Жизнь Эстеръ потекла скучной и обычной чередой послѣ той ужасной ночи. Давенпортъ пришелъ въ себя послѣ продолжительнаго усыпленія, которое могло быть результатомъ сильнаго истощенія отъ долгихъ странствованій по деревнямъ, недостаточной пищи и плохого сна на жалкихъ ночлегахъ.
Эстеръ нашла его маршрутъ въ карманахъ, въ видѣ смятыхъ трактирныхъ счетовъ. Самый ранній относился къ августу мѣсяцу и былъ помѣченъ изъ трактира въ Абингдонѣ; очевидно, что тотчасъ, почти вслѣдъ за полученіемъ денегъ отъ Джерарда, старикъ отправился въ Абингдонъ съ смутной идеей быть поближе въ Оксфорду для своихъ занятій, или же просто подъ вліяніемъ воспоминаній о прежнихъ веселыхъ студенческихъ дняхъ.
Позднѣйшіе счеты доказывали, что онъ странствовалъ вдоль рѣки, по водѣ или по сушѣ. Названіе городовъ и мѣстечекъ, гдѣ онъ останавливался, носили захолустный характеръ, а имена трактировъ и гостинницъ были совсѣмъ странныя и допотопныя: "Колокольный Звонъ", "Родное Пепелище", "Первый и Послѣдній". Послѣдній по времени счетъ былъ изъ придорожной харчевни около Лоукомба и въ какихъ-нибудь двухъ миляхъ отъ Розоваго Павильона. Безъ сомнѣнія, изъ толковъ и сплетенъ посѣтителей харчевни Николай Давенпортъ узналъ о мѣстопребываніи м-ра и м-съ Ганли и ихъ образѣ жизни; а описаніе ихъ наружности навело его на мысль, что то могли быть Джерардъ и Эстеръ.
Какъ бы то ни было, а теперь онъ лежалъ на одрѣ болѣзни, безпомощный и почти въ идіотическомъ состояніи. Умъ его былъ отуманенъ, мысли неясны. Память почти совсѣмъ измѣнила ему, и лишь моментами являлись проблески сознанія и скорѣе пугали, нежели радовали дочь -- до того они были неожиданны, безсвязны и мимолетны.
Сидѣлка, спокойная, аккуратная особа лѣтъ около сорока, высокая, широкоплечая, сильная, съ здоровымъ аппетитомъ, чередовалась съ Эстеръ въ комнатѣ больного, а по истеченіи недѣли наняли и мужчину слугу, для ухаживанія за больнымъ, и чтобы возить его въ креслѣ по саду. М-ръ Миворъ объяснилъ Эстеръ, что состояніе ея отца было скорѣе хроническое, нежели острое. Онъ мало надѣялся на его физическое или умственное выздоровленіе. Здоровье м-ра Давенпорта въ конецъ было разстроено пьянствомъ, а удивленіе, потрясеніе, испытанное имъ и вызвавшее послѣдній припадокъ, только ускорили кризисъ, вообще бывшій неизбѣжнымъ.
Эстеръ блѣднѣла и краснѣла, слушая доктора. Она взглянула на него съ мольбой въ глазахъ.
-- Скажите мнѣ правду, м-ръ Миворъ, всю правду: вы въ самомъ дѣлѣ думаете, что событія прошлой ночи не могли значительно отразиться на здоровьѣ отца, что такое состояніе рано или поздно пришло бы, даже еслибы?..
-- Даже еслибы не было никакихъ причинъ къ волненію, не произошло бы паденія? Да, я такъ думаю. Но отецъ вашъ упалъ до припадка, полагаю, не правда ли?
-- Да, къ несчастію... и дрожащимъ голосомъ прибавила:-- я такъ жажду знать правду, хотя бы она была и жестока, что должна разсказать вамъ все. Вы вѣдь обѣщали хранить наши тайны.
-- Да, да, будьте спокойны, вы можете положиться на меня.
-- Я оставила свой домъ, чтобы поселиться съ м-ромъ Ганли,-- оставила его безъ вѣдома отца. Онъ находился въ это время въ отсутствіи, и я думала, что онъ бросилъ меня, а потому я, можетъ быть, такъ и поступила. Но онъ, очевидно, не хотѣлъ бросить меня, а уѣхалъ по недоразумѣнію и, пространствовавъ, нашелъ насъ здѣсь... и, мнѣ кажется, онъ былъ ненормаленъ... потому что очень жестоко говорилъ со мной... называя такими именами, какихъ добрый отецъ...
Она зарыдала при воспоминаніи о той страшной ночи. Любезный докторъ успокаивалъ ее съ доброжелательной симпатіей. Онъ много видалъ на своемъ вѣку семейныхъ драмъ, ссоръ, и звалъ, какая бездна злости и ярости скрывается за внѣшней оболочкой мира и приличія.
