Послѣ гостепріимнаго пріема, оказаннаго ему въ Розовомъ Павильонѣ, Джерминъ счелъ себя въ правѣ безпрепятственно являться туда, когда ему вздумается, и всегда вносилъ съ собой веселье. Онъ катался на лодкѣ вмѣстѣ съ Эстеръ и Джерардомъ, обсуждалъ съ ними прочитанныя ими книги, старыя и новыя, такъ какъ, повидимому, читалъ все, что привлекало вниманіе публики, а помнилъ прочитанное какъ рѣдкій читатель.
Джерардъ несомнѣнно былъ веселѣе въ его обществѣ, и съ интересомъ слушалъ его разсказы о посѣтителяхъ Пеитти -- пловучаго дома живописца Матти Мюллера, который принималъ въ немъ общество болѣе чѣмъ смѣшанное. Къ счастію, Пеитти стоялъ на якорѣ въ десяти миляхъ слишкомъ разстоянія, и обычные гости живописца не отдалялись дальше, чѣмъ на милю отъ своего пловучаго жилища.
Вся мечтательная серьезность, отмѣчавшая длинный tête-à-tête Джерарда и Эстеръ, улетучивалась въ присутствіи Юстина Джермина, какъ туманъ разсѣевается подъ лучами солнца. Величайшіе вопросы жизни и времени трактовались Джерминомъ какъ величайшіе пустяки за чайнымъ столомъ. Невозможно было сохранятъ серьезность въ обществѣ человѣка, для котораго жизнь была шуткой, а сибаритская роскошь -- высшее благо на землѣ.
-- Если я представляю себѣ будущій свѣтъ, то не иначе какъ въ видѣ планеты, на которой царствуетъ вѣчное лѣто; такимъ мѣстомъ, гдѣ нѣтъ дурныхъ поваровъ, а у птицъ небесныхъ нѣтъ ногъ,-- говорилъ онъ съ веселымъ смѣхомъ, когда Эстеръ отстаивала надежду человѣка на будущую жизнь.
Между тѣмъ и м-ръ Гильстонъ былъ уже два раза въ Розовомъ Павильонѣ въ эти ясные дни начала октября мѣсяца, но каждый разъ оказывалось, что м-ръ и м-съ Ганли катаются на лодкѣ.
Джерардъ съ презрительнымъ смѣхомъ бросилъ карточки ректора на столъ, когда ему подали ихъ вторично.
-- Что за навязчивый народъ эти пасторы!-- вскричалъ онъ.-- Этотъ человѣкъ приходитъ второй разъ въ теченіе десяти дней, вмѣсто того, чтобы обидѣться на то, что я не отдалъ ему визита. Хочетъ вѣрно вытянуть изъ меня деньги на свои школы или благотворительные клубы. Что-жъ! жизнь пастора -- невеселая жизнь, какъ я знаю это по домашнему опыту, и я вознагражу его настойчивость чекомъ на значительную сумму.
Эстеръ сначала вспыхнула, затѣмъ поблѣднѣла при видѣ карточекъ ректора.
-- Онъ, можетъ быть, приходилъ вовсе не за деньгами,-- пролепетала она.
-- Не за деньгами! душа моя, онъ пасторъ! Пасторъ, который не тянется за чужимъ кошелькомъ,-- черный лебедь, котораго я не ожидаю встрѣтить на вдѣвшей рѣкѣ.
-- Онъ, можетъ быть, хочетъ тебя видѣть.
-- Въ такомъ случаѣ его желаніе останется невыполненнымъ. Я не желаю впускать свѣтъ въ нашъ рай, отпертый клерикальнымъ ключомъ.
-- Тебѣ нечего опасаться вторженія къ намъ свѣта,-- сказала Эстеръ съ первой ноткой горечи въ голосѣ, какую онъ отъ нея услышалъ.-- Свѣтъ знаетъ, что въ нашей жизни есть неправильность, и держится отъ насъ поодаль.
-- Я слышу голосъ моей поэтической Эстеръ, но слова, произнесенныя ею,-- слова филистера,-- сказалъ Джерардъ развязно, оставляя ее.
Она стояла, глядя на карточки ректора, валявшіяся на томъ мѣстѣ, куда ихъ небрежно бросилъ Джерардъ. Она чувствовала, что разсердила человѣка, котораго любила больше, чѣмъ весь остальной міръ, вмѣстѣ взятый. О, глупая, глупая! стоитъ ли заботиться о томъ, что думаетъ или говоритъ о ней этотъ пустой и эгоистичный свѣтъ!..
Ректоръ пришелъ въ третій разъ, и на этотъ разъ захватилъ хозяина дома въ сѣняхъ.
-- Здравствуйте, м-ръ Гильстонъ!-- сказалъ Джерардъ, снимая шляпу.-- Пожалуйста войдите въ мою берлогу. Мнѣ совѣстно, что вы въ третій разъ безпокоитесь навѣщать меня. Я собирался послать вамъ чекъ.
-- Я не просилъ у васъ денегъ, м-ръ Ганли,-- отвѣчалъ ректоръ серьезно, садясь въ указанное кресло и оглядывая комнату проницательнымъ взоромъ человѣка, шестьдесятъ-шесть лѣтъ наблюдающаго свѣтъ и людей.
Въ этой пріемной коттэджа, превращеннаго въ кабинетъ, ничто не говорило о разнузданныхъ привычкахъ или неряшливости празднаго гуляки и лѣнтяя. Много книгъ, много цвѣтовъ и безукоризненнѣйшая чистота отличали комнату.
