Давенпортъ не умеръ. Эстеръ, въ первыя минуты безпомощнаго ужаса, думала, что ударъ, свалившій съ ногъ ея отца, былъ смертельнымъ; но это было не такъ.

Дрожащими руками развязывала она черную истрепанную тряпицу, которою было обвязано его горло, и слышала, какъ билось его сердце подъ разорванной фланелевой рубашкой. Она слышала прерывистое его дыханіе, доказывавшее, что онъ живъ.

-- Ступай за докторомъ!-- закричала она Джерарду.-- О! ради Бога! доктора... какъ можно скорѣе! Ты его не убилъ!

-- Убилъ!? нисколько. Я только заставилъ замолчать его гнусный языкъ... Неблагодарный, старый негодяй! Мой ударъ вовсе не былъ силенъ; я хотѣлъ только, чтобы онъ замолчалъ, и успѣлъ въ этомъ.

И Джерардъ презрительно засмѣялся.

Онъ считалъ ничего нестоющей жизнь этого жалкаго, ничтожнаго старика. Преклонныя лѣта, бѣдность, запой -- все это такія условія, при которыхъ человѣку и не стоитъ жить, а главное -- дорожить жизнью!

И тѣмъ не менѣе, еслибы кто-нибудь положилъ конецъ такому жалкому существованію,-- его назвали бы убійцей и повѣсили бы!

Что теперь дѣлать? посылать за докторомъ? Былъ уже второй часъ ночи, а ближайшій докторъ находился въ Лоукомбѣ, въ одной милѣ разстоянія.

-- Я пойду въ коттеджъ садовника и постараюсь послать кого-нибудь... Не бойся, Эстеръ. Будь спокойна, пока я не возвращусь.

Джерардъ побѣжалъ въ домикъ садовника, находившійся по ту сторону дороги, около большого огорода, гдѣ выращивалась цѣлая пропасть овощей, которыхъ никто не потреблялъ, и сѣялось такое количество сѣмянъ, что его достаточно было бы, чтобы засѣять всѣ пустопорожнія мѣста въ Беркширѣ.

Онъ ушелъ, а страхъ Эстеръ усилился въ то время, какъ она опустилась на колѣни около безжизненной фигуры, прислушиваясь къ затрудненному дыханію. Въ обморокѣ онъ, или съ нимъ нѣчто въ родѣ удара?

Ода поспѣшила въ домъ за водой и примочила ему виски, пыталась также пропустить ложку водки сквозь стиснутые зубы, но тщетно. Ей оставалось только наблюдать за лицомъ, казавшимся бѣгамъ при лунномъ свѣтѣ и сильно постарѣвшимъ и измѣнившимся съ прошлаго августа. Эти нѣсколько мѣсяцевъ равнялись, очевидно, нѣсколькимъ годамъ. Морщины стали глубже, но хуже, чѣмъ старость, положилъ свою печать закоренѣлый запой.

Джерардъ вернулся черезъ четверть часа, показавшуюся ей цѣлымъ вѣкомъ.

-- Доулингъ отправился,-- сказалъ онъ:-- я дожидался, пока онъ не тронулся въ путь. Туда идти почти часъ времени, да столько же назадъ. Это все твое глупое сопротивленіе тому, чтобы намъ завести здѣсь конюшню и лошадей, поставило насъ въ затруднительное положеніе! Что, онъ все еще не пришелъ въ себя?

Джерардъ остановился и глядѣлъ на фигуру, распростертую передъ нимъ на дорожкѣ. Дорожка передъ верандой была узка, и по счастливой случайности Давенпортъ упалъ головой на лужайку, гдѣ трава была густая и мягкая.

"Желалъ бы я знать, пригласилъ ли бы меня лоукомбскій ректоръ возвести этого человѣка въ званіе моего тестя",-- подумалъ Джерардъ; но затѣмъ, движимый лучшими чувствами, онъ нагнулся, поднялъ отяжелѣвшую голову съ земли и съ помощью Эстеръ перенесъ безсознательную фигуру въ гостиную, гдѣ и положилъ на диванъ; Эстеръ подложила подушку подъ взъерошенную сѣдую голову и прикрыла плюшевымъ одѣяломъ безжизненное тѣло.