-- Довольно,-- сказалъ онъ,-- не разстраивайте себя, я догадываюсь... произошла ссора, можетъ быть и маленькая драка, и вашъ отецъ упалъ. Я такъ и думалъ, когда помогалъ раздѣвать его. Я тщательно осмотрѣлъ его. На немъ было двѣ-три незначительныхъ ссадины... и только. Такое паденіе не могло вызвать удара. То результатъ постепеннаго разстройства мозга отъ алкоголя. Вашъ отецъ самъ погубилъ себя.
Это мнѣніе очень успокоило ее относительно роли Джерарда въ послѣдней болѣзни отца, но не разсѣяло угрызеній совѣсти за свое личное поведеніе. Она укоряла себя за окончательное паденіе отца, котораго старалась прежде спасти.
Только одинъ долгъ, одно искупленіе оставалось ей,-- думала она: -- это нести свой крестъ и стараться облегчить и скрасить дни отца. Отецъ узнавалъ ее, и ему видимо пріятно было ея общество. Этого было достаточно. Онъ относился къ своей обстановкѣ безъ удивленія и разспросовъ и принималъ комфортъ и даже роскошь какъ должное. Джерарда онъ тоже видѣлъ безъ волненія, иногда узнавалъ его и называлъ по имени, иногда встрѣчалъ его съ церемонной вѣжливостью, какъ человѣка незнакомаго.
И Джерардъ терпѣлъ его присутствіе въ своемъ домѣ сначала съ ангельской кротостью, и даже оказывалъ слабому старику маленькія услуги, когда встрѣчалъ его въ саду или на окрестныхъ дорогахъ, солнечнымъ утромъ, въ покойномъ креслѣ, окутаннымъ мѣховымъ одѣяломъ, и съ Эстеръ, шедшей рядомъ около него.
Но спустя мѣсяцъ такой жизни присутствіе старика стало тяготить Джерарда. Самая мысль о томъ, что онъ существуетъ на свѣтѣ, становилась нестерпима, и Джерардъ настаивалъ на необходимости помѣстить его въ лечебницу, гдѣ, увѣрялъ онъ, за нимъ будетъ лучше уходъ, чѣмъ въ частномъ домѣ.
Эстеръ наотрѣзъ отказала.
-- Онъ не можетъ быть счастливѣе, чѣмъ здѣсь, и уходъ за нимъ будетъ не лучше, въ чемъ я не сомнѣваюсь; я буду только безпокоиться о немъ, не видя его.
-- Все это очень печально для меня. А долго ли это продлится?
-- Пока онъ будетъ живъ.
-- Но по словамъ твоего пріятеля, м-ра Мивора, это можетъ продлиться годы... Онъ будетъ развалиной человѣка, но будетъ жить... и переживетъ меня. Не можетъ быть, Эстеръ, чтобы твое рѣшеніе было непоколебимо. Неужели ты бросишь меня... ради этого злосчастнаго старика?
-- Бросить тебя, Джерардъ! какъ можешь ты это думать?
-- Но я не могу этого не думать. Никто не можетъ служить двумъ господамъ. Если ты захочешь непремѣнно здѣсь остаться и ходить за своимъ отцомъ, то не можешь ѣхать на югъ со мной, и что же станется съ нашимъ планомъ провести зиму въ Италіи?
-- Я думала объ этомъ,-- отвѣчала она съ смущеннымъ взглядомъ.-- Но неужели такъ необходимо для тебя ѣхать на югъ? Погода такая теплая.
-- Она вообще бываетъ теплая до Рождества. Зима начнется не раньше января.
-- И ты совсѣмъ поправился.
-- Не настолько поправился, чтобы подвергать себя пятимѣсячной зимней стужѣ и не слушаться доктора. Онъ велѣлъ мнѣ зимовать на югѣ.
Эстеръ вздохнула и помолчала нѣсколько минутъ.
О! какъ она мечтала объ этомъ югѣ, объ этой чудной Италіи, когда читала поэмы Броунинга! И вотъ, теперь ей приходится отказаться отъ этой мечты, и что еще хуже того... разстаться съ Джерардомъ. Если онъ долженъ ѣхать на югъ, она должна съ нимъ разстаться.
-- Я это всего отважусь скорѣе, чѣмъ оставить отца,-- спокойно произнесла она.-- Я думаю, ты знаешь, какъ мнѣ хотѣлось ѣхать на югъ, увидѣть страны, которыя представляются какимъ-то волшебнымъ краемъ въ сравненіи съ нашимъ прозаическимъ сѣверомъ, и увидѣть ихъ съ тобой... съ тобой! Но если ты долженъ ѣхать, то уѣдешь одинъ. Ты вѣдь вернешься во мнѣ, милый? Разлука будетъ не вѣчная?