-- Вы не просили, нѣтъ, нѣтъ,-- развязно проговорилъ Джерардъ:-- но я знаю, что въ сельскихъ приходахъ всегда бываетъ много бѣдныхъ, и каждый состоятельный прихожанинъ обязанъ внести свою лепту. Зима подходитъ, хотя мысль о ней и можетъ вылетѣть изъ головы, благодаря чудной осени. Вы, конечно, уже заботитесь о снабженіи своихъ бѣдныхъ топливомъ и теплымъ платьемъ. Позвольте мнѣ написать вамъ чекъ.
Онъ раскрылъ шкафъ, вынулъ книжку съ чеками и опустилъ перо въ чернильницу.
-- Нѣтъ, м-ръ Ганли,-- отвѣчалъ ректоръ рѣшительно: -- я не возьму отъ васъ денегъ; я пришелъ поговорить съ вами о болѣе цѣнномъ предметѣ, нежели деньги.
-- О моей душѣ, быть можетъ?-- произнесъ Джерардъ, ожесточаясь.-- Я сразу долженъ объявить вамъ, м-ръ Гильстонъ, что не вѣрую въ христіанское откровеніе да и вообще во всякія трансцендентальности.
-- Вы дарвинистъ, полагаю?
-- Нѣтъ; я ровно ничего! Я не думаю ни о прошломъ, ни о будущемъ. Я хочу какъ можно лучше воспользоваться своей настоящей жизнью, пока она моя. Богу извѣстно, что она коротка и для тѣхъ, кто дольше всѣхъ живетъ на свѣтѣ... и смерть для меня не пріятнѣе отъ того, что я знаю, что весь міръ ожидаетъ одна и та же катастрофа.
-- Вы боитесь смерти?-- спросилъ ректоръ.
-- Кто же ее не боится? Созерцайте смерть въ какой угодно формѣ,-- она всегда отвратительна. Быстрая смерть, медленное разрушеніе! кто скажетъ, что ужаснѣе? Но позвольте, м-ръ Гильстонъ, вы пришли сюда вѣдь не затѣмъ, чтобы толковать о метафизикѣ. Позвольте же, прошу васъ, написать чекъ для вашихъ школъ, больницъ, или что вамъ угодно.
-- Опять говорю вамъ, м-ръ Ганли, что не возьму вашихъ денегъ.
-- Почему же нѣтъ?
-- Я не возьму денегъ на милостыню отъ человѣка, который живетъ во грѣхѣ.
-- О! такъ вы вотъ съ чѣмъ пришли, сэръ!-- вскричалъ Джерардъ, вскакивая съ мѣста.-- Вы врываетесь въ мой домъ, чтобы оскорблять меня!
-- Нѣтъ, м-ръ Ганли. Я здѣсь въ надеждѣ помочь вамъ перемѣнить вашу жизнь.
-- По какому праву вы предполагаете, что моя жизнь нуждается въ перемѣнѣ.
-- Скажемъ: хотя бы по проницательности старика, который прожилъ достаточно, чтобы узнать кое-что о человѣческой природѣ. Двое молодыхъ людей съ большими средствами не живутъ такъ, какъ вы и м-съ Ганли, безъ какой-нибудь основательной причины для уединенія; и въ вашемъ дѣлѣ, я полагаю, причина та, что эта лэди -- не ваша законная жена. Если такъ, то позвольте мнѣ, пока ваши отношенія къ этой молодой особѣ еще никому неизвѣстны, повѣнчать васъ съ нею тихо, скромно, безъ всякихъ свидѣтелей, кромѣ моего служителя и сестры, старой дѣвушки. Оба съумѣютъ сохранить вашу тайну.
-- Мой дорогой м-ръ Гильстонъ, вы очень обязательны, но, право же, меня смѣшитъ ваша naïveté. Неужели вы забыли -- предположивъ, что я не связавъ законнымъ бракомъ съ лэди, которую зову женой,-- что существуетъ сколько угодно регистраторовъ въ Англіи, которые бы поженили насъ такъ же тихо, какъ и вы, и не считали бы это за одолженіе?
-- Я очень хорошо знаю о существованіи регистраторскихъ конторъ, гдѣ каждый грумъ въ графствѣ можетъ жениться на дочери своего господина безъ дальнѣйшихъ церемоній; но я полагаю, что м-съ Ганли предпочла бы стать съ вами передъ алтаремъ и быть обвѣнчанной по обряду церкви.
-- Я не думаю, чтобы м-съ Ганли особенно вѣрила въ этотъ обрядъ. Она довольна тѣмъ, что знаетъ, что я ее люблю отъ всего сердца и счастливъ ея любовью.
-- И вы допускаете ее принести вамъ въ жертву свою добродѣтель и доброе имя, оставляя за собой право бросить ее, когда она вамъ надоѣстъ?
-- Вы не вправѣ говорить со мной въ этомъ тонѣ.
-- Нѣтъ, м-ръ Ганли, вправѣ -- вправѣ какъ старикъ и какъ пастырь прихода, вправѣ отъ глубокаго состраданія, какое мнѣ внушаетъ невинная дѣвушка, ставшая вашей жертвой. Я говорилъ съ нею, и каждое слово, сказанное ею, убѣждало меня, что она не можетъ быть счастлива въ грѣхѣ. Она не такого рода женщина, чтобы съ готовностью пойти на такую жизнь... соблазнявшій ее человѣкъ долженъ былъ пустить въ ходъ необыкновенныя средства...