-- Нельзя ли что-нибудь еще сдѣлать?-- спросила она жалобно.

-- Не знаю. Я совсѣмъ не умѣю ходить за больными. Будь здѣсь Лиліана, она была бы очень полезна. Я боюсь, что у него ударъ.

-- Ты не думаешь, что онъ умираетъ?-- съ ужасомъ спросила Эстеръ.

Она стояла на колѣняхъ у дивана, держа въ рукахъ холодную и безжизненную руку отца.

-- Не знаю. Ничего не знаю, кромѣ того, что паденіе не могло убить его.

-- Еслибы это такъ, то ты былъ бы его убійцей,-- отвѣчала она, возмущенная его безчувственностью.

-- Что же, ты предпочла бы, чтобы я стоялъ и слушалъ, какъ онъ ругаетъ тебя... тебя... когда ты принесла ему въ жертву всѣ радости жизни и была его преданной рабой?!

Нѣтъ, въ немъ не было жалости. Этотъ пьяница ворвался въ ихъ жизнь и внесъ ужасъ и волненіе въ ихъ мирный домъ. Этому пьяницѣ Эстеръ заплатила уже весь дочерній долгъ и ничѣмъ больше передъ нимъ не обязана. Нѣтъ, въ немъ не было жалости, хотя онъ, молодой человѣкъ, поднялъ руку на слабаго старика. Онъ такъ же мало жалѣлъ о томъ, что прибилъ его, какъ еслибы прибилъ бѣшеную скотину.

Онъ проклиналъ случай, приведшій въ его жилище этого нежеланнаго гостя, который, быть можетъ, сдѣлаетъ невозможнымъ его счастливый союзъ съ Эстеръ. Онъ зналъ ея преувеличенныя понятія о своемъ долгѣ къ этой пьяной скотинѣ, зналъ, что она готова пожертвовать собой. Кто скажетъ, какъ она теперь поступитъ?

Узаконить ихъ союзъ -- какъ бы не такъ! Создать законную связь между собой и этимъ пьянымъ бездѣльникомъ! Всю жизнь быть связаннымъ съ такимъ позорнымъ тестемъ!

Онъ не могъ оставаться въ одной комнатѣ съ этимъ жалкимъ отребьемъ человѣчества и, выйдя изъ дома, сталъ прохаживаться по дорожкѣ въ ожиданіи доктора, который не явился. Садовникъ вернулся черезъ часъ, говоря, что доктора призвали на одну отдаленную ферму, гдѣ ожидался ребенокъ, и онъ вѣроятно останется тамъ до тѣхъ поръ, пока ребенокъ не родится. Ферма находилась въ пати миляхъ разстоянія отъ Лоукомба. Жена доктора могла только обѣщать, что мужъ немедленно по возвращенія домой отправится въ Розовый Павильонъ.

Такимъ образомъ, во всю долгую октябрьскую ночь имъ ничего не оставалось, какъ терпѣть и ждать. Воздухъ посвѣжѣлъ съ наступленіемъ утра, и Джерардъ вернулся въ гостиную, гдѣ Эстеръ растопила каминъ и гдѣ все еще горѣла лампа. Дыханіе старика стало спокойнѣе, и онъ, казалось, теперь крѣпко спалъ.

-- Онъ поправится,-- сказалъ Джерардъ, глядя на незванаго гостя.-- Пьяному море по колѣно.

-- Джерардъ, Джерардъ, какъ ты жестокъ!

-- Неужели ты еще ждешь отъ меня доброты? Я бы пожертвовалъ тысячами, чтобы вычеркнуть его изъ нашей жизни.

-- Но это ты далъ деньги, которыя поставили его на такой путь.

-- Я далъ ему денегъ, чтобы избавиться отъ него. Я видѣлъ, что ты жертвуешь жизнью для призрачнаго долга. Я видѣлъ, что молодость твоя вянетъ и красота пропадаетъ даромъ въ нищетѣ и заботѣ. Онъ одинъ мѣшалъ моему счастію, и я устранилъ его. Мы были счастливы, Эстеръ. Изъ состраданія не говори мнѣ, что тебѣ дороже это отребье человѣчества, нежели я.