-- Вернусь, да, конечно, если останусь живъ; но тебѣ будетъ страшно скучно здѣсь въ продолженіе долгой зимы. Неужели ты не можешь довѣрить отца попеченіямъ сидѣлки и этого слуги. Они, кажется, очень заботливо ухаживаютъ за нимъ.
-- Да, они заботливы, тѣмъ болѣе, что я наблюдаю за этимъ. Но почему я знаю, что будетъ, когда я уѣду? Онъ бываетъ по временамъ очень несносенъ. Ихъ терпѣніе можетъ лопнуть.
-- Отъ рѣзкаго слова съ нимъ ничего худого не сдѣлается, а въ общемъ они его не обидятъ. Его жизнь обезпечиваетъ ихъ собственное существованіе, а потому въ ихъ интересѣ заботиться объ его удобствахъ.
-- Все-таки это не освобождаетъ меня отъ моего долга, Джерардъ. Нѣтъ, я должна оставаться съ нимъ до его смерти.
-- Какъ хочешь. Если найдешь, что здѣсь очень скучно или сыро, то можешь перевезти своего больного въ Гастингсъ или Торкэ. Я думаю, что такой путь онъ вынесетъ.
-- Не думаю. М-ръ Миворъ говоритъ, что всякое утомленіе или волненіе опасно для отца. Его нужно держать въ полномъ покоѣ и здѣшняя обстановка для него очень пригодна.
-- А онъ очень пригоденъ для Мивора, какъ паціентъ.
-- Это несправедливый намекъ, Джерардъ. М-ръ Миворъ могъ бы пріѣзжать каждый день, но пріѣзжаетъ только разъ въ двѣ недѣли. Да и то, на дняхъ, онъ сказалъ мнѣ, что не пріѣдетъ больше до тѣхъ поръ, пока за нимъ не пошлютъ. Но я сама просила его заглядывать по временамъ, чтобы видѣть, что все дѣлается какъ слѣдуетъ.
-- Мнѣ не жалко платить гонораръ Мивору. Я только сожалѣю о перемѣнѣ, внесенной въ нашу жизнь... жизнь, которую мы вели вдвоемъ...
И, тронутый печалью, выражавшейся на лицѣ Эстеръ, прибавилъ:
-- Конечно, если зима будетъ теплая, то, можетъ быть, мнѣ можно будетъ остаться здѣсь.
-- Нѣтъ, нѣтъ,-- поспѣшно вскричала она:-- ты не долженъ рисковать! О, Джерардъ, вѣдь ты знаешь, что твоя жизнь мнѣ дороже... всякой другой жизни. Ты знаешь, что только долгъ удерживаетъ меня здѣсь...
-- Я знаю, что упорная привязчивость въ неблагодарному долгу характеризуетъ твой полъ,-- сказалъ онъ,-- или, вѣрнѣе сказать, характеризуетъ хорошихъ женщинъ. Дурныя плюютъ на всякіе долги, живутъ по своей прихоти и, думаю, счастливѣе хорошихъ. Онѣ берутъ себѣ роль Исава, ѣдятъ сладкое кушанье, которое имъ по вкусу, не пропускаютъ наслажденій, и, думается мнѣ,-- хорошо дѣлаютъ.
Онъ улегся въ низкую bergère около камина въ гостиной, закинулъ руки за голову и задумчиво уставился въ пылающія дрова. Онъ все еще очень любилъ Эстеръ и былъ счастливъ въ ея обществѣ; но онъ уже могъ думать о другихъ дѣлахъ при ней, и ему ненавистно было присутствіе старина и его прислужниковъ. Одна изъ комнатъ, занимаемыхъ Давенпортомъ, приходилась надъ гостиной, и Джерардъ слышалъ, по временамъ, тяжелые шаги слуги и болѣе легкую поступь сидѣлки, а въ семь часовъ вечера ежедневно до него доносился стукъ колесъ кресла больного, медленно провозимаго по комнатѣ. Онъ зналъ автоматическую рутину этой печальной жизни, часъ, въ который больного одѣвали, кормили, возили гулять, укладывали спать,-- послѣднее бывало передъ тѣмъ, какъ Эстеръ съ Джерардомъ садились обѣдать. Онъ зналъ всѣ эти подробности, хотя Эстеръ очень рѣдко упоминала о больномъ... зналъ по ихъ монотонному повторенію.
