X.

Скучное начало года до открытія парламента и постепеннаго пробужденія Лондона пролетѣло какъ сонъ. Наслажденіе жить въ домѣ, созданномъ имъ самимъ, и новизна ощущенія бросать деньги занимали и радовали Джерарда, между тѣмъ какъ Лиліана дѣлила себя между двумя поглощавшими ее обязанностями. Съ одной стороны у нея былъ братъ, котораго она нѣжно любила, и вся суета и праздность свѣтской жизни; съ другой стороны -- ея будущій мужъ, уже занявшій мѣсто викарія въ церкви св. Лаврентія и требовавшій ея совѣта и содѣйствія во всѣхъ приходскихъ дѣлахъ.

-- Я хочу, чтобы мой приходъ былъ также и твоимъ, Лиліана,-- говорилъ онъ.-- Я хочу, чтобы твой умъ и твоя рука чувствовались во всѣхъ дѣлахъ, какъ малыхъ, такъ и большихъ.

Такимъ образомъ Лиліана одинъ день сновала по самымъ грязнымъ улицамъ западнаго центральнаго Лондона, совѣщаясь о ночномъ убѣжищѣ для женщинъ и дѣтей, а на другой день ѣхала съ братомъ въ Христи и высказывала свое мнѣніе о картинѣ Рафаэля или Рейнольдса.

Джерардъ не переставалъ предлагать деньги и съ охотой платилъ бы изъ своего кармана по всѣмъ расходамъ св. Лаврентія; но Джэкъ Кумберлэндъ ограничивалъ его щедрость своимъ вліяніемъ и принималъ лишь незначительныя благодѣянія: сто фунтовъ для новаго пріюта; сто фунтовъ для ремесленнаго института и по пятидесяти фунтовъ для общества и убѣжищъ раскаявшихся Магдалинъ; двѣсти фунтовъ для школъ; въ общемъ всего пятьсотъ фунтовъ.

-- По моему, нелѣпо, чтобы вы нуждались хоть сколько-нибудь въ деньгахъ, когда у меня ихъ такъ много!-- укорялъ Джерардъ, размахивая чековой книжкой.

-- Вы поможете намъ болѣе широко впослѣдствіи, годика черезъ два-три, когда привыкнете къ своему богатству и пріобрѣтете сознаніе размѣровъ. А теперь вы похожи на ребенка, которому подарили ящикъ съ игрушками и который раздаетъ ихъ товарищамъ, воображая, что ящикъ неистощимъ,-- говорилъ Кунберлэндъ, улыбаясь надъ его рвеніемъ.-- А нова съ насъ довольно и пяти сотъ фунтовъ. Я никогда и не мечталъ о такой большой суммѣ.

-- Мнѣ кажется, что онъ хочетъ удерживать свой приходъ въ бѣдности,-- замѣтилъ позже Джерардъ сестрѣ въ интимной бесѣдѣ.

-- Онъ не хочетъ тебя эксплуатировать и боится развратить своихъ прихожанъ слишкомъ щедрыми подаяніями.

-----

Гиллерсдонъ-Гаузъ произвелъ въ обществѣ фуроръ. Общество льнуло къ милліонеру, какъ мухи къ меду.

Уваженіе къ богатству -- одинъ изъ главныхъ пунктовъ соціальной этики. Мы всѣ любимъ вертѣться около денегъ, въ роскоши и богатствѣ есть что-то обольщающее, чему противиться можетъ только Сократъ, да и Сократъ даже ходилъ на пиры богачей и мѣнялъ свое простое платье на болѣе нарядное, отправляясь въ гости къ богатымъ людямъ. Общество, которое всегда благоволило въ Джерарду Гиллерсдону, любопытствовало узнать, какъ-то онъ распорядится съ своимъ богатствомъ. Тѣ люди, которые завидовали ему, предсказывали, что онъ разорится черезъ годъ или два, и при этомъ у каждаго была своя теорія насчетъ того, какъ ему слѣдовало тратить деньги.

-- Вы должны давать обѣды и рауты,-- говорилъ Ларозъ:-- къ чему имѣть красивый домъ, если вы схоронитесь въ немъ за-живо! Лучше ужъ было бы въ такомъ случаѣ выстроить себѣ мавзолей... Кстати, эта идея вовсе не дурна. Если какой-нибудь добрый старикъ завѣщаетъ мнѣ нѣсколько милліоновъ, я выстрою себѣ пирамиду, какъ Хеопсъ, и буду жить въ ней, пока не наступитъ время меня бальзамировать, и въ этой пирамидѣ буду принимать лишь немногихъ избранныхъ и угощать ихъ тонкими обѣдами. Да, мой милый Джерардъ, вы должны давать завтраки, полдники, обѣды, музыкальные вечера. Въ небѣ написано, что вы будете источникомъ веселія для общества въ текущемъ сезонѣ. Я надѣюсь, что вамъ нравится мысль быть общественнымъ центромъ, м-съ Гиллерсдонъ?-- обратился Роджеръ къ Лиліанѣ съ вкрадчивой улыбкой.