-- Онъ мнѣ дорогъ, потому что онъ мой отецъ и нуждается въ моей любви.

-- Ахъ, это старая исторіи! Мы можемъ заботиться о немъ и обезпечить за нимъ уходъ. Мы помѣстимъ его въ богадельню, гдѣ за нимъ будутъ ходить и не дадутъ ему предаваться пьянству.

Эстеръ не обратила вниманія на эти слова. Она сидѣла, по прежнему держа въ рукахъ холодную руку отца, и, примачивая его лобъ одеколономъ, прислушивалась въ его дыханію и поджидала доктора.

Утро, наконецъ, наступило, холодное и туманное, и вскорѣ затѣмъ появился м-ръ Миворъ, врачъ, пользовавшійся довѣріемъ всего околотка.

Его ввела въ комнату заспанная горничная; онъ съ удивленіемъ узналъ, что въ домѣ есть больной... посѣтитель, неожиданно прибывшій ночью, и для котораго провѣтривали и приготовили спальную.

Эстеръ на разсвѣтѣ поднялась наверхъ, разбудила слугъ и велѣла растопить каминъ въ запасной спальной, довольно красивой комнатѣ, до сихъ поръ остававшейся безъ употребленія и выходившей окнами на большую дорогу и огородъ.

М-ръ Миворъ слышалъ различные толки о молодой четѣ въ Розовомъ Павильонѣ, но, какъ осторожный врачъ и свѣтскій человѣкъ, воздерживался отъ высказыванія своего мнѣнія. Тѣмъ не менѣе и онъ интересовался этой общественной тайной; любопытство его значительно усилилось отъ того, что онъ увидѣлъ сегодня утромъ: два блѣдныхъ лица,-- лицо мужчины сердитое и нахмуренное, лицо женщины заплаканное и встревоженное,-- а между ними жалкая, растрепанная фигура, съ тѣмъ испитымъ видомъ, какой для опытнаго медицинскаго глаза сразу говорилъ о привычной невоздержности.

-- Когда сдѣлался этотъ припадокъ?-- спросилъ онъ, осмотрѣвъ больного.

-- Во второмъ часу ночи.

-- Онъ былъ здоровъ передъ тѣмъ?

-- Не знаю. Онъ пришелъ въ домъ... незванымъ гостемъ... и почти тутъ же свалился съ ногъ. Съ тѣхъ поръ не приходилъ въ себя,-- отвѣчалъ рѣшительно Джерардъ.

-- И не было никакой причины для волненія... ссоры, какого-нибудь возбужденія?-- разспрашивалъ докторъ, зорко глядя на говорившаго.

-- Онъ могъ взволноваться, увидя насъ неожиданно... и въ томъ состояніи, въ какомъ онъ находился... не особенно трезвомъ.

-- Вы думаете, онъ былъ пьянъ?

-- Думаю.

М-ръ Миворъ отложилъ дальнѣйшіе разспросы. Онъ вынулъ хорошенькій кожаный футляръ, который всегда возилъ съ собой, и, взявъ какой-то порошокъ, собственноручно поднесъ его больному, не спуская съ него глазъ. Старикъ раскрылъ на секунду свои глаза, но тотчасъ же закрылъ ихъ.

-- Вамъ нужна опытная сидѣлка,-- сказалъ докторъ,-- если этотъ человѣкъ долженъ остаться у васъ въ домѣ... Да, по правдѣ сказать, и не безопасно было бы перевезти его раньше нѣсколькихъ дней.

-- Онъ останется здѣсь и я буду помогать ходить за нимъ,-- сказала Эстеръ, садясь на прежнее мѣсто у изголовья больного.-- Онъ мой отецъ!

-- Вашь отецъ! Я не совсѣмъ понимаю,-- сказалъ докторъ, довольно-таки удивись такому открытію: онъ уже замѣтилъ разорванную фланелевую рубашку, истрепанный, грязный воротникъ сюртука и общій нищенскій видъ больного, представлявшій странный контрастъ съ комнатой, гдѣ онъ находился.