-- Удержите свой языкъ, сэръ!-- закричалъ Джерардъ гнѣвно.-- Какъ смѣете вы вмѣшиваться въ жизнь мужчины и женщины, которые, какъ вы видите, живутъ въ любви и согласіи? кто проситъ васъ объ этомъ? Никто отъ васъ ничего не требуетъ: ни вашей дружбы, ни вашего знакомства. Мы хотимъ одного, чтобы насъ оставили въ покоѣ. Моя жена -- жена моя по сердцу и хозяйка моего дома, жена, которую я никогда не брошу -- довольна своимъ положеніемъ, и ни вы, и никто другой не вправѣ вступаться за нее. Ваше пасторство не облекаетъ васъ привилегіями въ глазахъ человѣка, для котораго всякія вѣрованія -- одно суевѣріе.
-- Я слыхалъ, что люди, отвергающіе старыя вѣрованія, признаютъ гуманность своею религіей,-- сказалъ ректоръ:-- но гуманности мало въ вашемъ безпечномъ отношеніи къ самопожертвованію этой молодой лэди, которая, повторяю, создана для лучшей доли, чѣмъ быть... незаконной женой.
-- Вы говорили съ ней?-- спросилъ вдругъ Джерардъ:-- когда и гдѣ?
-- Я встрѣтилъ ее на кладбищѣ какъ-то, и мы побесѣдовали.
-- Понимаю; вы успѣли растревожить ее насчетъ вопроса, который, я думалъ, мы съ нею вполнѣ уладили,-- отвѣчалъ сердито Джерардъ.-- Что же, она просила васъ поговорить со мной? вы явились но ея порученію?
-- Нѣтъ. Она слишкомъ самоотверженна. Вы не похожи на дурного человѣка, м-ръ Ганди, и ваше поведеніе для меня загадка. Вы богаты, независимы. Почему вы отказываетесь узаконить связь, которая, какъ вы сами сознаетесь, даетъ вамъ счастіе? Есть для этого какое-нибудь препятствіе? Вы уже женаты?
-- У меня нѣтъ другой жены, кромѣ Эстеръ.
-- Но должна же быть причина...
-- Да, причина есть... но такъ какъ я не вѣрю въ силу исповѣди, то извините меня, м-ръ Гильстонъ,-- я отказываюсь объяснить ее вамъ, чужому человѣку, котораго симпатіи или любопытства я не вызывалъ.
-- Довольно, м-ръ Ганди. Мнѣ очень жаль эту несчастную молодую особу, такъ какъ очевидно, что вы вполнѣ равнодушны къ ея общественному положенію и угрызеніямъ совѣсти. Если вы перемѣните свое намѣреніе и рѣшитесь поступить какъ честный человѣкъ, то я всегда въ вашихъ услугамъ. Но до тѣхъ поръ не переступлю больше черезъ вашъ порогъ.
-- Прекрасно; но вспомните, ректоръ, что вы переступили черезъ мой порогъ безъ приглашенія, а потому не можете ожидать, чтобы я испугался вашей угрозы превратить со мной знакомство, котораго я вовсе не искалъ.
Онъ сердился на вмѣшательство этого чужого человѣка въ его жизнь, сердился на Эстеръ за то, что она выдала его тайну.
Она вернулась изъ сада тотчасъ же вслѣдъ за тѣмъ, какъ ушелъ ректоръ, взволнованная и блѣдная, потому что видѣла ректора у воротъ.
Впервые Джерардъ встрѣтилъ ее съ нахмуреннымъ лбомъ и въ угрюмомъ молчаніи.
-- Ректоръ былъ у тебя?-- робко спросила она, садясь въ свой обычный уголокъ у окна, гдѣ стояла ея рабочая корзинка и маленькій столикъ съ книгами.
Джерардъ не сразу отвѣтилъ. Она успѣла вынуть работу изъ корзинки и сдѣлать нѣсколько трепетныхъ стежковъ, прежде, нежели онъ заговорилъ.
-- Да, ректоръ былъ здѣсь... твой давнишній, какъ кажется, знакомый.
-- Не очень давнишній, Джерардъ. Я только разъ въ жизни говорила съ нимъ.
-- Только разъ -- и уже успѣла нажаловаться ему!
-- Джерардъ, какія ты говоришь жестокія вещи! Я ничего ему не говорила, ничего... Онъ догадался, что у насъ не все въ порядкѣ, что я веду жизнь, которая по его понятіямъ грѣховна... О, Джерардъ, не будь жестокъ со мной! Я никогда не безпокоила тебя раскаяніемъ въ своей слабости, но когда этотъ добрый старикъ заговорилъ со мной такъ мягко, такъ кротко...
-- Ты разыграла плачущую Магдалину... допустила стараго фарисея и ханжу унизить себя его покровительствомъ... послала его требовать отъ меня узаконенія нашего союза? Узаконенія! какъ будто законъ можетъ удержать любовь!
-- Я не посылала его къ тебѣ. Я просила его не вмѣшиваться.
-- Ты могла бы, по крайней мѣрѣ, сообщить мнѣ о своемъ разговорѣ съ этимъ человѣкомъ и подготовить меня въ его проповѣди.
-- Я не могла говорить съ тобой объ этомъ, Джерардъ. Есть вещи, о которыхъ не говорится.
Она нагнула голову низко надъ работой, чтобы скрыть слезы, потому что инстинктивно чувствовала, какъ слезы въ эту минуту будутъ ему ненавистны. Во все время, какое она прожила съ нимъ, она скрывала слезы и грусть про себя. Съ нимъ она всегда была какъ солнечный лучъ.