-- Это немножко страшно,-- отвѣчала весело Лиліана:-- но я хочу, чтобы Джерардъ былъ счастливъ и доволенъ, и м-ръ Кумберлэндъ поможетъ намъ занимать гостей. Онъ былъ страшно популяренъ въ Девонширѣ.

-- Дорогая лэди, Девонширъ -- не Лондонъ... но, конечно, м-ръ Кумберлэндъ очень привлекательный человѣкъ, и я слышу, что кое-кто уже ѣздитъ въ церковь св. Лаврентія слушать его проповѣди.

-- Кое-кто!-- вскричала Лиліана:-- помилуйте, церковь каждое воскресенье бываетъ биткомъ набата.

-- Ахъ! Но я имѣю въ виду такихъ господъ, какъ лордъ Вордсвортъ или м-ръ Леметръ, актеръ, или лэди Гіацинтъ Польтней... господъ, о которыхъ стоитъ упоминать. Если эти ѣздятъ слушать м-ра Кумберлэнда, то, конечно, онъ будетъ кладомъ для нашихъ собраній. Но, другъ Джерардъ,-- продолжалъ Роджеръ торжественно:-- главный пунктъ, это -- ѣда. Люди будутъ пріѣзжать къ вамъ ѣсть. Кормите ихъ. Само собою разумѣется, у васъ будетъ обиліе цвѣтовъ. М-съ Смитъ -- знаете, извѣстная м-съ Смитъ -- будетъ убирать цвѣтами ваши комнаты и обѣденный столъ. Общество любитъ, чтобы глазъ отдыхалъ на красивой сервировкѣ. Но все-таки это второстепенное. Замороженная спаржа, перепела и всякіе деликатессы -- вотъ существенное.

-- И въ благодарность за мое гостепріимство мой домъ станутъ звать рестораномъ Гиллерсдонъ или каф е Джерардъ. Люди будутъ пить, ѣсть и смѣяться... на мой счетъ.

-- Нѣтъ, дорогой другъ, надъ вами не будутъ смѣяться. Вѣдь вы не пришелецъ, не иностранецъ, не чужой человѣкъ, а свой, все тотъ же добрый малый Джерардъ Гиллерсдонъ, плюсъ два милліона.

Гиллерсдонъ не нуждался особенно въ этихъ увѣреніяхъ. Хотя онъ и прикидывался порою мизантропомъ и разыгрывалъ изъ себя Тимона Аѳинскаго, но по существу былъ дѣйствительно добрый малый и общительный человѣкъ. Его полдники скоро стали извѣстны какъ нѣчто совершенное,-- совершенное и по выбору гостей, и по menu, такому же изысканному, какъ и само общество.

Успѣхъ полдниковъ побудилъ м-ра Гиллерсдона открыть серію воскресныхъ завтраковъ, на которые приглашались только свободомыслящіе люди, не считавшіе для себя обязательною утреннюю службу англиканской церкви,-- завтраки, одна мысль о которыхъ заставляла Лиліану содрогаться, когда она проходила мимо столовой, чтобы сѣсть въ экипажъ, долженствовавшій отвезти ее въ спасательную гавань, гдѣ пѣлъ обученный самимъ Джэкомъ Кумберлэндомъ хоръ рабочихъ, а Джэкъ читалъ проповѣдь.

Въ то время какъ Лиліана ѣхала по Пиккадилли при колокольномъ звонѣ въ различныхъ церквахъ и мимо толпы народа, идущей въ церковь, гости м-ра Гиллерсдона одинъ за другимъ сходились къ завтраку, единственнымъ недостаткомъ котораго, по мнѣнію Роджера Лароза, было то, что послѣ него полдникъ становился невозможнымъ.

Въ числѣ гостей находился однажды нѣкто м-ръ Рубинъ Гамбайръ, молодой романистъ, находившій наслажденіе въ томъ, чтобы шокировать ходячія мнѣнія насчетъ литературы. Книги его были, разумѣется, популярны, какъ бываетъ популяренъ нервный всадникъ на упрямой лошади, и люди больше удивлялись тону, что онъ способенъ сдѣлать, нежели тому, что онъ сдѣлалъ. Ои былъ живой и эксцентрическій человѣкъ и любимецъ Гиллерсдона и его кружка.

