ледяную фигуру, хладнокровную, гордую и недоступную матрону.

-- Я безразсудна, что приняла это такъ близко въ сердцу,-- сказала она:-- въ сущности, почему же вамъ и не жениться; я не вправѣ вамъ помѣшать. Но только я бы желала заблаговременно узнать о вашихъ планахъ, чтобы свыкнуться съ этой идеей... Лошади давно уже дожидаются у дверей, а злосчастная Роза ждетъ, чтобы я высвободила ее изъ неволи. Хотите проѣхаться по парку?

-- Съ удовольствіемъ; но я бы желалъ отобѣдать съ вами и м-съ Грешамъ за городомъ. Нельзя ли намъ отправиться послѣ прогулки въ паркѣ...

-- Я нисколько не интересуюсь паркомъ. Поѣдемъ прямо за городъ; но я въ дезабилье; какъ вы думаете, надо мнѣ переодѣться, или можно ѣхать такъ?

Она встала передъ нимъ въ облакѣ кисеи, въ легкомъ и граціозномъ одѣяніи, драпировавшемъ ее точно дымка тумана миѳологическую нимфу у фонтана.

-- Ваше дезабилье верхъ совершенства. Но необходимо только вамъ накинуть сверху что-нибудь потеплѣе, потому что мы можемъ засидѣться на лугу.

Она позвонила и пришла горничная съ бѣлой шляпой Генсборо и длинными шведскими перчатками. Послали за шалями и пальто, буфетчику объявили, что лэди дома не обѣдаетъ, и отправились въ ландо, гдѣ Джерардъ усѣлся на передней скамейкѣ, напротивъ м-съ Чампіонъ.

-- Что же такое случилось, что можетъ измѣнить вашу жизнь, если вы не женитесь?-- спросила она, когда они свернули въ Пиккадилли.-- Вы меня мистифицируете. Надѣюсь,-- ничего худого... никакой бѣды съ вашими близкими?

-- Нѣтъ, перемѣна рѣшительно къ лучшему. Чудакъ-старика, которому мнѣ посчастливилось услужить, завѣщалъ мнѣ все свое состояніе.

-- Поздравляю васъ!-- сказала она, но на лицѣ ея появилось недовольное выраженіе, удивившее его.

Казалось бы, ей слѣдовало радоваться.

-- Что же, вы теперь стали богатымъ человѣкомъ?-- спросила она, послѣ нѣкотораго молчанія.

-- Да, я сталъ богатымъ человѣкомъ.

-- А именно?

-- Такъ богатъ, какъ только можно пожелать. Говорятъ, завѣщанное мнѣ состояніе превосходитъ два милліона.

-- Два милліона франковъ?

-- Два милліона фунтовъ стерлинговъ.

-- Великій Боже! Помилуйте, Чампіонъ -- нищій передъ вами. Это просто нелѣпо.

-- Да, оно какъ будто смѣшно выходитъ, согласенъ!-- отвѣчалъ Гиллерсдонъ, задѣтый за живое тѣмъ, какъ она приняла его извѣстіе.-- Бѣдность была, такъ сказать, моимъ métier. Я рожденъ быть прихвостнемъ высшаго свѣта, участвовать въ его удовольствіяхъ во милости другихъ людей, бывать въ знатныхъ домахъ изъ снисхожденія, жить въ дрянныхъ меблированныхъ комнатахъ и находить наиболѣе горячій пріемъ въ клубѣ.

-- Два милліона!-- повторила Эдита.-- Я увѣрена, что у Джемса нѣтъ столько. Два милліона! вы теперь навѣрное женитесь.

-- Неужели? неужели я обязанъ жениться теперь, когда могу пользоваться всѣми удовольствіями холостой жизни?

-- Васъ заставятъ жениться, говорю вамъ,-- отвѣчала она нетерпѣливо:-- вы не знаете женщинъ, у которыхъ есть дочери невѣсты. Вы не знаете, что такое дѣвушки... закоснѣлыя свѣтскія дѣвушки, выѣзжающія въ свѣтъ третью или четвертую зиму... и которымъ нужно найти богатаго мужа. Вы даже представить себѣ не можете, какъ васъ будутъ ловить. Всѣ незамужнія дѣвицы, и старыя и молодыя, будутъ у вашихъ ногъ.

-- Изъ-за моихъ милліоновъ? Неужели женщины такъ корыстолюбивы?