Онъ нетерпѣливо прошелся по комнатѣ и остановило вередъ ней.
-- Эстеръ, я тебѣ надоѣлъ, и тебѣ надоѣла наша жизнь здѣсь?-- спросилъ онъ.
-- Надоѣлъ! Джерардъ, ты знаешь, что ты все для меня. Я отказалась отъ всѣхъ другихъ радостей въ здѣшнемъ и будущемъ мірѣ. Я ни о чемъ не думаю, ни на кого не надѣюсь, кромѣ тебя.
-- Еслибы я былъ воленъ жениться на тебѣ, вмѣшательство пастора вовсе бы не требовалось; но я не свободенъ. Я связанъ по рукамъ и ногамъ и пока не могу освободиться.
-- Не говори объ этомъ, Джерардъ. Я нечего отъ тебя не прошу. М-ръ Гильстонъ счелъ своей обязанностью поговорить съ тобой,-- вотъ и все.
Ея кроткое терпѣніе тронуло его. Онъ сѣлъ рядомъ съ нею, взялъ работу изъ ея дрожащихъ рукъ и привлекъ ее къ сердцу.
-- Ты слишкомъ хороша для меня, Эстеръ!-- сказалъ онъ.-- Будемъ счастливы, дорогая, вопреки всякимъ условностямъ, будемъ счастливы, какъ Шелли съ его Мери были счастливы въ началѣ своего союза, пока законъ не наложилъ своей печати на ихъ любовь. Со временемъ церковь и государство узаконятъ нашъ союзъ... но связь не станетъ отъ того крѣпче.
Онъ не забылъ того, что ректоръ сказалъ о ней. Да, она была изъ того матеріала, изъ котораго создаются жены. Она не такого рода женщина, чтобы легко примириться съ униженіемъ. А затѣмъ онъ говорилъ себѣ, что въ ихъ союзѣ нѣтъ униженія, что онъ глупецъ, обращая вниманіе на мнѣніе свѣта или подчиняясь вліянію узкихъ взглядовъ деревенскаго пастора.
-----
Послѣ этого дня ни слова не было больше произнесено Джерардомъ или Эстеръ о посѣщеніи ректора.
Онъ больше не приходилъ въ Розовый Павильонъ, и никто другой изъ жителей прихода не являлся съ визитомъ. Быть можетъ, невольный взглядъ смущенія, появлявшійся у м-ра Гильстона, когда при немъ заговаривали про м-ра и м-съ Ганли, утверждалъ его прихожанъ въ мысли, что дѣло неладно.
Повторялись прежнія соображенія и догадки: выражалось мнѣніе, что люди, не желающіе знаться съ сосѣдями, должны быть дурные люди,-- но ректоръ на все это обыкновенно молчалъ.
Онъ заговаривалъ о чемъ-нибудь другомъ и даже какъ будто не слышалъ толковъ про Ганли.
Въ душѣ онъ жалѣлъ бѣдную, хорошенькую дѣвушку, будущее которой рисовалось ему въ мрачныхъ краскахъ.
Эстеръ послѣ ея разговора съ ректоромъ никакъ не могла больше вернуться къ прежнему состоянію духа. Невыразимая горечь поднималась въ ея душѣ при воспоминаніи о томъ часѣ, когда она очутилась лицомъ къ лицу съ вѣрнымъ послѣдователемъ Евангелія и увидѣла, какъ онъ смотритъ на ея положеніе.
Жгучее, раскаяніе грызло ея сердце. Она съ ѣдкимъ сожалѣніемъ вспоминала о томъ времени, когда была бѣдна и трудилась съ утра до ночи, о долгихъ часахъ, проведенныхъ за швейной машиной, о прогулкахъ по пустыннымъ улицамъ, о всѣхъ хозяйственныхъ заботахъ, какія выпадали на ея долю, о стараніяхъ какъ можно рачительнѣе распорядиться, своими скудными средствами и доставить маленькія удобства отцу.
Съ радостью вернулась бы она къ тѣмъ днямъ нищеты и труда, лишь бы вернуть прежнюю чистоту и невинность.
Она молча несла свой крестъ. Тотъ, для кого она принесла въ жертву религію и доброе имя, не видѣлъ ея слезъ и не слышалъ жалобъ на тягостное положеніе въ Розовомъ Павильонѣ.
Наступили октябрьскіе дни; гармонія красныхъ, золотыхъ и желтыхъ тоновъ, отъ которыхъ осенняя зелень кажется еще красивѣе, чѣмъ лѣтняя, постепенно смѣнилась скучнымъ, однообразнымъ сѣрымъ, зимнимъ оттѣнкомъ. Дни стали короче и на рѣкѣ часто бывало холодно.
Эстеръ тщательно оберегала Джерарда отъ рѣчного тумана, послѣ того какъ онъ сообщилъ ей опасенія д-ра Соута насчетъ его легкихъ. Такимъ образомъ вечера показались бы обоимъ нестерпимо длинными, еслибы оба не привыкли въ чтенію, такъ какъ для любителей чтенія всегда будетъ не хватать времени, чтобы прочитать все то, что написано и интересно.