-- Я привезъ съ собой моего хорошаго пріятеля, который говоритъ, что достаточно знакомъ съ вами, чтобы пріѣхать безъ приглашенія,-- сказалъ Гамбайръ, входя въ зимній садъ безъ доклада изъ сосѣдней гостиной, куда его ввелъ со всѣми обидными церемоніями лакей.

Тихій вкрадчивый смѣхъ послышался по ту сторону поіуприподнятой портьеры,-- смѣхъ, который Джерардъ тотчасъ же узналъ.

-- Вашъ пріятель -- м-ръ Джерминъ?-- быстро замѣтилъ онъ.

-- Да; какъ вы угадали?

-- Я услышалъ его смѣхъ; никто другой на землѣ такъ не смѣется.

-- Но вы думаете, что въ подземномъ мірѣ есть существа, которыя такъ смѣются,-- многозначительно проговорилъ Гамбайръ, указывая пальцемъ въ полъ:-- странный смѣхъ, не правда ли? но очень веселый -- точно онъ смѣется надъ человѣчествомъ и знаетъ всѣ пружины, управляющія этимъ міромъ, и то, когда они лопнутъ.

Голова Джермина показалась подъ портьерой изъ старинной парчи, матеріаломъ для которой послужило церковное облаченіе -- богатая добыча ограбленной средневѣковой ризницы. Курьезно выдѣлялось лицо Джермина на пурпуровомъ съ золотомъ фонѣ, съ его рѣзкими чертами, яркими красками, высокимъ узкимъ лбомъ странной формы, сжатымъ въ вискахъ, острымъ носомъ, свѣтлыми сѣрыми глазами и улыбающимся ртомъ, обнаруживавшимъ правильные бѣлые зубы.

Онъ простоялъ съ секунду или двѣ, придерживая портьеру рукой, и затѣмъ со смѣхомъ вошелъ въ садъ и пожалъ руку хозяину.

-- Удивлены моихъ появленіемъ, Гиллерсдонъ?

-- Нѣтъ, я былъ удивленъ тѣмъ, что не вижу васъ. А теперь отвѣчайте мнѣ на одинъ вопросъ. Гдѣ находятся, чортъ возьми, тѣ комнаты, гдѣ вы угощали меня ужиномъ послѣ праздника лэди Фридолинъ?

-- Какъ? вы меня тамъ разыскивали?

-- Разыскивалъ! Да, какъ иголку. Я увѣренъ, что ни одинъ сыщикъ въ Лондонѣ не нашелъ бы вашей квартиры.

-- Да, еслибы не зналъ дороги. Я никому не сообщаю своего адреса, но отъ времени до времени привожу къ себѣ ужинать кого-нибудь изъ пріятелей. Но люди такъ заняты сами собой, что обыкновенно не обращаютъ вниманія на дорогу, по которой идутъ.

Другой гость вошелъ въ зимній садъ, а Гиллерсдонъ отправился въ гостиную встрѣчать остальное общество, которое было теперь въ полномъ сборѣ.

Появленіе Джермина всѣхъ заинтересовало. Многихъ интриговало искусство оракула, хотя они и притворялись, что небрежно относятся къ нему. Онъ многимъ изъ нихъ очень вѣрно предсказывалъ перемѣны и событія въ жизни или угадалъ прошлое. Какая сила помогала ему въ этомъ? Онъ называлъ ее проницательностью; но это слово, неопредѣленное, хотя и понятное, не объясняло дара, до сихъ поръ бывшаго удѣломъ фокусниковъ и шарлатановъ, и въ которомъ никогда еще не упражнялся безвозмездно человѣкъ, принятый въ обществѣ. Какъ ни были велики или малы средства м-ра Джермина, но онъ не заработывалъ денегъ посредствомъ своего таинственнаго дара.

Онъ собрался уходить, вмѣстѣ со всѣми другими гостями, въ часъ пополудни, но хозяинъ задержалъ его.

-- Мнѣ хочется побесѣдовать съ вами,-- сказалъ Джерардъ:-- мы не видѣлись послѣ того, какъ въ моей судьбѣ произошла такая перемѣна.

-- Вѣрно,-- отвѣчалъ Джерминъ небрежно:-- но вѣдь я предсказалъ эту перемѣну, не правда ли?