Ея отецъ! это жалкое человѣческое отребье -- отецъ красавицы м-съ Ганли, про которую ходило такъ много слуховъ. Значитъ, зоилы были въ сущности правы, и она происходила изъ подонковъ общества!

Онъ внимательнѣе прежняго вглядѣлся въ лицо старика. Какъ ни были черты его искажены пьянствомъ, но въ нихъ отсутствовалъ отпечатокъ грубости, характеризующей низменное происхожденіе. Рука, безжизненно лежавшая на плюшевомъ одѣялѣ, была тонка и изящной формы -- эта рука не знала чернаго труда. Человѣкъ этотъ могъ быть когда-то джентльменомъ. Склонность къ запою часто встрѣчается и у джентльменовъ!

М-ръ Миворъ не былъ доволенъ общимъ ходомъ дѣла. Онъ не вѣрилъ безусловно въ то, что старикъ какъ вошелъ, такъ и упалъ въ припадкѣ. Припадокъ, конечно, былъ сродни параличу -- въ этомъ онъ не сомнѣвался, но подозрѣвалъ, что отъ него что-то скрывали; въ особенности подозрѣнія его усилились послѣ того, какъ м-съ Ганли созналась, что это -- ея отецъ. Какъ бы то ни было, а обязанность врача была для него ясна. Что бы ни случилось нынѣшней ночью -- если даже произошла ссора между молодымъ человѣкомъ и старикомъ и какія-нибудь насилія, какъ онъ подозрѣвалъ, старикъ не умеръ. Онъ обязанъ его вылечить, если можно, а личная выгода заключается въ томъ, чтобы держать свои подозрѣнія про себя.

-- Я пошлю телеграмму въ Лондонъ и выпишу госпитальную сидѣлку, если хотите,-- сказалъ онъ.

-- Пожалуйста,-- отвѣчалъ Джерардъ и позвонилъ.-- Я пошлю вашу телеграмму, какъ только вы ее напишете.

-- А пока,-- сказалъ докторъ, присаживаясь за столъ, гдѣ находились всѣ письменныя принадлежности,-- я помогу вамъ уложить больного въ постель.

-- Комната его готова,-- объявила Эстеръ.-- Я могу все дѣлать для него, что нужно. Я привыкла ходить за нимъ.

-- Онъ и прежде, значитъ, бывалъ боленъ?

-- Такъ сильно, какъ теперь, еще никогда. Я никогда еще не видывала его въ такомъ обморокѣ, какъ вчера... послѣ того, какъ онъ упалъ.

Ея нерѣшительный голосъ и растерянный видъ подтверждали м-ру Мивору, что его догадки были основательны; но онъ не сталъ больше разспрашивать, и спокойно, съ искусствомъ и ловкостью опытнаго практика, помогъ слугѣ перенести безпомощную фигуру наверхъ; Эстеръ перемѣнила истасканное и грязное платье больного на другое и покойно уложила его въ кровать.

Огонь весело горѣлъ въ старомодномъ каминѣ, а на дворѣ ярко засіяло осеннее солнце. Комната, съ ея красивыми французскими обоями и бѣлой мебелью, была такъ свѣжа и чиста, точно ее приготовили для невѣсты... а въ постели лежала жертва собственныхъ пороковъ -- невоздержности и малодушія, про которые ошибочно думаютъ, что они вредятъ только самому грѣшнику.

-- Мой бѣдный отецъ бродилъ повсюду, пока не привелъ себя въ такой жалкій видъ,-- сказала Эстеръ доктору.-- У меня здѣсь въ домѣ полный чемоданъ его платья, и оно къ его услугамъ, когда понадобится. Мой долгъ сообщить вамъ, что онъ сталъ жертвой невоздержнаго употребленія вина, къ которому первоначально заставили его прибѣгнуть невральгическія боли. Онъ очень жалокъ, бѣдный. Вы никому не скажете?