Просматривать каталоги книжныхъ магазиновъ, читать объявленія о новыхъ книгахъ въ Athenaeom и выписывать всѣ, которыя привлекали въ себѣ вниманіе, было неисчерпаемымъ источникомъ развлеченія для Джерарда Гиллерсдона, и въ эти долгіе, мирные вечера въ немъ проснулись прежнія честолюбивыя мечты. Онъ напишетъ романъ, напишетъ повѣствовательную поэму, сюжетъ которой уже долгіе годы таится въ его мозгу, и которая будетъ отличаться глубиной Броунинга и тонкостью Теннисона, вмѣстѣ съ пыломъ, остроуміемъ и шикомъ Оуэна Мередита и всей страстностью Суинбёрна,-- поэму, которая -- если удастся -- отмѣтитъ собой новую эру въ поэзіи.
Онъ любилъ толковать про свои неосуществившіяся мечты, а Эстеръ любила его слушать. Такимъ образомъ зимніе вечера проходили незамѣтно, и Эстеръ, видя его счастливымъ, чувствовала, что жертва ея принесена была не даромъ, и снова толковала себѣ, что ея собственныя чувства не идутъ въ счетъ тамъ, гдѣ дѣло касается его счастья.
Въ одно ясное октябрьское утро Джерардъ отправился къ Лондонъ повидаться съ д-ромъ Соутомъ, и тотъ сообщилъ ему утѣшительныя вѣсти.
-- Вы вели довольную и спокойную жизнь,-- сказалъ онъ ему,-- и результатъ оказался лучше, чѣмъ я даже надѣялся. Ваше сердце поправилось, легкія укрѣпились. Мы не можемъ вставить вамъ новое сердце, но мы можемъ заставить старое работать гораздо долѣе, чѣмъ я считалъ это возможнымъ въ послѣдній разъ какъ васъ видѣлъ. Откровенно говоря, вы были тогда очень плохи.
Джерардъ услышалъ это рѣшеніе съ восторгомъ. Ему жизнь не только не надоѣла, но онъ съ жадностью цѣплялся за нее. Онъ не боялся старости. Это время жизни, которое молодымъ людямъ представляется какимъ-то фантастическимъ пугаломъ, его нисколько не страшило. Онъ могъ безъ тревоги думать о долгихъ годахъ роскошнаго покоя въ изящномъ дворцѣ, выстроенномъ имъ себѣ, и который онъ съ каждымъ годомъ будетъ наполнять новыми сокровищами.
Онъ представлялъ себѣ, какъ онъ сидитъ окруженный книгами, статуями, картинами, всякими произведеніями искусства, сѣдовласый, сѣдобородый, мудрый отъ познанія жизни; къ нему будутъ приходить молодые люди, какъ приходили къ Протагору, чтобы услышать золотыя словеса философскихъ поученій. Судьба дала ему золото, и на него онъ купитъ себѣ долгую жизнь. Онъ думалъ о Самуэлѣ Роджерсѣ, Стирлингѣ Максвелѣ,-- о тѣхъ немногихъ людяхъ, которые выпили чашу жизни до дна, но не нашли въ ней горечи. Ему представлялась возможность такой же совершенной жизни, какъ и ихъ жизнь, лишь бы только продлить ее. Послѣднее стало въ немъ всепоглощающимъ желаніемъ...
Онъ вернулся въ Розовый Павильонъ, послѣ свиданія съ д-ромъ Соутомъ, счастливѣе, чѣмъ былъ въ послѣднее время. Онъ чувствовалъ, что къ нему какъ бы вернулась его молодость, что тѣнь угрозы сошла съ его пути. Онъ болѣе чѣмъ когда-либо любилъ Эстеръ и, сообщивъ ей мнѣніе доктора, поцѣлуями стеръ слезы радости съ ея глазъ.
-----
Въ Девонширѣ, однако, тревожились насчетъ его. М-ръ и м-съ Гиллерсдонъ вернулись послѣ водяного курса леченія и очаровательной поѣздки по южной Франціи. Они теперь снова поселились въ ректорскомъ домѣ, гдѣ Лиліана занималась приготовленіями къ предстоящему замужству.
"Мама очень огорчена, узнавъ, что ты не пріѣдешь къ намъ на Рождество,-- писала Лиліана.-- Ей хочется поблагодарить тебя за всѣ удовольствія, какія твои деньги доставили ей и пап а, и сообщить тебѣ, какъ удобно и роскошно путешествовали мы, благодаря твоей щедрости. Съ своей стороны мнѣ надо пр о пасть пересказать тебѣ, и я буду несчастна, пока не увижусь съ тобой. Мы провели три дня въ городѣ, гдѣ папа ѣздилъ въ клубы повидаться съ старыми знакомыми и пообѣдать въ обществѣ крупныхъ клерикальныхъ париковъ, а мама и я бѣгали въ это время по магазинамъ.
"Въ первое же утро мы отправились въ Гиллерсдонъ-гаузъ и для насъ было ударомъ, что мы не нашли тебя тамъ и услышали отъ слугъ, что ты не скоро вернешься. Слуги твои довольно таинственно говорятъ о тебѣ... слуги любятъ тайны вообще, не правда ли?