-- Онѣ вынуждены къ этому,-- отвѣчала Эдита Чампіонъ.-- Мы живемъ въ эпоху, когда бѣдность совершенно нестерпима. Человѣкъ долженъ быть богатъ или несчастенъ. Неужели, вы думаете, я пошла бы за м-ра Чампіона, несмотря на всѣ уговоры моей семьи, еслибы у меня хватило мужества быть бѣдной съ вами. Нѣтъ, быть высокорожденной -- значитъ быть богатой. Кто по рожденію принадлежитъ къ избранному обществу, тотъ будетъ мученикомъ безъ богатства. Я часто завидовала женщинамъ, родившимся въ низшемъ кругу, которыя сами ходятъ на рынокъ закупать провизію и носятъ бумажныя перчатки.

-- Да, въ низшихъ сферахъ общества существуетъ извѣстная независимость. Человѣкъ можетъ быть бѣднымъ и не стыдиться этого, если принадлежитъ въ, пролетаріату. Но увѣряю васъ, дорогая м-съ Чампіонъ, я не попадусь на удочку ловкой мамаши или предпріимчивой дѣвицы. Я съумѣю воспользоваться богатствомъ и независимостью.

Эдита вздохнула. Можетъ ли милліонеръ ужиться съ положеніемъ ея раба? Можетъ ли быть милліонеръ тѣмъ, чѣмъ онъ былъ до сихъ поръ для нея? Станетъ ли онъ довольствоваться ухаживаніемъ за ней; будетъ ли всегда легокъ на поминѣ, захочетъ ли слѣдить за нею какъ тѣнь; бывать тамъ, гдѣ она бываетъ, подавать чай дамамъ въ ея пріемные дни, когда, случалось, онъ былъ единственнымъ кавалеромъ среди ея гостей? Станетъ ли онъ привозить ей новыя книги, французскія и нѣмецкія, прочитывать ихъ раньше, чтобы сообщать ей, стоють ли онѣ этого труда, сообщать ей всѣ городскія сплетни? Цѣлыхъ три года онъ былъ для нея вторымъ я; доставлялъ пищу для ея ума и развлекалъ ея досуги. Но станетъ ли онъ теперь играть роль ея сателлита, когда богатство даетъ ему силу самому стать планетой, съ безчисленными женщинами и сателлитами, которые въ свою очередь станутъ вращаться около него?

"Онъ женится,-- рѣшила она про себя.-- Безполезно толковать объ этомъ. Легко было держать его на привязи, когда онъ былъ бѣденъ и неинтересенъ какъ женихъ. Но теперь его заставятъ жениться. Это неизбѣжно".

Экипажъ остановился у Райдингъ-Скуль, и лакей пошелъ за Розой Грешамъ, которая немедленно явилась, легко одѣтая, какъ и подобало по сезону, но раскраснѣвшаяся отъ жары.

-- Мы ѣдемъ обѣдать за городъ,-- объявила Эдита.

-- Вы ангелы. Я до смерти устала. Шиллинговые посѣтители -- ужасный народъ: глазѣютъ, толкаются, требуютъ сдачи и пожираютъ кэкъ такъ, что гадко глядѣть. Я не думаю, что бы нашъ отдѣлъ покрылъ расходы... Какой у васъ сегодня здоровый видъ, м-ръ Гиллерсдонъ! а вчера вы казались совсѣмъ больны, съ провалившимися щеками, блѣдный и замученный.

-- Я думалъ, что долженъ уѣхать и разстаться съ дорогими мнѣ людьми,-- отвѣчалъ Джерардъ.

-- А теперь вы не уѣзжаете?

-- Нѣтъ,-- отвѣчала за него Эдита, со смѣхомъ, звучавшимъ, однако, совсѣмъ не весело.-- Еще бы ему не быть здоровымъ! Хотя по виду онъ все тотъ же, но это уже совсѣмъ иной человѣкъ. Роза, вы сидите напротивъ милліонера.

-- Небо! неужели вы говорите правду, или только шутите?

-- Надѣюсь, что правду. По крайней мѣрѣ, меня увѣрялъ самый серьезный на видъ солиситоръ, что и могу располагать милліонами. И мнѣ нельзя даже поблагодарить человѣка, который мнѣ ихъ предоставилъ, потому что его уже нѣтъ больше въ живыхъ!

-- И подумать, что вы ни разу не посѣтили нашъ базаръ и ни одной пенни не подарили, среди своего благополучія, англиканскимъ сиротамъ!-- воскликнула Роза.