-- Вы намекали на возможность перемѣны... и напомнили мнѣ про сцену, происходившую на желѣзной дорогѣ въ Ниццѣ.

-- Счастливецъ! Половина молодыхъ людей въ Лондонѣ зеленѣютъ отъ зависти, когда говорятъ о вашемъ счастіи. Минутная опасность... и цѣлая жизнь, утопающая въ роскоши и безграничномъ богатствѣ.

-- Безграничнаго богатства не бываетъ, развѣ только въ Америкѣ,-- отвѣчалъ Джерардъ.-- Эту фразу можно употребить только говоря о человѣкѣ, владѣющемъ серебряными рудниками. Мой доходъ ограниченъ, и...

-- Ограниченъ!-- перебилъ его Джерминъ:-- въ самомъ дѣлѣ, очень ограниченный доходъ! Восемьдесятъ или девяносто тысячъ въ годъ, если не всѣ сто? Мнѣ кажется, я бы на вашемъ мѣстѣ сталъ экономничать, а не то, чего добраго, попадешь въ рабочій домъ. Владѣя двумя милліонами, теряешь понятіе о размѣрахъ.

-- Денегъ, конечно, довольно на то, чтобы прожить съ толкомъ. Какъ вамъ нравится мой домъ?

-- Я нахожу его совершенствомъ. Вы съумѣли быть оригинальнымъ. Это главное.

-- Пойдемте, я вамъ покажу мою берлогу,-- сказалъ Джерардъ.

Онъ провелъ его въ нижній этажъ, отворилъ дверь и ввелъ Джермина въ покой съ аркой, которая вела въ друіую комнату. Обѣ представляли точную копію тѣхъ покоевъ, въ которыхъ Джерарду привидѣлась Эстеръ Давенпортъ. Цвѣта, форма, матеріалъ -- все было тщательно воспроизведено, такъ какъ воспоминаніе объ этой ночи и ея обстановки сохранилось живѣе, чѣмъ что-либо изъ прошедшей жизни въ умѣ Джерарда.

Тѣ же драпировки изъ темнаго бархата, зеленыя на свѣтѣ и черныя въ тѣни; тотъ же восточный коверъ, богатыхъ, но темныхъ оттѣнковъ; тѣ же или почти тѣ же итальянскія картины: Іуда Тиціана, лѣсная нимфа Гвидо; та же изящная рѣзная конторка и старинные дубовые шкафы.

-- Мои комнаты! Вотъ это удивительно!-- вскричалъ Джерминъ.-- Какой же вы зоркій наблюдатель повседневной жизни! У васъ все, все есть... кромѣ меня.

-- Чернаго мраморнаго бюста? Да, его недостаетъ, но я намѣренъ и его пріобрѣсти.

-- Ну что-жъ, любезный Гиллерсдонъ, подражаніе -- это самая искренняя лесть, и я чувствую себя безконечно польщеннымъ.

-- Прихоть... фантазія, занявшая меня на минуту... и больше ничего. Тѣ полуночные часы, которые я провелъ въ вашихъ комнатахъ, были поворотнымъ пунктомъ въ моей жизни. Я рѣшилъ застрѣлиться въ ту же ночь. Пистолетъ лежалъ заряженный въ футлярѣ. Я все обдумалъ и твердо рѣшился. Богу извѣстно, какъ это вы угадали мою тайну.

-- Дорогой другъ, вашъ умъ погрязъ въ мысли о самоубійствѣ, и мысль о немъ была такъ ясно написана на вашемъ лицѣ, что всякій зоркій наблюдатель прочиталъ бы ее. Я увидѣлъ въ немъ отчаяніе, безнадежность и мракъ, которые могли означать одно только: самоистребленіе.

-- А пока я сидѣлъ въ оперѣ, прислушиваясь къ гибели Донъ-Жуана, вѣковѣчнаго типа мота и развратника, въ то время какъ я сидѣлъ въ вашей квартирѣ, письмо законовѣда лежало на моемъ столѣ, въ нѣсколькихъ дюймахъ разстоянія отъ пистолетнаго ящика... письмо, извѣщавшее о доставшихся мнѣ милліонахъ. Эта ночь была точно кошмаръ... и лишь много дней спустя могъ я стряхнуть ощущеніе кошмара и уразумѣть свое счастіе.

-- Счастіе въ видѣ отместки,-- сказалъ засмѣявшись Джерминъ.-- Вамъ повезло не въ одномъ только отношеніи... вы счастливы въ деньгахъ, счастливы и въ любви... и въ скоромъ освобожденіи любимой женщины.