"Твоя идеальная экономка уѣхала въ Брайтонъ; буфетчикъ отправился провѣтриться въ паркъ. Выѣздной лакей не могъ сообщить твоего адреса, но снисходительно объявилъ, что письма, адресованныя на твое имя, будутъ тебѣ доставлены; итакъ, я живу въ надеждѣ, что ты получишь это письмо гдѣ-нибудь на морѣ или на сушѣ, въ горахъ Шотландіи или на норвежскихъ озерахъ
"Я очень безпокоюсь о несчастной дѣвушкѣ, судьбой которой ты такъ же интересовался или почти такъ же, какъ и я. Я говорю объ Эстеръ Давенпортъ. Не найдя тебя, я поѣхала въ Чельси, въ надеждѣ увидѣть Эстеръ. Я хотѣла пригласить ее къ намъ завтракать и затѣмъ отправиться вмѣстѣ въ картинную галерею, чтобы немножко развлечь ее. Но я нашла ея квартиру пустой, а хозяйка очень горевала о томъ, что ея нѣтъ. Она разъ утромъ, въ половинѣ августа, вышла изъ дому, расплатившись съ долгами и захвативъ немного вещей въ сакъ-вояжъ, послала маленькаго сына хозяйки за кэбомъ и уѣхала неизвѣстно куда. Отецъ ея таинственно исчезъ за нѣсколько дней передъ тѣмъ, и хозяйка думаетъ, что бѣдная Эстеръ отъ этого помѣшалась. Она была очень взволнована, когда уѣзжала, совсѣмъ сама на себя непохожа. Она не оставила адреса, но двѣ недѣли спустя хозяйка получила отъ нея нѣсколько строкъ, въ которыхъ она просила отослать письма, которыя могутъ придти на ея имя, въ Г., въ почтовую контору, въ Ридингъ. Двое носильщиковъ въ то же время явились съ приказаніемъ отъ нея, уложили ея книги, платье ея отца и всѣ ихъ вещи въ два ящика и адресовали ихъ на юго-западную станцію, Ридингъ, до востребованія. Ничего больше съ тѣхъ поръ не слышно ни объ Эстеръ, ни объ ея отцѣ. Хозяйка плакала, говоря о нихъ, и очевидно она думаетъ, что съ ними случилась бѣда. Мнѣ очень хочется написать Эстеръ и адресовать письмо въ почтовую контору Ридингъ, но что я ей скажу? Все это такъ таинственно,-- сначала исчезновеніе старика, затѣмъ ея внезапное бѣгство. Вѣдь это похоже на бѣгство, не правда ли?
"Джэкъ такъ обрадовался, увидя насъ по возвращеніи. Онъ много работалъ все лѣто, совсѣмъ не отдыхалъ и никуда не уѣзжалъ, но теперь онъ пріѣдетъ въ Гельмсли на осень, и мы всѣ будемъ счастливы. Только тебя недостаетъ для нашего полнаго счастья".
Джерардъ разорвалъ это письмо тотчасъ же, какъ прочиталъ, зная, что оно разстроило бы Эстеръ. Она рѣдко говорила о Лиліанѣ, и въ голосѣ ея звучало глубокое сожалѣніе объ утратѣ дружбы, которая была ей очень дорога.
Ни за что на свѣтѣ не хотѣлъ онъ также напоминать ей про утро ея бѣгства, когда въ ней боролись самыя противорѣчивыя чувства: стыдъ, сожалѣніе, самоотверженная любовь къ нему и готовность все принести ему въ жертву. Онъ помнилъ, какое было у нея лицо, блѣдное и застывшее, какъ у мертвеца, когда кэбъ подъѣхалъ къ дверямъ станціи, у которыхъ онъ ее дожидался. Они разстались всего лишь за нѣсколько часовъ передъ тѣмъ, при первыхъ лучахъ утренней зари. Теперь они съѣхались, чтобы никогда больше не разставаться, какъ сказалъ ей Джерардъ, сидя рядомъ съ ней въ вагонѣ.
Письмо Лиліаны оживило воспоминаніе объ этомъ утрѣ во всѣхъ его подробностяхъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ оживилась и нѣжность Джерарда къ Эстеръ. Какая она кроткая и какое въ ней отсутствіе эгоизма; даже въ отчаяніи отъ своего паденія, она старалась не мучить его своимъ раскаяніемъ.
Джерардъ сталъ серьезно думать о томъ, чтобы освободиться отъ обѣщанія, даннаго Эдитѣ Чампіонъ,-- обѣщанія, даннаго еще при жизни ея мужа, когда она ему сказала: "Помните, это клятва!" Онъ подумывалъ о томъ, чтобы признаться ей въ новыхъ своихъ обязательствахъ, обратиться къ великодушію Эдиты и просить ее вернуть ему его слово. Онъ подумывалъ объ этомъ, но такъ какъ время терпитъ, то онъ и не торопился. Если явится новое обязательство -- если родится у него ребенокъ -- въ такомъ случаѣ онъ сочтетъ своимъ долгомъ освободиться отъ прежняго обязательства, во что бы то ни стало.
Юстинъ Джерминъ часто появлялся въ эти короткіе осенніе дни, всегда веселый, всегда съ цѣлымъ коробомъ сплетенъ, въ которыхъ всѣ дѣйствующія лица выставлялись въ невыгодномъ для нихъ свѣтѣ и доставляли пищу для насмѣшекъ. Какимъ шутовскимъ представлялся здѣшній свѣтъ съ его точки зрѣнія, и непонятно было, чтобы кто-нибудь относился къ нему серьезно. Эстеръ ненавидѣла его насмѣшливый тонъ, но рада была, что Джерарда развлекали посѣщенія и болтовня Джермина. Еслибы онъ не пріѣзжалъ, Джерардъ, можетъ быть, чаще ѣздилъ бы въ Лондонъ. Такъ что въ нѣкоторомъ родѣ она должна была быть благодарной Джермину.