Онъ думалъ о томъ, что ему дѣлать съ собою зимой, какъ получше устроить жизнь теперь, когда очарованіе, притягивавшее его въ Розовому Павильону, разрушено? Ему запрещены всякія волненія. Лихорадочная жизнь мота и тунеядца -- не по немъ. Самое большее, что онъ могъ себѣ позволить,-- это отобѣдать въ обществѣ пріятныхъ и умныхъ людей въ своемъ прекрасномъ лондонскомъ домѣ. Онъ будетъ проводить время неперемѣнно то въ Лондонѣ, то въ Розовомъ Павильонѣ, и Эстеръ не можетъ жаловаться на одиночество. Зимній сезонъ уже начался; въ Лондонѣ, навѣрное, собралось много интересныхъ людей. Сестра его должна вѣнчаться въ первыхъ числахъ новаго года, и поэтому случаю ему придется съѣздить въ Девонширъ. Мать уже нѣсколько разъ писала ему со времени возвращенія съ континента и просила пріѣхать и повидаться съ нею. Въ письмахъ ея сквозило смутное безпокойство насчетъ образа его жизни.
-- Если у Эстеръ есть долгъ къ отцу, то и у меня есть обязанности относительно моихъ родныхъ,-- говорилъ онъ самому себѣ;-- я тоже долженъ принимать во вниманіе права тѣхъ, кто никогда не навлекалъ на меня позора, какъ это сдѣлалъ съ нею этотъ старый глупецъ.
-- О чемъ ты такъ задумался, Джерардъ?-- спросила Эстеръ.
-- Я думаю о моей матери.-- Отвѣтъ смутилъ ее. Его мать! да, у него тоже есть близкіе и родные.... люди, въ жизни которыхъ ей нѣтъ мѣста.
-- Твоей матери? Ахъ! какъ она была всегда добра ко мнѣ, и какъ давно это было; какъ старая жизнь далеко, далеко отошла отъ меня! Увижу ли я ее когда-нибудь снова, хотѣлось бы мнѣ знать?-- видохнула она.
И тутъ горькая мысль о позорѣ сжала ея сердце. Что подумаетъ о ней его мать? Обезчещенная, опозоренная, безъ имени! Отверженная -- вотъ что она такое въ глазахъ жены ректора.
-- Твоя сестра скоро, вѣроятно, выйдетъ замужъ?-- спросила она послѣ долгаго молчанія.
-- Въ первыхъ числахъ новаго года; мнѣ придется поѣхать на свадьбу.
-- Разумѣется. Мое сердце послѣдуетъ за тобой, и всѣ мои пожеланія ей счастія... хотя я, вѣроятно, никогда больше съ нею не увижусь.
-- Не играй на этой струнѣ, Эстеръ, предоставь будущему устроиваться само собой. У всѣхъ у насъ явились мрачныя мысли въ этомъ отвратительномъ домѣ.
-- Отвратительномъ! О, Джерардъ, мы такъ были счастливы здѣсь! Я думала, ты любишь этотъ домъ.
-- И я любилъ его, пока онъ былъ полонъ солнечнаго свѣта и цвѣтовъ, и пока ты не обратила его въ больницу. Не будемъ ссориться, Эстеръ. Я немного раздраженъ и могу наговорить непріятныхъ вещей, нехотя... Ты напомнила мнѣ про свадьбу сестры и про то, что я еще и не подумалъ о свадебномъ подаркѣ для нея. Что я ей подарю?
-- Что-нибудь великолѣпное, конечно; хотя насколько я знаю ея сострадательность, ей пріятнѣе всего будетъ какой-нибудь даръ для бѣдныхъ ея прихода.
-- Бѣдные ея прихода подучатъ все, чего она ни пожелаетъ, но я бы хотѣлъ подарить ей что-нибудь лично на память отъ брата. Чэки въ большой модѣ, какъ даръ отъ богатыхъ родственниковъ, а потому я подарю ей чэкъ; но надо еще что-нибудь; серебряный сервизъ, я думаю, всего лучше. Она и Кумберлэндъ никогда сами не рѣшатся купить себѣ серебряный сервизъ. Онъ скажетъ: надо бы расплавить его и отдать серебро нищимъ; но Лиліана не позволитъ расплавить мой подарокъ. Я поѣду завтра и Лондонъ и выберу сервизъ... стараго стиля, стиля Георговъ, такъ что онъ не будетъ казаться анахронизмомъ въ ихъ домѣ, который тоже въ стилѣ Георговъ. Я знаю, что у Кумберлэнда есть одна только маленькая слабость. Онъ хочетъ, чтобы въ его домѣ все было изъ той же эпохи, какъ и самъ домъ.
Джерардъ поѣхалъ въ Лондонъ на другое же утро, и впервые съ тѣхъ поръ, какъ онъ поселился въ Розовомъ Павильонѣ, объявилъ Эстеръ, чтобы она не ждала его вечеромъ.
-- Я пробуду въ Лондонѣ два или три дня,-- сказалъ онъ:-- У меня много дѣла.
Она не роптала. И съ улыбкой проводила его до садовой калитки, но вернулась домой съ тяжелымъ сердцемъ.
-- Увы! счастливые дни мои миновали,-- сказала она самой себѣ.