-- Я не совсѣмъ васъ понимаю,-- холодно отвѣтилъ Джерардъ, сердясь на этотъ намекъ даже со стороны человѣка, который по профессіи долженъ былъ все знать.

-- Не сердитесь на меня за то, что я затрогиваю всѣмъ извѣстный секретъ. Ни для кого не тайна ваше поклоненіе одному блестящему свѣтилу и всѣ будутъ рады за васъ, когда достойный маклеръ отправится на покой. Жизнь для него, бѣдняги, теперь представляетъ мало удовольствія. Я видѣлъ съ мѣсяцъ тому назадъ, какъ его везли въ купальномъ креслѣ въ Санъ-Леонардѣ; онъ представлялъ изъ себя развалину человѣка, а теперь, говорятъ, его послали въ Фингли,-- это уже начало конца.

Джерардъ молча курилъ папиросу. Разговоръ очевидно былъ ему не по душѣ.

Начало конца? Да, можетъ быть, что и конецъ близокъ; а если такъ, то чего ему лучше желать, какъ не жениться на женщинѣ, которую онъ такъ страстно желалъ себѣ въ жены четыре года тому назадъ? умную, прелестную женщину, которой восхищался весь городъ, и которая сама была такъ богата, что не могла гоняться за его богатствомъ, выходя за него замужъ. Она была такъ же хороша, какъ и прежде; всѣ безпрестанно твердили ему, что м-съ Чампіонъ -- самая красивая женщина въ Лондонѣ.

-- Я хочу васъ спросить еще объ одномъ,-- продолжалъ Дкерардъ:-- что, я былъ совсѣмъ помѣшанный въ ту ночь или дѣйствительно видѣлъ дѣвушку за швейной машиной?

-- Вы совсѣмъ не были помѣшаны. Вашъ разговоръ былъ и разуменъ, и логиченъ. Очень возможно, что вамъ что-нибудь привидѣлось.

-- Благодаря какому-нибудь вашему фокусу, безъ сомнѣнія? Какъ вы этого достигли?

-- Еслибы я былъ дѣйствительно шарлатанъ, то неужели вы думаете, что я бы открылъ вамъ секреты моего ремесла? Но что, если я только пожелалъ, чтобы вамъ пригрезилось самое миловидное личико, какое вы только видѣли въ жизни? Не будетъ это для васъ служить достаточнымъ объясненіемъ?

-- Не знаю; лицо это я, безъ сомнѣнія, уже видѣлъ раньше, но не могъ сразу припомнить, чье оно, безъ посторонней помощи; а потому надо полагать, что оно совсѣмъ изгладилось изъ моего ума и врядъ-ли могло быть оживлено вами.

-- Вы не принимаете въ разсчетъ то внутреннее ego, которое скрывается подъ наслоеніями, создаваемыми внѣшней жизнью, ту скрытую природу человѣка, въ которой таятся грезы и думы цѣлыми годами и затѣмъ вдругъ всплываютъ на верхъ отъ толчка, произведеннаго родственнымъ умомъ,-- то таинственное существо, которое дремлетъ въ насъ съ момента возмужалости и просыпается лишь отъ призыва любви и которое заключается въ корнѣ той другой тайны, какую мы зовемъ любовью по первому взгляду,-- любовью страстной, всепоглощающей, могучей какъ смерть я рожденной въ одинъ мигъ.

-- Истинная любовь всегда рождается при первомъ взглядѣ,-- отвѣчалъ Джерардъ.

И тугъ вспомнилъ, какой избитой тропой прошла его любовь къ Эдитѣ Чампіонъ; какъ онъ встрѣчался съ нею на обѣдахъ, на партіяхъ въ теннисъ, въ крокетъ, и танцовалъ съ нею три вечера въ недѣлю, выслушивая похвалы ея красотѣ отъ мужчинъ и женщинъ. Нѣтъ, въ этой любви не было ничего романическаго и чудеснаго, никакого таинственнаго пламени, вспыхивающаго внезапно и охватывающаго всего человѣка. Онъ любилъ, какъ любятъ мужчины и женщины такъ называемаго хорошаго общества: разсудительно, безъ всякихъ безумныхъ порывовъ и съ соблюденіемъ всѣхъ условныхъ приличій.

Онъ много думалъ объ Эдитѣ Чампіонъ уже послѣ того, какъ ушелъ Джерминъ, и въ первый разъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ торжественно связалъ себя съ нею словомъ, тѣнь сомнѣнія мелькнула у него въ умѣ.