Матти Мюллеръ, живописецъ-пейзажистъ, для котораго Темза представляла золотой рудникъ, все еще жилъ въ своемъ пловучемъ домикѣ, не взирая на осенніе туманы, которые были полезнѣе для искусства, чѣмъ для здоровья. Онъ строилъ себѣ коттэджъ и мастерскую на берегу рѣки, доставляя себѣ восхитительное занятіе слѣдить за постройкой. Джерминъ кочевалъ между Лондономъ и пловучимъ домомъ Матти Мюллера и былъ всегда бодръ и посвященъ въ столичныя новости, между тѣмъ какъ живописецъ, по его увѣреніямъ, велъ растительную жизнь, переходя отъ мольберта въ коттэджу, медленно воздвигавшемуся на лугу.
Однажды вечеромъ Джерминъ пробылъ долѣе обыкновеннаго въ Розовомъ Павильонѣ, послѣ обѣда. Погода стояла особенно хорошая въ послѣдніе дни. Эстеръ провела все утро на рѣкѣ вмѣстѣ съ Джерардомъ, соблазненнымъ теплотой солнечнаго дня. Они пробыли на рѣкѣ до сумерекъ и, причаливъ къ берегу, нашли Джермина медленно прохаживавшимся въ ожиданіи ихъ возвращенія.
-- Я самъ пригласилъ себя къ вамъ обѣдать,-- сказалъ онъ Эстеръ, помогая ей выйти изъ лодки.-- Я уже цѣлый вѣкъ не надоѣдалъ вамъ своимъ присутствіемъ, по крайней мѣрѣ цѣлую недѣлю, и привезъ съ собой коробъ новостей,-- обратился онъ къ Джерарду:-- но новости эти не для дамскихъ ушей,-- кивнулъ онъ головой въ сторону Эстеръ:-- а потому я задержу васъ на полчаса въ курительной комнатѣ.
-- Ваши получасы въ курительной длятся гораздо дольше,-- замѣтила Эстеръ.
-- Это доказываетъ, что я умѣю заинтересовать Джерарда. Вы должны были бы быть очень мнѣ благодарны, м-съ Ганли. Онъ умеръ бы со скуки въ этомъ очаровательномъ убѣжищѣ, еслибы я не доставлялъ ему подробнаго и вѣрнаго отчета обо всемъ, что говорится и дѣлается дурного въ Лондонѣ.
-- Я забылъ даже смыслъ слова "скука" съ тѣхъ поръ, какъ поселился въ Розовомъ Павильонѣ,-- отвѣчалъ Джерардъ:-- а потому можете понизить свои претензіи въ этомъ направленіи. Когда листья опадутъ, а Темза станетъ слишкомъ пасмурной, мы отправимся въ Ривьеру.
-- А я встрѣчусь съ вами въ Монте-Карло. Я чувствую себя тамъ дома, болѣе чѣмъ гдѣ-либо въ другомъ мѣстѣ,-- весело отпарировалъ Джерминъ.
-- Сомнѣваюсь, чтобы мы побывали въ Монте-Карло.
-- О, непремѣнно побываете. Вы, можетъ быть, не поселитесь тамъ, но будете навѣдываться. Вѣдь Монте-Карло не даромъ зовется магнитной скалой. Онъ будетъ притягивать васъ, какъ та скала въ арабской сказкѣ, помните, притягивала Синдбада-мореходца. Вы окажетесь безсильнымъ передъ обаяніемъ одного изъ прелестнѣйшихъ мѣстечекъ на земномъ шарѣ. Я такъ же увѣренъ, что встрѣчу васъ тамъ, какъ была увѣрена тѣнь Цезаря въ томъ, что встрѣтится съ Брутомъ при Филиппи.
Обѣдъ прошелъ весело. Освѣщенный лампой, столъ былъ убранъ осенними листьями и ягодами различныхъ и гармонически подобранныхъ цвѣтовъ, которые Эстеръ набрала поутру въ лѣсу, во время прогулки.
Вечеръ былъ такъ тихъ и тепелъ, что оба молодыхъ человѣка курили сигары, прохаживаясь по песчаной дорожкѣ, передъ окнами освѣщенной гостиной, гдѣ сидѣла Эстеръ у камина, гдѣ горѣли сосновыя дрова, дававшія много свѣта, но безъ особеннаго жара. Около нея лежала ея работа и книги; дѣвическая фигура въ бѣломъ платьѣ въ этой свѣтлой и уютной комнатѣ представляла граціозное зрѣлище мирнаго домашняго очага, вовсе не похожее на тѣ видѣнія цыганской и безпутной жизни, какія мерещились старымъ дѣвамъ Лоукомба, когда онѣ толковали про обитателей Розоваго Павильона.
-- М-съ Ганли поѣдетъ вмѣстѣ съ вами на югъ?-- спросилъ Джерминъ, послѣ того, какъ истощилъ весь запасъ лондонскихъ сплетенъ и послѣ минутнаго раздумья.
Ночь была еще лучше дня, небо покрыто звѣздами, а въ десяти часамъ полная луна медленно вышла изъ-за лѣсистаго холма на противоположномъ берегу.
-- Натурально. Неужели вы думаете, что я съ ней разстанусь?
-- Я только думаю, что всему на свѣтѣ бываетъ конецъ. Вашъ медовый мѣсяцъ долго длился.
-- Мы еще не надоѣли другъ другу.
-- Нѣтъ? Ну, а бѣдная м-съ Чампіонъ, которую свѣтъ назначаетъ вамъ въ жены тотчасъ по окончаніи ея траура? Вѣдь для нея будетъ немножко обидно, если вы женитесь на другой женщинѣ.
-- Это дѣло ея и мое... но не ваше.