-- Сказать кому-нибудь! Дорогая лэди, за кого вы принимаете докторовъ! Фамильныя тайны для насъ такъ же священны, какъ и для духовныхъ лицъ. Мнѣ не трудно было догадаться, что пьянство -- и одно только пьянство -- могло довести этого джентльмена до такого состоянія. А теперь я предоставлю вамъ ухаживать за нимъ, пока не пріѣдетъ сидѣлка. Я полагаю, что она прибудетъ сюда вскорѣ послѣ полудня, а я загляну еще до наступленія сумерекъ.

Когда онъ ушелъ, Эстеръ осмотрѣла карманы отца. Въ большомъ карманѣ его охотничьей куртки находился совсѣмъ растрепанный томикъ сатиръ Горація съ помѣтками, сдѣланными на поляхъ почеркомъ самого Давенпорта, все еще четкимъ и красивымъ, несмотря на разстроенные нервы и дрожащія руки.

Въ другомъ карманѣ того же платья лежала рукопись съ зачеркнутыми и вновь написанными строчками, указывавшими на какую-то работу. То былъ метрическій переводъ нѣкоторыхъ изъ сатиръ. Эти попытки говорили о напряженномъ трудѣ: нѣкоторыя мѣста были переведены въ нѣсколькихъ редакціяхъ и разными размѣрами, но ни одна сатира не была окончена. Всѣ признаки большого нѣкогда ума, но слабой воли были на-лицо.

Эстеръ передала рукопись Джерарду, когда онъ пришелъ взглянуть на больного. Она передала ее ему молча, даже не глядя на него, потому что боялась, какъ бы во взглядѣ ея не выразилось упрека. Эти тщательные переводы доказывали, какъ глубоко былъ обманутъ ея отецъ человѣкомъ, который сознательно заманилъ его на путь погибели.

-- Бѣдняга! Да, онъ хотѣлъ заработывать свои деньги. У него инстинкты джентльмена. Я поступилъ дурно, и ты вправѣ ненавидѣть или презирать меня. Я ничего лучшаго не заслуживаю.

-- Ненавидѣть тебя!-- повторила она тихимъ, разбитымъ голосомъ:-- ты знаешь, что я этого не могу. Ты самъ не понималъ, что дѣлалъ; въ противномъ случаѣ ты не поступилъ бы такъ жестоко. Но и я такъ же виновата, какъ и ты. Еслибы я оставалась вѣрна самой себѣ и ему, я бы могла все-таки найти его и спасти.

-- Да, пожертвовавъ молодостью, любовью, красотой и всѣмъ, что только цѣнно въ нашей краткой жизни. Нѣтъ, Эстеръ, я не жестокъ, я не безсердеченъ. Я сожалѣю о немъ, но онъ -- жертва собственныхъ инстинктовъ, и еслибы случай представился иной, то онъ все же бы погибъ. Я бы еще больше жалѣлъ тебя, еслибы продолжалась твоя прежняя жизнь и то суровое рабство, которое отрѣзывало тебя отъ всѣхъ радостей жизни, на какія ты вправѣ была разсчитывать. Я просто обезумѣлъ, глядя на твое терпѣливое мученичество, на безрадостную, мрачную жизнь, какую ты вела. Я бы еще хуже поступилъ, чтобы избавить тебя. А теперь... Ну, мы должны все сдѣлать для него.

Эстеръ ничего не отвѣчала на всѣ эти разсужденія. Она сидѣла у постели больного, готовая выполнить всѣ докторскія предписанія. Они были простѣйшаго свойства. Почти ничего пока нельзя было сдѣлать. Старикъ могъ проснуться отъ своего продолжительнаго сна въ полномъ умѣ,-- или нѣтъ? Ей оставалось только сидѣть и ждать. Она опустила сторы и сидѣла въ полусвѣтѣ со сложенными руками; губы ея машинально слагались въ молитву къ тому личному Богу, въ несуществованіи Котораго ее убѣждали послѣднія прочитанныя ею книги. Но въ этотъ часъ душевныхъ страданій и угрызеній совѣсти мысли ея сами собой возвращались на старинный путь, причемъ одно уже le Grand Peut-être могло дать нѣкоторое утѣшеніе.