-- Прошу прощенія. Въ сущности вѣдь главная цѣль въ жизни -- это быть счастливымъ, и пока вы счастливы съ той дамочкой... очень милая и пріятная особа...
-- Ради Бога, удержите свой языкъ! Я знаю, вы желаете намъ добра... но каждое ваше слово усиливаетъ мое раздраженіе.
-- Любезный Гиллерсдонъ, вы слишкомъ чувствительны. Странно, что положеніе, которому повидимому вы обязаны своимъ счастіемъ, не можетъ быть обсуждаемо даже съ короткимъ пріятелемъ.
Джерардъ повернулся на каблукахъ и пошелъ въ домъ, Джерминъ послѣдовалъ за нимъ, и оба молодыхъ человѣка провели остатокъ вечера въ гостиной вмѣстѣ съ Эстеръ, гдѣ разговоръ вертѣлся уже не на живыхъ людяхъ, но на книгахъ, на идеяхъ и великихъ умахъ, перешедшихъ въ невѣдомый міръ. Такой разговоръ всегда увлекалъ Эстеръ, она забывала про угрызенія совѣсти, про страхъ бѣды, вѣчно висѣвшей надъ нею. Въ туманномъ мірѣ умозрительной философіи всѣ личныя и мучительныя чувства сливались въ одинъ великій и таинственный вопросъ: что мы такое, откуда пришли и куда идемъ? неужели наша индивидуальная жизнь, такъ мучительно обособленная сегодня, завтра сольется съ общей безсознательной жизнью, созидающей коралловые рифы и возсоздающей землю, по которой мы ходимъ.
Такіе разговоры повергали ее всегда въ глубокую меланхолію. Тѣмъ не менѣе она находила въ нихъ болѣзненное удовольствіе, какъ находятъ его люди въ книгахъ, заставляющихъ ихъ плавать.
Огонь въ каминѣ и жаръ отъ лампы такъ нагрѣли комнату, что когда Юстинъ Джерминъ ушелъ, Джерардъ раскрылъ окно и впустилъ струю свѣжаго ночного воздуха, вмѣстѣ съ лунный свѣтомъ. Луна высоко стояла въ эту минуту въ небѣ, тріумфально шествуя среди яркихъ звѣздъ, казавшихся ея спутниками.
Эстеръ и Джерардъ остановились у открытаго окна, созерцая небо и рѣку, довольные, что остались одни, хотя Джерминъ и не наскучилъ имъ, потому что умѣлъ интересно бесѣдовать обо всѣхъ предметахъ.
Оба молчали и думали, съ удовольствіемъ отдыхая отъ оживленнаго спора, длившагося часа два.
-- Это что?-- сказалъ вдругъ Джерардъ:-- кто-то отворилъ калитку сада. Джерминъ вернулся назадъ. Что ему нужно?
Слухъ у Эстеръ былъ тоньше. Она разслышала шаги по песку, слабые шаги человѣка, волочившаго ноги, точно онъ смертельно усталъ.
-- Это не его походка,-- сказала она:-- это идетъ кто-то старый и слабый.
Въ то время какъ она это произносила, изъ тѣни, царившей въ саду и вокругъ дома, выступила фигура, казавшаяся привидѣніемъ при лунномъ свѣтѣ, серебрившемъ ея лицо и потасканное платье. То была фигура старика съ растрепавшейся сѣдой бородой и желтымъ, изможденнымъ лицомъ. Согбенныя плечи, медленныя движенія указывали на крайнюю усталость. Человѣкъ этотъ направлялся къ освѣщенному лампой окну нетвердыми шагами, опираясь на палку; онъ подходилъ ближе и ближе, пока не очутился лицомъ къ лицу съ Эстеръ и тогда съ громкимъ крикомъ поднялъ палку и съ торжествомъ указалъ на нее.
-- Я зналъ это!-- истерически закричалъ онъ:-- я зналъ, что нашелъ тебя... наконецъ-то... нашелъ среди твоего позора... живущей въ роскоши, тогда какъ твой старикъ-отецъ умираетъ съ голода. Да, клянусь небомъ, я чуть не умеръ съ голода... а ты предалась грѣху...
-- Пап а!-- вскричала Эстеръ, жалобно протягивая къ нему руки и силясь обнять его ими:-- пап а, не вы можете осуждать меня! Вы бросили меня... Я всю жизнь отдала вамъ... и готова была служить вамъ до послѣдняго издыханія... но вы бросили меня... бросили, не предупредивъ ни единымъ словомъ... Я осталась одна, сиротой, безъ отца...
Рыданія помѣшали ей говорить. Но онъ яростно оттолкнулъ ее отъ себя.
-- Не дотрогивайся до меня!-- закричалъ онъ:-- я отрекаюсь отъ тебя... Я не хочу тебя знать...
И тутъ изъ устъ ея отца полились жестокія слова... Дочь въ смертельной тоскѣ и отчаяніи упала къ его ногамъ, не безъ памяти, нѣтъ, но въ жгучемъ сознаніи своего позора.
Выслушивать такую брань -- и въ присутствіи Джерарда!.. Чѣмъ будетъ отнынѣ для нея жизнь, какъ не сплошнымъ униженіемъ?!
Она закрыла руками лицо, склонившись къ землѣ. Въ этотъ мигъ она успѣла только подумать: "я заслужила то имя, какимъ отецъ назвалъ меня!" -- но тутъ она услышала бѣшеное восклицаніе Джерарда, ударъ, стонъ -- и отецъ ея повалился какъ снопъ на дорожку, рядомъ около нея...